– У Лебедевой были богатые внешние данные. Она могла бы сделать отличную карьеру, но… Предпочла легкий путь. Многие девочки на него сбиваются, и все потом жалеют, – заявила тетка. – Что поделаешь? Деньги имеют власть.
И добавила:
– А почему вы ими интересуетесь?
Турецкий уклонился от прямого ответа.
"Кафе на Ордынке" уже распахнуло свои двери для любителей ночной жизни. Судя по интерьеру (кирпичные стены и полный минимализм остального) и музыке (в стиле "эмбиент"), клуб претендовал на элитарность. Турецкий разглядел в зале пару знакомых физиономий – знакомых не в профессиональном, а в обывательском плане: физиономии часто мелькали на экране телевизора.
Перед повторным посещением "Кафе на Ордынке" Турецкий заехал домой, поужинал и переоделся. В баре он заказал стакан минеральной воды. Сел в уголке и обвел взглядом посетителей. Сконцентрировался на посетительницах. В одиночестве никто из них не пребывал. Турецкий решил, что девица, назначившая Лебедевой встречу "у Синеши", либо опаздывает, либо узнала о смерти подруги и вообще не приедет.
Излучая скромность и предупредительность, к Турецкому подошла официантка в белой маечке.
– Желаете что-нибудь заказать?
– Средний бокал светлого пива и пакет фисташек.
– Можете заказать два бокала и получить пакет орешков бесплатно, – улыбнулась официантка.
Турецкий постеснялся выглядеть жлобом и от предложения отказался.
Зазвенела трубка мобильного.
– Да?
Звонок был от судмедэксперта. Турецкому спешили сообщить результаты вскрытия Лебедевой. Алкоголь в крови обнаружен в минимальной дозе. С таким количеством промиле можно садиться за руль. Сердце здоровое, как и прочие внутренние органы. Никакими хроническими хворями покойная не страдала. Следов наркотических средств в крови не обнаружено.
– Характер повреждений?
Медэксперт пустился в долгие и подробные рассуждения: что где сломано, как расположены гематомы, разрывы и царапины, что раздроблено. Из этой анатомической информации следовало, что смерть наступила (скорее всего!) в результате падения. То есть фактически медэксперт подтвердил версию самоубийства.
– Письменный отчет вы получите завтра утром, – сообщил он.
Турецкий поблагодарил. Морального удовлетворения он не чувствовал. Фактически дело можно было закрывать, но ощущение, что топчешься совсем рядом с чем-то важным, а этого важного не видишь, – такое ощущение становилось только сильнее.
Он посмотрел в блокнот и набрал номер мобильного Туси.
К его удивлению ("что-то все слишком гладко сегодня складывается!"), Туся ответила. Он узнал голос с автоответчика.
– Да? – спросил голос.
– Смирнова Анастасия?
– Я, – удивленно протянула говорившая. – Кто там такой официальный? Эдик, ты, что ли, свинья такая?
– С вами говорит следователь по особо важным делам Турецкий.
– Да хоть Китайский. Вы что, меня разыгрываете?
Девушка засмеялась красивым серебристым смехом. И сразу же Турецкий услышал эхо этого серебряного смеха – оно звучало рядом, в этом же зале.
Словно уколотый, Турецкий резко обернулся и обшарил глазами зал. Несколько человек, как и он, болтали по мобильникам. Турецкий переводил взгляд от одной девушки к другой. И ни одной рыжей, разрази их гром!
– Это не розыгрыш. Я действительно следователь генеральной прокуратуры, – медленно сказал он.
– Вы что, познакомиться со мной решили? Кто вам дал мой номер? – посерьезнел голос.
Турецкий увидел-таки ту, что говорила! Поднялся и, не выключая телефон, направился к ней через весь зал.
– На вас синее блестящее платье и платок, завязанный по-цыгански.
– Поцелуй меня в зад, извращенец!
Девица добавила еще пару слов в том же духе и отключила телефон.
Турецкий сел напротив нее за столик.
– Это я с вами только что разговаривал.
Туся смерила его взглядом Медузы Горгоны.
– Отвали, – процедила она сквозь зубы. – Если не смоешься сию минуту, я вызову охранника, урод!
Турецкий показал ей свое удостоверение. Девица даже глазом не моргнула, окатила его ледяной злобой.
– Ну и что, что ты из Генпрокуратуры? Думаешь, я с тобой лягу? Разогнался.
– Вы ждете Полину Лебедеву?
– Не ваше дело, кого я жду.
Туся поднялась и взяла свою сумочку, намереваясь уйти. Турецкий поймал ее за запястье.
– Отпусти! – громко крикнула Туся.
Тут же с разных сторон к ним подвалили два здоровяка в черных кожаных пиджаках.
– Выйдем-ка вон в ту дверь, – предложил один, беря Турецкого под локоток и легким натренированным движением стараясь заломить ему руку за спину.
"Важняк" такого обращения стерпеть не мог. Последовал мужской обмен любезностями. Воспользовавшись поднявшейся суматохой, Туся помчалась к выходу.
Турецкому пришлось уложить мордой в пол одного охранника. Другой, проявив лояльность к гербовому удостоверению, сдался добровольно. Расталкивая любопытных клиентов, Турецкий бросился за Тусей. У двери стоял уже знакомый бритоголовый тип, с которым "важняк" беседовал днем.
– Серый "Сааб" на парковке! – крикнул он.
Турецкий сориентировался на местности. Успел вовремя – серебристая машина медленно выруливала со стоянки на Ордынку. Вспомнив молодость, Турецкий прыгнул на капот, ухватился руками за зеркала заднего обзора.
– Ты что, охренел? – со слезами в голосе крикнула девица и затормозила так резко, что Турецкий едва не угодил под передние колеса.
– Полина погибла, – сказал он.
– Что?!
– Выбросилась из окна сегодня ночью.
– Нет! Не может быть!!!
Пока Туся приходила в себя от шока, Турецкий отряхнул брюки и почистил пиджак от автомобильной пыли.
– Ой, ой, Поля! Полька! Дурища, что ж ты наделала! – рыдала Туся, обняв руль и уронив голову на руки. – Не может быть. Ой, плохо… Плохо-то все как! Господи-и-и!
Пока она рыдала, Турецкий дипломатично молчал. Облившись слезами, Туся вспомнила, что накрашена. Стала судорожно хлюпать носом и перерывать содержимое сумочки в поисках бумажных платочков. Турецкий закурил сам и прикурил сигарету для нее.
– Спасибо, – кивнула Туся. – Простите, что я вам нахамила.
– Ничего.
– Клеятся разные маньяки. Приходится быть грубой.
– Я понял. Я вас разыскиваю сегодня весь день.
– Да? Как вы вообще обо мне узнали?
– Прослушал автоответчик.
– А! – кивнула она и зябко повела тонкими плечами. – Господи, какая беда! Не могу понять. Зачем?!
– Вы были лучшими подругами?
– Наверное, да. Особенно в последнее время. Мы с Полей были знакомы давно, но особенной близости между нами не было. А в этом году случайно встретились здесь, в "Кафе на Ордынке". Знаете, как это бывает? Вспомнили старые времена, разговорились, обменялись телефонами, договорились увидеться…
– Вы вместе работали в модельном агентстве "Престиж"?
– Да, – вытирая нос, кивнула Туся. – Сто лет назад. Тогда мы были бедными, как церковные мыши. Одно время мы даже пополам снимали комнату в коммуналке в Филях. Гнусная дыра. В соседней комнате тетка держала петуха. Какими бедными мы тогда были, жутко вспомнить!
– Рассказывайте, – подбодрил ее Турецкий. – Все, что вы знаете о Поле, может оказаться очень важным.
– Разве? Зачем? Ей ведь уже не поможешь.
– Следствие еще не закончено, – ответил Турецкий стандартной фразой.
– Но что именно вы расследуете? Я не понимаю, если Поля покончила с собой… А! Вы, наверное, действуете по просьбе этого человека? – Туся указала пальцем куда-то вверх. – Он хочет знать все подробности?
– Вы знаете о его существовании? – в свою очередь спросил Турецкий.
– Нет, в принципе я о нем не знаю. Но догадываюсь. Поля о нем рассказывала. Без подробностей, намеками. Я знаю, что он старый и большая шишка. И что у него есть сын, козел, – с неожиданной жестокостью припечатала она и сменила тему: – До сих пор не могу в себя прийти. Вы не против заехать куда-нибудь выпить?
– Вернемся в клуб? – предложил Турецкий.
Туся отрицательно покачала головой.
– Нет, хочется в такое место, где меня никто не знает. Вы ведь хотите со мной спокойно поговорить?
– Знаете что? – взглянув на часы, сказал Турецкий. – Давайте мы с вами сегодня расстанемся, а завтра встретимся пораньше и поговорим. А выпить вам лучше дома.
– Да, – меланхолично согласилась Туся. – Лучше дома. Позвоните мне завтра на мобильный. Завтра у меня с утра съемки, не знаю, когда освобожусь.
– Обещаете не пропадать?
– Обещаю. У меня дома хранятся кое-какие Полины вещи. Что мне с ними теперь делать? – спросила она.
– Отдайте родителям. Они ведь приедут за ее телом.
– Да, за телом, – чужим голосом повторила Туся. – Какой ужас… Это ее драгоценности.
– Что?
– Те вещи, о которых я говорю. Это Полины драгоценности.
Турецкий заинтересовался.
– Почему она не хранила их дома?
– Она боялась, что их заберут.
– Украдут?
– Нет. Заберут. Отнимут. Я не знаю подробностей, но сын того человека, ее любовника, преследовал Полю. То есть мне так кажется. Но я знаю, что он ее однажды изнасиловал. А потом просто приезжал и принуждал ее спать с ним. Она мне говорила.
– Давно это случилось?
– В этом году. Я же вам говорила, он козел. Гадина. Таких стрелять надо. Поля его боялась. Он отравил ей жизнь.
– А вы ничего не знаете о нем? Внешность, возраст, чем занимается?
– Ни-че-го… Поля сказала, если кто-нибудь узнает о нем, он ее убьет. Он ей так и сказал. Поля его дико боялась. Иногда она приглашала меня ночевать, думала, что он придет.
– А при вас он не приходил?
– Нет, он звонил при мне несколько раз и мучил ее даже по телефону.
– А ее любовник не мог ее защитить? – удивился Турецкий.
– Я не знаю! – с отчаянием воскликнула Туся. – Правда, я не знаю, какие между ними были отношения. Чем больше я вам рассказываю, тем больше сама запутываюсь. Поля мне ни о чем не рассказывала, но я же не слепая и не глухая!
– Когда она отдала вам драгоценности?
– Месяца три назад, – подумав, припомнила Туся.
Турецкий сосчитал в уме: июль, июнь, май.
– В мае?
– Кажется, да. В самом начале. Или в последних числах апреля. Я тогда была занята на съемках в Петергофе, только вернулась. Дома я посмотрю в свою записную книжку и уточню дату.
– Хорошо, – кивнул Турецкий. – Тогда прощаемся до завтра. Кстати, хотел спросить, у вас рыжие волосы?
– Что? – удивилась Туся. – А! Обычно да, но сейчас я блондинка.
– Из-за этого я вас не сразу узнал. Я искал рыжеволосую девушку.
Туся слегка улыбнулась.
– Когда ты модель, все части твоего тела принадлежат не тебе, а агентству, – грустно заметила она. – Если понадобится, завтра я окажусь бритой, как солдат Джейн.
– Вы не думали сменить профессию?
– Почему? Мне нравится моя работа, – сразу же ощетинилась колючками Туся. – Не всю же жизнь я буду ишачить на "Престиж". Меня в том году приглашали на работу в Нью-Йорк, но у меня контракт с "Престижем" до сентября. Ничего! Как только закончится мой срок, тут же плюну на них и уеду за океан. Вот будет класс!
Турецкий в душе не разделял ее оптимизма, но промолчал.
ГЛАВА 7
Получив разрешение на свидание с задержанным Коробковым, Гордеев сразу же направился в следственный изолятор Матросская Тишина. Время для свидания было назначено раннее, и адвокат, кляня свою привычку поздно ложиться, как мог боролся с сонливостью и поминутной опасностью вывиха челюсти после очередного зевка. В таком не слишком бодром настроении добрался Гордеев до узкого переулка, откуда можно было через большие ворота попасть внутрь тюрьмы.
По середине переулка тянулись ржавые трамвайные пути, а по стене, как всегда, пролегла длинная очередь из пришедших на свидание к заключенным родственников и друзей. Машин в переулке было немного, "братва" в такую рань к своим не ездит. Поэтому авто адвоката сразу же заметили, из очереди к нему метнулся спившегося вида субъект, который едва ли не открыл перед ним дверцу с ловкостью гостиничного портье.
– Пятьдесят за первое устроит? – просипел алкаш, пытаясь придержать Гордеева за локоть и энергично подмигивая красным глазом.
– За какое первое, чего пятьдесят? – не сообразил адвокат.
Алкаш отпустил его руку и удивленно захлопал воспаленными веками.
Гордеев услышал за спиной спокойный голос:
– Оставь адвоката в покое, придурок.
Гордеев обернулся и увидел улыбающееся лицо второго мужчины, который хоть и выглядел так же затрапезно, как первый, но лицо имел не испитое, а взгляд трезвый и жесткий. Без лишних слов он отвернулся и перешел на другую сторону переулка к пивной, которая работала, несмотря на ранний час. Когда, проследив за ним взглядом, адвокат повернулся, то обнаружил, что алкаш испарился. Усмехаясь, Гордеев закрыл машину и направился к контрольно-пропускному пункту, по дороге размышляя о причудливости человеческих занятий, надо же придумать такое: продавать места в очереди на свидание. И даже здесь, как и во всей стране, существует, судя по всему, своя мафия. Раздумывая таким образом, адвокат преодолел все преграды и проверки и скоро оказался в комнате с шершавыми, облитыми серым раствором стенами. Сев на намертво приделанный к полу стул перед так же влитым в него столом, Гордеев стал смотреть на дверь в ожидании прихода заключенного. "Вот интересно, – размышлял он – говорят, если встретить похоронную процессию или карету "скорой помощи", то это к удаче. А если начать день с визита к арестанту, то, наверное, никак не меньше большого наследства обломится…"
Дверь комнаты отворилась, и на пороге появился худощавый подтянутый человек в костюме и рубашке, застегнутой под горло. Гордеев даже не сразу понял, что перед ним задержанный, и только когда за спиной арестанта замаячила физиономия конвоира, адвокат сообразил, что это Коробков. С тяжелым стуком закрылась дверь, а адвокат и подзащитный все еще смотрели друг на друга. Наконец Коробков шагнул к столу и протянул руку:
– Будем знакомы. Владимир Дмитриевич. С кем имею честь?
– Гордеев Юрий Петрович – ваш адвокат.
– Мама с тетушкой постарались, – улыбнулся Коробков. – Позволите присесть?
Гордеев кивнул, удивляясь и восхищаясь присутствием духа этого человека.
– Вы не поверите, – продолжал арестант, – но там, в камере, у этих не принято говорить "садись". Надо говорить: присаживайся. Как примета, согласитесь, это довольно забавно, учитывая, где они находятся.
Гордеев видел, что, болтая, Коробков непрерывно изучал его, присматривался, старался понять, откуда этот человек. Адвокат понимал, что убедить Коробкова в своей искренности сможет только делом, и потому, будто не замечая испытующего взгляда, предложил:
– Расскажите, Владимир Дмитриевич, как случилось, что вы убили человека, который представился вашим старинным другом.
– Другом? – усмехнулся Коробков. – Это долгая история, Юрий Петрович, но если вы готовы слушать…
– Я весь внимание. – Гордеев выпрямился, про себя ругая последними словами строителей, погрузивших стул так глубоко в бетон.
– Ну что ж… – усмехнулся Коробков и начал рассказ.
Я родился в 1953 году в семье военного. Через неделю после моего рождения умер Сталин и мой отец, офицер госбезопасности, застрелился в собственном кабинете из наградного пистолета, врученного ему когда-то самим Иосифом Виссарионовичем. Мама оставила служебную квартиру и переехала к сестре. С детства мне было предназначено стать офицером, но мама никогда не хотела, чтобы я шел по стопам отца в выборе военной профессии. Даже в школе, помнится, единственным предметом, по которому я мог безбоязненно принести домой плохую оценку, был иностранный язык. Точные науки и сама техника увлекали меня с детства, и потому я поступил в Военно-техническое училище радиоинженеров, которое закончил в семьдесят четвертом году. Мама приложила все усилия к тому, чтобы меня не отправляли служить в Тмутаракань, как она выражалась.Связи позволяли ей добиться распределения в Москву. Но тут, как говорится, нашла коса на камень, я не хотел распределяться по блату. Был тяжелый разговор, и мы договорились, что я буду служить в Ленинградской области. Должен признаться, что воспользовался маминым незнанием положения вещей. Ленинградская область была совсем не тем местом, куда стремились попасть мои однокашники. В отличие от северной столицы это была, да и есть, довольно дикая местность с не совсем здоровым климатом. Но я хотел, что называется, тянуть лямку и потому с легким сердцем отправился к месту назначения. Командирский "уазик" вез меня по лесной дороге. Водитель, веселый солдат-срочник с руками, покрытыми комариными укусами, искоса поглядывал на меня и иногда даже посмеивался.
– Только из училища? – неожиданно спросил он.
– Почему обращаетесь не по форме? – Я был раздосадован его фамильярностью и покровительственным тоном.
– Извиняюсь. – Водитель нисколько не обиделся на мою резкость. – Разрешите обратиться?
– Обращайтесь.
– Вы к нам сразу после училища?
– Да. А что, заметно?
– Ну-да, все новье на вас и взгляд… – Он замолчал, подыскивая нужное слово. – Любопытный такой. Пока.
– Почему пока?
– А вот увидите сами через месяц.
Машина, пару раз нырнув, неожиданно оказалась перед воротами части. Это была небольшая секретная часть, обслуживающая радиолокационную станцию дальнего обнаружения воздушных целей. Несколько длинных деревянных бараков, огороженных колючей проволокой в два ряда, и гигантское "ухо" антенны, вращающейся днем и ночью. Вот, собственно, и вся часть. В штабе я узнал, что командир находится на станции, и немедленно отправился туда. В траншее, ведущей ко входу в подземный бункер, стояли, задрав головы, несколько офицеров. Они курили. Пройти мимо не было никакой возможности, и я остановился рядом.
– Тридцать шесть, тридцать семь, тридцать восемь, – считал молодой старлей, попыхивая зажатой в зубах папиросой. Капитан, стоявший ближе всех ко мне, обернулся и сказал:
– А, новенький. К командиру?
– Так точно, – отрапортовал я, по привычке щелкнув каблуками.
– Не напрягайся, лейтенант, – он протянул руку, я пожал ее. – Капитан Катышев. А этот мошенник старши льетьенан Мозырь.
Он произнес звание на французский манер, и я заметил, что от капитана сильно пахнет алкоголем.
– После четвертого десятка идет пятый. Считай нормально, я все слышу, – Катышев снова обернулся ко мне: – Глаз да глаз нужен, так и норовит обмануть старого капитана.
– А что, собственно говоря, происходит? – спросил я.
– Вон, видишь, – капитан показал на зеркало антенны. – Личный состав зайца отловил. А мы с Мозырем поспорили, за сколько оборотов жесткое излучение спалит его до угля. Вот считает.
Я присмотрелся и увидел тушку животного, подвешенную на прутьях антенны, и подивился бессмысленному риску, которому подвергали себя эти люди, водружая зайца на вращающуюся конструкцию.
– Ладно, мон ами, проиграл я, – согласился Катышев. – Мензурка с меня, вечером. За приезд коллеги. Пойдем, представлю командиру.
– Может, не стоит вам идти, – сказал я. – Вы выпили.
– А это ничего, – он рассмеялся. – За заботу спасибо.