Доброй ночи, мистер Холмс! - Кэрол Дуглас 19 стр.


Первый клиент, а точнее клиентка, запомнился мне особенно хорошо. Однажды в кабинет мистера Нортона зашла пожилая дама, одетая в траур. На ней было длинное каракулевое пальто, такое же черное, как и остальной наряд, а в руке она держала странного вида зеленый мешок, напомнивший мне мой старый саквояж. Я сразу поняла, что она за человек. Передо мной стояла одна из тех полубезумных старух, свято верящих в привидения, бродящие по их родовым особнякам, и в заговор фениев , собирающихся со дня на день убить королеву Викторию.

Как правило, мы знали о визите чудаковатых клиентов подобного рода заранее. Юрисконсульты, находившиеся в курсе того, что мистер Нортон редко отказывается от исков, в которых фигурируют пожилые дамы, либо направляли нам соответствующие документы, либо являлись за советом лично.

– Вы не юрисконсульт! – воскликнула пожилая дама, вперив в меня взгляд из-за толстых очков.

– Совершенно верно. Точно так же, как и мистер Нортон. Он адвокат. Это большая разница.

– Батюшки! Неужели мне опять придется ходить-бродить по этому лабиринту из домов и переулков? У вас здесь все так и носятся. Нет, я так не могу. Может, мне просто кто-нибудь сможет объяснить, что делать?

Я улыбнулась, представив, как эта старушка переходит Флит-стрит, словно стаей ворон окруженная курсирующими между Темплом и Королевским судом адвокатами в черных мантиях и париках.

– Сударыня, – промолвила я, – насколько я понимаю, вам нужен не адвокат, который представлял бы вас в суде, а юрисконсульт. Только потом, в случае необходимости, он обратится за советом к адвокату.

– Что там, мисс Хаксли? – выглянул из-за перегородки мистер Нортон.

– Тут одна дама ищет юрисконсульта…

– Да я сама толком не знаю, кого ищу, а вот что мне надо, так это помощь, – заявила наша гостья и решительно опустилась в кресло, немедленно став похожей на курицу-наседку.

– Помощь? – Мистер Нортон подошел к старухе поближе и с удивлением посмотрел на мешок. – Вы не могли бы пояснить, какого рода помощь вам требуется?

При виде того, как мистер Нортон из-за своей доброты снова оказывается в ловушке, я не смогла сдержать тяжелого вздоха.

– Мисс Хаксли, вы не могли бы подать нам чая?

Я снова вздохнула, на этот раз громче. Своими стараниями я отучила мистера Нортона от обычных, скучных заурядных сортов "Липтона" и привила вкус к редким букетам "Твайнингса". Понятное дело, мне было крайне неприятно, что такой дорогой чай переводится на всяких бедняков.

Вскоре я поставила на стол две пышущие паром чашки и собралась было снова вернуться к работе, как вдруг мистер Нортон меня остановил:

– Мисс Хаксли, налейте, пожалуйста, еще одну чашку этого превосходного чая – для себя. И прихватите с собой пару листков писчей бумаги, мне бы хотелось попросить вас записать то, что собирается нам сказать миссис Маттерворт.

– Ну конечно, мне это не составит никакого труда, – ответила я, всем своим видом показывая обратное.

– Хватит болтать! – произнесла пожилая леди низким тихим голосом, так что ее услышала одна я.

– Мало того, что она сумасшедшая, так она еще и грубит, – посетовала себе под нос я. Налив себе чая и прихватив бумагу и карандаш, я вернулась к мистеру Нортону.

– Так вы вдова, мадам? – поинтересовался Годфри.

– Вдова? – возмутилась старуха – Я вам не владычица Виндзора. Никогда не была замужем. Ни разу, ни полраза.

– Ага, значит, мисс Маттерворт. Вы не могли бы изложить нам суть своего дела?

– По-моему, и так все понятно. Или у вас, молодой человек, глаз нет? Если уж я найму юрисконсульта, я хочу, чтобы у него было все в порядке со зрением и слухом. А у вас, похоже, и с тем и с другим проблемы.

– Ну так объясните мне очевидное, мисс Маттерворт, – промолвил Годфри. Бесконечное терпение адвоката приятно поразило меня. Я бы на его месте давно уже напомнила старухе о том, что он не является юрисконсультом и потому не обязан выслушивать ее жалобы, – помимо всего прочего, это стало бы нарушением профессионального этикета.

Пожилая дама показала на зеленый мешок, лежавший у ее ног:

– Вот. Вот что мне оставил единственный брат. Вы можете такое представить? Еще двух дней нет, как он умер, а его нотариус, – она с презрением буквально выплюнула это слово, – заявляет, что мне на старости лет полагается лишь это!

Мы с мистером Нортоном посмотрели на мешок так, словно внутри него притаилось осиное гнездо.

– Юрисконсульт! – хриплым каркающим голосом пробормотала старая карга. – Нотариус!

– Мистер Нортон не нотариус, – попыталась я вступиться за своего работодателя.

Мисс Маттерворт явно не видела никакой разницы, да она ее и не особенно интересовала.

– Дом пустят с молотка, – продолжила она. – Кавендиш умер, не оставив мне ни гроша. Мне придется спать на улице в компании… этого!

– Чего "этого"? – мягко, с деланым равнодушием поинтересовался мистер Нортон.

– Мерзкой, гадкой твари! – Пожилая дама содрогнулась так, что затряслись разноцветные бусинки на полях ее шляпки. Наклонившись, она развязала свой зеленый мешок и вынула оттуда клетку, держа ее на вытянутой руке, словно гигантский заварочный чайник.

– Хватит болтать! – раздался скрипучий голос. – Хватит болтать!

За грязными латунными прутьями клетки мы увидели красно-зеленого попугая, перебиравшего лапками на жердочке.

– Суровая у вас птица, – заметил Годфри.

– Казанова, – с нескрываемым отвращением представила нам попугая мисс Маттерворт. – Я не стала возражать, когда старый дурень его купил. Знали бы вы, сколько времени он с ним проводил. Учил его нырять в супницу. Да если б только это! Заставил его вызубрить все бранные слова, какие только можно услышать на улице, обучил его таким ругательствам, от которых даже у грузчиков в порту уши в трубочку сворачиваются. Кавендиш знал, что я на дух не переношу этого попугая. И что, вы думаете, он оставил мне в наследство? Лишь эту тварь, и больше ничего.

– За Типпекано и сокровища! За Типпекано и сокровища! – весело выкрикнул попугай. – Хватит болтать!

Тут я не смогла сдержать улыбки. На лице мистера Нортона проступило озадаченное выражение человека, который из самых искренних побуждений, словно король Лир, накликал на свою голову беду, способную лишить его разума. Теперь ему предстояло иметь дело не только с чудаковатой мисс Маттерворт, но и с ее невоздержанным на язык попугаем. Причем, как это ни печально, ни старуха, ни ее попугай не обладали "мягким, тихим и ласковым" голосом Корделии. Думаю, Шекспир, единожды услышав Казанову, охотно согласился бы со мной.

– А у вашего брата было хоть что-нибудь, что он мог бы завещать вам? – с надеждой спросил Годфри.

– Еще бы! Ежегодная рента, доставшаяся нам от отца. Б́ольшая часть, конечно, шла Кавендишу, но и мне тоже кое-что перепадало. А теперь все деньги куда-то испарились, и по закону мне полагается только эта пернатая мерзость.

Похоже, любимым словом в лексиконе мисс Маттерворт было именно "мерзость", поскольку попугай тут же наклонил яркую голову и затараторил:

– Мерзость, мерзость, фении идут, фении идут!

Мистер Нортон нахмурился, но его озабоченность вызвала отнюдь не болтовня птицы:

– Значит, у вашего брата имелось состояние, которое куда-то пропало.

– Ну да, о чем я вам и говорю. Его нотариусы утверждают, что им неизвестно, куда делись деньги, и что мне полагается только попугай. Где деньги моего брата?!

– Я не знаю, мисс Маттерворт. Возможно, нотариусы нарушают ваши права…

– Брекенберри, Феттиплейс и Мамбрей. Такое может выговорить только богохульный попугай.

Мы с мистером Нортоном сразу узнали название одной из крупных юридических фирм.

– Нет, дело тут не в нотариусах, – промолвил Годфри. – Знаете что… – Он выглядел одновременно собранным и задумчивым. – Надеюсь, вы не будете возражать, если я вам предложу оставить на время наследство покойного брата у меня. Кроме того, мне бы хотелось осмотреть дом, который вы рискуете потерять. Мы можем встретиться с вами завтра?

– Завтра так завтра. Что же касается этой мер… – Старуха уставилась на попугая, а попугай – на нее. Мисс Маттерворт долго подыскивала подходящее слово, которое не спровоцировало бы попугая на очередную бесконечную трескотню: – Что касается этого совершенно бесполезного создания, можете оставить его у себя хоть навсегда.

Попугай почистил перышки, переступил с ноги на ногу и пронзительно крикнул. Адвокат, решив воспользоваться паузой, поспешно набросил на клетку ткань.

– Вот визитная карточка моего покойного брата, мистер Нортон. На ней вы найдете адрес. Жду вас завтра в два. Мне бы хотелось вздремнуть перед чаем.

Проводив старуху, я вернулась в кабинет и обнаружила, что мистер Нортон задумчиво вертит в руках визитку.

– Взгляните, – протянул он ее мне. – Что вы на ней видите?

На визитке над адресом был изображен странный рисунок – нечто вроде дырявой тарелки, а рядом отрез материи и кучка монет.

– Блюдо с отверстием… – начала я.

– Слово "блюдо" по-английски звучит как "диш", дыра, то есть каверна, – "кейв", а предлог "в" произносится "ин". Каверна в блюде – "кейв-ин-диш", то бишь Кавендиш.

– Материя – "маттер", – задумчиво продолжила я. – Деньги рядом с тканью… Много ли стоит ткань? Слово "стоимость" звучит как "ворт".

– "Маттер"… "ворт"… Ну конечно, Маттерворт! – Мистер Нортон широко улыбнулся. – В свое время через мои руки прошло много завещаний, мисс Хаксли. Кавендиш явно мстит своей сестре. Кроме того, насколько я теперь могу судить, покойный обладал странным чувством юмора и любил игру слов. Теперь я знаю, как нам действовать.

– Нам? – озадаченно переспросила я.

– Мисс Хаксли, я знаю, у вас доброе сердце… У меня к вам одна просьба.

Именно таким льстивым тоном со мной заговаривала Ирен, когда собиралась попросить сделать нечто идущее в разрез с моими убеждениями или желаниями. Мистер Нортон озорно, по-мальчишески на меня посмотрел. С его возрастом и внешностью, Годфри был совершенно неотразим. Молодой адвокат поднял клетку с пола:

– Нам нужно тщательно изучить все то, что говорит эта птица. Я помогу отнести клетку с Казановой в вашу квартиру, если вы, конечно, согласитесь записывать все, что он скажет. А завтра утром, примерно в час дня, я зайду к вам и заберу его. Ну как? – Он улыбнулся мне, как Ланселот Элейне , однако мне, как и всякому, кто читал Теннисона, было прекрасно известно, чем для Элейны все кончилось.

– Взять к себе эту тварь? – произнесла я слабым голосом.

– Я буду вам крайне признателен. Вполне вероятно, это поможет нам восстановить справедливость…

Как и многие адвокаты, мистер Годфри Нортон не только знал, с чего начинать, но и тонко чувствовал, в какой момент лучше всего остановиться. Я оказалась перед выбором: либо отвернуться от богини правосудия с весами и мечом, либо оказаться в компании Казановы.

Пожав плечами, я направилась к своему рабочему месту, чтобы взять жакет. Мистер Нортон проследовал за мной с клеткой в руках. Казанова был подозрительно молчалив. Экипаж быстро довез нас до моей улицы. Соседи по дому, люди непритязательные, нисколько не возражали против того, что у меня поживет попугай. Мы с Годфри в молчании поднялись на третий этаж, лишь Казанова недовольно покрикивал, когда клетка раскачивалась особенно сильно.

– Вы все оставили как было, – удивился мистер Нортон, переступив порог моей квартиры.

Только теперь я с изумлением обратила внимание на то, сколько вещей Ирен по-прежнему окружает меня. Прежде я этого не замечала.

– Она практически ничего с собой не взяла, – пояснила я. – Несмотря на ее тягу к прекрасному, вещи материальные значат для нее мало.

– И что она сказала бы об этом? – поинтересовался Годфри и, подняв клетку, словно фокусник стянул с нее накидку.

– Понятия не имею. Поставьте крикуна на стол. Оттуда ему будет открываться вид из окна. Насколько я понимаю, нам не так уж и важно, что сказала бы Ирен по поводу нового квартиранта. Важно, что скажет птица. Вы хотите, чтобы я записывала все, что будет говорить попугай?

– Все.

– Тогда вам лучше откланяться, чтобы я могла приступить к делу. Я полагаю, нашему пернатому донжуану есть что сказать.

Когда мистер Нортон ушел, я сменила в клетке воду. Даже попугаям сложно говорить, когда в горле пересохло. После этого я взяла карандаш и бумагу, села и приступила к делу. По правде говоря, я сгорала от любопытства. Вспомнив занятия с детьми в мою бытность гувернанткой, я решила задобрить своего питомца.

– Попка хороший? – игриво прощебетала я.

– Хватит болтать! – визгливым голосом крикнул в ответ Казанова и вцепился клювом в один из прутьев клетки. Только теперь я поняла, почему жилище птицы в таком печальном состоянии.

"Хватит болтать", – прилежно вывела я карандашом. Надо ведь с чего-то начинать.

Глава пятнадцатая
Так говорил Казанова

Пока мы ехали в экипаже домой к мисс Маттерворт, Годфри Нортон тщательно изучил записи бредней попугая, которые я в шутку озаглавила "Размышлениями Казановы о скудности современного языка".

– Я так погляжу, вам пришлось выслушать от него выражения, не предназначенные для ушей леди.

– Мне повезло, мистер Нортон. В силу моего воспитания смысл самых грязных ругательств остался для меня скрытым, так что попугай надрывался напрасно.

– Насколько я понимаю, смысл ряда выражений ускользнул и от мисс Маттерворт.

– От нее-то тем более, – смело заявила я. – У меня хотя бы есть опыт…

– Общения с Ирен Адлер? – перебил меня Годфри.

– Я вообще-то собиралась сказать: опыт работы в конторе адвоката, где мне довелось познакомиться с изнанкой жизни.

– Понимаю и соглашаюсь. Правосудию, как правило, вечно приходится иметь дело с чем-нибудь гадким и недостойным.

– Недостойным? Вы прекрасно знаете, что с общепринятой точки зрения адвокату недостойно поступать, так как вы. Вы же сейчас занимаетесь не своим делом, по собственному почину вторгаетесь в чужую область! Вы действуете так, как хотите, как считаете нужным. Совсем как Ирен.

– Где хотенье, там и уменье. – Годфри жуликовато улыбнулся мне, но на этот раз его обаяние на меня не подействовало.

– Как вы собираетесь отыскать состояние покойного Кавендиша? – спросила я.

– Положусь на свое безупречное чутье. Я уже понял, что это был за человек.

Я уставилась на Годфри, не веря своим ушам. Сколько раз я говорила ему о том, что он заблуждается в своих суждениях об Ирен. Подумать только, безупречное чутье! Не слишком ли он самоуверен? Мистер Нортон улыбнулся, словно прочитал мои мысли:

– Будет вам, мисс Хаксли, Кавендиш все-таки был мужчиной, а уж поверьте, в мужчинах я разбираюсь лучше вашего. Покойный был озлобленным человеком и всю свою жизнь провел бобылем бок о бок с незамужней сестрой. Они были друг другу совершенно чужими – просто делили кров. Я полагаю, Кавендиш купил Казанову только с одной целью: чтобы досаждать своей сестре. Кстати сказать, у Казановы был целый гарем попугаев-самочек. По словам нотариусов, мисс Маттерворт выпустила их, когда брат слег.

– Понятное дело, он купил попугая назло сестре. Зачем же еще он ему понадобился?

– Ага, значит вы, как и мисс Маттерворт, считаете, что Казанова – само очарование? – ехидно улыбнулся адвокат.

– Мистер Нортон, я просидела полночи, вытягивая у попугая грязные ругательства, срывавшиеся с его губ, точнее клюва. Ни одна благовоспитанная женщина не выдержала бы и часа в его обществе.

– Не говоря уже о том, чтобы вслушиваться в его ругань?

– Ну конечно. Я же сидела с Казановой не из удовольствия, а потому что выполняла ваше поручение…

– Я понимаю, как вам было неприятно, и хочу выразить вам признательность за усердие. Скажите, пожалуйста, быть может, какие-нибудь слова и фразы повторялись чаще других?

– Да, и все они были ругательствами.

– Я так погляжу, вы подчеркнули те из них, что попугай повторял чаще всего. Ладно, давайте доберемся до особняка Маттерворта. Там уже будем соображать дальше.

Казанова что-то приглушенно крикнул в знак согласия из прикрытой тканью клетки. "Интересно, можно ли из попугая приготовить похлебку?" – раздраженно подумала я.

Сейчас в поведении Нортона и его манере держаться я увидела то же, что в подобные моменты прежде замечала у Ирен: нетерпение гончей, готовой вот-вот броситься за лисой, и своего рода опьянение, никак не связанное с потреблением горячительных напитков.

Надо признаться, я и сама сейчас испытывала схожие чувства. Подавшись к окну, я выглянула наружу и увидела в отдалении особняк мистера Маттерворта.

– Одинокий дом, от которого так и тянет бедой, – мрачным тоном промолвил мистер Нортон, словно выступал сейчас в суде.

– Ни дать ни взять, Грозовой Перевал , – промолвила я.

– Где Кавендиш угасал, – быстро среагировал Годфри, кинув на меня взгляд. – Не удивлюсь, если бы здесь зачах даже Казанова, ведь мисс Маттерворт приказала разогнать его гарем.

– Похоже, вы склонны всегда и во всем винить женщин.

– Не я. Кавендиш. Он так и написал в завещании: "Моей сестре Иезавель …"

– Иезавель?!

– Да, по сравнению с этим прозвищем кличка попугая кажется вполне невинной. Так вот: "Моей сестре Иезавель я оставляю самое дорогое, что у меня есть, – попугая Казанову, который скрасит ей одиночество, избавив от необходимости разговаривать с самой собой".

Экипаж проехал в широко распахнутые ворота из кованого железа и свернул на дорожку, ведущую к дому. Вздымающиеся к небу печные трубы теснились друг к другу, напоминая сбившихся в кучу уличных мальчишек. Печально закричал грач, сидевший на голом буке. Я не смогла сдержать дрожи.

– Дом вас пугает?

– Нет, мне просто зябко, – соврала я.

Экипаж остановился, и я вышла, с благодарностью опершись на руку подоспевшего мне на помощь кучера.

Экономка проводила нас в приемную, где уже поджидала мисс Маттерворт.

– Насколько я могу судить, ваш особняк построили во времена короля Якова ?

Назад Дальше