Вернувшись по лестнице в вестибюль, я решил подняться на следующий этаж, где была спальня с ванной в скромных черно-белых тонах. Гревил спал там. Во встроенных шкафах и ящиках лежала его одежда, в шкафчике в ванной - белье и прочее. Его арсенал был довольно скромен - несколько пар ботинок, несколько белых рубашек, висевших на плечиках, шесть костюмов и несколько шелковых галстуков. В ящиках были аккуратно сложены свитера, спортивные майки, белье и носки. "Наша мама, - с улыбкой подумал я, - могла бы им гордиться". Когда мы были маленькими, она упорно, но безуспешно пыталась привить нам любовь к чистоте, однако с возрастом мы, похоже, исправились.
Смотреть больше было почти нечего. В ящике стоявшей возле кровати тумбочки оказались таблетки от желудочных расстройств, карманный фонарик и книжка Джона Д. Макдональда в мягкой обложке. Ни диковинных безделушек, ни карт "острова сокровищ".
Со вздохом я побрел в единственную остававшуюся на этом этаже комнату. Она оказалась совершенно без мебели, стены оклеены обоями с блестящими серебристо-металлическими розами, которые в одном месте были наполовину содраны. На большее декоратора не хватило.
Наверх шла еще одна лестница, но я не стал подниматься. Судя по всему, там могли быть лишь нежилые комнаты, и я решил подняться туда как-нибудь в другой раз, когда лестницы не будут стоить мне таких усилий. Самое интересное в этом доме, похоже, могло оказаться лишь в маленькой задней комнате, куда я и вернулся.
Я немного посидел в кресле, где, без сомнения, больше всего любил сидеть Гревил - отсюда было удобно смотреть телевизор и открывался вид на сад. "На то, что человеком покинуто навсегда, нужно смотреть его глазами", - думал я. Его присутствие сильно ощущалось и в этой комнате, и во мне.
Возле кресла на старинном столике с полированным верхом стояли телефон и автоответчик. Горевшая в автоответчике красная лампочка свидетельствовала о том, что сюда кто-то звонил, и я нажал на "перемотку", с тем чтобы затем воспроизвести запись.
Женский голос начал без предисловий:
- Где ты, дорогой? Непременно позвони мне. Последовало несколько характерных щелчков между записями, потом опять тот же голос, на этот раз с очевидным волнением:
- Милый, пожалуйста, позвони, прошу тебя. Я очень беспокоюсь. Где же ты? Пожалуйста, позвони. Я люблю тебя.
Опять щелчки, но больше ничего не записано.
"Бедная леди", - подумал я. Ее ждали горе и слезы.
Поднявшись, я осмотрел комнату более детально и выдвинул два ящика стола, стоявшего возле окна. В них были две маленькие черные безделушки, предназначение которых мне показалось совершенно непонятным, и я недолго думая сунул их в карманы; лоток с ячейками, в которых лежали симпатичные медвежата, отшлифованные и вырезанные из розового, коричневого и угольно-черного камня. Положив лоток на стол возле хризантем, я стал рассматривать шкатулку, сделанную из зеленоватого камня, тоже шлифованного, и наглухо закрытую Гревилом в подтверждение соблюдения своих принципов. Предполагая, что ее можно будет открыть одним из имевшихся у меня ключей, я вновь вытащил всю связку и начал с самого маленького.
Повернувшись лицом к окну, я стоял спиной к комнате, балансируя на одной ноге и прислоняясь бедром к столу. Отпустив костыли, я полностью сосредоточился на своем занятии и непростительно забыл про всякую осторожность. Я понял, что был не один, только услышав позади себя чей-то приглушенный возглас. Я обернулся и увидел темноволосую женщину, входившую в дверь, ее взгляд был прикован к зеленой каменной шкатулке. Она сразу же бросилась ко мне, вытаскивая из кармана нечто черное, похожее на длинную толстую сигару.
Я хотел было что-то сказать, но она с силой взмахнула рукой, описав в воздухе дугу, и во время этого полета черная "сигара" выросла в длину более чем в два раза, превращаясь в толстый, гибкий, серебристый прут, который со страшной силой обрушился на мое левое плечо; такого удара было достаточно, чтобы свалить в первом раунде тяжеловеса.
Глава 6
Онемев, мои пальцы выпустили шкатулку. Я пошатнулся от сильного удара и, потеряв равновесие, стал падать, думая при этом только об одном - ни в коем случае нельзя опираться на ногу. Выронив связку ключей, я схватился правой рукой за спинку черного кожаного стула, чтобы устоять, но он, переворачиваясь под моим весом, упал и приземлился на меня, оказавшегося на ковре среди многочисленных ножек стульев, стола и костылей, в спину мне упиралась зеленая шкатулка.
Вне себя от ярости, пытаясь понять, что происходит, я наконец собрался с духом, чтобы со всей душой и искренностью сказать одно-единственное слово:
- Сука.
Бросив на меня злобный взгляд, она подошла к телефону и нажала три кнопки срочного вызова.
- Полиция, - сказала она и, как только ее соединили, продолжила:
- Полиция? Я хочу сообщить о краже со взломом. Я поймала грабителя.
- Я брат Гревила, - глухо возразил я, продолжая оставаться на полу.
В тот момент до нее это, похоже, не дошло. Я решил повторить уже более громко:
- Я брат Гревила.
- Что? - спросила она отсутствующим голосом.
- Господи, ты что, глухая? Я не грабитель. Я брат Гревила Фрэнклина.
Я осторожно попытался принять сидячее положение и обнаружил, что совсем обессилел.
Она положила трубку.
- Почему же ты не сказал сразу? - спросила она.
- А у меня благодаря тебе была такая возможность? И кто ты сама? Какого черта ты врываешься в дом моего брата и калечишь людей?
Она держала наготове свою страшную штуку, которой меня ударила, и смотрела на меня так, словно ждала, что теперь я в свою очередь наброшусь на нее, чего мне, по известным причинам, хотелось. За последние шесть дней я был избит лошадью, хулиганом и женщиной. В конце концов я умру от того, что по мне пройдет едва начавший ходить ребенок. Я потрогал пальцами правой руки лоб, потом поднес ладонь ко рту с мыслями о беспросветном мраке жизни вообще.
- Что с вами? - спросила она после некоторого молчания.
- Ровным счетом ничего, - убирая от лица руку, медленно произнес я.
- Я вас просто стукнула, - с осуждением в голосе сказала она.
- Может, мне вам тоже съездить этой штукой, чтобы вы почувствовали, каково это?
- Вы разозлились. - В ее голосе слышалось некоторое удивление.
- Вы не ошиблись.
С трудом поднявшись с пола, я поставил упавший стул и сел на него.
- Так кто же вы? - повторил я.
Но я уже знал, кто она - та женщина, которую я слушал по автоответчику. Я узнал ее голос. Граненое стекло. "Где ты, дорогой? Я люблю тебя".
- Вы звонили ему на работу? - спросил я. - Вы - миссис Уильяме?
Она, казалось, задрожала и внутренне сникла. Миновав меня, она подошла к окну и посмотрела в сад.
- Он правда умер? - спросила она.
- Да.
Ей было сорок, а может, и больше. Почти с меня ростом. Совсем не хрупкая и миниатюрная. Решительная и властная женщина, пребывающая в мучительных переживаниях.
На ней был плащ с кожаным поясом, несмотря на то что уже несколько недель не шел дождь, и строгие черные туфли. Ее густые темные волосы были гладко зачесаны назад, завиваясь над воротником, и искусная стрижка создавала скромный ухоженный вид. На ней не было видно никаких украшений, едва заметные остатки помады на губах и никакого запаха парфюмерии.
- Как? - наконец спросила она.
У меня было большое желание ничего ей не рассказывать, отомстить за неожиданное нападение, причинить ей боль, расквитаться. Но это не имело смысла, я знал, что в результате испытал бы больше стыда, чем удовлетворения, и, поборов в себе эти чувства, я коротко объяснил ей про строительные леса.
- Это случилось в пятницу днем, - завершил я рассказ, - он сразу потерял сознание и скончался рано утром в воскресенье.
Медленно повернув голову, она посмотрела мне в лицо.
- Вы - Дерек? - спросила она.
- Да.
- Я Кларисса Уильяме.
Никто из нас не сделал попытки протянуть друг другу руку. На мой взгляд, это было бы неуместно.
- Я пришла взять кое-какие свои вещи, - сказала она. - Я не ожидала никого здесь увидеть.
"Это типичное оправдание, - подумал я, - а если бы я и вправду оказался грабителем, она бы не дала унести мне всякие старинные вещицы".
- Какие вещи? - спросил я.
Немного помедлив, она наконец ответила:
- Несколько писем - вот и все.
Кларисса перевела взгляд на автоответчик, и ее лицо заметно напряглось.
- Я прослушал эти записи, - сказал я.
- Боже мой!
- Почему это вас так беспокоит? Похоже, у нее были на это свои причины, но она не собиралась мне о них рассказывать, по крайней мере в тот момент.
- Я хочу их стереть, - произнесла она. - Это было одной из причин моего прихода.
Она взглянула на меня, но у меня не было никаких оснований для возражений, и я ничего не ответил. Осторожно, словно каждый шаг требовал моего разрешения, она неловко подошла к автоответчику, перемотала пленку и нажала на "запись", сменяя безмолвием все, что там было записано. Затем, вновь перемотав пленку, она нажала на "воспроизведение", и уже не были слышны те отчаянные призывы.
- Кто-нибудь еще слушал?..
- Не думаю. Если только уборщица имела такую привычку. Похоже, она сегодня приходила.
- О Господи!
- Там же нет вашего имени.
"И что я ее успокаиваю?" - думал я. Я все еще ощущал слабость в руках и с содроганием вспоминал тот страшный удар.
- Хотите выпить? - неожиданно спросила она. - У меня был жуткий день.
Она подошла к подносу с бутылками и налила в большой стакан водки.
- Что вы будете?
- Воду, - ответил я, - двойную. Поджав губы, она со стуком поставила бутылку на стол.
- Соду или тоник? - холодно спросила она.
- Соду.
Она налила мне в стакан содовой и немного разбавила свою водку тоником. Лед был внизу, в холодильнике. Однако никто об этом не упомянул.
Я обратил внимание, что она оставила свое смертоносное оружие возле автоответчика, предполагая, что я, очевидно, уже не представлял для нее никакой угрозы. Словно избегая непосредственного контакта, она с официальным видом поставила мой стакан возле меня на стол между маленькими каменными мишками и хризантемами и сделала несколько больших глотков из своего. "Лучше, чем транквилизаторы", - подумал я. Алкоголь снимает стресс, лечит душевную боль. Самая лучшая в мире анестезия. Я бы и сам с удовольствием не отказался.
- Где ваши письма? - спросил я.
Она включила настольную лампу. Сгущавшиеся за окном в саду сумерки резко превратились в ночь, и я всей душой желал, чтобы она поторопилась, потому что сам хотел домой.
Кларисса посмотрела на книжный шкаф, занимавший почти всю стену.
- Я думаю, там. В какой-нибудь книжке.
- Тогда начинайте искать. А то это может занять всю ночь.
- Вам нет необходимости ждать.
- Думаю, придется, - сказал я.
- Вы что, мне не верите? - спросила она.
- Нет.
Она в упор посмотрела на меня.
- Почему?
Я не сказал, что из-за алмазов. Я никому не доверял. Я не знал, кого мог без опаски попросить найти их или кто мог их искать, чтобы украсть, если бы знал, что их можно найти.
- Я вас не знаю, - сказал я безразличным тоном.
- Но я... - Она замолчала, пожав плечами. - Кажется, я тоже вас не знаю. - Она подошла к книжным полкам. - Некоторые из этих книг пустые.
"Ах, Гревил", - подумал я. Как же я смогу найти, что он спрятал? Я предпочитал прямые дорожки. Его же мысли блуждали по лабиринту.
Кларисса стала вынимать книги с нижних полок и открывать обложки. Однако, как мне показалось, не методично одну за другой подряд, а в основном те, у которых были синие корешки. Через некоторое время она нашла одну пустую и, стоя на коленях, с нарочитым сарказмом открыла ее на полу, чтобы я мог убедиться в том, что она ничего не пыталась взять оттуда тайком.
Внутри книги оказалась синяя бархатная шкатулка с плотно закрытой крышкой, которая открывалась за петельку. Когда она открыла ее, обнаружилось, что синее бархатное нутро было совершенно пустым.
Пожав плечами, она закрыла книжку, сразу ставшую похожей на все остальные, и водворила ее на полку. Через несколько секунд нашлась еще одна аналогичная, но на сей раз отделанная красным бархатом. В ней лежал один конверт.
Не притрагиваясь к нему, она перевела взгляд на меня.
- Это не мои письма, - сказала она. - Не моя бумага.
- Гревил оставил завещание, согласно которому все его имущество переходит ко мне.
В отличие от меня она, похоже, не нашла в этом ничего необычного, хотя он наверняка поступил так для простоты и в спешке. И если бы у него было больше времени, он бы безусловно его изменил.
- Вы бы лучше посмотрели, что здесь, - спокойно сказала она и, вынув конверт, протянула его мне.
В конверте, который оказался незаклеенным, лежал один-единственный витиеватый ключик около четырех дюймов длиной с плоским резным ушком и маленькими, но замысловатыми зубчиками на тоненьком конце. Положив его на ладонь, я показал ключик ей и спросил, не знает ли она, от чего он.
Она покачала головой.
- Я его раньше не видела. - Затем, помолчав, добавила:
- У него было много тайн.
Я слушал, как она говорила это задумчивым голосом. Сейчас ей, видно, удалось взять себя в руки. Она казалась совершенно другой, до того как Аннет сообщила ей, что Гревил умер. На пленке в голосе явно слышалась паника. Аннет лишь подтвердила ее страшные опасения, благодаря чему нараставшее отчаяние сменилось, как я полагал, фальшивой невозмутимостью. Скрытный человек, много тайн... Гревил, по всей вероятности, был с ней не более откровенен, чем со мной.
Я положил ключ обратно в конверт и протянул его ей.
- Пусть лучше пока останется в книге, - сказал я, - пока я не найду, от какого он замка.
Положив ключ в книгу, она поставила ее на полку и вскоре нашла свои письма. Они не были перевязаны романтическими ленточками - просто перетянуты обыкновенной резинкой. Судя по виду, большинство из них хранились не очень бережно.
Кларисса посмотрела на меня, не поднимаясь с коленей.
- Я не хочу, чтобы вы их читали, - произнесла она. - Что бы он вам там ни оставлял, они мои, а не ваши.
Я удивился, почему ей с такой срочностью понадобилось уничтожить все свои следы в этом доме. Из любопытства я бы, конечно, с интересом прочел эти письма, если бы сам наткнулся на них, но сейчас вряд ли мог требовать от нее разрешения ознакомиться с любовными письмами... в том случае, если они действительно были любовными.
- Покажите мне лишь небольшой отрывок, - попросил я.
В ее глазах появилась горечь.
- Вы действительно мне не верите, да? Я бы хотела знать причину.
- В минувшие выходные кто-то вломился к Гревилу в офис, - сказал я, - и я не совсем понимаю, что они там искали.
- Ну уж не мои письма, - твердо заявила она.
- Покажите мне только одну страницу, - попросил я, - чтобы рассеять мои сомнения.
Я думал, что она все равно мне откажет, тем не менее после недолгих размышлений Кларисса сняла с них резинку и, бегло просмотрев, нарочито безразлично протянула мне одну страничку.
Там было написано:
"...и до следующего понедельника моя жизнь будет лишена всякого смысла. Что мне делать? После твоих прикосновений я всячески избегаю его. Это ужас. Я постоянно ссылаюсь на головную боль. Я очень люблю тебя.
К.".
Я молча вернул страничку, испытывая чувство неловкости за свою назойливость.
- Возьмите их, - сказал я.
Несколько раз моргнув, она вновь стянула письма резинкой и положила эту небольшую пачку в черную кожаную сумку, лежавшую возле нее на ковре.
Нащупав на полу костыли, я попытался подняться, сосредоточиваясь на ручке левого костыля и стараясь не опираться на него всем весом. Кларисса Уильяме с некоторой неловкостью наблюдала за тем, как я подошел к креслу Гревила.
- Послушайте, - сказала она. - Я не поняла. Я имею в виду, что, когда я вошла и увидела, как вы что-то воруете... то есть подумала, что воруете... Я и не заметила костылей.
Это было похоже на правду. Настоящие грабители не разгуливают на "деревяшках", а когда она ворвалась, я отложил свои подпорки в сторону. Она была слишком на взводе, чтобы задавать вопросы: охвачена горем, тревогой и страхом при виде незваного гостя. Правда, мне от всего этого не было легче и хотелось бы, чтобы она, черт возьми, все-таки спросила, прежде чем нападать на меня.
Интересно, как бы она объяснила свое присутствие здесь полиции, случись той приехать, когда она торопливо уничтожала следы своего пребывания в этом доме. Возможно, поняла бы свою ошибку и просто ушла, оставив лежать на полу обезвреженного грабителя.
Я подошел к телефонному столику и взял маленькое страшное оружие. Увесистая рукоятка в форме толстой черной сигары имела насечку для хорошего захвата и была чуть меньше дюйма в диаметре и около семи дюймов длиной. Ее продолжала короткая, толстая и тугая хромированная пружина, переходившая в такую же, но более тонкую, которая заканчивалась черным металлическим набалдашником. Общая длина достигала пятнадцати-шестнадцати дюймов, а удар по силе не уступал лошадиному.
- Что это такое? - поинтересовался я, взвешивая это оружие в руке.
- Это мне Гревил дал. Он говорил, что на улицах небезопасно, и хотел, чтобы я всегда держала эту штуку наготове. Он говорил, всем женщинам надо носить их из-за грабителей и насильников... как судья, он очень много слышал о нападениях на женщин. Он говорил, что от одного удара даже громила окажется беспомощным и у меня будет время убежать.
Мне не составило большого труда в это поверить. Я наклонил черный набалдашник и посмотрел на изгиб жесткой упругой пружины, которая тут же выпрямилась, стоило мне его отпустить. Поднявшись на ноги, Кларисса сказала:
- Простите. Я никогда не прибегала к ней раньше, тем более в гневе. Гревил показал мне, как... он только сказал мне, что надо размахнуться что есть силы, чтобы пружина ударила как можно больнее.
"Спасибо тебе большое, дорогой мой брат", - подумал я.
- А пружина убирается назад? - спросил я. Она кивнула.
- Нужно повернуть толстую пружину по часовой стрелке... она отпустит тонкую, и та уползет в футляр.
Я сделал, как она сказала, но тонкая пружина с набалдашником по-прежнему торчала.
- Нужно обо что-то ударить набалдашником, тогда она уберется.
Я ударил набалдашником о стену, и тонкая пружина послушно уползла в толстую, а виднеющийся набалдашник стал похож на кончик какой-то очередной безобидной безделушки.
- А как она работает? - поинтересовался я, но Кларисса не знала.
Я обнаружил, что противоположный конец рукоятки отвинчивается при небольшом усилии. Я стал его отвинчивать, пока оборотов через двадцать он не оказался у меня в руке, и я увидел, что вся нижняя часть рукоятки представляет собой мощный магнит.
"Как все просто", - подумал я. В обычном положении магнит держит тяжелые пружины в рукоятке. От сильного взмаха пружины выбрасывает, так как магнит их не удерживает и отпускает. При этом развивается страшная ударная сила.