Вот и песня закончилась, вот ведущие конкурс длинноногая блондинка и сахарно улыбающийся молодой человек то ли с завитой, то ли с кудрявой головой вновь появились у микрофона. Сейчас объявят победительницу, потом все выйдут на площадь, и там, под фейерверк начнется общий танец. Можно уходить, вздохнул Гордеев. Ну что же – прощального поклона не получилось...
– Вот и закончился наш конкурс, – кажется, патокой залил притихший зал молодой человек. – ... и мы поздравляем всех его участниц. – Он выдержал паузу. – А сейчас...
– ...а сейчас, – пионерским голосом подхватила блондинка, – наш уважаемый, избранный свободным волеизъявлением булавинцев мэр Сергей Максимович Вялин назовет победительницу, царевну выпускного бала нынешнего года. Прошу!
Девушка приглашающе выбросила руку, и на сцене появилась еще одна длинноногая.
Она балетным шагом подошла к ложе жюри и приняла поданный ей поднос.
В это время Вялин выбрался из ложи и подошел к микрофону. По сравнению с ведущими он был совсем невысок, и они деликатно отступили в глубь сцены. Очевидно, по случаю жаркой погоды Сергей Максимович был без пиджака, в рубашке с коротким рукавом, хотя и в галстуке, который явно имел парижское происхождение. Издали он вполне походил на какого-нибудь секретаря комсомольской организации семидесятых годов где-нибудь на ударной стройке. Окинув поощряющим взглядом девушку с подносом, мэр под нарастающую барабанную дробь взял с подноса большой удлиненный конверт золотистого цвета, большие ножницы с овальными зелеными кольцами для пальцев и срезал сбоку тонкую стружку бумаги. Положил ножницы на поднос.
Вялин сунул пальцы в конверт, доставая листок с результатами, – и не достал.
Пошарил еще, потом заглянул в конверт и вытряхнул нечто на ладонь...
Улыбаясь, положил конверт на поднос и стал разворачивать то, что было в конверте.
А что он разворачивал, наверное, в этот момент точно знал только один человек в зале...
Гордеев, неотрывно до того смотревший на Вялина, все же обвел глазами сцену. Вантеева не было видно. Его маленькое выступление, во время которого он заряжал всех выпускников положительной энергией, было еще до конкурса на царевну. Но ведь он явно был где-то недалеко от Вялина!
Гордеев успел перевести взгляд на мэра как раз в тот миг, когда маленький конвертик, сложенный Юрием Петровичем, был раскрыт и на ладони у Сергея Максимовича Вялина оказался маленький пакетик с изображение самолета и надписью "молоко".
– Бля!.. – вдруг услышал весь изумленный зал, а затем и увидел, как их демократически избранный мэр устремился за кулисы.
"Качки" из зала бросились следом.
Кто-то свистнул. Затем еще и еще.
– Музыка! – вдруг раздался властный голос из ложи жюри.
"Манаев", – почти догадался Гордеев.
Не совсем к месту заиграл вальс – очевидно, фонограмма, уже приготовленная для первого танца на площади.
По сцене забегали распорядители. Произошло короткое совещание у ложи жюри.
Музыка смолкла.
Встал высокий импозантный седовласый человек.
– Кто это? – для подтверждения предположения шепотом спросил Гордеев сидевшего рядом с ним мужчину.
– Так Манаев, – тоже шепотом ответил он.
– Дорогие друзья, – произнес Анатолий Иванович бархатным баритоном. – Оргкомитет и жюри просят у вас прощения за неожиданную накладку. Но чего не бывает, когда все делается честно, без подготовки и интриг! – Он внушительно помолчал. – Царевной нашего бала избрана... – Он надел очки и развернул бумагу... – первая среди равных, выпускница булавинской школы-гимназии номер пять...
Гордеев, пригнувшись, устремился из своего амфитеатра к выходу.
Он уже приблизился к стеклянным дверям на воздух, когда его окликнули сзади:
– Юрий Петрович!
Оглянулся.
Вантеев!
Доктор энергоинформационных наук, уже переодевшийся из своего балахона в тенниску, джинсы и кроссовки, подошел к нему почти вплотную.
– Как видите, вашу просьбу я выполнил и перевыполнил. Надеюсь, что и вы сдержите свое слово, – сказал он тихо.
– Можете не сомневаться, – кивнул Гордеев, с трудом преодолев изумление: откуда же Вантеев узнал его имя?! – Клышев не скажет лишнего.
Он мог обещать это, поскольку уже узнал с помощью Райского: соратник Вантеева по секте Алексей Клышев, почему-то три недели назад выпущенный из СИЗО под подписку о невыезде, теперь не менее чудесным образом под чужим именем сумел вылететь в Испанию.
Глава 42. БЕЗ КОНТРОЛЬНОГО ВЫСТРЕЛА
Преступление и несчастье – вот что его поражало.
Жорж Санд. Чертово болото, I
Еще только приближаясь к гостинице "Стрежень", Гордеев понял: произошло что-то серьезное. Обгоняя их, промчались два милицейских "мерседеса" с включенными мигалками. Потом – навстречу – автобус, набитый автоматчиками в спецобмундировании.
– Видали, Юрий Петрович? – обернулся к Гордееву Володя.
– Да уж. Кажется, это где-то близ набережной.
– Может, утонул кто-то? – предположил Иноземцев. – Тогда мы окажемся кстати.
– А вы хорошо плаваете, Володя? – спросил господин адвокат, который одно время серьезно занимался в секции подводного плавания.
– У нас особо не поплаваешь. В Кедровой – холодно, а бассейнов в городе всего два, – уклончиво ответил Иноземцев. – Если, конечно, не считать закрытых, тех, что при саунах.
– И такие есть?
– А то, – ввязался в разговор водитель, уже известный Дмитро Лукич Яворниченко. – У наших панов з этим дилом проблем нэмае.
– Да-а, – протянул Иноземцев. – Врачей вроде прикрепили к бассейну "Динамо", по талонам...
– Тю! – присвистнул Яворниченко. – Мало трыматы в руках пляшку, трэба ще ии видкоркуваты.
– Да, что-то произошло! – уже с твердостью произнес Гордеев, вглядывавшийся вперед. – И по-моему, в гостинице.
"Черт меня дернул не убраться оттуда вчера! – мелькнуло у него. – Если они на этот раз подсунули мне в номер труп, придется покувыркаться. Но, пожалуй, скрываться не стоит. В больнице меня видели многие, перед этим я тоже был на виду, а папочка моя уже не пуста, как неделю назад".
– Поехали, Дмитро Лукич! – твердо сказал он, хотя Яворниченко и без того не думал сворачивать.
В конце улицы, которая вела на площадь перед гостиницей, стояло несколько омоновцев с автоматами и в бронежилетах. Один из них махнул милицейским жезлом, требуя остановиться.
– Посторонних нет? – спросил он у Яворниченко, подходя.
– Никак нет! – бодро отрапортовал тот, перейдя на чистейший русский язык.
Гордеев уже заметил, что этот дюжий потомок вольных запорожцев говорил на ридной мове только с людьми, с которыми он находился в дружеских отношениях. Представителям властей Дмитро Лукич всесторонне демонстрировал свой лингвистический талант. Этот отец семейства, находящийся в отхожем промысле на российских просторах уже несколько лет, устроился на "скорую помощь" лишь потому, что ему посулили продать по остаточной стоимости списываемый медицинский "рафик", если он приведет в порядок весь автопарк больницы. Когда Яворниченко с взятыми на себя несоциалистическими обязательствами справился, заодно и передаваемый ему рыдван превратив в нечто если не европейское, то вполне прибалтийское, главврач, чтобы удержать ценный кадр, выделил ему для жилья служебное помещение при больнице, и вот теперь Дмитро Лукич, давно отправивший свой "рафик" вместе со свояком и племянником на батькивщину (потом выяснилось, что до нее родичи доехали уже поездом, выгодно для них продав автомобиль где-то в Поволжье; остающийся в Булавинске дядька хвалил их за это, восхищенно крутя головой), был здесь кем-то вроде главного механика, иногда, при необходимости, как сегодня, садясь и за руль "скорой".
– Документы! Путевку! – потребовал омоновец.
Гордеев предъявил свое адвокатское удостоверение.
– Прокурор попросил подвезти этого товарища, – пояснил Володя. – А что произошло конкретно?
– Там объяснят, – нехотя ответил омоновец. – Проезжайте на малой скорости.
Гостиничная площадь была оцеплена омоновцами и солдатами внутренних войск. Стояли две пожарные машины, одна из них – с лестницей, карета "скорой помощи" из воинской части. Милицейских и административных машин было уже с дюжину. Возле одной из них стояла немаленькая толпа – милицейских, военных и штатских. Верно, там о чем-то совещались.
– Наденьте белый халат, – посоветовал Иноземцев Гордееву. – Да и вы, Дмитро Лукич, если выходить будете.
– Лышуся тут. – Очевидно было, что гражданину нэзалэжной Украйны стало не совсем по себе от такого количества представителей правоохранительных органов хотя и дружественной, но все же также независимой державы. – Обэрэжно, хлопци!
– Пойдем у вояк спросим причину народных гуляний, – предложил Володя Гордееву, направляясь к защитного цвета "уазику" с красным крестом. – Что стряслось, товарищ военврач? – молодцевато обратился он к тощему русоволосому парню в белом халате, из-под которого выглядывали офицерские брюки.
– Вон, – указал тот рукой с зажатой в ней сигаретой. – Автомобиль видите?
Площадь перед гостиницей была пуста, только слева от входа стояла иномарка.
"Кажется, "шевроле-люмина"", – предположил Гордеев, всмотревшись.
– Неплохая машинка, – сказал он.
– Заложника взяли, – сказал парень. – То есть заложника и заложницу.
– Кто? – вырвалось у Володи.
– Кто-то крутой. Уже стрелял. Пока в воздух.
– А сколько их?
– Заложников двое. Террорист – один.
– Один? – Гордеев даже присвистнул. Во всяком случае, у него отлегло от сердца: не все в Булавинске вертится вокруг его драгоценной персоны.
Но было понятно, что дело раскрутилось с мощью многотонного маховика. Заложники, террористы – это уже не информации по договоренности с Ириной Федосеевой, это официальные рапорты в Москву, это уже не местная милиция, это госбезопасность из столицы. А ребята из госбезопасности любят надувать щеки, особенно когда появляется какой-нибудь идиот-одиночка.
– Говорят, один. Во всяком случае, никакие сообщники здесь не обналичивались.
– Как же это он в одиночку двоих захватил? – удивился Юрий Петрович. – И мужика...
– А у него все в порядке на этот счет, – откликнулся военврач. – И взрывное устройство имеется, и пистолеты. Серьезный малый.
Гордеев огляделся.
Чувствовалось, как обычно у нас во время крупных происшествий, что власти и органы к появлению доморощенного террориста не были готовы. Оцепление поставлено, но и зевак поблизости оказалось предостаточно. Гуляющие по набережной в субботний день, приблизившись к гостинице, не уходили, а останавливались, включаясь в обсуждение подробностей происшествия. С десяток милиционеров пытались оттеснить их в стороны от выхода с гостиничной площади на пешеходный мост, но малоуспешно: среди зевак было немало родителей с детьми, с удовольствием вступивших в перепалку со стражами порядка. Слышались голоса: "Хоть в выходные есть у нас свобода или нет?", "Ну, ударьте, ударьте! Пусть мой сын увидит, что такое демократия по-булавински!", "Вы не здесь дубинами машите, а террориста обезвреживайте!" – хотя справедливости ради следовало заметить, что милиционеры свои резиновые палки в ход не пускали, а всего-навсего пытались создать с их помощью некое подобие ограждения.
Видно было и то, что начальство нервничало и, вероятно, не совсем понимало, что же делать дальше. То есть, конечно, оно понимало, что террориста надо обезвредить, и желательно навсегда, для чего велело снайперам занять исходные позиции на крышах ближайших домов, – это было неплохо видно всем зевакам на площади, однако по прикидке Гордеева расположение зданий здесь было таково, что снайперы могли пустить свое оружие в ход только в случае, если бы террорист рванулся на своем – или не своем – "шевроле" наутек.
Впрочем, были снайперы и на площади. Укрывшись за автомобилями, они держали под прицелом место, где находились террорист и заложники.
Вдруг по площади прошел неясный шум. Толпа руководства заволновалась. Из автомобиля слышались какие-то крики.
Гордеев с трудом подавлял в себе желание ринуться в гущу событий. Только автобиографические подробности минувшей недели остерегали его. Он осознавал, что ничего хорошего из его активности здесь выйти не может. Кто-то из прокуратуры или милиции его обязательно узнает, а в этой нервозной обстановке узнавание уже у многих сидевшего в печенках защитника адвоката, посаженного в СИЗО по абсурдному обвинению, ничего приятного этому защитнику не сулит.
"Придется опять опираться на Володю", – вздохнул Гордеев и обратился и к Иноземцеву и к военврачу разом:
– Может, это, коллеги, нас требуют?
– Пойдем узнаем? – предложил Володя парню, но тот покачал головой.
– Мне мой полковник скажет, если что. Вон он стоит, – неопределенно махнул он рукой. Впрочем, там никого в белых халатах не было.
– А я пойду. – Иноземцев решительно зашагал к начальникам, Гордеев же побрел к Дмитро Лукичу.
– Ну шо? – спросил тот. – Шо цэ?
– Террорист, – коротко ответил Гордеев. – С заложниками.
– Уявляю соби. – Яворниченко поскреб в затылке. – Що ж робыты?
– Вот Володя пошел узнать, – развел руками Гордеев.
С каждой минутой он все острее начинал понимать, что все, происходящее сейчас вокруг террориста, ему на руку. Но в этой ситуации следовало повести себя так, чтобы извлечь из нее максимальную выгоду. Он еще раз внимательно оглядел площадь и сплюнул, хотя с раннего детства его учили хорошим манерам.
Единственного успеха здесь, на площади, правоохранители достигли в работе с прессой. Парень с зачехленной телекамерой и девушка в джинсах понуро сидели возле "жигуленка" телестудии. Рядом с ними бодро курили четверо омоновцев. Людей с фотоаппаратами не было видно, и даже наверняка присутствующие здесь корреспонденты из "Булавинских ведомостей" могли довольствоваться лишь какими-то словесными набросками. Разумеется, и Гордееву доставать свою "фотомыльницу" было бы безумием. Но все-таки кое-что ему пришло в голову.
"Готовность номер один", – скомандовал он самому себе. Быстрым шагом к машине шел Володя.
– Он "матюгальник" требует, – без предисловий объявил он.
– Террорист? – спросил Дмитро Лукич, тем показывая, что он уже в курсе дела.
– А кто же еще? Они вели с ним переговоры по мобильному телефону, но теперь он заявил, что хочет поговорить с народом. И требует "матюгальник", то бишь какой ни есть рупор. Сами понимаете, как нашей "головке" это не нравится.
– Еще бы! Но, как я вижу, террорист-то с демократическими наклонностями!
– Едва ли! Просто это для него, скорее всего, дополнительная возможность привлечь внимание к своей персоне, чем-то еще прикрыться.
– А кто он, выяснить не удалось?
– Не услышал. Но по разговору понял, что какой-то бандит.
– Ага! Значит, его требование громкоговорящего устройства – не последнее, и после многолюдного митинга и своей зажигательной речи он предъявит новые требования...
– Уже предъявил. Как я понял, ему нужен самолет до Москвы и, конечно, доллары.
– Тильки до Москвы? – удивился Дмитро Лукич. – Чому нэ до Киеву? Яка ни есть, але закордонна дэржава!
– В Москве он ставит условием встречу с прессой. Там и укажет свой дальнейший маршрут.
– Понятно.
Забравшись с Иноземцевым в "скорую", Гордеев дал ему кое-какие наставления и вновь отправил к начальникам, оставшись с Яворниченко, который от нарастающей в воздухе нервозности перешел на русский язык.
Но обсуждали они положение недолго. Вдруг два милиционера и один из начальствующих, но, видно было по суетливости движений, невысокого ранга, быстро двинулись к продуктовой палатке, стоявшей на набережной.
Через короткое время милиционеры почти бегом потащили от палатки большой пластиковый пакет с прозрачными бутылками и еще один пакет, очевидно с продуктами.
– Пить захотел, – прокомментировал Яворниченко.
Действительно, через несколько мгновений они увидели, что Володя, подхватив оба пакета в левую руку и подняв правую, медленно двинулся к машине террориста.
– Молодец! Какой молодец, а, Дмитро Лукич! – не удержался Гордеев, стоявший так, чтобы машина на всякий случай скрывала его от глаз начальников, лихорадочно решавших, что делать.
– Так-так, – в волнении произнес Яворниченко.
Время стало не идти – ползти.
Володя шаг за шагом приближался к серебристому "шевроле". Вот он оказался близ дверцы со стороны водителя. Опустил на асфальт пакеты, поднял освободившуюся руку.
Было понятно, что террорист подает ему команды.
Вот Иноземцев медленно стал раздирать полиэтилен упаковки. Достал одну большую бутылку с минеральной водой, вторую, выстраивая их на асфальте...
Гордеев окинул взглядом позиции снайперов – тех, что находились на площади. Чувствовалось, что пальцы их лежат на курках, что они готовы спустить их в каждое следующее мгновение.
– Пойду подывлюсь, – не выдержал Яворниченко, чье состояние вновь изменилось – в речи теперь мешались русские и украинские слова. Кое-как напялив на свой могучий торс белый халат, он отправился поближе к арене этого непредсказуемого события, благо что невозмутимый и даже равнодушный еще недавно военврач тоже покинул свой пост у автомобиля.
Между тем Володя, демонстрируя это террористу, открыл одну бутылку и выплеснул из нее довольно много жидкости на асфальт. Затем открыл вторую, третью...
В конце концов он получил наконец распоряжение, какую из бутылок подать в машину.
Еще прошло несколько минут, в течение которых Гордеев заметил, что в гостинице стали более заметны передвижения на этажах, несколько балконных дверей чуть приоткрылись.
"Играют, играют! – с досадой подумал он. – Может, подойти поближе. Им всем сейчас не до меня".
Вдруг Гордеев увидел, что задняя дверь со стороны водителя распахнулась. Володя принес и поставил туда пакеты с едой и с оставшимися бутылками воды.
Дверь захлопнулась.
Открылась дверь передняя. Володя подошел к ней, заложив руки за спину и наклонившись, довольно долго стоял в таком положении, очевидно, вел какой-то разговор.
Потом и эта дверь захлопнулась, а Володя уже довольно быстро пошел к ожидавшим его на площади.
Володю обступили со всех сторон так, что белый его халат был Гордееву неразличим.
Дмитро Лукич, уже совсем забыв про административную осторожность, добросердечно пытался приблизиться к обсуждавшим Володин поход к террористу, но это ему удалось не совсем. Кто-то из людей в погонах довольно строго что-то сказал ему и махнул рукой в сторону "скорой помощи", у которой стоял Гордеев. Однако Яворниченко начальственной рекомендации не внял и вновь отошел к понуро стоявшему военврачу. Гордеев подумал, что к террористу послали именно Володю потому, что он был, как всегда, в своих любимых джинсах и в летней майке, а вот военврача в форме, выглядывающей из-под халата, террорист едва ли к себе подпустил бы.
Наконец Иноземцеву удалось выбраться из толпы начальников – точнее, она расступилась перед ним, и он поспешил к машине. Гордеев на всякий случай пошел открывать заднюю дверь "скорой".