– Ну как там со следствием, что-то движется? – "Подруга" удобно расположилась в кресле, готовясь услышать последние новости из первых рук.
– Что ты имеешь в виду? – спросила Савельева.
– Говорят, тебя самый главный следователь постоянно навещает и вводит в курс дела, – коллега снова взглянула на пепельницу с сигаретой.
– Курить будешь? – спросила Елена.
– Ты же знаешь, я не курю, – удивилась "подруга".
– А я буду, – Савельева достала пачку сигарет.
– С каких это пор? – натянуто улыбнулась Катя.
– Послушай, Катя! Ты хочешь мне сделать больно? – Савельева приблизила к ней свое лицо. – Неужели непонятно, что мне тяжело?
– Да ты что, Лена, – испуганно заговорила "подруга". – Я наоборот. Я тебе помочь. Ты знаешь, что о тебе говорят в школе? Ты знаешь, что директриса хочет поставить вопрос…
Учительницу истории перебил телефонный звонок. Она осеклась и замолчала. Савельева взяла трубку.
– Привет, – услышала она голос Турецкого. – Ты меня искала?
– Да! – ответила Елена и взглянула на школьную коллегу.
Та отвлеченно старалась смотреть в сторону. Елена вынесла телефон на кухню.
– Что-то случилось? – устало и сухо спросил Александр.
– А что еще должно случиться? – ответила вопросом на вопрос Елена, досадуя, что Турецкий так сух с ней. – И разве я уже не могу позвонить тебе просто так? – Она сказала это, понизив голос.
Савельева была уверена, что учительница истории явно напрягает слух, чтобы вникнуть в смысл разговора.
– Ты не одна? – насторожился Турецкий.
– Нет, не одна! – не сразу сказала Елена.
– Кто у тебя? Ты можешь говорить?
Она почувствовала его настороженность.
– Это не то, о чем ты думаешь, – неприятно и натянуто засмеялась Елена. – Это коллега из школы.
– Откуда ты знаешь, о чем я думаю? – усмехнулся Турецкий.
Елена помолчала. Она действительно в последнее время терялась в догадках, пытаясь понять, почему произошли такие резкие перемены в их взаимоотношениях с Александром.
– Ты приедешь сегодня? – тихо спросила она.
– Нет, очень много работы.
– Мне нужно с тобой поговорить.
Она услышала, как он выдохнул сигаретный дым.
– Хорошо, может быть, завтра, – неуверенно пообещал Турецкий.
…Он повесил трубку. И почувствовал огромное желание увидеть Елену немедленно. В последние дни его раздирали противоречивые чувства. Вот такое странное состояние: чем больше он убеждался в ее причастности к преступлению, тем сильнее его влекло к ней. Увидеть, расспросить, взглянуть в ее глаза. Он так хотел, чтобы все это оказалось плодом его ошибочной версии!
Вместе с этим он чувствовал себя глубоко уязвленным. Чуть ли не первый раз "купился на бабе", потерял бдительность. Подобное с ним было на первом его крупном деле, когда ему очень понравилась свидетельница. И хоть романа не случилось, но он чуть не погорел тогда, поскольку та женщина оказалась соучастницей преступления.
Теперь во время разговоров с Савельевой Турецкому казалось, что Елена лжет. Он находил в ее словах и интонациях двоякий смысл. Ее надо было как следует прижать.
Турецкий с беспокойством чувствовал, что неравнодушен к этой обворожительной женщине. Все время мучительно терзал себя вопросом: неужели она легла с ним только потому, что он вел дело, в котором замешан ее муж?
Елена после звонка Турецкого не сразу вернулась в комнату к "подруге". Катя поднялась и обняла ее за плечи.
– Послушай, Леночка… – начала она с горечью и состраданием.
– Катя! – перебила ее Савельева. – Если тебе хоть капельку меня жаль, оставь, пожалуйста, меня сейчас…
– Хорошо, – не сразу ответила "подруга". – Только не нужно, Лена, замыкаться, уходить в себя.
– Хорошо-хорошо, – Савельева с трудом сдерживалась.
После ухода коллеги Елена бессмысленно взглянула на анкеты и принялась их заполнять. Дойдя до последней графы, где требовалось указать паспортные данные, она хотела заполнить ее по памяти, но не могла вспомнить номер паспорта.
Все документы лежали в ящике письменного стола. Савельева открыла его, нашла свой паспорт, здесь же лежали другие бумаги – ее и Андрея. Она полистала их. Задержала взгляд на фотографии мужа в военном билете. И вдруг в углу ящика увидела два комплекта ключей. Это были ключи от квартиры. Один комплект был запасной. Второй принадлежал Андрею.
Елена взволнованно полезла в свою сумочку и убедилась, что третий комплект ключей там. Это было невероятно. Значит, у Андрея не было ключей. Перед вылетом он не взял их с собой.
Савельева тут же набрала номер телефона гостиницы. Трубку никто не взял. Она позвонила в прокуратуру.
– Это вас беспокоит Савельева, – сказала она секретарше. – Я хотела бы срочно переговорить с Турецким по очень важному делу.
– По личному? – уточнил тот же голос.
– Нет, я же сказала, по важному и срочному делу, – все больше раздражалась Елена.
– К сожалению, ничем не могу вам помочь. Турецкий уехал. И будет только завтра.
– Где я могу его найти? Это действительно очень важно, – не унималась Савельева.
– Ничем не могу вам помочь.
Лена некоторое время соображала, что ей теперь делать. Потом подошла к входной двери, закрыла ее на предохранитель, потом, подумав, закрыла и на цепочку.
"Значит, у кого-то еще был ключ от моего замка, – подумала она. – И Андрей здесь ни при чем! Откуда же мог взяться еще один ключ?"
Елена вспомнила, как Турецкий сказал, что найденные на месте преступления ключи – заводского изготовления. Она сама покупала этот замок полгода назад на авиационном заводе. Замки эти какое-то время выпускал один из простаивающих цехов. Она тогда еще вспомнила, как встретила там отца своего ученика. Это был Михаил Ефимович. Какой-то он там был шишкой на заводе. Они оказались рядом в очереди.
– Какими судьбами, Елена Георгиевна, у нас?
– Да вот замок хочу купить, говорят, тут хорошие делают.
– Отличные. А я вас спросить хотел – мой прохвост ничего там не натворил?
– Пока на вашего не могу пожаловаться.
– Тогда мне вдвойне приятно видеть такую красивую женщину.
Когда подошли к прилавку, Михаил Ефимович сам помогал ей выбирать замок, долго распространялся о том, что замок этот сделан по технологии один к ста миллионам. То есть только ключ из второй сотни миллионов мог подойти к замку Савельевой. Получалась гарантия почти стопроцентная.
Теперь Савельева вспомнила, что Михаил Ефимович купил такой же замок. Впрочем, такие замки полгорода купило.
У Елены гулко застучало в висках. Где-то здесь разгадка.
Савельева сначала позвонила в прокуратуру. Но уже раздраженный голос ответил, что здесь не склеротики сидят, а потому пусть Савельева не беспокоится: Турецкий узнает о ее звонке, как только появится в прокуратуре.
Все, теперь она была свободна в своих детективных намерениях. Нашла телефон Михаила Ефимовича в записной книжке среди адресов своих учеников и служебных телефонов родителей.
– Здравствуйте, Михаил Ефимович. Это вас беспокоит Савельева, – представилась Елена. – Вы не могли бы меня проконсультировать по одному вопросу?
– Только по одному? – игриво начал Михаил Ефимович. – Елена Георгиевна, думаю, что я еще бы смог вас проконсультировать по многим вопросам. Вы явно меня недооцениваете.
От этих пошловатых намеков Елена была уже готова отказаться от своих намерений, но авантюристский дух, это истинное бесовство в нас, взял верх.
– Я бы хотела поговорить не по телефону. – Ей казалось, что поглядит она только в глаза и все поймет.
– Замечательно. Не побоитесь прийти к одинокому мужчине домой?
Вообще– то Елена рассчитывала увидеться с Михаилом Ефимовичем на заводе.
– Не побоюсь, – тем не менее ответила она.
– А напрасно, – самодовольно засмеялся Резник. – Когда вас устроит?
– Я сегодня уже свободна. Хотелось бы как можно скорее.
– Чудесно. С трех до четырех я буду дома. Нам хватит часа? – Он снова двусмысленно усмехнулся.
– Да, спасибо. – Елена положила трубку. Нет, она не жалела о том, что затеяла собственное расследование. Ей так хотелось поразить Александра.
Дверь Турецкому открыл Юрка.
– Ну что, поршневые кольца поменял? – спросил Турецкий у парня.
– Поменял. Проходите, пожалуйста! – Юрка пригласил следователя в квартиру.
– Кто-нибудь из старших есть? – спросил Турецкий.
– Только бабушка. Позвать?
Турецкий утвердительно кивнул. Юрка в тот же миг исчез на кухне.
– Ба! К нам следователь Турецкий пришел. Он дедушкин друг! – услышал Александр голос Юрки на кухне.
В комнату через минуту вошла жена Сабашова и молча кивнула на приветствие Турецкого. Она предложила Турецкому сесть, а сама осталась стоять у двери. Юрка выглядывал из-за ее спины.
Турецкий не знал, с чего начать. Жена Сабашова вопросительно смотрела на него, и от этого молчание казалось особенно неловким.
– Примите еще раз мои соболезнования, – тяжело вздохнул Турецкий. – Я недолго знал вашего мужа, но он был замечательным человеком.
Жена Сабашова опустила глаза в пол.
– Вы меня простите, но вот товарищи Валентина Дмитриевича собрали тут… Вы уж, пожалуйста!…
Турецкий неловко положил на стол конверт. В нем были деньги, собранные работниками Новогорской областной прокуратуры в помощь семье погибшего Сабашова.
Вдова быстро взглянула на конверт.
– Спасибо, – тихо сказала она.
В комнате снова воцарилось молчание.
– Антонина Петровна, я понимаю, что сейчас не подходящий момент для моих вопросов, – начал было Турецкий.
Вдова Сабашова снова быстро взглянула на следователя.
– Вы хотите что-то узнать о Вале? – помогла она Турецкому начать разговор.
– Да! – ответил Александр. – Вы не могли бы вспомнить тот день, когда Валентин Дмитриевич выезжал на свое последнее задание?
Антонина Петровна перевела взгляд на внука.
– Конечно, могу. А что конкретно?
– Вот он утром уехал в прокуратуру, а потом заезжал он домой?
– Да. Переоделся…
"Ну, вот и все, – подумал Турецкий. – Все так просто. Сабашов перед поездкой к Бурчуладзе заехал домой.
– …поесть, правда, не захотел, торопился.
Стоп. Торопился. Значит…
– И сколько он пробыл дома?
– Минут двадцать.
Тихо– тихо, еще не все.
– Он говорил, куда едет? – спросил Турецкий.
– Да чего-то говорил…
– Он к Резнику собирался, – влез в разговор Юрка.
– К какому Резнику?
– Это отец моего одноклассника Сашки. Дед меня еще спросил. Говорит, у тебя есть телефон Резника? А Сашка давно уже не живет с отцом. Так мне пришлось ему звонить и попросить телефон отца.
– И что, Валентин Дмитриевич дозвонился к этому Резнику?
– Да! И они договорились с ним встретиться у Резника дома.
– Адрес Резника есть? – взволнованно спросил Турецкий.
– Да! Сашка сразу и телефон и адрес отца продиктовал. Вон, в календаре записан.
К Михаилу Ефимовичу Резнику необходимо было ехать на другой конец города. И Елена предусмотрительно решила выйти пораньше. Она в последний раз механически набрала гостиничный номер Турецкого. Номер оказался занят. Она набрала снова. И опять занято.
"С кем он так долго может говорить?" – нервничала Савельева.
Она продолжала беспрерывно набирать номер Турецкого, но он все время оказывался занят. Время шло, она чувствовала, что уже опаздывает. До трех часов оставалось двадцать минут, а добираться до Михаила Ефимовича было не меньше сорока минут. Она в последний раз безрезультатно попыталась дозвониться Турецкому, а потом на всякий случай перезвонила Резнику.
У последнего сработал автоответчик.
"Михаил Ефимович! Это Савельева! Я вас прошу извинить за мое опоздание. Я подъеду к вам минут на двадцать позже, чем мы договаривались. Но очень прошу дождаться меня".
Через сорок минут Елена была на месте. Это был старый восьмиэтажный дом с лифтом. Елена некоторое время постояла возле горевшей кнопки вызова лифта.
"Наверное, кто-то плохо прикрыл дверь", – подумала Савельева.
Когда она поднималась на второй этаж, лифт заработал.
"Вот так всегда у меня: или не дождусь и спешу, или опаздываю!" – усмехнулась Елена.
Она почти уже дошла до четвертого этажа. И в это время лифт остановился как раз на этаже Резника.
Лена растянула губы в вежливой улыбке, ожидая, что из кабины сейчас появится сам Михаил Ефимович.
Но из кабины вышел совсем другой человек. Она с трудом узнала его, хотя прожила с ним шесть лет.
Андрей был обросшим, лицо как-то сильно погрубело, взгляд стал темным и страшным. Савельев держал руки под курткой, как будто бы грел их. Свою жену он не заметил.
Поэтому первым порывом Елены было желание окликнуть мужа. Но что-то удержало ее. Савельев бегло оглядел номера квартир и шагнул к двери Резника.
Резник открыл дверь сразу, ну конечно же, он ведь ждал Елену. Савельев грубо втолкнул Михаила Ефимовича в квартиру и захлопнул за собой дверь.
Елена судорожно соображала, как ей быть: то ли позвонить Резнику, то ли дождаться Андрея в подъезде.
И вдруг услышала громкие голоса Андрея и Резника – за дверью бурно выясняли отношения.
"О чем он может спорить с Резником? Что у них общего? Они едва знакомы! Что вообще происходит?!"
И тут она услышала громкий хлопок. И почти сразу же из квартиры как-то даже не выбежал, не выскочил, а вывалился Савельев. Лена даже решила, что муж ранен, хотела выйти Андрею навстречу, но вдруг увидела в его руках пистолет и бессознательно сделала шаг назад, прячась за выступ. Савельев дернулся к лифту, потом хотел побежать наверх по лестнице. И наконец остановился возле стены и замер. У него были белые глаза загнанного зверя.
Кто– то внизу нажал кнопку, и звук лифта страшно испугал Андрея. Он неожиданно отбросил пистолет в сторону и побежал по лестнице вниз, промчавшись в полуметре от забывшей дышать жены.
Только минут через десять Елена вышла из своего укрытия. Страх все еще сковывал ее тело и мутил сознание. Она зачем-то подняла с пола пистолет и подошла к двери Резника.
Хозяин лежал на полу возле журнального столика. Стол был сервирован на двоих. На столе помимо шампанского и коньяка стояла ваза с фруктами, конфетами, орехами.
Елена несколько секунд широко открытыми от ужаса глазами смотрела на лежащее тело, потом вскрикнула, как будто бы только сейчас осознала происшедшее, и, выронив из рук пистолет, бросилась бежать из квартиры.
…Турецкий еще издали увидел, как из подъезда дома Резника выбежала женщина и заметалась по двору.
Когда машина подъехала поближе, Турецкий чуть не вскрикнул – это была Савельева.
Она выбежала на улицу, чуть задержалась возле автобусной остановки, как будто бы раздумывая, куда ей дальше бежать. И в последний момент вскочила на подножку отправлявшегося автобуса.
Дверь в квартиру Резника была приоткрыта. Александр достал пистолет и, осторожно толкнув дверь, заглянул внутрь. Уже с порога он увидел лежащего на полу человека. Рядом с ним была лужа крови. Тут же валялся пистолет. Александр осторожно оглядел квартиру, подошел к лежащему, проверил пульс. Человек был мертв.
Турецкий нашел в комнате телефон и набрал номер прокуратуры.
– Турецкий! – коротко бросил он в трубку. – Убийство по адресу, – Александр назвал адрес Резника. – Срочно направляйте оперативно-следственную группу. И оперов на квартиру к Савельевой. Необходимо задержать Елену Георгиевну Савельеву. Сообщите всем патрульным машинам. Пять минут назад Савельева садилась в автобус маршрута номер двенадцать…
Глава 49. ДРУГ ДЕТСТВА
На этот раз, отправляясь на допрос Чирка, Павел Болотов был на удивление спокоен. Еще недавно следователь, трепетавший этих допросов, как гимназистка, сегодня был вял, ленив, по пути в Бутырку рассеянно думал о своих мелких семейных делах, о том, что Ангелина права – пора взять отпуск и смотаться куда-нибудь.
Привели Чиркова. Павел поприветствовал его со скукой в голосе. Симпатия, которую Павел испытывал к бандиту, вдруг исчезла. Чирков сидел перед Болотовым, все так же по-волчьи щурясь, готовый, видимо, и дальше тянуть все ту же песню.
– Ну что? – спросил Болотов, едва Чирков расположился напротив него. – Что сегодня?
"Как же я устал!" – подумал следователь.
– И попрошу без патологии, – добавил Болотов, вспомнив безобразную сцену на допросе с Меркуловым.
– А ты в душу не лезь, – парировал Чирков.
– Ну что вы хотите… это моя профессия, – рассеянно сказал Болотов. – Мы что-то засиделись в юности. Меня интересуют ваши зрелые дела, когда вы обросли уже, что называется, своим кругом. Ведь вы понимаете, – доверительно сообщил Болотов, – что ваша биография интересна только лично мне, а ваш круг – следствию. Так или иначе мы выйдем на концы. Только для вас это будет… мучительно.
– Да ладно, мучительно… Что-то вы сегодня смотрите на меня так жалко?
"Господи, как же ты мне надоел", – подумал вновь Болотов, глядя на самодовольного Чирка.
– Я на вас, Чирков, смотрю не жалко, а с жалостью, – сказал Павел. – Кстати, возможно, сегодня наша последняя встреча.
– Это еще почему? – удивился Чирков.
– Начальство распорядилось передать ваше дело другому следователю.
Болотов устало и дружелюбно, даже с состраданием посмотрел на Чиркова.
– Вы же друзей не выдаете?…
– У меня нет друзей.
– Нет, Виктор, у тебя есть друзья, то есть друг.
– Какой друг?
– А вот этого я пока не знаю. Но рассчитываю скоро узнать его имя и фамилию. Если уж ты так своего друга бережешь, что же ты сглупил-то так? Что же ты его поминал что ни день?
В лице Чиркова выразилось смятение.
– Что друг? Какой друг? Мало ли с кем я в детстве дружил…
– Да ни с кем ты в детстве не дружил. С тобой дружить – дело опасное. Но друг у тебя был, и ты к этому другу привязан, Чирков. И уж какими ниточками или канатиками ты привязан – пока не знаю. Но то, что у тебя есть друг, причем давний, старый друг, еще с детства, если не с младенчества, то это я уж наверное знаю.
– Да как ты это знать можешь?!
– Могу. Слишком ты нажимал, что не один был все время. Ведь мог ты мне про крысу рассказать, что ты ее в одиночку истребил? Или шоколад – не сказал ведь, что сам, а друг надоумил. И с каким почтением ты об этом друге говоришь! Ей-богу, жалею, что мы с тобой не в друзьях.
– Мне легавые никогда друзьями не были.
– Все ты дерзишь, Чирков, огрызаешься.
Болотов вспомнил, что в пятницу родительское собрание, и вздохнул.
– Плохи твои дела, Витя. И у друга твоего тоже будут неважнецкие.
Чирков с яростью воззрился на Болотова.
– Да, у меня есть друг, – сказал он внешне спокойно, – только тебе его, шкура, никогда не поймать. Не допрыгнешь.
Болотов опять вздохнул, привычный к экспрессивным выходкам подследственных.