- Ага, - кивнула ошеломленная Катя. - Слушай, Вер, как это у тебя получается? Ты не экстрасенс?
- Я экстрасекс, - сказала Верка и ржанула. - Работа у меня такая, подружка. Я их, козлов, насквозь вижу.
- Каких козлов?
- Да мужиков же... - рассеянно сказала Верка, изучая фотографию. - У, аспид. Да чего там, и баб тоже.
- А ты что же, и женщин... гм... обслуживаешь?
Верка оторвала взгляд от фотографии и неожиданно остро глянула на Катю.
- А ты нуждаешься? Ну, снимай халат, я сейчас, душ приму только...
- Ты что, Волгина, чокнулась? - испуганно отшатнулась Катя, подбирая под себя ноги. - Я что, похожа?
Она всмотрелась в Верку и плюнула.
- Ну и сучка ты, Верка. Напугала до полусмерти.
Верка опять добродушно ржанула.
- Как хочешь. Если что - звони, тебе по льготному тарифу.
- Ты что же, и деньги с меня возьмешь?
- Ну, должна же ты получить удовольствие по полной программе. Платить за удовольствия - тоже удовольствие. И потом, это смотря по тому, как ты себя поведешь. Может, не ты мне, а я тебе заплачу.
Катя фыркнула, но Верка, вопреки обыкновению, не рассмеялась собственной шутке, а продолжала со странной полуулыбкой смотреть на Катю поверх фотографии. Она шевельнулась, закидывая ногу на ногу, и пола плаща съехала на пол, обнажая эти великолепные и, судя по всему, очень дорогостоящие ноги на всю их немалую длину. Катя поспешно отвела глаза, почувствовав вдруг, как наливается приятной тяжестью низ живота, и очень некстати, с внезапным и необъяснимым смущением вспомнила, что под халатом на ней ничего нет.
- Ну-ну, - снисходительно сказала Верка, снова набрасывая на колени полу плаща и прикуривая, наконец, свою ненормально длинную и тонкую сигарету. - Ишь, зарделась... Пепельница у тебя где, королева?
Катя сходила на кухню и принесла пепельницу.
- Кофе будешь? - спросила она.
- Да ну его к черту, твой кофе. У тебя же, небось, опять растворимый и, как всегда, на исходе. Слушай, а выпить у тебя нету?
- Есть немного джина.
- Джина... - с сомнением повторила Верка, разглядывая кончик сигареты. - Джина. Нет, не хочу я твоего джина. Я ведь, знаешь, за рулем и уже, как говорится, вдетая.
- За каким это ты рулем? Ты что, машину купила?
- Купила, как же. Что я, больная - за свои деньги смерти себе искать? Это Славик мне на вечер дал. Катайся, говорит, а то на разборке всякое может случиться, попортят еще... - Она хохотнула. - Только лучше бы он на ней сам поехал, целее бы была. Я, пока до тебя доехала, фару разбила и этот, как его... радиатор помяла. Вот Славик обрадуется!
- Нет, Волгина, ты точно сумасшедшая, - сказала Катя. - У тебя права-то есть? - спросила она, осененная внезапной догадкой.
- Права? А, права! Нету. У меня деньги есть, Славик мне полтыщи оставил на всякий случай.
- Слушай, а запасную голову твой Славик тебе не оставил?
- А зачем? Мне эта-то ни к чему, а ты говоришь - запасная... Ладно, где там твой джин, хрен с ней, с этой машиной, все равно ремонтировать!
- А Славик твой что скажет?
- А что он скажет, кобелина толстомордая? Ему все равно бабки девать некуда, вот пускай чинит свой драндулет до потери сознания. Может, на меня меньше времени останется.
- Однако... А он кто?
- Славик? Славик - он и есть Славик. Деньги у него водятся, а больше мне знать не положено, да и не хочу я ничего про это знать. Бандит он самый обыкновенный, сволочь мордатая. Кстати, - оживилась она, - ты заметила, что у нас в России-матушке бандитов опять стали бандитами звать? А то понавыписывали из словарей каких-то рэкетиров, гангстеров каких-то, мафиози... Как будто для того, чтобы людей грабить, надо институт международных отношений заканчивать. А от этого хмыря, - она снова взяла в руку фотографию и помахала ей перед Катиным носом, - держись подальше. Рожа у него такая... не знаю, как сказать, но мой тебе совет: беги от него, куда глаза глядят, не то не мне, а тебе запасная голова понадобится.
- Это все не ко мне, - покачала головой Катя. - Я его сегодня первый раз в жизни видела.
- За что ж он тебя с первого раза так разрисовал? - заинтересованно подалась вперед Верка.
- А вот за эту фотографию, - ответила Катя.
- Ну-ка, ну-ка, расскажи, - потребовала Верка. - Это уже интересно.
- Ничего интересного тут, по-моему, нет, - сказала Катя и, вздохнув, поведала подруге о драматических событиях, имевших место в полдень.
- Я же говорила, что он козел, - констатировала Верка, выслушав ее. - Но тут есть еще что-то. Ты хоть понимаешь, что это может быть опасно?
Катя изложила ей свои соображения по поводу вероятности обнаружения незнакомого человека в многомиллионном городе.
- Дура ты, Скворцова, - авторитетно заявила Верка, - и дети твои будут дураки, если, конечно, ты их удосужишься родить... и если ты до этого доживешь, - добавила она, подумав. - Ты себе даже не представляешь, сколько существует способов найти человека.
- Так что же мне теперь - в петлю? Или, может быть, в милицию?
- Ага, в милицию. В ООН напиши, в ЮНЕСКО... Куда там еще? А! Президенту Клинтону можешь написать. Помнишь, одно время мода была президентам писать: руки, мол, прочь, оттуда и оттуда, собака ты поганая, империалистическая... Ну, и он, само собой, тоже в слезы: что же это я, срань такая, совсем совесть потерял, с пионерами не переписываюсь, а провожу агрессивную политику на Ближнем Востоке? Где твой джин-то? Зажала?
Катя убежала на кухню, испытывая странное облегчение, словно, попав в уверенные руки Верки Волгиной, ее судьба моментально сделалась безоблачной, а перспективы - радужными. Верка приняла из Катиных рук бутылку, потрясла ее, проверила скудное содержимое на просвет и презрительным жестом брякнула граненую посудину на стол.
- И это джин? - едва ли не оскорбленным тоном вопросила она.
- А что тебя не устраивает, скажи на милость? - немедленно ощетинилась Катя. - На дне рождения, небось, хлестала его, как воду, а теперь - здрасьте-пожалуйста - недовольна!
- Так это тот самый? То-то же я смотрю...
- Да что тебе не нравится, не пойму.
- Количество! - изрекла Верка. - Количество мне не нравится, товарищ Скворцова, подруга ты моя дорогая! Такими дозами не спиртное надо пить, а яд дремучей змеи в профилактических целях. Или стрихнин...
- Какой змеи? - спросила Катя, чувствуя, как ее распирает изнутри совершенно неприличный и, более того, неуместный хохот.
- Чего? - переспросила Верка, озабоченно озираясь по сторонам. - Ну и бардак тут у тебя, Катька, просто душа радуется. Ты не видала, куда я свою котомку бросила? А, вот она, родимая! Что ты там спросила?
- Я спросила, про какую змею ты только что говорила.
- Про какую еще змею? Не пудри мне мозги, Скворцова, неси рюмки.
Она порылась в своей объемистой кожаной сумке и с торжествующим видом извлекла оттуда плоскую бутылку, наполненную янтарной жидкостью.
- "Джим Бим", - торжественно объявила она. - Сейчас здесь будут две пьяные дуры.
- Гм, - сказала Катя. - Если ты думаешь, что после этого я позволю тебе вести машину...
- Во-первых, - сказала Верка, - после, как ты выразилась, "этого" ты будешь не в состоянии кому-то что-то не позволять. А во-вторых, я сама никуда не поеду. Я уже наездилась на этом катафалке, хватит с меня. Надеюсь, ты меня не прогонишь?
Она снова бросила на Катю какой-то непонятный взгляд, придавший странную двусмысленность ее словам и заставивший ту задуматься, а не прекратить ли ей все это прямо сейчас, пока дело не зашло далеко. Ее немного пугало то, что все эти взгляды и намеки, вне всякого сомнения, находили в ней отклик, и отклик этот рождался не в мозгу, привычно протестовавшем против подобных вещей, а, согласно Веркиному определению, приблизительно метром ниже, и ощущение это вовсе не было неприятным. "Ну и черт с ним, - подумала она. - В конце концов, голова в этом деле и вправду не участвует, так что ей лучше помолчать. И потом, может быть, я все это выдумала в силу своей природной испорченности, или все это окажется обычными волгинскими шуточками, на которые никогда не знаешь, как реагировать".
Она принесла из кухни рюмки и предложила приготовить какую-нибудь закуску, на что Верка только царственно махнула рукой.
- Заедать настоящий "Джим Бим" твоей яичницей - типичное совковое кощунство, - величественно изрекла она. - Виски пьют с содовой или, по крайней мере, с водой. И со льдом.
- Содовой и льда у меня нет, - призналась Катя, - зато специально для такого случая в кране полно воды. Тебе холодную или горячую?
- Смешивать такую роскошь с водой могут только вшивые империалисты, вскормленные на яичном порошке и кока-коле. И потом, в твоей воде хлорки больше, чем водорода и кислорода, вместе взятых. Мы будем пить виски неразбавленным и заедать его горьким шоколадом.
- Пористым?
- От пористого пучит живот.
- Это кто тебе сказал?
- Это очевидно, Скворцова. Там же сплошные пузырьки, а в них воздух. Шоколадные воздушные шарики, ясно? Нажрешься этих шариков, а потом весь день в животе музыка. И чему тебя в школе учили?
Пока Катя хохотала, катаясь по тахте, Верка деловито добыла из сумки и развернула плитку шоколада, хрустя фольгой.
- Английский? - спросила Катя с тахты.
- Ты, Скворцова, безнадежно испорченный рекламой человек, - ответила Верка. - Проще надо быть. - Она показала Кате до боли знакомую обертку. - "Белочка". Скажи мне, Скворцова, ты когда-нибудь ела что-нибудь вкуснее "Белочки"?
Катя подумала и помотала головой.
- Нет, - честно призналась она. - Если говорить о шоколаде, конечно.
- Это свежая идея, - сказала Верка, умело свинчивая алюминиевый колпачок. - Социологический опрос на тему "Сравнительные вкусовые характеристики шоколада "Белочка" и киевских котлет".
- Это тема не для опроса, - сказала Катя, принимая полную рюмку, - а для целой диссертации.
- Шалишь, Скворцова, для диссертации этого мало. Для диссертации надо сравнивать шоколад, как минимум, с малосольным огурцом.
- Верка, перестань, - взмолилась Катя, - я же сейчас все расплескаю!
- Я тебе расплескаю, - пригрозила Волгина, снова навинчивая на бутылку колпачок и ставя ее на пол подле кресла, чтобы была под рукой. - Ну, давай за благополучное разрешение всех наших проблем путем перекладывания их на сильные мужские плечи!
Она залпом опрокинула свою рюмку. Катя с легким содроганием проследила за этой процедурой и, заранее кривясь, выплеснула в рот содержимое своей рюмки.
- Хыхахх хеху пыыххть, - прохрипела Верка, трясущимися пальцами отламывая кусочек шоколада и глядя на Катю опасно выпученными глазами.
- Хэо? - прохрипела в ответ Катя. Собственное дыхание представлялось ей в виде нарисованных языков пламени, как у мультипликационного Змея Горыныча, только с сильным запахом сивухи в придачу.
- Я говорю... ой, мама... я говорю, никак не могу привыкнуть к этой дряни, - перевела Верка, энергично жуя шоколад.
- А, - кивнула Катя, тоже набивая рот шоколадом.
- Нет, - решительно сказала Верка, утирая навернувшуюся слезу, - так у нас дело не пойдет. Где там твоя яичница? Это же уму непостижимо, как такая дрянь может пользоваться такой популярностью!
- Ну и пила бы водку, - посоветовала Катя, с интересом прислушиваясь к своим ощущениям. По телу разливалось приятное тепло, мысли начинали путаться, и она вспомнила, что после завтрака ничего не ела.
- Ну да! - вскинулась Верка. - Что я, алкаш? Тоже скажешь - водку... Ее из нефти гонят.
- Ну так и не жалуйся. Пошли яичницу жарить. И сними ты свой балахон, что ты, как штандартенфюрер на задании?
- Сама ты Борман, - обиделась Верка. - Человек в гости пришел, лучшую тряпку нацепил, а его, вместо того, чтобы похвалить, отправляют яичницу жарить, да еще и обзываются. Полы помыть тебе не надо? Не сниму из принципа!
И она величаво поплыла на кухню в своем развевающемся кожаном плаще.
Час спустя в бутылке оставалось уже меньше половины ее янтарного содержимого. Раскрасневшаяся Верка, сидя в Катином продавленном кресле с перекинутыми через подлокотник ногами, снова разглядывала фотографию Катиного незнакомца, держа ее почему-то вверх ногами, и назидательно размахивала перед носом у слегка осоловевшей Кати розовым пальцем с длинным, любовно ухоженным, лаково сверкающим ногтем.
- И не надо мне глазки строить! - вещала она, хотя у Кати и в мыслях не было строить Верке Волгиной глазки. - Не надо всей этой инле... инте... зауми этой твоей не надо! Тоже мне, христианка-подвальница! Подставь, значит, другую щеку... Тебе одного фонаря, что ли, мало? Не-е-ет, Скворцова, мы этого твоего графа Монте-Кр... кр... кр-р-расавчика этого твоего рассчитаем и вычислим, и на чистую воду выведем, и рожу его холуйскую набьем!
- Тоже мне... ик!.. майор Пронин выискался, - позволила себе вежливо усомниться Катя, сильно качнувшись вперед.
- А что тебе не нравится? Тебе его что, ж-ж-жалко, что ли, да? Ну скажи, жалко тебе его?
- Да как ты его найдешь-то? - чересчур сильно размахивая руками, увещевала ее Катя. - Ты знаешь, сколько в городе мужиков?
- Славик! - назидательно произнесла Верка, значительно уставив в потолок указательный палец.
Катя автоматически посмотрела вверх. На потолке Славика не было. Там висела одинокая голая лампочка на пыльном шнуре. Верка тоже посмотрела на лампочку и озадаченно уставилась на Катю.
- Ты чего, Скворцова?
- А? Ничего, - встрепенулась Катя. - Что - Славик?
- Славик его из-под земли достанет, - разъяснила Верка. - Во всяком случае, попытаться можно. Лучшая защита - это нападение, слыхала? И потом, сдается мне, что я эту гладкую рожу где-то уже наблюдала. Клиент, что ли? Нет, не помню. Но вспомню непременно, дай только срок. Тише, тише, детки, дайте только срок...
- Будет вам и белка, будет и свисток, - закончила за нее Катя, старательно мусоля сигарету, которая ни в какую не желала раскуриваться. - Ну, на что он тебе сдался, этот мужик?
- Во-первых, не мне, а тебе, - снова поднимая к потолку каплевидный полированный коготь, ответила Верка. - Как минимум, дашь ему в рыло. Сама не захочешь, так хоть посмотришь, как другие за тебя это сделают.
- А во-вторых?
- А во-вторых, брось эту сигарету и возьми другую. Ты же фильтр зажгла, тундра...
- Наливай, Волгина, - сказала Катя, бесшабашным жестом отбрасывая испорченную сигарету в угол. Все было просто и понятно: в целях самозащиты следовало найти странного незнакомца, испытывающего необъяснимую идиосинкразию к концептуальной фотографии, и убедить его в том, что концептуальная фотография - это хорошо, путем набития рыла... то есть, простите, лица. - Давай напьемся.
- А сейчас ты, надо полагать, трезвая, - хмыкнула Верка, не скрывая сомнения. - А, ладно, гулять так гулять!
Она, не глядя, сунула фотографию за спину, на захламленную полку, и потянулась за бутылкой.
Катя открыла глаза и сразу с ужасом поняла, что проспала, потому что в комнате было светло, и не просто светло, а солнечно. Конечно, график у нее свободный, но лучше бы все-таки не рисковать...
Тут она вспомнила, что больше не работает в "Инге", и испытала мгновенное облегчение, тут же, впрочем, сменившееся легкой тревогой. Что же вчера было-то, думала она, пытаясь припомнить детали своей безобразной пьянки со старинной школьной подругой Веркой Волгиной. Как ни странно, похмелья не было, если не считать сухости во рту и этой большой черной дыры в воспоминаниях. Кажется, мы договорились набить кому-то рыло...
Из прихожей доносился бодрый голос Верки, диктовавшей кому-то - по всей вероятности, таинственному Славику, уже успевшему вернуться с разборки, - Катин адрес. Катя повернула голову - рядом с ней на тахте лежала вторая подушка, перепачканная Веркиной помадой. Ну ясно, подумала Катя, не в кресле же она ночевала... Тем не менее, что-то подсказывало ей, что дело не только в этом. Приподняв одеяло, она обнаружила у себя на груди следы той же помады, которой была измазана подушка. Ага, и на животе тоже. Так...
Губы казались припухшими, а во всем теле чувствовалась странная легкость и в то же время какая-то наполненность. Кате было знакомо это ощущение. Ай-яй-яй, сказала она себе, и что теперь будет?
Верка в прихожей брякнула трубкой и заглянула в комнату.
Она была уже одета и подмалевана. В руке она держала свой роскошный кожаный плащ.
- Слушай, - без предисловия спросила она, - ты не помнишь, чего это мы вчера с моим плащом делали?
Катя села в постели, прикрывая грудь одеялом - ей почему-то не хотелось, чтобы Верка увидела у нее на груди свою помаду.
- С плащом? - переспросила она, пытаясь собраться с мыслями. - А что с твоим плащом?
Верка молча продемонстрировала ей полу, в которой не хватало изрядного куска, и искромсанный рукав. Катя некоторое время тупо созерцала это кошмарное зрелище и вдруг всплеснула руками.
- Ой, Волгина... Я, кажется, вспомнила.
- Ну?
- Мы из него... ой, Верка... мы же из него заплатки делали!
- Какие еще заплатки?
- Ну помнишь, я тебе рассказывала, как из машины сиганула? Джинсы я об асфальт в клочья порвала. А ты говоришь: ерунда, подруга, сейчас починим, и ножницами - р-раз!
- Р-раз, - упавшим голосом повторила Верка. - Вот те раз. Заплатки, говоришь?
Катя кивнула.
- На джинсы?
Катя снова мотнула головой.
- Джинсы-то хоть фирменные?
- Турецкие... Ой, Верка...
- Вот срань... Придется теперь из плаща безрукавку делать.
Она вдруг безо всякого перехода разразилась своим коронным ржанием.
- А жалко, что сейчас не зима! Были бы у тебя, Скворцова, песцовые заплатки!
Катя, не сдержавшись, тоже прыснула. Верка швырнула плащ в угол.
- Ну, ты чего валяешься? Сейчас Славик приедет, а ты разлеглась тут, как Днепровская плотина! Ты чего это, а? - спросила она, видя Катину нерешительность. - А-а, вон что... Ну, и каково это - во второй раз девственности лишиться?
- Честно говоря, не помню, - призналась Катя, благодарная Верке за ту легкость, с которой та затронула больную тему. Впрочем, Верка всегда и все делала легко - это был ее стиль.
- Честно говоря, я тоже, - сказала Верка. - Ты не в претензии, надеюсь? Срок за изнасилование мне мотать не придется?
- Не придется, - сказала Катя, вставая и набрасывая халат. - И потом, неизвестно еще, кого надо сажать.
- И кто кому должен платить, - подхватила Верка.
- Судя по постэффекту, с меня причитается кругленькая сумма.
- Считай, что погасила долг.
- Это чем же?
- А моим постэффектом. И все, Скворцова, кончай на этом, не то Славик застанет здесь интересную картинку!
Они допивали растворимый кофе, сидя на кухне, когда в дверь позвонили.
- Мой пожаловал, - без особенной неясности констатировала Верка и пошла открывать.
Из прихожей донесся звук открываемой двери, и на вошедшего обрушился целый водопад всевозможных "пупсиков", "лапсиков", "толстячков" и еще бог знает чего. Сквозь это воркование прорвался сытый глубокий баритон:
- Верунчик, ласточка моя, что ты сделала с машиной?
- С этим драндулетом? Выбрось его на свалку!
- Ну, малыш, я пока не такой крутой, чтобы бросаться "крайслерами"!