В тени регулирования. Неформальность на российском рынке труда - Коллектив авторов

Монография продолжает серию публикаций Центра трудовых исследований (ЦеТИ) НИУ ВШЭ, посвященных российскому рынку труда, и предлагает комплексный анализ проблемы неформальной занятости в России.

В книге обсуждаются экономическая природа, источники и механизмы формирования неформальной занятости, основные теоретические подходы к ее изучению, существующие способы ее статистического измерения. Подробно рассматривается вопрос о дуализме на рынке труда, предполагающем его сегментацию с делением на формальный и неформальный сектора. Центральное место в работе занимает анализ масштабов, динамики и структуры российской неформальной занятости. Особое внимание уделяется выгодам и издержкам деформализации отношений занятости как для работников, так и для фирм и общества в целом, в частности – оцениваются различия в уровнях оплаты труда между формальными и неформальными работниками. Анализируется также влияние на неформальную занятость таких институтов, как минимальная заработная плата и система налогообложения, ее вклад в экономическое неравенство, динамика перемещений работников между формальным и неформальным секторами. Во всех главах книги анализ ведется с применением современных эконометрических методов и использованием больших массивов микроданных. Исследование позволяет получить целостное представление о проблеме неформальности в условиях российского рынка труда.

Для экономистов и социологов в области трудовых отношений, всех интересующихся проблемами российского рынка труда. Монография может быть использована в качестве учебного пособия при преподавании таких дисциплин, как экономика и социология труда, управление человеческими ресурсами.

Содержание:

• Введение 1

• Литература 4

• Глава 1. Неформальность на рынке труда: концептуальные рамки анализа 4

• Глава 2. Неформальная занятость: определения, измерения, межстрановая вариация 22

• Глава 3. "Бойцы невидимого фронта": кто они и сколько их? История на основе данных ОНПЗ 33

• Глава 4. Нормально ли быть неформальным? 40

• Глава 5. Влияние минимальной заработной платы на неформальную занятость 50

• Глава 6. Влияние налогообложения на неформальную занятость: последствия введения плоской шкалы подоходного налога 60

• Глава 7. Между светом и тенью: межсекторная мобильность 71

• Глава 8. Динамика неравенства: фактор неформальности 81

• Глава 9. Влияет ли неформальность работников на благосостояние семей? 93

• Глава 10. Неформальность и самооценки социального статуса 99

• 10.2. Что такое самооценки социального статуса? 100

• Глава 11. Самозанятость в странах с переходной экономикой 109

• Заключение 119

• Сведения об авторах 124

• Примечания 124

В тени регулирования. Неформальность на российском рынке труда

© Оформление. Издательский дом Высшей школы экономики, 2014

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

©Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()

Введение

Неформальность на рынке труда (и шире – в экономике в целом) – чрезвычайно сложное, многогранное и запутанное социальное явление.

Один из классиков исследования этой темы, перуанский экономист и политик Эрнандо де Сото, уподобил его слону из древнеиндийской притчи про слепых мудрецов, которые пытались наощупь определить, что за существо стоит перед ними [Mead, Morrison, 1996]. Первому достались бивни, другому – уши, третьему – хобот, четвертому – ноги и т. д. В результате "слоны" у всех получались совершенно разными и, что не менее важно, мало похожими на того реального слона, каким он предстает в действительности. Так же, по мысли Э. де Сото, обстоит дело и с феноменом неформальности: в руках исследователей он рассыпается на множество осколков, между которыми обнаруживается не так уж много сходств и которые с трудом складываются в единое целое. Такой "слон" определяется во многом тем, под каким углом зрения смотрит на него наблюдатель-аналитик и с какой целью. Неслучайно, что некоторые авторы пишут о настоящей "какофонии" определений в исследовательской литературе на эту тему [Perry et al., 2007]. Внешний вид и размер нашего "слона" во многом зависят от того, как мы определим критерии выделения этого "животного" среди всех прочих. С чем, пожалуй, согласны все, так это то, что живет "оно" в тени государственного регулирования.

Вместе с тем экономическое и социальное значение проблемы неформальности трудно переоценить. В различных проявлениях с ней приходится сталкиваться всем без исключения странам – развитым, развивающимся, постсоциалистическим. Масштабная деформализация экономики – верный признак низкого качества существующей институциональной среды. По крайней мере в том, что касается обеспечения условий для современного экономического роста и высокой производительности. В этом смысле проблема неформальности предстает как одна из ключевых проблем экономического и социального развития.

В результате мы сталкиваемся с достаточно парадоксальным сочетанием понятийной разноголосицы с признанием огромной социально-экономической важности явления, к которому она относится. Эта ситуация имеет далеко не безобидные практические следствия: "Неформальность, – отмечает Р. Канбур, – это термин, которому принадлежит сомнительная заслуга сочетания максимальной политической важности и практической значимости с минимальной концептуальной ясностью и логической последовательностью при использовании в исследовательской литературе. Огромная масса существующих определений неформальности оборачивается путаницей в анализе и, что хуже, крупными провалами в политике" [Kanbur, 2009, p. 2].

Впрочем, такое состояние дел едва ли должно вызывать удивление. В самом первом приближении "неформальность" можно определить как любые виды легальной экономической деятельности, остающиеся невидимыми для "радаров" государства [Oviedo et al., 2009]. Вполне ожидаемо, что изучение подобного явления-невидимки сталкивается с огромными трудностями – дефиниционными, измерительными, интерпретационными. Как справедливо заметил один из наиболее активных исследователей теневой экономики, австрийский экономист Ф. Шнайдер, вести наблюдение за тем, что люди стремятся скрывать, – задача заведомо не из простых [Packard et al., 2012].

Однако в последнее десятилетие в понимании феномена неформальности наблюдалось постепенное сближение позиций. Такой вывод можно сделать, обратившись к дефинициям, выработанным ведущими международными организациями. Так, под определение "неформальной экономики", предложенное Международной организацией труда (МОТ), подпадают "любые виды экономической деятельности работников и экономических единиц, которые не признаются, не регулируются и не защищаются в рамках существующей правовой и регуляторной системы, а также работа без вознаграждения, осуществляемая на предприятиях, стремящихся к извлечению дохода" [ILO, 2002]. В понимании ОЭСР это "…трудовая и иная экономическая деятельность, направленная на производство легальных товаров и услуг, при которой не соблюдаются одно или более законодательных требований, связанных с регулированием производства или занятости" [OECD, 2004, 2008]. В определении Европейской комиссии речь идет о "недекларируемой работе и других видах оплачиваемой деятельности, которые по своему характеру являются законными, но о которых не подается сведений государственным властям" [Packard et al., 2012] . Отталкиваясь от этих определений, можно сказать, что "неформальная экономика" – это любые виды экономической активности, до которых у государства почему-либо "не дотягиваются руки" (или потому, что оно не хочет, или потому что оно не может), и соответственно "неформальная занятость" – это трудовая деятельность в рамках "неформальной экономики".

Представители развитых стран, далеко продвинувшихся по пути экономического роста, часто воспринимают формальную занятость как идеал, к которому все должны стремиться. Неформальная занятость для них – аномалия, атрибут недоразвитости. Отчасти это так, поскольку означает провал действующей институциональной системы, ее неспособность регулировать сложные экономические процессы. Однако на протяжении всей мировой истории то, что мы сегодня называем "неформальной" занятостью, было единственным режимом трудовой деятельности. Иного просто не существовало.

Массовая формализация занятости (и как следствие – выделение регулируемого, т. е. формального, сектора) началась на рубеже XIX – ХХ веков вместе с формированием таких институтов, как социальное и пенсионное обеспечение, законодательство о защите занятости и об охране труда, минимальная заработная плата и т. п. Попадание сферы труда в фокус регулирования этими институтами и означало ее формализацию. Соответственно расширение охвата работников таким регулированием и создание механизмов мониторинга и инфорсмента вводимых правил обозначили движение в структуре занятости от "неформальности" к "формальности".

В более широкой концептуальной перспективе "неформальность" можно рассматривать как антитезу главной, по М. Веберу [Вебер, 1990], характеристики обществ современного типа, которая отделяет их от предшествующих традиционалистских обществ, а именно – функционирования на основе фиксированных и защищаемых государством универсальных "правил игры" (законов и административных регуляций). Соответственно если "формальность" в веберианской перспективе предстает как условие и продукт развития современного капитализма, то "неформальность" – как признак немодернизированности и экономической отсталости. Естественно, что первая получает положительную, тогда как вторая – отрицательную нормативные оценки. Этим во многом объясняется, почему в большей части исследований на эту тему по отношению к "неформальности", "неформальному сектору", "неформальной занятости" доминировала и продолжает доминировать резко негативистская установка.

Переход из мира "неформальности" в мир "формальности" – длительный, сложный и многоплановый процесс, затрагивающий все стороны существования общества. Британский антрополог К. Харт, введший в научный оборот сам термин "неформальный сектор", так описывает жизнь в условиях современной, "формализованной" экономики: "Это мир своевременных выплат заработной платы и других типов вознаграждения, регулярных платежей за ипотеку, четких кредитных рейтингов, страха перед налоговыми органами, регулярных приемов пищи, умеренного потребления стимулянтов, хорошего медицинского обслуживания, отчислений в пенсионные фонды, взносов за школьное обучение, ежедневных поездок на автомобиле на работу и обратно, летних отпусков на море. …Но что делает этот образ жизни "формальным", так это его регулярность и упорядоченность, предсказуемый ритм и чувство контроля, которые мы часто принимаем за нечто само собой разумеющееся" [Hart, 2006, p. 5]. Заменив в этом перечне все утверждения на обратные, мы получим наглядное представление о том, как протекает жизнь в условиях "деформализованной" экономики. В свете этого вполне ожидаемо, что в системе координат, характерной для развитых стран, всепроникающая формализация общества чаще всего воспринимается как норма, а ее отсутствие – как патология.

"Нормой" при таком восприятии оказывается встроенность в разнообразные формальные институты, связанные с деятельностью государства [Levenson, Maloney, 1998], среди них: федеральные и местные казначейства, правительственные социальные программы (включая систему пенсионного обеспечения), правовая система, банковская система, статистические переписи и регистры бизнеса и т. п. Однако участие в них сопряжено с издержками, которые определенные группы могут отказываться нести (или не в состоянии нести). Как следствие, они оказываются включены в иную систему неформальных институтов – в социальные сети местных сообществ, которые отчасти могут выполнять те же функции, что и формальные институты (предоставлять кредиты, страховать от риска, обеспечивать безопасность и соблюдение контрактов и т. п.). В зависимости от характеристик экономического роста и особенностей регулятивной среды могут возникать стимулы для переходов из одной институциональной среды в другую.

Но даже в развитых странах неформальная составляющая не исчезает полностью и продолжает занимать в них важное место. Согласно Харту, по отношению к "формальности" "неформальность" может выступать в нескольких ипостасях: как отделенная от нее часть социального пространства; как ее содержание; как ее отрицание; и, наконец, как ее остаток [Hart, 2006]. Разделение: в сфере публичной жизни (например, на работе) поведение людей подчинено четко определенным правилам, но в сфере приватной жизни (например, дома) оно свободно от подобной регламентации и может строиться как "неформальное". Содержание: неформальные отношения пронизывают взаимодействия между людьми внутри формальных организаций (частных корпораций, правительственных учреждений и т. д.), которые без них оказываются неспособны функционировать эффективно (достаточно сослаться на пример так называемых итальянских забастовок, когда работа строго в соответствии с установленными формальными правилами парализует деятельность организаций). Отрицание: определенные виды неформальной деятельности вступают в конфликт с формальными предписаниями и выступают как их прямое нарушение (уклонение от налогов, несоблюдение правил безопасности и т. д.). Остаток: некоторые виды неформальной активности не считаются настолько значимыми, чтобы распространять на них действие формальных правил (пример – производство продукции в хозяйствах населения для их собственного потребления). Эти примеры ясно показывают, что неформальные взаимодействия образуют фундамент даже современных развитых обществ, далеко продвинувшихся по пути формализации социальных и экономических отношений.

Кроме того, если под "нормой" понимать наиболее распространенное явление, то ею следует признать именно неформальную занятость. С количественной точки зрения ситуация даже сегодня выглядит явно в ее пользу: так, по имеющимся оценкам, в современном мире 1,8 млрд работников трудятся на "неформальных" и лишь 1,2 млрд – на "формальных" рабочих местах [OECD, 2009].

Но почему все это должно нас серьезно волновать? Ведь кто-то может сказать: занятые неформально сами обеспечивают себя доходом и не просят слишком много от государства. Они зарабатывают деньги своим нелегким трудом и никому особо не мешают. Казалось бы, существует много острых социальных и экономических "заноз", среди которых эта далеко не главная. Тем не менее есть несколько веских причин, чтобы не игнорировать эту проблему и учитывать ее в экономической и социальной политике [Perry et al., 2007]. Каковы они?

Во-первых, это комплексное влияние неформальности на благополучие семей. Неформальные работники часто имеют более низкие доходы, что создает дополнительные риски бедности для них и их семей. В формальном секторе многие работники имеют разнообразные льготы и блага, привязанные к месту работы, а в неформальном секторе этого нет. Здесь также не действуют формальные механизмы социальной защиты (включая охрану труда, режим рабочего времени, компенсации в связи с увольнением), а нестабильность занятости чрезмерна. Это означает, что потеря работы может быть компенсирована только быстрым поиском другой такой же работы.

Во-вторых, это следствия для экономического роста и производительности труда. Неформальный сектор, как правило, отличается примитивным технологическим уровнем, низкой капиталоемкостью, отсутствием доступа к кредитным ресурсам, невысокими требованиями к человеческому капиталу. Все это делает его малопроизводительным по сравнению с формальным. Чем выше его доля в занятости, тем больше труда используется относительно неэффективно. Естественно, что при таком распределении рабочей силы экономический рост оказывается ниже, чем он мог бы быть.

В-третьих, масштаб неформальности является индикатором качества функционирования государственных институтов. Ее экспансия отражает растущее недоверие к формальным институтам, неудовлетворенность качеством регулирования, отсутствие единых правил игры для всех. Она тем значительнее, чем хуже институциональный климат. Связь здесь, однако, двусторонняя. Деформализация сама по себе способствует дальнейшей институциональной эрозии, поскольку разрушает институт формального договора и его инфорсмент. Неформальные работники не платят налоги и социальные взносы, что лишает бюджет значительной части потенциальных поступлений. Тем самым государство теряет доходы и ограничено в финансировании производства общественных благ. Когда одна многочисленная группа уходит от налогов, то налоговая мораль всего общества также оказывается под угрозой.

Это лишь наиболее очевидные риски, создаваемые неформальным рынком труда. Возможно, что в реальности они не столь велики. Но насколько они на самом деле значительны, может быть установлено только в ходе специальных исследований, использующих большие массивы эмпирических данных и современную аналитическую технику.

В фокусе нашей книги – формирование неформальности и анализ ее экономических и социальных последствий на российском рынке труда. Такой анализ позволяет сформулировать рекомендации для экономической и социальной политики.