Глава 8. Незначительное происшествие, не попавшее в сводки
Странник
Он выбрался из подвала. Блаженно потянулся. Рассвет уже позолотил крону липы. Птицы расчирикались так, словно обсуждали новый проект птичьей конституции. Облезлый кот подвальной наружности забрался на перила и внимательно следил за прениями пернатых депутатов, скачущих с ветки на ветку. С надеждой посмотрел на Максимова.
- Извини, брат, рогатку не взял.
Кот прищурил янтарные глаза, оценив шутку. Проводил взглядом человека в черном и вновь задрал морду.
В сотне метров от дома Карины Максимов остановился, пораженный открывшимся видом.
Чистый свет струился с неба, заливая проснувшийся город. Солнце зажгло реку, невидимую отсюда, но яркие блики на стеклах домов вдоль набережной горели так, что слепило глаза.
Покатый холм спускался к продолговатому пруду. Солнечные лучи еще не осветили его поверхность. И пруд казался полированным холодным изумрудом. А трава вокруг горела миллиардами алмазных брызг.
Представил, как таким же утром отряд рыцарей-крестоносцев взлетел на этот холм. Кони роняли пену с горячих губ в траву. Поскрипывали ремни под латами. Солнце дробилось на остриях копий. Мир, наверное, был таким же светлым и чистым. Впереди лежала граница - река Хрон. В тот год рыцари не рискнули пересечь ее и заложили новый замок на этом холме Понарт. У них уже была крепость Бальга, южнее.
Максимов попробовал слово на вкус - Бальга. Он научился и полюбил нанизывать созвучные слова, как разноцветные бусинки на ниточку. В образовавшемся цветном орнаменте иногда открывался великий смысл, затертый от частого и бездумного употребления слов.
"Бальга, Волга, Волхов, Балхаш - один корень. В звуке чувствуется что-то вращающееся. Валгалла - обитель героев. Бал-холл. Получается - круглый зал. Круглый стол короля Артура. Столько общего… Зачем же столько копий сломали и крови пролили?"
Он вспомнил, как называется этот пруд, изумрудной брошью лежащий у подножья холма. Шванентайх. По-русски - Лебединый.
"Белый лебедь Чайковского, царевна-лебедь и рыцарь-лебедь Лоэнгрин… Господи, что нам неймется? Что мы ищем различия, когда столько в нас общего?"
На боку под курткой запиликал телефон. Максимов быстро, как пистолет из кобуры, выхватил его из кожаного футлярчика.
На дисплее мигала пиктограмма с почтовым конвертом. Максимов нажал нужную кнопку. Под зеленым стеклом пробежали черные буковки, сложились в сообщение. "Свободный поиск", - прочел Максимов. Навигатор давал ему право самостоятельно найти и уничтожить цель.
- Спасибо за доверие, - усмехнулся Максимов.
Косой шрам на животе больно дрогнул, напомнив, чем кончается "свободный поиск".
Максимов в последний раз бросил взгляд на город под ясным рассветным небом. Отвернулся и пошел к дороге.
На автобусной остановке скучал пожилой приземистый мужчина с двухколесной сумкой-тележкой у ног. Тельняшка под сереньким пиджаком, спортивные штаны, пузырящиеся на коленях. Синяя бейсболка кустарного изготовления с трафаретной надписью "Кент". Курил мужик "Беломор", профессионально сдавив цилиндрик в гармошку.
Он, прищурившись от солнца, смотрел на идущего по бордюру Максимова.
Из редких кустов, Как медведь, выбрался молодой бычок в джинсовой куртке и адидасовских штанах. И, конечно, в шикарных кроссовках. В одной руке он держал банку пива, другой что-то поправлял в штанах. Покачиваясь, подошел к мужику в бейсболке, встал, закрыв солнце. Приложился к банке. Чмокнул и оглушительно рыгнул на всю округу.
- Ну что, ты докопался, парень? - услышал Максимов.
- Я с тобой, дед, за жизнь говорю. Так, как я ее понимаю. А ты молчи, м-ля…
Максимов решил не сворачивать, а идти прямо на них.
- Ты чо щеришься, дед? Чо ты зубы мне показываешь? Весело ему… А мне вот грустно.
- Шел бы ты домой, - подал голос дед, невидимый за широкой спиной.
- А я дома. И мне тошно. - Он приложился к банке. - Проорали страну патриоты хреновы.
- Мы-то ее отвоевали, паскудник. Без нас просрали, - с глухой обидой в голосе возразил дед.
"Зря он с пьяным спорит. Дал бы сразу в рожу", - подумал Максимов.
Он не дошел всего двух шагов, когда бычок качнулся вперед и свободной рукой вцепился в серый пиджак.
- Зря ты воевал, дед. Понял, зр-ря. Сдались бы сразу, нафиг… Мы бы вот такое пиво уже пятьдесят лет хлебали! Чо, я не прав?
Мужику удалось отпихнуть его. Бычок, пятясь, едва не наступил на ногу Максимову.
- О, блин. - Он махнул руками, ловя равновесие.
Пиво выплеснулось из банки, по дуге высыпав в воздух янтарные капли.
Бычок настороженным взглядом ощупал Максимова. Ничего опасного не углядел и расплылся в глупой улыбке.
- Слышь, мужик, я прав? - Он решил подключить незнакомца к спору.
Максимов сначала посмотрел на пожилого мужчину. Орденская планка в три ряда. Темно-красный прямоугольник ордена Красной Звезды. Боль в глазах.
Рука сама собой взлетела вверх, пальцы в полете сложились в жесткий птичий клюв и врезались под ключицу ухмыляющемуся бычку. Максимов боковым зрением увидел закатившиеся белки глаз, слюнявый рот, распахнутый в немом крике. На мокрые от пива губы удар вышиб комки белой слюны. Парень проваливался в глубокий нокаут.
Максимов не дал ему упасть. Мягким движением скользнул ближе, чуть присел, выбрасывая руки. Правая уткнулась в грудь парню, левая подхватила между ног. Толчок. И парень в вертикальном положении улетел в кусты.
Грохнулся об землю и затих. Следом Максимов пинком послал пустую банку "Баварии".
Мужчина пожевал "беломорину", острым глазом осмотрел Максимова. Одобрительно крякнул.
- Не убил? - для проформы поинтересовался он.
- Нет. Проспится - может, поумнеет. - Максимов стер с рукава пивные капельки.
- Жди! Его бы в Чечню, враз бы объяснили, как медали зарабатывают. А у бандюков в шестерках бегать - много смелости не надо. Сучонок! - Он вытащил папиросу, сплюнул, и снова воткнул "беломорину" в рот.
Максимов внимательнее рассмотрел орденские планки. Воевал мужик хорошо.
- За что Красную Звезду получил? - поинтересовался Максимов.
- За Кенигсберг. Максимов кивнул. У самого дома в коробке лежал такой же орден, полученный за Эфиопию, и он знал: даром звезда цвета запекшейся крови не достается.
- Ты извини, батя, что так вышло. - Он отвел взгляд.
- Да хрен с ним! Я бы его сам приложил. Только вот… - Мужчина показал скрюченную кисть левой руки. - А ты ловко его уделал. Секунда - и нет человека. Где так навострился?
- В школе баловался.
- Ну-ну. - Мужчина явно не поверил. - Как зовут-то?
Максимов помедлил и протянул руку.
- Максим.
- А меня - Михаил. Дядя Миша. Ладонь у него оказалась крепкой, с твердыми бугорками мозолей.
- Ты, как погляжу, приезжий. - Дядя Миша дождался кивка Максимова. - Будет время, заезжай в гости на уху. У яхт-клуба спроси меня, ребята дорогу покажут.
- Спасибо за приглашение.
Дядя Миша ему понравился. Несмотря на затрапезный вид, чувствовалось в нем настоящее, мужское. С таким приятно посидеть у костра и под водочку, не спеша поговорить обо всем на свете.
- Ты что так смотришь? - Максимов поймал острый взгляд дяди Миши.
- Да так. - Дядя Миша пожевал папиросу. - На одного знакомого ты уж больно похож.
Максимову часто говорили, что он на кого-то похож, такая уж досталась внешность, и он не удивился.
Он махнул проезжавшему мимо "Москвичу", первой машине, увиденной в столь ранний час. Частник с готовностью дал по тормозам, пройдя мимо них юзом пару метров.
- До встречи! - махнул на прощанье Максимов и побежал к машине.
- Бог даст, свидимся, - прошептал ему вслед дядя Миша.
Покатал в губах потухшую папиросу. Проводил взглядом машину, пока она не свернула за угол.
- Черт, как похож. Вылитый Испанец, - пробормотал постаревший старшина запаса Мишка Нелюдов.
Поправил покосившуюся орденскую планку, одернул пиджак. И стал терпеливо ждать первого автобуса.
Глава 9. Искусствовед в штатском
Странник
Гостиница уже ожила. В некоторых номерах на полную громкость врубили музыку. По коридору шаркали ногами. Переговаривались в полный голос.
Максимов лежал на кровати, широко разбросав руки. После интенсивной зарядки и контрастного душа в теле гуляла упругая, злая сила. Холодный ветерок щекотал влажную кожу. Он старался дышать ровно и глубоко, чтобы дать силе заполнить каждый уголок тела и затаиться там до поры.
"Придет время, повоюешь. А сейчас веди себя, как сапер на разминировании".
Картинка, очень яркая и четкая, сразу же появилась перед глазами.
Он стал осторожно перебирать проводки, сплетенные в сложный клубок. Чужие судьбы, прошлое и надежды, страхи и тайны. Поди узнай, какой проводок линии жизни ведет к детонатору. Глупо резать все подряд. Непростительно не тронуть нужный.
Максимов долго размышлял, мысленно ощупывая проводок Карины. Представил, что это хрупкая золотистая ниточка в грубой стальной оплетке. Куда он ведет, с кем контактирует в глубине клубка, никак решить не мог. Чутье подсказало, что резать проводок, навсегда выбросив из своей жизни странное существо в кожаных доспехах, еще рано. Стал перебирать другие, уже известные ему.
"Попробуем поработать через Элеонору, - решил он. - Дай бог, сразу не взорвусь. Но сначала закончим с Кариной".
Одним рывком вскочил с кровати. Надел светлый костюм. Прошел в соседнюю комнату.
На столе его дожидался ноутбук, призывно светился монитор.
Максимов набрал на клавиатуре команды и через Интернет вошел в сервер архивной службы рейхсвера. После войны Германия не прокляла своих солдат. Многие вернулись в строй и составили костяк возрожденной армии. За годы войны полагались дополнительные выплаты и льготы. И их выплачивали всем, независимо от того, на каком фронте, против кого сражался. С таким подходом Максимов впервые столкнулся в Прибалтике, когда ветеранам вермахта и народного ополчения от правительства ФРГ стали начислять и, главное, регулярно выплачивать пенсии. По четыреста долларов бывшему рядовому. Справившись с шоком, он здраво рассудил, что только так можно воспитать новое поколение солдат. Что-. бы твердо знали: в голодной старости не придется проклинать тот день на войне, когда смерть обошла их стороной.
Но сейчас он рассчитывал не на немецкую порядочность, а на знаменитую склонность к порядку. Все воевавшие были учтены в архивах рейхсвера.
Он напечатал: "Schutzstaffel. 1944–1945 № 57958".
Через несколько секунд, получив ответ, Максимов тихо присвистнул.
Если архивы не врут, сломанный кинжал в подвале Карины принадлежал унтерштурмфюреру СС Гансу Барковски, служившему в 1-м батальоне 4-го полка дивизии "Бранденбург" под командованием знаменитого фон Кенинга. С сорок четвертого года Барковски был прикомандирован к личному штабу рейхсфюрера. Числится пропавшим без вести в районе Кенигсберга.
- Не повезло тебе, Ганс, - обронил Максимов, суеверно скрестив пальцы.
В голосе не было злорадства, таких противников, как солдаты дивизии "Бранденбург", его научили уважать.
Он еще не знал, как распорядится этой информацией. Опыт подсказывал, что случайных пересечений судеб практически не бывает. И мертвые очень часто возни кают из небытия, чтобы испортить жизнь живым.
- Поживем - увидим, - решил Максимов. Дал команду запомнить информацию.
Чтобы переключиться на сегодняшний день, взял свежую газету.
Местную прессу поразила та же проказа, что и столичные СМИ. Рекламные объявления заляпали большую часть печатной площади. Между ними, очевидно чтобы газета не считалась рекламной, затесались столбики статей.
Золотые перья провинции живописали жизнь родного края с пафосом партийной печати, несколько подпорченным демократической безалаберностью стиля. Криминальная хроника, как теперь модно, подавалась в ерническом стиле. Максимов считал, что это подло и противоестественно, словно глумливо похихикивать на похоронах. Журналюги, как он заметил, с праведным гневом и пафосной слезой на глазу пишут, когда гибнет свои - брат по цеху или очередной мессия из демократической тусовки. А когда простого человека из электората беда настигнет, получается с усмешкой: мол, а чего вы от быдла-то хотели - живут, как скоты, и мрут бестолково.
За истекшие сутки, как сообщал ведущий криминальной колонки, в городе случились: одна авария на дороге, два изнасилования, захват заложника и сразу три убийства.
О последнем написали подробно:
"Голощекин с гостем остались спорить о смысле жизни, а Тищенко пошел за новой партией горячительного. Вернувшись, он увидел, что спор перешел в драку, и, поставив бутылки в угол, встал на сторону Голощекина. Потому что тот уже лежал на полу и пытался отбиться от душившего его гостя. Совместными усилиями Тищенко с Голощекиным утихомирили гостя и, чтобы не мешал, отнесли его в ванную. Пить вдвоем им показалось скучным, и они разбудили спавшую в соседней комнате хозяйку квартиры. В разгар второго акта пьянки хозяйка зачем-то вошла в ванную, где обнаружила незнакомого мужчину с многочисленными колотыми ранами. Объяснить появление трупа в ее квартире друзья не смогли, и хозяйке пришлось вызывать милицию".
Смерти Гусева отвели один абзац в самом конце колонки:
"Загадочная смерть на Верхнеозерной. Гражданин Николаев упал замертво у порога кафе "Причал", предварительно выстрелив в воздух из пистолета. Со слов свидетелей, насильственных признаков смерти на теле Николаева не обнаружено. Оперативно-следственная группа, отработав на месте происшествия, от комментариев воздержалась и уехала решать эту загадку".
А на внутренней полосе газеты крупными буквами шел заголовок: "Янтарный призрак старого замка". Чуть ниже: "Немцы снова ищут Янтарную комнату". Коллаж в центре страницы посвящался истории знаменитой комнаты. Фоном служили довольно мутные изображения панно в стиле рококо, четко выделялись обгоревшие руины Королевского замка и вразброс шли какие-то смазанные лица. Максимов с трудом узнал доктора Роде, гауляйтера Пруссии Эриха Коха, писателя Юлиана Семенова и Петра Первого. Гитлера не узнать было невозможно, но что он делал в этой компании, Максимов не понял.
На второй полосе размещалась фотография дружной компании благополучных и благопристойных немцев. Фотографировали их, очевидно, недавно на фоне кирхи предместья Понарт. Странно, но выстроились они в том же порядке, что и на снимке Навигатора.
"Луиза фон Шперн, Карл фон Штауффенберг, Филлип Реймс, Рудольф Брандт, Дитрих Бойзек. - Максимов провел пальцем по кладоискателям, сияющим фарфоровыми улыбками. - И что вам дома не сидится?"
Он попробовал определить, кто из немцев мог быть другом Эли Карагановой. Все с аристократической приставкой "фон" отпадали автоматически. Демократия, конечно, подпортила правила хорошего тона у прусской элиты, но не настолько, чтобы дружить с ничего из себя не представляющей журналисткой из России. Не Майя Плисецкая и не Галина Вишневская, в конце концов. А раскланяться пару раз на приемах - это "фонов" ни к чему не обязывает. Рудольф Брандт - научный сухарь, лет под семьдесят. С таким Эле делать нечего. Оставались двое - Реймс и Бойзек. Филлип Реймс, что отчетливо просматривалось даже на черно-белом фото, относился к "голубой" части творческой интеллигенции. Дитрих Бойзек, солидный мужчина лет пятидесяти, излучал уверенность в себе и в своем банковском счете. Он с равным успехом мог сойти за бизнесмена средней руки или зажиточного бюргера. Мог быть и разведчиком.
"Не Джеймс Бонд, конечно. Но на неприметного лоцмана вполне тянет", - решил Максимов.
Впереди акулы всегда плывет рыба лоцман. А в разведке перед опером-вербовщиком снуют невзрачные солидные дяди и легкие в общении тети, незаметно собирающие установочные и характеризующие данные на объекты предстоящей вербовки.
Максимов мысленно поставил рядом с Бойзеком миниатюрную Элю.
"Вполне. Не малолетка и не длинноногая шлюшка, не компрометирует дядю. Где-нибудь в консерватории или в ЦДХ смотрелись бы вполне солидно. Если Эля работает на ФСБ, то подвести ее могли именно к Бойзеку".
Он снял трубку, набрал номер Эли. От горничной по этажу он уже знал, что Эля ночевала в гостинице и пока к ней никто не приходил.
- Эля? Доброе утро: Максим, ваш вчерашний таксист.
Ему пришлось убрать трубку от уха, слышимость на внутренней линии была отличной, и поддельная интонация Эли неприятно резанула слух. Радость она сыграла неестественно, как актриса второго состава ТЮЗа.
- Не разбудил?.. Ах, уже встали… Если вы не против, приглашаю на завтрак… Нет, в кафе на вашем этаже я заглянул, там жутко убого. Может, спустимся в ресторан? Он наверняка уже открыт. Если не понравится, найдем что-нибудь приличное поблизости… Хорошо, через пять минут у лифта.
"Совсем как кошка, которую надо полчаса упрашивать подойти, хотя она давно решила влезть к тебе на колени", - подумал Максимов, положив трубку.
Щелкнул клавишей на ноутбуке. Компьютер зажужжал и выплюнул дискету
Он захлопнул крышку, сунул дискету в карман. Положил ноутбук в сумку, застегнул змейку
Прошелся по номеру, на всякий случай оставляя контрольки в тех местах, куда обязательно заглядывают при негласном обыске. Особенно не торопился, зная, что ровно через пять минут Эли Карагановой все равно у лифта не будет.
Она появилась, опоздав на пятнадцать минут. Сегодня на ней были светлые брючки и легкая белая кофточка. Лицо после сна посвежело. Белые волосы, недавно высушенные феном, двумя полумесяцами обрамляли лицо, челка прикрывала брови, отчего в неярком свете Максимову показалось, что Эля надела белую шапочку.
- Вы прекрасно выглядите, Эля. Белый цвет вам к лицу, - как можно искреннее отпустил комплимент Максимов.
Эля многозначительно посмотрела на него, словно по системе сжатия сигнала передала все, что она думает о скомканной программе вчерашнего вечера.
"Мужлан и недоумок, оставил даму одну в незнакомом городе, в клоповном номере, с жуткими соседями, а сам неизвестно где и с кем блудил так, что утром аж светится", - расшифровал Максимов.
- Доброе утро, Максим. - Она оценивающе с головы до ног осмотрела Максимова. Обратила внимание на его плоскую сумку. - Уже уезжаете?
- Нет, это ноутбук. - Максимов поправил ремень на плече.
- О! - удивилась Эля. - Не боитесь, что украдут?
- Да и черт с ним. Информацию жалко, а железо - оно и есть железо. Между прочим, в Интернете нашел многое по Янтарной комнате.
Максимов нажал кнопку, вызвав лифт.
- Кстати, про ваших друзей уже написали. - Он протянул Эле газету.