- Юрка, ты? - услышал он голос своего приятеля Игоря Анохина.
- Я, Игорек. Привет.
- Ну как ты?
- Трудно сказать, осваиваюсь.
- Мы вечером у тебя будем. Примешь?
- Кто это - мы?
- Я и Женька Губанова. Помнишь ее?
- Как не помнить. Только почему вечером?
- Понимаешь, у меня сложности в конторе. С главным отношения натянулись. Надо на боевом посту побыть.
- Добро. Я жду вас.
Первого знакомого он встретил во дворе. Лучше бы он не попадался ему на дороге. Витька Старухин даже в школе слыл сволочью. Завистливой и мелкой.
Зато первый телефонный звонок компенсировал поганый осадок от беседы с бывшим одноклассником. Вот как странно случается в жизни. Знаком с человеком, работаешь с ним вместе, бываешь в общих компаниях и ничего про него не знаешь. Что раньше знал про Анохина Ельцов? Немного. Знал, что Игорь когда-то был отличным боксером, в семнадцать лет даже стал призером первенства Европы. Потом вдруг бросил бокс и институт и ушел в армию. Окончил курсы офицерского состава, получил младшего лейтенанта, но с армией расстался так же стремительно, как и с институтом. Поговаривали, что это связано с событиями в Новочеркасске, но Игорь никогда об этом не говорил. Он два года отработал опером в уголовном розыске, потом устроился в журнал "Человек и закон", поступил в заочный юридический институт. Случалось, что Игорь появлялся в тех домах и на дачах, где собиралась компания Ельцова. К нему относились с вежливым равнодушием, как человеку приятному, но чужому. Юра помнит, что им заинтересовалась Таня, девица весьма своенравная - ведь папа ее был послом в ООН. Но потом жена сказала Ельцову:
- Танька себя переборола, это не наш парень.
- Что значит "не наш"?
- Он с другого двора.
- Я тоже с другого двора.
- Тебе удалось перелезть через забор, а Анохину это не грозит.
- А может, он хочет остаться в своем дворе?
- Пусть там и ищет себе барышню.
Ельцов тогда видел, что Игорь совершенно не переживал разрыв отношений с посольской дочкой. А она почему-то чудовищно злилась, обзванивала знакомых и просила не приглашать Анохина.
А Игорь и не рвался в эти компании, он с большим удовольствием проводил вечера в ресторане ВТО среди людей веселых и простых. Или собирал друзей в своей маленькой двухкомнатной квартире в Столешниковом переулке. Его мама, жизнерадостная и гостеприимная актриса из Пушкинского театра, лепила необыкновенные пельмени, и народ собирался отличный. Как говорил Игорь, старомосковский.
Когда с Ельцовым случилась беда, Игорь писал ему письма, а однажды Юрия вызвали к начальнику колонии. В кабинете подполковника сидел Игорь Анохин. Он приехал по командировке тюремного журнала МВД "К новой жизни".
Конечно, это был поступок. Анохин не побоялся, что это могло не понравиться людям, командующим прессой. Он вообще мало чего боялся; уйдя из армии, работал два года обычным опером в Балашихе, там и начал писать свои криминальные истории.
Хорошо, что Анохин сегодня придет к нему.
…Вежливо постучав, вошел Ельцов-старший.
- Отдохнул немного?
- Еще не понял.
- Поспи, а я пока начну готовить торжественный ужин. Поспи. Я телефон заберу с собой.
* * *
Сергею Рудину не хотелось заниматься ни Ельцовым, ни жуликами и торгашами. Его перевели в службу Михеева совсем недавно из Второго главка. Отдел, в котором он служил, занимался контрразведывательным обеспечением операций в Африке. Рудин два года проработал в Мозамбике и о Ельцове кое-что знал. Поэтому ему не очень хотелось заниматься этой разработкой из-за подспудного корпоративного чувства. Но служба есть служба. Начальник отдела Баринов целый час обсуждал с ним предполагаемый разговор с агентом.
Для работы был выбран агент Лосев, хорошо знавший Ельцова. Когда-то они вместе работали, отношения у них были неплохие. Появление Лосева в доме у Ельцовых вряд ли вызовет удивление или насторожит их.
Задание было простым: прощупать настроение и попытаться наладить более дружеские отношения.
- Лосев - человек честолюбивый, готовый ради своей литературной карьеры на все, - сказал полковник Баринов. - Мы завербовали его именно на этом. Пообещали ему нашу литературную премию, подкинули кое-какие материалы. Позвонили, помогли выпустить в издательстве "Знание" книжонку о происках Моссада и ЦРУ. Перо у него хорошее, хлесткое, думаю, если наш план удастся, то скинем ему материал о взяточниках и жуликах. Ты об этом, Рудин, ему скажи обязательно. Я сам займусь легализацией Ельцова, когда все решим, пусть ЗК считает, что это Лосев самоотверженно и бескорыстно помог ему. Сегодня день прикидки. Пусть Лосев изучит ситуацию. И никакой инициативы с его стороны, каждый шаг только под твоим строгим контролем. Ты его книжонку прочел?
- Да.
- Ну как она тебе?
- Никак.
- Это ты мне сказал, а ему должен спеть замечательный хвалебный гимн.
С Лосевым Рудин встретился в номере гостиницы "Москва". Окна полулюкса выходили на Исторический музей. С высоты шестого этажа просматривался Кремль. Погода выдалась ясная. Изумительный день прелестной московской весны. В Александровском саду - кусочек его был виден из окна гостиной - выстрелили зеленые клейкие листочки деревьев; казалось, открой окно - и запах, тягучий, как мед, ворвется в прокуренный номер, в котором принимали агентуру еще с сорокового года.
Лосев появился ровно в назначенное время. Он был высок, поджар, но не от занятий бегом или другим спортом, а от рождения. На нем был коричневый финский костюм, хорошие ботинки "Саламандер", однотонный шерстяной галстук.
- Здравствуйте! - Лосев пожал протянутую руку. Пожатие его было коротким и крепким. Ладонь абсолютно сухая, значит, шел сюда привычно, не волнуясь.
- Садитесь, - улыбнулся Рудин, - кофе, коньяк?
- И того и другого, - так же спокойно ответил агент.
Рудин отметил, что держится он с достоинством и прекрасно ориентируется в обстановке. Лосев сел, закурил "Кент". Об этой слабости агента Рудин знал и приготовил ему в качестве подарка пару пачек.
Когда на журнальном столике появились рюмки, бутылка и чашка с кофе, Лосев, усмехнувшись, сказал:
- Сергей Григорьевич, вы меня знаете, а я вот вас - нет. Думаю, у вас есть удостоверение?
- Естественно.
- Вы не могли бы его показать?
- Ваше право. - Рудин достал из кармана пиджака красную книжечку с гербом и буквами "КГБ СССР".
Лосев взглянул на нее быстро, словно сфотографировал.
- Спасибо. В моем деле необходима осторожность.
Рудин внимательно посмотрел на него. Вьющиеся светлые волосы. Приятное лицо, но какое-то смазанное, с маленьким безвольным подбородком. Темные, колючие, смотрящие мимо собеседника глаза. Беспокойные руки, пальцы, бегающие по пуговицам пиджака, постукивающие по подлокотникам кресла, крутящие зажигалку.
- Ну, давайте, Борис Львович, выпьем за начало совместной работы. - Рудин поднял рюмку.
Лосев молча выплеснул коньяк в рот и даже не поморщился.
По тому, как он это сделал, майор понял, что агент любит, а главное, умеет выпить.
- Знаете, - Лосев усмехнулся криво, поставил рюмку на стол, - какая чехарда получается. Вы у меня уже третий сотрудник, с которым я работаю. Как-то не по-людски. Я сам согласился помогать вам.
Рудин усмехнулся внутренне, он-то знал, что Лосев был завербован после грязной истории с кражей женского платья в Варне. Он вынес его из магазина, принес в номер, даже в чемодан уложил. А вечером к нему пришел сотрудник контрразведки, работающий под крышей представителя "Интуриста", и принес оплаченный чек за украденную вещь.
Выбор у Бориса Львовича был невелик. Или подписать вербовочные документы, или вылететь с работы и из партии. Так он стал агентом и начал служить верой и правдой.
- Борис Львович, вы сотрудник весьма ценный, - обаятельно улыбнулся Рудин, - руководство комитета вас высоко ценит.
Рудин заметил, как сразу изменилось лицо агента.
- Так вот, - продолжал он, - у нас есть дело, которое можете поднять только вы.
- Какое? - Лосев поставил чашку с кофе на стол.
- Вы знаете Ельцова?
- Конечно.
- В каких вы отношениях?
- По-моему, в хороших.
- Ваше мнение о нем?
- Выскочка. Удачный брак и, конечно, карьера.
- Но он же хороший журналист.
- При такой поддержке каждый станет хорошим. У нас вообще время зятьев: Аджубей, принц-комсорг Чурбанов, тот же Ельцов, наконец.
- Надеюсь, вы никому, кроме меня, не высказывали свое мнение?
По выражению лица агента, по его интонациям Рудин понял, что Лосев давно и тяжело завидует Ельцову. Завидует даже сейчас, когда Юрий находится в жутком дерьме.
- Борис Львович, - Рудин встал, отошел к окну, - я хотел бы вас попросить поехать сегодня вечером к Ельцову…
- Как же так? - перебил его Лосев.
- А вот так, - жестко ответил Рудин, - поезжайте, и все.
- Без звонка?
- Именно. Знаете, телефон вещь ненадежная, всегда можно отговориться, сослаться на срочные дела, чтобы отменить встречу. А визит - вещь неотвратимая. Не выгонит же он вас, на самом деле.
- Думаю, что нет.
- Вот и славно. Купите хорошую выпивку, в Столешниковом в винном магазине португальский портвейн появился, да и французский коньяк там всегда есть. Придете, выпьете, посидите и постарайтесь выяснить его настроение, внутреннее состояние, приглядитесь внимательно к гостям.
- А вы думаете, будут гости?
- Точно знаю, что собираются. Но помните, все нужно проделать ювелирно. Не пережимайте. Вопросы задавайте, словно бы сочувствуете и готовы помочь. Если объект уйдет от ответа, сразу же переводите разговор на другую тему. Помните, что там будет его дядя Игорь Дмитриевич, а он не только классный сыщик, но был одним из лучших агентурщиков в стране. Понимаете, какую сложную задачу мы вам доверяем?
- Понимаю, - как-то неуверенно ответил Лосев, налил себе еще коньяку и выпил.
- Вижу, вы немного взволнованы, - как можно мягче сказал Рудин. - Да, задание непростое. Руководство долго подбирало кандидатуру. Вас посчитали самым достойным. Знаете, талантливый человек талантлив во всем. Я прочел вашу книгу "Лесное эхо" и по сей день нахожусь под впечатлением от ваших героев. Особенно интересен начальник стройки. Вот уж воистину вам удалось разговорить этого человека. Повесть документальная, а читается запоем, как модный роман.
Рудин отметил, как сразу же изменился агент. Лицо его обрело некую медальность, он откинулся в кресле и стал словно крупнее.
- Ну что ж, - веско ответил Лосев, - я всегда хотел получить интересное дело, в котором мог бы себя показать.
- Такое дело мы вам и доверяем. Кстати, можете невзначай похвастаться, что скоро за свою книгу получите премию ВЦСПС.
- Как? - Лосев встрепенулся.
- Очень просто, есть у нас определенные рычаги, и мы привели их в движение. - Рудин нацепил на лицо самую доброжелательную улыбку из своего арсенала.
- Даже не знаю, как вас благодарить, - развел руками Лосев.
- Делом, Борис Львович, делом. Ну а теперь пишите расписку и получите на расходы сто рублей.
Сумма была немалая, ровно половина зарплаты Лосева, и он понял, что дело действительно серьезное.
Получив деньги и попрощавшись с Рудиным, Лосев вышел из гостиницы и пошел на улицу Горького. Он шел в приподнятом настроении, думая о том, как придет в Дом журналистов с лауреатской медалью ВЦСПС на лацкане пиджака. Злорадно поглядывая на завистливых коллег и недоброжелателей.
Деньги на него свалились вовремя, портвейн он, конечно, купит, а с коньяком Ельцов перебьется. Неделю назад в мастерской одного фотохудожника он познакомился с классной манекенщицей из ГУМа, которая тоже выделила его среди многочисленных гостей.
А с деньгами было очень напряженно. Бывшая жена, прознав про книжку, потребовала свою долю, иначе грозила походом к главному редактору. Пришлось выскребать последнее, так как на гонорар он купил машину. Скандал Лосеву был не нужен. За последнее время отношения с редакционным начальством напряглись, и его не выдвинули на освободившуюся должность заведующего отделом. Пригласили варяга.
Когда-то, восемь лет назад, он был счастлив, став хоть маленьким, но начальником. И с работой справлялся хорошо, и писал неплохо, в партию вступил, а пересесть из общей комнаты в отдельный кабинет так и не удалось. Их отдел внутренней жизни, как самый большой в редакции, располагался в двух комнатах. С Лосевым сидели два сотрудника, которых он терпеть не мог, но свою неприязнь скрывал тщательно. Его стол у окна отличался тем, что на нем стояло два телефона. Городской и "черный ворон", прямая селекторная связь с главным редактором.
Когда его завербовали после ужасной истории в Варне, он подумал, что, наконец, наступил его час. Но новые друзья не торопились продвигать Бориса по службе. Через несколько лет первый его куратор, которого увольняли из органов за пьянку, встретился с ним в последний раз на конспиративной квартире. После того как они выпили литр коньяка, он сказал:
- Ты, Боря, парень неплохой и не жлоб, запомни: на контору не рассчитывай, ничем они тебе не помогут, если, конечно, не подвернется сложное дело. Помочь не помогут, зато насрать могут больше лошади.
Пьяный, пьяный, а тот разговор Лосев запомнил на всю жизнь. И понял, что с новыми друзьями надо вести хитрую игру.
Ему удалось выбить у них поездку во Вьетнам с делегацией журналистов. С поганой овцы хоть шерсти клок. А сегодня… Видимо, легла его карта. Ну что ж. Он поработает с Ельцовым. Слава богу, что по врожденной осторожности он не сказал о Юре ни одного дурного слова. Наоборот, встретив в Домжуре Игоря Анохина, долго говорил ему, как переживает за бывшего коллегу и всегда готов помочь Ельцову. Говорил это душевно и грустно, хотя в глубине души радовался падению этого выскочки, злорадствуя, что Ельцову больше никогда не удастся подняться.
Вот это "никогда" и примиряло его сегодня с возвращением Ельцова.
* * *
Ельцов, проснувшись, заглянул к дядьке и увидел накрытый стол. Что-что, а готовить Игорь Дмитриевич умел и любил. Чего только не было на этом пиршественном столе! И все дядя сделал собственными руками. Из кухни доносился умопомрачительный запах жарящейся в духовке бараньей ноги. И запах этот, и стол, уставленный тарелками и покрытый накрахмаленной камчатой скатертью, напомнили Юре далекое детство, Новый год, когда мама накрывала, а на кухне отец, дядя Игорь и папин дружок втихую "давили" бутылку водку.
И ему вдруг мучительно захотелось выпить.
- Дядя Игорь, давай, пока никого нет, по сотке вмажем.
- Давай, - охотно согласился дядька.
Они вышли на кухню, и Игорь Дмитриевич умело разлил водку по стаканам. Ровно по сто, хоть мензуркой проверяй.
- Давай, племянник, за возвращение твое.
- Нет, дядя, за возвращение мы пили. Давай за дело выпьем, из-за которого я два года зону топтал.
Ельцов-старший внимательно посмотрел на него.
- Не забыл, стало быть?
- Нет.
- Хочешь получить кое с кого?
- Хочу и получу.
- И правильно. Мы такое прощать не должны.
- Мы - это ты и я?
- А разве нас мало? Знаешь, как покойный мой друг Ваня Парфентьев говорил? Один человек - человек, два человека - люди.
- За это давай и выпьем, дядя.
Они выпили, и Юра стоял, прислушиваясь, как водка горячей волной смывала какую-то тяжесть в груди.
- Полегчало? - усмехнулся дядя.
- Немного есть.
- Только не увлекайся этим. Водка не всегда помогает.
- Ты же меня знаешь. Просто я сегодня хочу быть легким. Раскованным и веселым.
- Тогда давай еще по одной. - Дядя снова разлил.
Только они выпили, как позвонили в дверь.
- Ну, встречай, - засмеялся Ельцов-старший, - и помни: к тебе сегодня придут разные люди. Одни станут искренне радоваться, что ты вернулся, другие захотят свое любопытство удовлетворить, а третьи проагентурить придут, узнать, что ты собираешься предпринять. Поэтому будь осторожен. Очень осторожен. Дело-то твое не закончено. Оно только начинается.
Первыми пришли два старых друга, из той далекой поры, когда он увлекался боксом. Валя Семин и Леша Парамонов, два бывших чемпиона СССР и Европы.
Развела Ельцова жизнь с этими простыми и добрыми ребятами. А вот случилась беда, и пришли они к нему. Плечистые, немногословные, крепкорукие.
Обнял их Юра и повел к столу. Сели, налили по рюмке, закусок в тарелки набросали. И разговор начался сразу деловой.
- Ну, страдалец, - спросил Леша, - как с пропиской у тебя?
- Да вроде ништяк, - вспомнил словечко их молодости Ельцов.
- Когда тебя к канатам прижали, они случайно с тебя звание мастера не сняли? - вмешался Валька.
- Случайно нет.
- Вот и хорошо. Я, Юрок, теперь директор школы "Боевые перчатки". Слыхал о такой? - Леша налил себе еще шампанского.
- Смутно.
- А зря. - Леша выпил шипучки, закусил форшмаком. - Зря. Я тебе работу предложить хочу.
- Какую?
- Тренером, у юниоров. Не забыл еще, как на лапах работать? Что молчишь?
Вот она, удача-то. Вот она. Это не редакция или киностудия. Отсюда его выгнать посложнее будет.
- Деньги у нас, правда, небольшие, - продолжал Леша, - ставка - стольник, но за переработку почасово платим. Так что сотни полторы вполне сможешь иметь. Ну? Согласен?
Леша протянул ему руку.
- А то! - Юра крепко сжал ладонь старого товарища.
- Спасибо вам, ребята, - сказал Ельцов-старший, - огромное спасибо. Это именно то, что ему сейчас необходимо, через год надо судимость снимать.
- Мы ему такое ходатайство зарядим в суд, что не только судимость снимут, Героя Соцтруда дадут.
Пошла, покатилась беседа, вспоминалась прежняя веселая жизнь. Бои, победы, проигрыши, тренировки, сборы. Бокс, в отличие от других видов спорта, всегда был клановым. Человек, получивший даже самый низший, третий разряд, становился полноправным членом своеобразного клуба мужественных людей. Боксеры, уйдя с ринга, помогали друг другу независимо от того, были ли они соперниками или товарищами по команде.
А гости шли и шли, скоро пришлось подставить стол из кухни.
Приехали Игорь Анохин с Женькой, Слава Шатров с друзьями-киношниками, Борька Лапин, с которым они когда-то работали в одной газете.
Много разного народа набежало.
Шли не с пустыми руками. Борька Лапин приволок две бутылки португальского портвейна, Шатров с ребятами - целую коробку закусок и выпивки из ресторана Дома кино, Игорь притащил гору пельменей из кулинарии ресторана "Пекин". В общем, всего хватало.
Опьяневший не столько от спиртного, сколько от компании, привычных разговоров и песен, Юра вышел на балкон покурить.
- Устал? - к нему подошел Игорь Анохин.
- Нет. Не хочу, чтобы люди уходили. Отвык от них за два года, все наговориться не могу.
- Как с пропиской? - Игорь достал сигарету.
- Вопрос решен, но это между нами.
- О чем ты говоришь. А работа?
- На год пойду тренером в спортивную школу.
- А журналистика?
- Мою же фамилию не пустят на полосы.