Я проследовала за Вэлери по узкому коридору в душный неприбранный кабинет и села на стул, на который она мне указала, рядом со столом, заваленным папками. Сиденье этого казенного стула было обито грубой оранжевой тканью. От многолетнего использования она посерела, а кроме того, кто-то провертел в обивке сиденья дырку. Маленькие крошки желтой пены вылезли из-под обтрепанной ткани и пристали к моим спортивным брюкам. Я равнодушно принялась их отряхивать, потом перестала.
Повинуясь приказу, Вэлери принесла чаю, крепкого и темного, в кружке с надписью на боку "Благотворительный марафон ’03", а затем торопливо вышла, оставив меня разглядывать плакаты, развешанные по всему маленькому кабинету. Вид на Флоренцию из Бельведера. Канал со стоячей зеленой водой и роскошными ветшающими зданиями - внизу истерическим курсивом написано "Венеция". Кто-то любил Италию, но не настолько, чтобы хорошенько прикрепить венецианский плакат. Один угол, там, где отклеился скотч, завернулся вперед, да и вообще, начнем с того, что плакаты никогда не висели ровно.
В кружке оставалось еще глотка два чаю, когда дверь распахнулась и в комнату решительным шагом вошел сержант Блейк.
- Простите, что заставили ждать. Нам нужно было кое-что закончить на месте обнаружения.
Говорил он отрывисто, рассеянно. Понятно, его мысли несутся со скоростью миллион миль в час, и я почувствовала себя еще более вялой по сравнению с ним. Он прислонился к радиатору позади стола, глядя в пространство, и больше ничего не сказал. Через минуту или две я почувствовала, что он забыл о моем присутствии.
Дверь грохнула снова, ознаменовав появление Викерса с картонной папкой. Он тяжело уселся на стул напротив меня и на секунду оперся локтем на стол, уткнувшись лбом в ладонь. Я буквально увидела, как он усилием воли собирается с силами.
- Итак, мне сообщили, что помимо обнаружения тела вы еще и знали жертву, - сказал наконец Викерс, не открывая глаз и пощипывая переносицу.
- Э, да. Не очень хорошо. В смысле, я ее учу. - Сколько времени у меня было, чтобы подумать, собраться, и вот, пожалуйста, я растерялась от первого же вопроса. Я сделала глубокий вдох и медленно выдохнула, как можно незаметнее. Сердце у меня колотилось. Просто смешно. - Я учительница английского языка. Я вижу… видела… ее четыре раза в неделю.
- Это та шикарная школа для девочек на холме, да, рядом с Кингстон-роуд? Эджвортская школа? Учиться там недешево, а?
- Полагаю, что так.
Викерс смотрел на листок бумаги из папки.
- Дом ее семьи находится в не особенно шикарном районе. На Морли-драйв.
Я вытаращила глаза.
- Мой дом через пару улиц оттуда. Я и понятия не имела, что она жила так близко от меня.
- Так вас удивило, что они послали Дженни в такую дорогую школу?
- У меня создалось впечатление, что Шеферды рады были тратить деньги на ее обучение в школе. Они хотели лучшего для Дженни. Побуждали стремиться к успеху. Она оказалась способной девочкой. Многого могла добиться в жизни.
Я часто заморгала, раздраженная слезами, которые послышались в моем голосе. Дожидаясь, пока Викерс обдумает следующий вопрос, я ковырялась в недрах стула. Хоть какое-то занятие. Теперь я поняла, как возникла эта дыра.
Если Викерс и возражал против ее расширения, то никоим образом не заявил об этом.
- Вы знали, что она исчезла?
- Сегодня утром в школу приходил Майкл Шеферд. Надеялся выяснить что-нибудь у одноклассниц Дженни, - объяснила я. - Он думал, что полиция…
- …не принимает его всерьез, - закончил Викерс, когда я резко замолчала. Он махнул в мою сторону рукой, заверяя, будто не сердится. - Узнал он что-нибудь полезное?
- Он был просто… в отчаянии. Думаю, он пошел бы на что угодно, лишь бы найти дочь. - Я посмотрела на Викерса и почти со страхом спросила: - Они уже знают? Шеферды?
- Пока нет. Скоро узнают. - При мысли об этом вид у него сделался еще более измученным. - Мы с Энди сообщим им сами.
- Тяжело вам, - заметила я.
- Часть работы. - Но по тону Викерса было понятно: он не воспринимает это как рутину. Блейк тоже хмурился, глядя себе под ноги, когда я посмотрела на него.
Викерс открыл папку и снова закрыл.
- Значит, ваши отношения не выходили за рамки отношений между учителем и учеником, вы сказали. Ничего личного. За пределами класса вы с ней не общались.
Я покачала головой.
- Хочу сказать, что я за ней наблюдала. Это часть моей работы - следить за настроением девочек, нет ли у них каких-то проблем. Казалось, что с ней все в полном порядке.
- Никакого намека на неприятности? - спросил Блейк. - Ничего, что могло бы вызвать у вас тревогу? Наркотики, мальчики, плохое поведение в классе, прогулы - ничего такого?
- Абсолютно ничего. Она была совершенно нормальной. Послушайте, не пытайтесь выставить Дженни такой, какой она не являлась. Это была двенадцатилетняя девочка. Ребенок. Она была… она была невинна.
- Вы думаете? - Блейк сложил руки, в каждой линии его тела сквозил цинизм.
Я сердито на него посмотрела.
- Да. Скандала тут нет, ясно? Вы идете по ложному следу. - Я повернулась к Викерсу: - Послушайте, разве вы не должны искать того, кто это сделал? Проверять системы видеонаблюдения или выяснять, чем занимались местные педофилы? На свободе разгуливает убийца детей, и я не понимаю, какое значение имеет, пропускала Дженни занятия или нет. Это, вероятнее всего, чужой человек, какой-нибудь сумасшедший в автомобиле, который предложил подвезти ее или что-нибудь в этом роде.
Не успел Викерс заговорить, как с сарказмом в голосе ответил Блейк:
- Спасибо за советы, мисс Финч. Наши сотрудники действительно ведут проверку по нескольким линиям расследования. Но вы, возможно, удивитесь, узнав, что, по статистике, большинство убийств совершается людьми, которые знакомы со своими жертвами. По правде говоря, очень часто убийцами являются члены семьи.
Он не хотел меня обидеть. Он не хотел меня унизить. Он не знал, что говорить этого мне ни в коем случае не следовало.
- Можно подумать, Шефердам мало тревог, так вы теперь предлагаете сделать их подозреваемыми? Надеюсь, вы найдете отправную точку получше, чем заявление, что "по статистике, вероятно, это сделали вы", а иначе сомневаюсь, удастся ли вам добиться их доверия.
- Ну вообще-то… - начал Блейк, а затем умолк, когда Викерс похлопал его по рукаву.
- Оставь, Энди, - пробормотал он. Затем улыбнулся мне. - Нам приходится учитывать все возможные версии, мисс Финч, даже такие, о которых хорошим людям вроде вас и думать не хочется. За это нам платят.
- Вам платят, чтобы вы сажали за решетку преступников, - отрезала я, все еще взбудораженная. - А поскольку я не преступница, может, вы отпустите меня домой?
- Конечно, - сказал Викерс и устремил на Блейка взгляд своих ярко-синих глаз. - Отвези мисс Финч домой, Энди. Встретишь меня у дома Шефердов. Подожди там на улице.
- В этом нет необходимости, - поспешно вставила я, вскакивая. Теперь уже на меня устремился холодный взгляд этих ярко-синих глаз. Викерс очень умело это скрывал, но под мятой серенькой внешностью таился железный характер.
- На совещании ты ничего особенного не пропустишь, Энди, - сказал он мягко. - В любом случае мои мысли тебе известны.
Блейк выудил из кармана ключи от машины и без восторга посмотрел на меня:
- Готовы ехать?
Я направилась к двери, не удостоив его ответом.
- Мисс Финч? - раздалось у меня за спиной. Викерс. Старший полицейский наклонился над своим столом, сочувственно наморщив лоб. - Мисс Финч, прежде чем вы уйдете, я лишь хочу заверить вас, что жестокие преступления случаются очень редко. Большинство людей вообще никогда с ними не сталкивается. Прошу вас, не считайте, будто вам что-то угрожает из-за пережитого сегодня. Это ни в коем случае не означает, что вы находитесь в опасности.
Я догадалась, что эту маленькую речь он неоднократно произносил в прошлом. Я молча поблагодарила его улыбкой. Мне не хватило духу сказать ему, что я так или иначе уже очень близко столкнулась с жестоким преступлением.
Автомобиль Блейка, серебристо-серый "форд-фокус", стоял в дальнем конце парковки, принадлежавшей полицейскому участку. Я плюхнулась на пассажирское сиденье. Часы на приборной доске показывали 09.34, и я в изнеможении моргнула. Ощущение было такое, будто сейчас середина ночи.
Детектив копался в багажнике. Пока он меня не видел, я спокойно осмотрелась. Автомобиль оказался исключительно опрятным, никакого мусора, который скапливается у меня - бумажки, пустые бутылки из-под воды, магазинные пакеты или парковочные квитанции. Салон был настолько чист, будто его недавно вымыли. С долей виноватости я посмотрела на коврик у себя под ногами и обнаружила на безупречном прежде ворсе два темных отпечатка от грязных подошв моих кроссовок. Я осторожно опустила ноги, стараясь попасть на уже имеющиеся пятна. Какой смысл ухудшать положение. Кроме того, таким образом грязь будет абсолютно не видна, пока я не выйду из машины.
Только два предмета указывали на жизнь владельца этого автомобиля: радиотелефон, лежавший на приборной панели, и ламинированная карточка с надписью "Полицейский автомобиль" в углублении рядом с ручным тормозом. Больше никаких личных вещей. Не нужно было обладать особой интуицией, чтобы догадаться: детектив сержант Блейк жил только своей работой.
Я догадалась бы, что его раздражает необходимость везти меня домой, даже если бы он, буркнув мне что-то, не вернулся в кабинет Викерса, едва мы оттуда вышли. Я услышала: "Сэр, а может, Вэлери…" - прежде чем дверь закрылась. Закончить предложение я могла и сама. Ответ оказался очевиден, раз мы вынужденно оказались вместе на время поездки до моего дома. Мне от этого было неуютно, а он злился, но это не шло ни в какое сравнение с реакцией, которую я заметила на лице красивой женщины-полицейского в форме, мимо которой мы прошли по пути на парковку. Блейка она одарила обаятельной улыбкой, от меня же отгородилась стеной неодобрения, смешанного с завистью. И я поняла, что все поступки Блейка, а также его спутницы стали значительной новостью в данном конкретном полицейском участке.
Наконец он сел на водительское место.
- Вы знаете, куда ехать? - робко осведомилась я.
- Да.
О, отлично. Это будет забавно.
- Послушайте, мне правда очень жаль, что вы вынуждены меня везти. Я действительно пыталась сказать старшему инспектору Викерсу…
Блейк перебил меня:
- Не переживайте. Ведь я тоже там был. Желание начальника - закон. Я прекрасно знаю Уилмингтон-истейт и, думаю, легко его найду.
Не очень-то любезно, но, с другой стороны, чего я ожидала? Я сложила руки на груди. Смешно, сказала я себе, не хватало только расплакаться из-за того, что незнакомый человек, с мнением которого у меня нет причин считаться, резко мне ответил.
Блейк захлопнул дверцу и дал задний ход, выруливая с парковки, нетерпеливо газуя на выезде с нее, пока ждал просвета в потоке машин. Переключая скорости, он коснулся локтем моего рукава. Я слегка изменила положение, отодвигаясь. Блейк рассеянно глянул на меня, потом посмотрел еще раз.
- Вы хорошо себя чувствуете?
Вместо ответа я шмыгнула носом. На лице Блейка отразился ужас.
- Господи… я не хотел… послушайте, не расстраивайтесь…
Я попыталась взять себя в руки.
- Вы не виноваты. Возможно, это просто посттравматический стресс, или как там это называется. Просто день был очень долгим, тяжелым. Не знаю, как вам удается… постоянно справляться с подобными вещами.
- Ну, не постоянно. Дела такого рода случаются далеко не часто. Я девять лет на этой работе, и сегодняшнее - одно из самых неприятных, которыми я занимался когда-либо. - Он бросил на меня взгляд. - Но это же моя работа, не забывайте. Несмотря на то что Дженнифер Шеферд погибла, я вынужден, насколько это возможно, не проявлять своих эмоций относительно этого. Мне платят за то, чтобы я сопоставлял факты, а лучше всего делать это, сохраняя ясную голову.
Я вздохнула.
- Я не смогла бы выполнять вашу работу.
- Ну а я не смог бы вашу. По-моему, нет ничего хуже, чем стоять перед полным классом детей, пытаясь держать их в узде.
- О, я нередко испытываю это чувство, поверьте. - Каждый день.
- Тогда почему вы решили стать учительницей?
Застигнутая врасплох, я захлопала глазами. Наверное, я идиотка и не знала, с чем столкнусь. Скорее всего тогда это казалось наилучшим вариантом, и я не понимала, что не гожусь для этого по своему темпераменту. Я не осознавала, какими жестокими и непрощающими могут быть подростки по отношению к людям, поставленным над ними, даже если у этих людей полностью отсутствует способность держать дисциплину, не говоря уже о том, чтобы учить. Два последних года стали для меня адом на земле.
Блейк все еще ждал моего ответа.
- О… просто это было хоть какое-то дело. Мне нравился английский язык, и я изучала его в университете. Затем некоторые из моих подруг пошли преподавать, и я сделала то же самое. - Я засмеялась, и мой собственный смех показался мне резким и натянутым. - Но, знаете, это ничего. Зато отпуск длинный.
На лице Блейка отразился скепсис.
- Это не может быть единственной причиной. Должно быть что-то еще. Вы по-настоящему переживаете за своих учениц… я понял это по вашей реакции, когда мы говорили о Дженни.
Правда состояла в том, что по-настоящему переживать за нее я начала, только когда она пропала. Пока она была жива, мне и в голову это не приходило, я даже не знала, что она живет по соседству со мной. Я не ответила Блейку, я просто сидела и смотрела на дорогу, которая, как бесконечная лента, разматывалась в боковом зеркале. Я не могла сказать, будто люблю свою работу. Она мне даже не нравилась. Я не смогла бы заниматься ею всегда, проходя все те же старые стихи и пьесы, автоматически произнося отшлифованные от постоянного повторения фразы. Я не хотела провести всю жизнь у классной доски, вытягивая нужные мне ответы из замкнутых подростков, наблюдая, как они вырастают и уходят, а я остаюсь и топчусь на месте.
Автомобиль подъехал к тротуару и остановился. Блейк посмотрел на меня.
- Керзон-клоуз. Какой дом?
Он стоял у начала тупика с работающим двигателем.
- Можно и здесь, - поспешила сказать я, собираясь выйти из машины. На самом деле это было идеально. Высокая изгородь скроет меня от всякого любителя подглядывать из-за занавесок.
- Я вполне могу довезти вас до дома.
- Да нет, не нужно. - Я нащупала ручку.
- Послушайте, нет никакой спешки. Шеф не так скоро закончит совещание. Так какой у вас номер дома?
- Четырнадцать, но, пожалуйста, не подвозите меня. Тут недалеко, я могу дойти пешком. Я просто не хочу… не хочу, чтобы кто-нибудь видел, что вы меня подвезли.
Он пожал плечами, затем выключил двигатель, оставив ключи в замке зажигания.
- Как скажете. А что такое… ревнивый друг?
Если бы.
- Просто моя мама может услышать шум машины. Я живу с ней, а она… в общем, она не слишком жалует полицию, и я не хочу ее расстраивать. И все эти события - то, что я нашла сегодня Дженни… мне просто больше не хочется об этом говорить. Не хочется объяснять, где я была. Поэтому, если я смогу тихонько войти в дом, она никогда ни о чем не узнает.
Я рискнула бросить взгляд в его сторону, чтобы понять, понимает ли он. Блейк хмурился.
- Вы живете с матерью?
Спасибо, что слушали.
- Да, - сухо ответила я.
- Как так вышло?
- Мне так удобно. - Пусть думает что хочет. - А вы?
- Я? - Блейк удивился, но ответил: - Я живу один. Девушки нет.
Великолепно. Теперь он решит, будто я к нему клеюсь. Большинство женщин так и поступили бы. Нельзя отрицать: он привлекателен. При других обстоятельствах я, быть может, и обрадовалась бы, что он одинок.
- Я имела в виду, где живете вы?
- У меня квартира в бывшей старой типографии у реки.
- Очень мило, - заметила я. Типографию, располагавшуюся по дороге из города, в сторону Уолтона, недавно перестроили, превратив во впечатляюще шикарное жилье.
- Да. Но я не всегда там жил. Мой отец не в восторге от моего выбора профессии, но помог с покупкой этой квартиры. - Он, не сдерживаясь, зевнул, показав белые ровные зубы. - Простите. Слишком много дежурств допоздна.
- Мне пора, - сказала я, сообразив, что у меня нет причин оставаться в машине. - Спасибо.
- В любое время. - Я приняла это за автоматический ответ, пока Блейк не положил мне на руку ладонь. - Серьезно. Позвоните, если я вам понадоблюсь. - Он протянул визитную карточку. - Номер мобильного на обороте.
Я взяла карточку, еще раз его поблагодарила и вышла из машины. Необъяснимо смущенная, я сунула карточку в карман ветровки и быстро пошла к дому. Прохладный ночной воздух, словно ледяная вода, освежил щеки. Позади заработал автомобиль Блейка, и передо мной протянулась моя тень, затем она сместилась влево, когда сержант развернулся в нашем просторном тупике. Когда Блейк скрылся, я прислушалась к затихающему вдали звуку двигателя. Пощелкивая на ходу ногтем большого пальца по визитной карточке, я торопливо преодолела последние несколько ярдов и вошла в дом. В прихожей оказалось тихо и темно - все было так, как я оставила уходя. Секунду я постояла, вслушиваясь в тишину. Длинный, странный и напряженный вечер. Неудивительно, что я чувствовала себя выбитой из колеи. Но по какой причине мной овладело тревожное чувство, будто что-то лежит не на месте. И почему, гадала я, окинув взглядом пустынную улицу, прежде чем закрыть дверь, у меня возникло такое впечатление, будто там все еще кто-то есть и следит за мной?
1992 год
Через шесть часов после исчезновения
Я не смотрю на часы на каминной полке, но знаю, что уже поздно и пора быть в постели. Мне бы радоваться, я давно борюсь за право ложиться позднее, но я устала. Я откидываюсь на спинку дивана, не доставая ступнями до пола. Мои ноги торчат передо мной, икры прижаты к краю сиденья. Ткань диванной обивки пушистая и мягкая, но покалывает кожу.
Я зеваю, потом смотрю на свои руки, лежащие на коленях, ладони - одна в другой, коричневые на фоне голубого хлопка юбки. Если я подниму глаза, то увижу мать, шагающую взад-вперед, ее сандалии оставляют крохотные вмятины в ковре гостиной. Фигура справа от меня - мой отец, откинувшийся в кресле, словно отдыхая. Под всеми ногтями у меня черные полоски. Свежая царапина вьется по тыльной стороне левой ладони, и кожа вокруг нее порозовела. Не помню, когда это случилось. Она совсем не болит.
- Это уже больше не забавно, Сара. Это нелепо. Забудь, что велел тебе сказать Чарли, мне нужна правда.
Я отрываю взгляд от своих колен и смотрю на маму. Под глазами у нее черные пятна, как будто кто-то окунул в чернила большие пальцы и ткнул ей в лицо.
- Тебе ничто не грозит, - мягко произносит отец, - просто скажи нам.