***
Я могла бы ходить к стоматологу хоть до опупения, даже три раза в день, но это никак не помогало задуманной нами операции. Ведь передняя часть дома нам совсем не нужна, Находясь там днем, пан Ришард с Юлитой были отлично видны всем желающим. У меня была другая задача, и я должна была с ней справиться. Раз обещала - сделаю. И я поехала-таки к стоматологу, оставила машину у его дома, даже прошла к маэстро и оскалила зубы, но он, извинившись, попросил меня прийти на следующий день, сегодня у него много пациентов. А я не записалась заранее. Распростилась с врачом, записалась и быстро покинула его дом.
Села в машину, доехала до конца мостовой и принялась изображать попытку развернуться и припарковаться, причем делала это так неуклюже, что, случись здесь дорожный патруль, он бы отобрал у меня права. А я продолжала изображать из себя неумеху до тех пор, пока не вернулись Витек с Малгосей. Доехали со мной до стоматолога, и, пока я скалила зубы, а он их изучал, Витек с Малгосей изучали тылы дома. Они у всех домов-близнецов тут одинаковые, мы же надеялись, что задняя часть дома сулит нам больше надежд, чем передняя. Почему-то мы решили, что бывать на этой улице, не вызывая подозрений, могу только я, потому я и довезла их до стоматолога, а там они незаметно проскользнули за дом.
Наши надежды на зады домов оправдались. Вернувшиеся ко мне в машину Витек с Малгосей были полны оптимизма.
- Никаких проблем! - заявила Малгося. - Туда вообще можно добраться огородами и палисадниками, у них живые изгороди, которые ребенок перешагнет. Я сосчитала домики, наш садовод восьмой, На заднем дворике у него валяются засохшие сосенки и стоит раскрытый пляжный зонтик. Задняя дверь заперта и тоже опечатана, мы видели перекрещенные бумажные полоски.
Витек дополнил, что от соседней улицы эти элитные дома отделяет довольно высокий забор, с той стороны их не увидят, и вообще никто не заметит, даже если там сорок разбойников устроят побоище.
- Если, конечно, Ришард с Юлитой не будут слишком шумно себя вести, - добавила Малгося.
- Двери осмотрели?
- Обычные. Только ключ. К тому же застекленные. Но маленькими рамами.
- Ничего, руку просунуть можно. Гвяздовский справится, если вдруг в двери еще обнаружится внутренний засов. Ну что, привозим их?
- Тогда сразу, пока еще рано, люди на работе, дети в школах. Хорошо, что мы начали с утра. Ага, теперь понадобится Тадик.
Я сунула Витеку сотовый и велела дозваниваться до Тадика, сама же перестала притворяться, что все еще никак не развернусь, и направила машину к началу улицы.
Тадик оказался дома, и даже успел отоспаться после ночного дежурства. Необходимые инструменты у него были при себе, захватил на всякий случай. Витек условился встретиться с ним у бензоколонки через полчаса. Одновременно Малгося по своему сотовому информировала Ришарда и Юлиту. Я крикнула, чтобы они прихватили с собой какой-нибудь нож, можно перочинный, разрезать бумажные полицейские полоски на опечатанных дверях дома покойника.
Выяснилось, что мы напрасно заботились об этих мелочах. Пан Ришард уже обо всем побеспокоился, а у Юлиты были при себе маникюрные ножницы.
Тадик же, тоже на всякий случай, вместе с отмычками передал им специальный нож для разрезания фанеры.
Потом все разъехались, каждый в свою сторону, а к дому Кшевца направилась только пара преступников.
***
Получив от сестры странное и чрезвычайно заковыристое сообщение о гибели брата, Собеслав Кшевец, и без того собиравшийся посетить далекую родину, приземлился в варшавском аэропорту Окенче около девяти утра. Взяв напрокат машину, он направился все к той же сестре, даже не попытавшись созвониться с ней. И явился в тот момент, когда Габриэла вышла из дома, направляясь на работу.
Он подбросил ее к дому, где ей сегодня предстояло работать, а по дороге много чего услышал от сестрицы. Узнал, что он, Собеслав, отвратительный тип, недостойный бедному Мирославу даже ботинки чистить, что упомянутый Мирослав помер и пусть он, Собеслав, даже не пытается опять куда-то смываться, должен дождаться, когда с наследием братика все решится, а брата прикончила лахудра и последняя сволочь его девка, а она, сестра, никак не может ее описать полиции, хотя и видела собственными глазами, знает лишь, что та черная и красная, что он, Собеслав, хоть раз в жизни пригодится, без его подписи или хотя бы устного согласия нотариус документов не составит и без него семейный склеп для нее недоступен. А кроме того, дом заперт и опечатан полицией, так что нельзя даже увидеть, какое оно, имущество Миречека, а тут нашлись еще мерзавцы и свиньи собачьи, которые поносят доброе имя покойного и обвиняют его во всех смертных грехах.
Из всего услышанного Собеслав все же кое-что понял, и не знал, из-за чего больше огорчился: из-за страшной смерти брата или из-за опечатанных дверей, ведь дом был таким же его, как и брата.
- В гробу я видал их пломбы! - с гневом заявил он сестре. - Спать я могу где угодно, но в доме остались мои кассеты и негативы, они нужны мне немедленно, не могу я месяцами ждать завершения процедуры с наследством. Для того я, собственно, и прилетел сюда. У тебя есть запасные ключи?
Не без внутреннего сопротивления сестра призналась - есть.
- Мои запасные полиция забрала, а твои лежат, ну, третий комплект. Вместе с ключами от садика.
- Где лежат?
- В кухне, в ящике стола.
- Тогда дай мне пока свои. Раз ты торопишься, я туда съезжу, возьму свои, а твои, если хочешь, сразу же тебе привезу и отдам.
Несмотря на все обиды и потрясения, Габриэла рассуждала здраво.
- У Миречека пожить ты не можешь, так что остановишься у меня. А с ключами так. Возьми те запасные, там еще лежат и мои запасные, их тоже возьми. Я не знаю, когда вернусь, поэтому вот эти мои мне сразу же привези, чтобы я не ждала вся как на иголках. Стой. Тут я выхожу. Позвонишь в калитку, я сама к тебе выйду.
Конечно же, такие решения она приняла не из любви к младшему брату, стала бы она оказывать ему гостеприимство, просто сочла - так удобнее будет за ним присматривать, чтобы не исчез опять, да и не мешает знать, какие вещи заберет из дома Миречека. Ну и все формальности с наследством, тут без Собеслава, к сожалению, не обойтись, даже их фамильный склеп на кладбище Брудно без него не позволят открыть. А склеп что надо, еще прадедами возведенный, довоенный, кирпичный. На вскрытие непременно нужно и согласие Собеслава…
Собеслав пока не думал ни о наследстве, ни о фамильных усыпальницах. Его интересовали собственные дела. Чтобы спокойно действовать, отвез сестре, как она требовала, ее ключи и занялся собственными проблемами. У брата в доме он когда-то оставил не только диски, но и старые негативы, так необходимые ему сегодня, и много других фотопринадлежностей, которые сейчас на вес золота. Ну вот, скажем, ни в жизнь не повторится такое диво, природа не преподнесет ему больше такого подарка, такого расположения туч и освещенности их солнцем, которые просто не имели права оказаться как раз на той географической широте. Раз в жизни выпало ему такое счастье, как слепой курице жемчужное зерно, и он не намерен его упустить.
Смерть брата потрясла его, хотя они уже давно стали чужими друг другу. Собеслав осуждал старшего брата за его нечестный бизнес и не хотел иметь с ним ничего общего, Мирослава же раздражало нежелание младшего брата помогать ему в делах. Они почти не виделись. Половина дома принадлежала Собеславу, он в начале строительства вложил туда и свои средства, но дома бывал редко. Такая уж работа - носило его по всему белому свету. Но между Сибирью и Гибралтаром, Родезией и Гренландией у него почему-то по пути всегда оказывалась Варшава, вот откуда появилась контора брата.
С полицией он решил связаться позже, а сначала взять свое имущество. Неизвестно, когда потом еще представится такая возможность.
Собеслав въехал в знакомую тесную улочку и припарковался в самом ее конце, за четыре дома до своего. Конечно, он думал о смерти брата, полиция могла поставить у дома своего человека, не только опломбировать его, хотя из того, что наговорила Габриэла, не всему надо верить, он знал свою сестру, той и приврать ничего не стоило. Может, и не было никакого убийства? На всякий случай все же решил проникнуть в дом с черного хода, со стороны дворика, чтобы не бросаться людям в глаза.
Оставив машину в конце улицы, Собеслав по чужим газонам, легко перешагивая через низенькие живые изгороди, прошел к своему дому. Ему не пришлось считать домики, он прямо вышел куда надо, подивился, что пляжный зонтик как стоял тут с прошлого года, так и остался. Осмотрел внимательно дверь. Дверь как дверь, только вот наклеены на нее полоски бумаги с какими-то официальными надписями.
И все они были разрезаны.
Попытался вспомнить, как полиция поступает в тех случаях, когда ей надо пройти в уже опломбированный дом или квартиру, срывает она тогда полоски бумаги или нет? И как? Обычно, просто дернув дверь за ручку, или вот так, аккуратно разрезав уже наклеенные полоски, как здесь? А зачем полиции вообще входить с заднего входа? Не проще ли просто с улицы?
Собеслав достал ключи, осторожно, не брякнув, сунул ключ в скважину и нажал на ручку.
Дверь оказалась незапертой.
Осторожно, на цыпочках Собеслав вошел в дом и прислушался, затаив дыхание. Сверху доносились какие-то негромкие звуки. Воры? Воспользовались тем, что дом стоит пустой… А на полицейские наклейки им, конечно, наплевать.
Поскольку его вещи находились как раз наверху, Собеслав принялся осторожно подниматься по лестнице. Вот площадка, лестница кончилась, а звуки доносились вроде бы из комнаты для гостей. Именно за ней находилась хитроумно спрятанная личная комната Собеслава, темная, приспособленная для работы со светочувствительными фотографическими материалами. Неужели роются там?
Собеслав осторожно толкнул дверь в гостевую комнату и увидел злоумышленника. Нагнувшись над прикроватной тумбочкой, тот с судорожной поспешностью рылся в ее ящиках. Вор был небольшого роста, щуплый, в каких-то обвислых, старых джинсах и толстом, тоже старом и явно не по росту большом шерстяном свитере. На голове - идиотская зеленая кепка. Все это Собеслав окинул одним взглядом, подивился жуткому сочетанию цветов ветхой одежки и не успел ничего сказать, как воришка выпрямился и повернулся к нему лицом. Он собирался что-то сказать, даже произнес "па", но увидел в дверях Собеслава и замер.
***
На место преступления Юлита и пан Ришард отправились каждый на своей машине, не потому, что так решили, просто не успели обсудить всех мелочей предстоящей операции. Машины оставили в разных пунктах подальше от места назначения, до дома покойника добирались огородами. Без труда отсчитав дома, нашли пляжный зонтик и бумажные полицейские наклейки на двери нужного дома.
Ключи Тадика, а точнее, отмычки оказались потрясающими, дверь отперлась сразу же, не оказав сопротивления. Бумажные полоски Юлита разрезала маникюрными ножничками со свойственной ей аккуратностью. Так что внутрь дома проникли без труда.
Поскольку там никто не торопился наводить порядок, место преступления они поспешили пройти поскорее, глядя в потолок. Методично обыскали шкафчики в прихожей, кухню, гостиную и кабинет - без толку, зажигалки нигде не было. Просмотрели даже маленький погреб, что не составило труда, поскольку он представлял собой просто квадрат без всяких чуланов и каморок. И потом поднялись наверх.
Спальную хозяина определили сразу. Наверху еще была гардеробная, ванная и комната, похожая на гостевую. И повсюду стояла мебель шкафы и шкафчики, комодики, столики и стулья с креслами. По стенам - полки, заполненные книгами, а также всяческими безделушками вазами и вазончиками, фигурками и шкатулками, цветами в горшках и сухими букетиками. Бар с напитками. Рационально поделив помещения между собой, Юлита с Ришардом тщательно просмотрели все, комнату для гостей оставив напоследок.
Перешли в нее.
- Знаете, а тут еще какая-то дверь, - заявил вдруг пан Ришард, обстучав стенку, оклеенную обоями. - Похоже, использовали часть антресолей. Надо и туда заглянуть.
Дверь в замаскированную комнату оказалась запертой, видимо, комната на антресолях не заинтересовала полицию. Немного помучившись с отмычками, пан Ришард и ее открыл.
- Проявочная! - прошептал он сообщнице. - И, встретив ее недоуменный взгляд, пояснил: - Ну, комната фотографа, где в темноте проявляют негативы. Горит только красная лампочка. Сейчас найду выключатель и обыщу все тут.
Предоставив ему проявочную, огорченная неуспехом их долгих поисков, Юлита принялась копаться в гостевой. Шифоньер, полки, вешалки… - ничего. Если не считать, конечно, каких-то дамских и мужских предметов туалета в одежном шкафу и просто разбросанных на постели и по стульям. При этом она уронила какой-то поясок, он упал на пол, позвякивая металлическими петлями и украшениями.
Ага, вот еще тумбочка у кровати, вернее, низкой и широкой тахты. На ней глиняный горшочек, пустой. Пепельница. На полу - утренние комнатные туфли без пяток, судя по размеру, мужские. Два коробка спичек и карманная записная книжка. Никаких признаков зажигалки. Выдвинула ящик, в нем свернутая клубком дамская нижняя юбка из черных кружев. И ничего больше. Только тахта. Надо бы просмотреть и тахту.
Под тахтой и за ней было пусто, если не считать огромной дохлой мухи, но ведь тахта может и открываться, чтобы внутрь прятать постель. И зажигалку тоже можно туда сунуть. Нет, самой не открыть, пан Ришард поможет.
И девушка выпрямилась, собираясь позвать на помощь сообщника, но могла произнести лишь "па…". В дверях стоял покойник. Да-да, покойник, убитый чуть ли не на ее глазах пан Мирек! Договорить девушка не смогла. Впрочем, она и ничего другого не смогла бы сделать. Просто оцепенела.
Первым пошевелился покойник. Он сделал шаг вперед, оказался в полосе света, и стало ясно Юлита ошиблась. Это не был убитый, а кто-то другой, очень на того похожий. Сообразив пока лишь это, девушка в ужасе шарахнулась назад, однако это было все, на что она в данный момент оказалась способной.
Меж тем пан Ришард напрасно искал выключатель в проявочной. Тогда решил попросить у Юлиты спички - он сам ведь некурящий - и вышел из заклеенной обоями двери в тот самый момент, когда шарахнувшаяся в ужасе Юлита наступила со всей силы каблучищем своих буцалов ему на ногу. Дикий вопль боли потряс весь дом.
И всех оживил.
В комнате было только три человека, но каждым из них овладели столь сильные и противоречивые чувства, что они просто наэлектризовали воздух и рвались наружу. Тут проявились гнев и возмущение Собеслава, граничащие с желанием немедленно придушить грабителей, смертельный испуг Юлиты, несколько смягченный сознанием, что на пороге все-таки не труп, хаос в голове пана Ришарда, увидевшего вдруг не то покойника, не то застигшего их на месте преступления полицейского, почему-то очень похожего на убитого. К тому же бедный Ришард испытал вдобавок к психическому и физическое потрясение, ведь Юлита выбрала какие-то тяжеленные солдатские бутсы. И столкновение намерений и желаний. Нарушители кодекса первым делом подумали о том, чтобы спрятаться или, лучше, немедленно сбежать, но бедный Ришард оказался лишенным этой возможности. Бежать подпрыгивая? Или драться до последнего? Или попытаться заговорить с этим привидением? А Собеслав уже засучил рукава, готовясь вступить в рукопашную с громилой и его подручным, отобрать у них награбленное, ишь залезли в его потайную комнату!
Победило чувство самосохранения. В конце концов, все трое оказались в доме нелегально, это их как-то утихомирило. Все говорили шепотом, особенно тихим и еле слышным в сравнении с могучим рыком боли, только что прозвучавшим.
Из-за шепота они долгое время не могли понять друг друга. А отобрать у грабителей награбленное Собеслав не мог по той причине, что воры ничего не награбили. Хуже того, подручный злодея в старой обшарпанной одежке оказался прелестной девушкой, а бить девушку… да у Собеслава рука отсохнет! Главный же грабитель с выражением боли на лице держал в руках отдавленную ногу, что опять же… кто бьет лежачего?
Преодолев панику, Юлита первая разобралась в ситуации и уже громким шепотом принялась лихорадочно твердить:
- Да ведь это же его брат, пан Ришард! Его брат! Езус-Мария, что делать, это его брат! Говорю вам, это его брат! Я уверена - это его брат!
На фоне без конца повторяемого "брат", служившего как бы музыкальной основой для прочих высказываний, прозвучали отрывочные фразы, надо сказать, весьма противоречивые: "Обокрасть покойного, кладбищенские гиены!" - "Молчите, ничего нельзя говорить, все будет нам во вред!" - "Не потерплю, пусть даже менты меня схватят! Молчите, ни слова!" - "Сбежать бы, о боже!" - "И не только кладбищенские, вы и живого обворовываете!" - "Пусть он сначала покажет документы!" - "Не надо, бежим!" - "Но раз брат - я и не знаю"…
- Да в чем дело? - гневно прошипел Собеслав. - Что вы заладили - его брат, его брат. Да, это дом моего брата. Кажется, его убили!
- Вы тут нелегально, - вдруг сурово произнес пан Ришард и наконец опустил на пол отдавленную ногу. - Мы тоже, это не скроешь. Вы и в самом деле брат убитого?
- В самом деле. Собеслав Кшевец, фотограф, прошу любить и жаловать…
- Юлия Витте, издатель, - автоматически отозвалась дико взволнованная и хорошо воспитанная Юлита и машинально поклонилась.
- Ришард Гвяздовский, предприниматель, строитель…
Буря с громом и молниями вдруг преобразилась в чистой воды Версаль. Собеслав почувствовал - что-то тут не так.
- Какие-то у нас нетипичные для воровской шайки профессии, - вырвалось у Собеслава.
Грустно вздохнув, пан Ришард пояснил, что в роли воровской шайки они выступают первый раз и поэтому у них не очень хорошо получилось. А у вас?
- Последнее, что я украл, - это пара картофелин с чужого поля, чтобы запечь и тут же съесть. Тогда мне было двенадцать лет. А кроме того, я сюда явился не для того, чтобы посмертно обокрасть брата, тут лежат мои вещи, и мне надо их срочно забрать. Нет, не рубашки и носки, а фотоматериалы. Они там! - Он махнул на оклеенную обоями дверь. - Во всяком случае, я надеюсь, что они там.
Пан Ришард отвалился от косяка упомянутой двери и уступил дорогу законному наследнику.
- Не знаю, что там, потому что не мог найти выключатель и включить свет. Там светится только маленькая красная лампочка. А если чего не хватает, заранее предупреждаю, что это не мы, пани Юлита туда даже и не заходила.
Для Собеслава работа была в жизни главным, договор уже подписан, он не мог ждать официального разрешения, поэтому махнул рукой на закон и вошел в проявочную.
- Вот где включается, глядите! - обратился он к собеседникам, не ведая о том, что тем самым в зародыше растоптал их желание немедленно сбежать, пока он отвернулся. А художник продолжал: Я специально спрятал выключатель, чтобы никто внезапно не распахнул дверь во время работы. Я тогда еще имел дело со светочувствительными клише. А красная лампочка зажигалась одновременно с открываемой дверью.
Юлита и пан Ришард молчали, не зная, что делать. А брату покойника вдруг пришла в голову светлая мысль, и он обернулся к ним.