- Да нет же, - сказал Леонид Юрьевич. - Просто людям вообще свойственно многое забывать. Очень многое. Иногда даже больше, чем им самим хотелось бы. Саша метнулся в комнату, подхватил "кейс", трусцой вернулся в кухню и шабаркнул портфель на стол. В искреннем возмущении, в трусах и в майке выглядел он очень забавно. Гость улыбнулся.
- Что? - подозрительно спросил Саша.
- Ничего, - ответил тот.
- Смотрите сами. Саша не стал открывать портфель. Во-первых, он был уверен, что никакой книги не брал, а во-вторых… во-вторых, боялся, вдруг гость снова окажется прав, и беккеровские "Мифы" все-таки отыщутся в "кейсе"? Тогда он, пожалуй, может и с ума сойти. Леонид Юрьевич тщательно вытер руки, отщелкнул замки "кейса", открыл крышку. Улыбнулся:
- Ну конечно. Вот она. Я же сказал, забыли. Саша, приоткрыв от изумления рот, смотрел, как Леонид Юрьевич достает из его "кейса" темный томик беккеровских "Мифов".
- Но я не…
- Просто забыли, - мудро улыбнулся гость. Он убрал книгу в чемоданчик. - Очень вам признателен.
- Да не за что, - растерянно ответил Саша. - Я, право, не знаю, откуда… хм… Леонид Юрьевич не стал слушать.
- Ну что? По котлетке? Пока горяченькие? - спросил он и звонко хлопнул в ладоши.
- Спасибо, что-то не хочется.
- Напрасно, голубчик. Есть надо. Еда не только вкусна, но и полезна. Вы думаете, почему древние так долго жили? Потому что питались хорошо. Леонид Юрьевич свалил котлеты горкой в большую эмалированную миску, начал резать хлеб, а Саша сидел и смотрел на него, раздумывая. Честно говоря, все происходящее здорово напоминало ему тихое помешательство. А что? Очень даже похоже. Может быть, у него "крыша поехала" от долгой и плодотворной работы? Сплошь и рядом случается. Ему бы вызвать милицию, пусть разбираются, что это за "Леонид Юрьевич", кто он такой, откуда взялся, каким образом попали в Сашин "дипломат" беккеровские "Мифы" и откуда у гостя статья, - не фальшивая ведь статья, типографская, - но навалилась дурой апатия. Поверил вдруг Саша, что звонок в милицию ничего не даст. Вместо червонцев в результате окажутся этикетки от "Нарзана". Чертовщина какая-то, ей-Богу.
- Александр Евгеньевич, ну вот это вы уж совсем напрасно, - донесся до него размытый голос гостя.
- Что? - Саша незаметно, под столом, сжал кулак так, что ногти впились в ладонь до боли, до красных полос на коже. - Что напрасно?
- Вот это, - кивнул неопределенно гость, забрасывая в рот здоровенный кусок котлеты. - Ни Черт, ни Бог тут совершенно ни при чем. Отучайтесь вы от этой дурацкой привычки. До добра она вас не доведет, уж поверьте мне на слово. Саша встряхнулся и взглянул на гостя. Быстро взглянул и вдруг… на одно лишь мгновение увидел глаза. Совсем другие глаза. Не те, что видел раньше, а иные - пронзительные, черные, внимательные. И внезапно он понял: человек, сидящий перед ним и с аппетитом поглощающий одну за другой сочные котлеты, совсем не тот дружелюбный простак, за которого себя выдает. Маска простака скрывала настоящего гостя. Настоящего! А настоящего-то Саша еще и не видел. Он внутри этой человекообразной скорлупы. Прячется там до времени, отпуская укоризненные замечания насчет… одним словом, насчет потусторонних сил.
- Правильно, - похвалил Леонид Юрьевич. - И не надо упоминать их.
- Вы умеете читать мысли? - спросил Саша и помрачнел.
- Да ну, будет вам глупости-то говорить, Александр Евгеньевич, - махнул рукой гость. - Я мог бы, конечно, вам соврать для пущего эффекта, но не стану. Вы же все время губами шевелите. При соответствующем навыке прочесть несложно. - Он усмехнулся. - Где вы видели, чтобы кто-то читал чужие мысли? Психологи хорошие были, да, но все они работали с рефлекторными движениями, вроде вашего движения губ. Не с мыслями. Вольф Мессинг, например. А мысли… нет. Да и скучно это.
- Что?
- Мысли читать.
- Почему же?
- Так ведь люди в основном думают об одном и том же.
- А вам откуда это известно? - грубовато буркнул Саша. - Если вы мысли не читаете?
- Зато я хорошо разбираюсь в людях, любезнейший Александр Евгеньевич, - усмехнулся гость. - Я столько людей разных за свою жизнь перевидал - не сосчитать! - Он снова обреченно махнул рукой. - И почти все они, если копнуть поглубже да шелуху сдуть, хотели одного и того же. Почитайте Карнеги. Весьма неплохие исследования по психологии побудительных мотивов. Что движет человеком? Самолюбие. Власть, слава, богатство.
- Любовь забыли упомянуть, - напомнил Саша.
- Не-ет, - покачал головой Леонид Юрьевич. - Почему же забыл? Ничего я не забыл. Ради любви человек способен умереть. И только.
- Не так уж и мало.
- Ерунда, - поморщился гость. - Умереть - что может быть проще? Р-раз - и нет тебя. От всех убежал, всех перехитрил, всех обманул. В один миг избавился от земных проблем. Что же в этом плохого, хотел бы я знать? Жить гораздо, гораздо сложнее. Уж кому, как не вам, знать об этом.
- А я-то тут при чем?
- Как знать, как знать, Александр Евгеньевич, - тонко и загадочно улыбнулся гость. Неприятно как-то он это сказал. Слишком многозначительно.
- Боюсь, что я не совсем понимаю, - растерялся Саша.
- Поймете немного попозже, - пообещал Леонид Юрьевич. - Что же касается предмета нашего разговора… Назовите мне хоть что-нибудь, созданное во имя любви и прошедшее через века. Ничего вы не сможете назвать.
- Ну почему? - начал было Саша.
- Да потому, что ничего и нет, - быстро перебил Леонид Юрьевич. - И не говорите глупостей, я же просил. У нас ведь как: один скажет, а все повторяют. Думаете, им кажется, будто этот "один" прав? Ничего подобного. Просто слова понравились. Красиво. Что такое любовь с точки зрения психологии? Тривиальная психологическая зависимость, возникающая на почве тяги к геометрически правильному строению черепа. - Леонид Юрьевич препарировал любовь с ловкостью заправского прозектора. - "Завтрак в постель", "на руках носить"… Ужас. Крепостничество какое-то.
- Одни любят полненьких, другие худых, третьи еще каких-то, - мрачно сказал Саша. - При чем здесь геометрия?
- Александр Евгеньевич, голубчик, люди-то разные, - всплеснул руками Леонид Юрьевич. - Одним нравится круг, другим - овал, третьим - треугольник. Отсюда и тяга к различным формам, лишь подтверждающая геометрию. С природой, знаете ли, не поспоришь. А в остальном… Спросите влюбленного: "Что ты чувствуешь?" Думаете, скажет что-нибудь путное? Ничуть не бывало! Станет талдычить с упорством идиота: "Я ее люблю". Это понятно. Но чувствуешь-то что? - Леонид Юрьевич поднял обе руки. - Не скажет. Не потому, что не хочет, а потому, что не может. Нечего ему сказать. - Он усмехнулся, и Саше показалось, что промелькнуло в усмешке лукавство, смешанное с любопытством. - Нет, как разрушительная сила любовь вовсе не плоха, кто спорит. Но как созидательная - никуда не годится.
- Сонеты, - ответил Саша запоздало. - Они прошли через века. Стихи. Картины. Музыка.
- Музыка, сонеты… Да, действительно, прошли. Но прочтите мне на память какой-нибудь из сонетов Петрарки? Или того же Шекспира? Продекламируйте любовную поэзию Вийона? Не можете. Но даже если бы смогли и вас услышал бы автор, то он бы сказал, что вы - бесчувственный чурбан. А знаете почему?
- И почему же? - хмуро поинтересовался Саша.
- Да потому, что вам чужая любовь без надобности, - охотно объяснил Леонид Юрьевич. - С вас достаточно и своей. Той же Танечки. Или, допустим, красивой девушки, встреченной на улице или в метро. Они для вас куда важнее шекспировских рифм. А сонеты… Одни издают, другие покупают. В основном для блезира. Но практической пользы - никакой. Картины? Красиво, не стану возражать. Еще забавно. Король Франциск Первый заплатил за "Мону Лизу" четыре тысячи золотых флоринов. Ни много ни мало - пятнадцать с половиной килограммов золота. А мы прикрываем ею сальные пятна на обоях. Вот вам и вся практическая польза. Однако не думаю, что великий Леонардо мечтал именно об этом, когда писал портрет Констанции "Джоконды" де Авалос.
- Картины, музыка и стихи - это духовная пища, - возразил Саша. - Красота в любой форме делает человека лучше, добрее.
- Или злее. Вы ведь не станете отрицать, что другой человек, плеснувший на "Данаю" кислотой, действовал отнюдь не во имя добра или красоты?
- В газетах писали: это сделал параноик.
- А вы верите всему, что пишут газеты?
- Э-э-э…
- Он не параноик. Причем далеко не параноик, - усмехнулся Леонид Юрьевич. - Красота, суть любовь, питает души, порождая в одних тягу к добру, но в других - раздражение, стремление к злу и уничтожению этой самой красоты. Вы согласны?
- Наверное.
- Отлично, - Леонид Юрьевич улыбнулся таинственно. - Вот мы и подобрались к самому главному. К Душе. Превосходно. Значит, человек любит не разумом, а Душой. Я правильно вас понимаю?
- Правильно. Честно говоря, Саша не был полностью уверен в правильности данного утверждения, но за неимением лучшего аргумента в споре…
- Во всяком случае, вы признали то, что Душа существует. Это уже неплохо. Душа - как основа мироздания. Как скрытый движитель всех человеческих поступков и помыслов. Душа и все, что с ней связано. В глобальном аспекте. Ведь именно этот аспект вас сегодня особенно тревожит? Выражаясь вашим собственным языком: роль Души в формировании Добра и Зла и ее влияние на будущее человечества. Правильно? Саша внимательно посмотрел на гостя, а тот деловито собрал посуду и отнес в мойку. Затем присел и не без любопытства уставился на Сашу.
- Кто вы такой и что вам нужно? - спросил наконец Саша. - Только не надо морочить мне голову.
- Так я и не пытаюсь вам ее морочить, Александр Евгеньевич, - снова всплеснул руками гость.
- Вы не ответили на мой вопрос. Кто вы и что вам от меня нужно? Книга?
Леонид Юрьевич вздохнул, качнул головой, сказал грустно:
- При чем здесь книга… - Он взял сигарету, покрутил в пальцах, понюхал, затем произнес абсолютно серьезно: - Какой мне смысл забирать ее у вас после того, как я же вам ее отдал?
- Вы?
- Конечно. Человек, который продал вам "Благовествование"… одним словом, это мой помощник.
- Да? - упрямо, но с ехидцей спросил Саша. - Ну теперь я, наверное, должен вам ее вернуть?
- Нет. Наоборот. Вы никому не должны отдавать эту книгу. Никому! В том числе и самым близким друзьям.
- Почему?
- Прочтите - и сразу все поймете.
- Я не о книге, я о друзьях.
- Друзья часто превращаются во врагов. И только вы сами никогда не сможете себя предать.
- Я не люблю, когда говорят загадками.
- А это не загадка, - шевельнул бровью Леонид Юрьевич, стряхивая пепел. - Это совет.
- Может быть, вы все-таки объясните мне, что такого необычного в этой книге?
- Она сама, - ответил Леонид Юрьевич.
- Обычная Библия.
- Необычная, - гость снова стряхнул пепел. - В том-то и дело.
- Разве что в полярности оценок…
- Так ведь в оценках весь смысл, - усмехнулся Леонид Юрьевич. - Читайте. Когда прочтете, вам будет легче понять и предугадать следующие шаги вашего врага.
- Моего врага? - Саша усмехнулся саркастически. - У меня нет врагов.
- Ошибаетесь. У вас есть враги.
- Я пока что-то не заметил ни одного.
- Вот именно, - кивнул Леонид Юрьевич, давя сигарету в пепельнице. - Пока! Скоро заметите. Кстати, что он вам рассказал?
- Кто?
- Мой оппонент. - Гость наклонился вперед, чернота его глаз внезапно обожгла Сашу вселенским холодом. В них больше не было ничего. Ни веселости, ни печали. Только пустота, лишенная какого бы то ни было выражения. - Вы ведь навещали его сегодня? Что он вам рассказал?
- Вы имеете в виду…
- Человека, которого вы называете Потрошителем.
- Он рассказал мне свою историю, - помедлив, ответил Саша. - Точнее, историю из "Благовествования", выдавая ее за свою.
- Угу, я так и думал. - Леонид Юрьевич кивнул без тени иронии. - И наверное, этот человек сказал вам, что он - уничтожитель Зла? Не правда ли?
- Нет. Он сказал, что помогает этому… уничтожителю. Гончему. Или Гилгулу. Так он называл это.
- Ну да, конечно. Гончему. И вы ему поверили?
- Слушайте, я не собираюсь отвечать на ваши вопросы… Эта информация не подлежит…
- Вам придется ответить, - твердо перебил его гость. - От этого слишком многое зависит. Вы ему поверили? Саша хотел было возмутиться, решительно вскочить, может быть, даже выкинуть незваного гостя вон, но вместо этого лишь отрицательно покачал головой.
- Хорошо, - с облегчением откинулся на спинку стула Леонид Юрьевич. - Очень хорошо. Потому что он вам соврал. - Саша тускло улыбнулся. Он тоже почувствовал облегчение. Нашелся человек, ответивший на вопрос, мучивший не только его, Сашу, но и Костю, и остальную следственную бригаду тоже. - Он соврал, - повторил гость и придвинулся ближе. Его черные пустые глаза заслонили свет. Голос Леонида Юрьевича стал громким, перекрывающим все звуки мира. Саша ощутил, что не может пошевелиться. И что отвести взгляд не может тоже. - И не только вам! - вплыл в его мозг голос гостя. - Он многим врал. Этот человек - не Гончий. Гончий - вы. А тот, с кем вы сегодня говорили, - Предвестник Зла!
14 апреля, утро. Свидетельство "Бой был страшен. Звон мечей, глухие удары боевых молотов, топот и ржание лошадей, крики ярости и стоны умирающих. В этой дикой сече никто не разбирал, где свои, где чужие. Здесь и не осталось своих и чужих. Осталась только задача - выжить. Мечи выписывали кроваво-серебристые круги, рубя человеческую плоть и кожаные доспехи. Красная медь лат покрывалась бурой кровью и серой пылью. Передние ряды воинов падали под ударами чужих мечей, под камнями пращников или пронзенные пиками и дротиками. Их место тут же занимали новые. Темные тучи тростниковых стрел с жутким шелестом взмывали в воздух, чтобы через несколько секунд обрушиться вниз смертоносным дождем. Медные жала сверкали в лучах солнца, словно кровавые градины. Хрипели и ржали умирающие лошади, мычали быки, с треском переворачивались колесницы. Звучно кричали верблюды, валясь на землю под ударами копий. Мертвые падали под ноги живым, и те поднялись уже на высоту пяти локтей. Сандалии пехотинцев скользили по телам, и приходилось проявлять чудеса ловкости, чтобы только удержаться на ногах, потому что падение означало неминуемую и страшную смерть. Земля пропиталась кровью на два локтя, а трава приобрела оттенок песка на закате. Оступались и опрокидывались кони, давя пеших воинов. Аннон подал знак. И аммонитянский вестник проскакал до стен Раббата. И сигнальщик Адраазара‹Адраазар - арамей, царь Сувы, сын царя Рехова.›, установленный на охранной башне, поджег костер, подавая сигнал к наступлению двум свежим легионам Това, скрывающимся до времени в предгорье, за финиковыми рощами. Они должны были ударить с флангов, взяв в котел измотанные остатки корпусов Иоава и Авессы‹$FИегудейское войско формировалось аналогично древнеримскому. Оно состояло из пяти военных корпусов, численностью около 60 тысяч воинов в каждом. Каждый корпус делился на легионы (по 6 тысяч человек), легионы на кентурии, или когорты (по 500–600 человек), кентурии на манипулы (по 50–60 человек). Ополчение делилось на отряды, численностью 24 тысячи человек в каждом. При Царе Давиде общая численность израильской армии, включая ополченцев, достигала 288 тысяч воинов. Элиту составляла когорта избранных наемников (хрети м плеви), включавшая в себя 600 соратников Давида со времен его скитаний.›. Густой темно-серый дым от свежесрезанных пальмовых ветвей поднимался в истекающее кровью заката небо, но товских воинов все не было. Тогда-то Аннон и понял, что проиграл.
- Предательство! - закричал тысяченачальник. Он поднял меч, на клинке которого повисли бурые капли, и тяжелые пехотинцы охранной когорты, дерущиеся бок о бок со своим Царем, сомкнулись вокруг Аннона плотным кольцом, поднимая обитые кожей и медью щиты, отсекая своего Господина от иегудейских легионеров. - К городу!
- Нет! - хриплый крик Аннона раскатился над равниной, перекрывая звон мечей. Он знал, в чем их спасение. Не в отступлении. Во всяком случае, не сейчас. И аммонитяне, те, кто еще оставался в живых, потные, окровавленные и грязные, рванулись вперед, прорывая строй авесской пехоты. И заполыхал второй сигнальный костер. И ударили со стен Раббата стрелки, накрыв конницу Иоава облаком стрел. Уцелевшие легионеры Адраазара получили возможность отойти и соединиться с пехотой аммонитян. И пробилась к ним сильно поредевшая моавитянская конница. Под прикрытием стрелков арамеям даже удалось перегруппироваться, приняв подобие боевого построения. Теперь иегудеи оказались в невыгодном положении. Из восьми отборных легионов у них уцелели от силы четыре. При этом воины Иоава были вынуждены биться с теснившими их легионерами Рехова и когортами Разона, а жалкие остатки корпуса Авессы‹Иоав - главный военачальник израильской армии при царе Давиде. Авесса - брат Иоава и его первый помощник. По Библии, перед боем с аммонитянами и арамеями Иоав разделил свое войско, поручив командование одной из частей Авессе. Разон - один из старших военачальников Адраазара.› стояли против пехоты и конницы Адраазара, соединившихся с аммонитянами и моавитянами. В это мгновение Аннон поверил: еще немного отваги и храбрости - и израильтяне дрогнут. У него появилась надежда, что в этот раз Ангел ошибся в страшном пророчестве. Они разобьют иегудеев. А после Адраазар призовет два свежих корпуса Совака, и они вместе придут под стены Иевус-Селима. И все наконец закончится. Через секунду до него донесся боевой клич. Парируя удар за ударом, стараясь защитить себя и коня, Аннон обернулся, чтобы увидеть на западе дым сигнального костра израильтян. И это было странно, потому что его разведчики, тайно сопровождавшие иегудейские корпусы на всем пути от Иордана до Раббата, донесли, что Иоав не оставил в резерве даже когорты легких пехотинцев. Откуда же он ждал подкрепления? Но уже покатилась с предгорья Галаада человеческая река. Темные фигуры останавливались у подножья, принимая боевой порядок. И отступили уцелевшие иегудейские легионеры. И остановился бой. Адраазар опустил дымящийся меч, отбросил за спину пропитавшийся кровью плащ, и тот влажно шлепнул о медную чешую лат. Он поднял черное от крови и пыли лицо, вгляделся и сказал сипло, задыхаясь, скаля белые зубы в гримасе бессильной ярости и отчаяния:
- Легионеры Това. - И, обернувшись, страшно выкрикнул сорванной глоткой: - К атаке! А свежие пехотинцы Това уже бежали по равнине, ударяя мечами и копьями о щиты и крича: "Цваот Га-Шем! Веийрду!" И впереди широкой полосой, отблескивая алой закатной медью, шла конница. Шатающиеся от усталости пикейщики и копьеносцы Адраазара и Аннона выстроились в линию, подняв оружие, но было их слишком мало и были они уже слишком слабы, чтобы погасить атаку двух полных легионов. Даже поддержка стрелков и моавитянской пехоты, отважно вставшей в линию наравне с копьеносцами, не могла исправить положения. Через несколько секунд все они были сметены конницей Това. За считанные минуты арамеи, аммонитяне и моавитяне потеряли воинов больше, чем за всю битву.
- К городу! Пробивайтесь к городу!!! - кричал Аннон, ожесточенно рубя мечом направо и налево. В этот момент он понял, что проиграл окончательно. Дэефет купил не предательство легионов Това. Царь Иегудейский купил жизнь своего врага".