- Знакомство было односторонним. Геннадий не знал сотрудницу, а она много раз видела его у нашего треста, когда он подъезжал в "Жигулях" за женой, за Таней. Произошла эта поездка по чистой случайности. Сотрудница торопилась в аэропорт, но будто назло - ни одного такси. Решила "голосовать" частникам. Одна из машин остановилась. За рулем оказался Зоркальцев. Узнав, в чем дело, Геннадий, не моргнув, заявил: "Десять рублей. Дешевле в Толмачево не поеду". Чтобы не опоздать на самолет, сотруднице пришлось раскошелиться… Другой случай был со мною. Нынче в мае я прилетел в Толмачево из Красноярска. Вышел с рюкзаком за плечами из аэровокзала - такси на стоянке нет. Смотрю, подъезжает Зоркальцев в "Жигулях". Я - к нему. Геннадий охотно повез меня, но в пути, сославшись на кончающийся бензин и отсутствие денег, попросил заправить машину. Таким образом, поездка обошлась мне тоже в десять рублей. Тогда я не придал этому значения. Теперь, когда узнал от сотрудницы о ее поездке с Геннадием, думаю, что такой приработок для Зоркальцева был закономерным.
- Не слышали, в районные центры Зоркальцев ездил? - спросил Бирюков Фарфорова. - Хорошо ли он знал проселочные дороги?
- Рассказывал Геннадий, что объездил все близлежащие от Новосибирска районы. Зоркальцев - заядлый грибник. Обычно в августе, когда в вузах начинаются приемные экзамены, Геннадий заканчивал репетиторство и позволял себе отдохнуть в лесу… - Фарфоров виновато посмотрел на Бирюкова. - Простите, спешу на самолет…
Антон протянул руку:
- Всего доброго.
Из геологического треста Бирюков отправился в противоположный конец города, чтобы на овощной базе встретиться с завхозом Евгением Евгеньевичем Харочкиным. Тот оказался лысым худощавым человеком неопределенного возраста. В черном сатиновом халате с оттопыренными лацканами, Евгений Евгеньевич сидел в похожем на тесную кладовую кабинетике и, прикусив кончик языка, увлеченно перебирал накладные. Антон присел на расшатанный стул. Поздоровался. Харочкин молча кивнул в ответ, спрятал накладные в ящик стола и только после этого посмотрел на Бирюкова воспаленными глазами:
- Вы от Генриетты Николаевны по поводу болгарских помидорчиков?..
- Нет, я от Натальи Михайловны по поводу вашей дочери, - в тон ему ответил Бирюков.
На бледном лице Харочкина появилась растерянность:
- Извините… Э-э-это кто - Наталья Михайловна?
- Маковкина - следователь прокуратуры. Я пришел по ее поручению.
Харочкин смущенно зарозовел:
- С прокуратурой не хочу иметь никаких отношений. По всем вопросам, связанным с Анжеликой, обращайтесь к ее мамаше. Она затеяла этот скандальный балаган.
- Мне хотелось бы прежде переговорить с вами.
- Не могу! Не могу! Извините, не мужское дело - ввязываться в гинекологические проблемы.
- Анжелика - ваша дочь… - начал было Антон, но Евгений Евгеньевич испуганно замахал руками:
- Не моя она дочь! Не моя!..
- Чья же?
- Спросите у Людмилы Егоровны! Вы знаете мою супругу, Людмилу Егоровну? Не женщина - тигр! Выбросила фонтан дурости. Ославила в прокуратуре свое чадо ненаглядное, теперь волчицей воет. Нет, нет! Пожалуйста, избавьте меня от греха, решайте вопрос по Анжелике с Людмилой Егоровной. Только с ней! Я маме с дочкой сказал: "Если дело примет широкую огласку, брошу все к чертовой бабушке и уйду, уйду из дома"…
Бирюков с трудом остановил бурное словоизлияние Харочкина. Мало-помалу они разговорились, и Евгений Евгеньевич чуть не со слезами поведал Антону о своей горькой жизни. Началась эта жизнь семнадцать лет назад, когда директор городского рынка, где в ту пору Харочкин работал кассиром, уговорил его, деревенского несмышленого паренька, жениться на несовершеннолетней тихоне - дочери Людочке. Как выяснилось вскоре после пышной свадьбы, "невеста", несмотря на несовершеннолетие, оказалась в "интересном положении", а крутым нравом - похлеще родимого папы, Егора Исаевича, перед которым трепетали не только служащие рынка, но и нахальные клиенты из южных мест. С годами несдержанная Людочка превратилась в неуправляемую Людмилу Егоровну. Она окончательно подмяла робкого мужа под каблук.
- Семнадцать лет страдаю за один необдуманный шаг молодости, - жалобно проговорил Харочкин, заканчивая невеселое повествование. - Чтобы понять, как живу, представьте себя в одной клетке с разъяренным тигром. Представили?.. Вот так! А вы хотите решить со мной вопрос по Анжелике. Увольте! Не могу, не могу… За малейшее неверно сказанное слово Людмила Егоровна разорвет меня на мелкие кусочки.
- Что значит, "неверно сказанное"? - спросил Антон. - Говорите правду, все будет верно.
- Правда правде - рознь. Один так понимает, другой по-иному, Сто человек - сто мнений. Сразу не угадаешь, какое из них верное…
Разговор прервался телефонным звонком. Харочкин угодливо ответил, и тотчас до слуха Бирюкова донесся слегка приглушенный трубкой волевой голос:
- Евген, ты отоварил представителя Генриетты?!
- Люда, у меня сидит представитель прокуратуры, - вкрадчиво проговорил Евгений Евгеньевич.
- На чем влип?..
По белому лицу Харочкина пошли бордовые пятна:
- Люда, ты оглушила меня… Вопрос касается Анжелики.
Тон в трубке понизился, но Бирюков все-таки услышал:
- Ты ничего не знаешь. Понял?..
- Конечно, конечно, я все сделаю по закону, через бухгалтерию, с оплатой, - наивно выкрутился Евгений Евгеньевич, торопливо опустил трубку и, не глядя Антону в глаза, стал объяснять:
- Супруга, легка на помине. Пробивает для своей начальницы парочку килограммов болгарских помидоров. И так кричит по телефону, что у меня перепонки трещат.
Бирюков понял: после конкретного указания супруги говорить с Харочкиным об Анжелике - пустое дело. "Безвольный папа отказался от дочери, придется начинать с волевой мамы", - подумал Антон.
Приемный пункт макулатуры находился на задворках большого старинного здания. Прилегающий к нему участок переулка напоминал платную стоянку личного транспорта - столько здесь было мотоциклов с колясками, куцых "Запорожцев", разномастных "Жигулей" и даже солидных "Волг". Еще больше, чем автомашин, толпилось пароду. С раздутыми мешками, баулами, чемоданами, хозяйственными сумками и просто с пухлыми бумажными связками люди самых разных возрастов - от подростков до стариков и старух - упорно двигались к похожему на дощатый сарайчик "Пункту", в дверях которого виртуозно жонглировала весовыми гирями раскрасневшаяся Людмила Егоровна Харочкина.
Бирюков, конечно, знал о существующем книжном буме, но только теперь убедился воочию, сколь велика армия одержимых, способных часами стоять в очередях, чтобы получить за макулатуру талон на популярную книгу. Стараясь вникнуть в суть макулатурного "порядка", Антон прислушался к разговорам. Говорили в основном о Дрюоне и Дюма, изредка упоминали широко известного Сименона, сетовали на неорганизованность и сумбурность макулатурного эксперимента, затянувшегося на многие годы. Говорили равнодушно, от скуки.
Неожиданно рядом с Бирюковым остановился похожий на студента парень в очках. Сбросив с плеча на землю увесистый рюкзак, он закурил сигарету, огляделся и, явно затевая от нечего делать разговор, спросил:
- "Макаку" ждешь или у "мака" талоны купить хочешь?
- Не знаю пока… - уклончиво ответил Антон.
- "Макаки" свой товар уже распродали - раньше надо было приходить. А за талоны эта зверь-баба, - парень показал на Людмилу Егоровну, - по семь шкур сдирает, не рад будешь книжке. Не советую с ней связываться. Поезжай в Обской пункт, там "мак" - запойный дедок. Вот у него можешь хоть десяток талонов по сносной цене взять.
Парень, видать, был в макулатурных делах не новичком. Поэтому Бирюков признался, что пришел сюда впервые и жаргона книжников не знает. Парень с усмешкой затянулся сигаретой:
- То-то, вижу, без товара заявился и глазеешь, как на дурной спектакль. "Макаки" - это продающие макулатуру. Кстати, по двадцать копеек за кэгэ. Обычно уборщицы или алкаши. Кто у них покупает? Чуть не все сдатчики. За один талон надо брякнуть на весы двадцать килограммов макулатуры, а ты, допустим, только девятнадцать накопил. Из-за килограмма еще сюда потащишься? Какой резон? Купил за двугривенный этот килограммчик у "макаки" - и норма готова. Можешь вообще не собирать макулатуру, а покупать. Уразумел?.. "Мак" - тоже торгаш, но торгует не макулатурой, а самими талонами. Чаще всего это приемщики макулатуры или те чиновники, которые распределяют талоны. Отдал денежки - и никаких проблем. Не надо с рюкзаком сюда тащиться да нервничать, пока эта зверь-баба твой хлам примет. Иди с купленным талоном сразу в магазин и выкупай заветную книгу, если она поступила в продажу. Культура…
- И крепко "маки" наживаются на талонах? - спросил Бирюков.
- Еще бы! Не только наживаются, но и связи во всех сферах имеют. Теперь в кого пальцем не ткни - каждый книголюб. Каждому до слез хочется иметь "Трех мушкетеров", "Королеву Марго" и дрюоновских "Железных королей".
- Откуда берутся лишние талоны?
Парень кивнул в сторону приемного пункта:
- Какой мудрец точно сосчитает, сколько в том сарае макулатуры - десять или одиннадцать тонн? На одну усушку-утруску можно списать двести талонов. Перемножь их на трешки-пятерки, и минимальный навар "мака" узнаешь. О максимальном - можно только догадываться…
У весов послышался недовольный шум. Парень поправил очки, насторожился:
- Кажется, прикрывает зверь-баба лавку с товаром. Всегда так: час-другой поработает и - шабаш. Надо с ней разобраться…
Вскинув на плечо рюкзак, он направился к весам. Бирюков тоже подошел поближе. Парень, вытянувшись на цыпочках, через головы впередистоящих крикнул:
- Ну, в чем дело, мамаша?!
- В шляпе, сынок! - зычно ответила Харочкина.
- Не надо хамить.
Людмилу Егоровну словно укололи. Она разгневанно уставилась на парня:
- Врэжу гирькой по очкам - будешь знать, кто хамит!
- А если гирька назад отскочит?..
Стараясь угодить приемщице, на парня со всех сторон осуждающе закричали, однако Людмила Егоровна, несмотря на оказанную ей солидарность, громко объявила:
- Талоны кончились, не базарьте!
Парень досадливо повернулся к Бирюкову:
- Вот тебе наглядный пример. Уже распродала зверь-баба талончики. Запоздал я сегодня на аукцион, придется разворачивать лыжи к дому.
Сдатчики макулатуры стали понуро расходиться. В переулке зафырчали моторы разъезжающихся автомашин. Нахмуренная Людмила Егоровна замкнула дверь "Пункта" большущим навесным замком. Бирюков подошел к ней и, показав удостоверение, представился. Полное лицо Харочкиной побагровело. С таким же прононсом, как у Анжелики, она сердито выпалила:
- Очкарик пэрвым меня оскорбил!
- Я пришел насчет вашего заявления в прокуратуру, - сказал Антон.
- А что заявление?.. - Харочкина вроде бы растерялась. - Что вы с этим заявлением, как черти за грешную душу, ухватились?
- Но вы ведь сами писали прокурору…
- Погорячилась, конечно, - на глазах Харочкиной как-то неестественно, словно она поднатужилась, выступили слезники. - А подлецов таких, как Зоркальцев, надо расстреливать.
- Он вернул вам деньги за репетиторство?
- Нээ-эт.
- Почему?
- Потому что сбежал.
- Когда вы с ним виделись последний раз?
- В прокуратуре, когда следовательница вызывала.
- А по телефону когда ему звонили?
- Через день после того. Хочет замылить четыре сотни за свою халтурную работу. Не на ту нарвался! Свои кровные из горла вырву у хапуги!
- Чем вы угрожали Зоркальцеву при телефонном разговоре?
- Что-о-о?.. - будто удивилась Харочкина. - Не бери на испуг, уважаемый гражданин! Как бы извиняться не пришлось за такие приемчики.
- Я, Людмила Егоровна, запрещенных приемов не применяю, - спокойно сказал Антон. - Напрасно повышаете голос. С чего это мы такие нервные?
- На моем месте любая мать занервничает. У дочери свадьба на носу, а прокуратура рогатки строит… - Харочкина попыталась улыбнуться. - Посодействуйте договориться со следовательницей-формалисткой - в долгу не останусь.
- В таких делах я не содействую, - сухо ответил Бирюков. - Как вы сами расцениваете поведение своей дочери?
На лице Харочкиной появилось такое выражение, словно она хотела крикнуть: "Врэжу гирькой - будэшь знать!" Однако Людмила Егоровна не крикнула, а лишь покривила уголки пухлых губ:
- Девочка как девочка.
- Не рано ли ей замуж?
- Почему рано? В ее возрасте любую только пальцем помани… В старых девах засиживаться теперь никто не хочет.
- Так ведь Анжелике еще и восемнадцати не исполнилось…
- Ну и что? Мы, родители, не возражаем против брака. Получим в горисполкоме разрешение, все будет по закону. Жених - не шаромыжник, а вполне серьезный обеспеченный мужчина.
- Милосердов?..
- Ну, Владимир Милосердов. Он вам не нравится?
Антон улыбнулся:
- Я за него замуж не собираюсь.
- Почему же спросили о нем?
- Работа такая - спрашивать. Скажите, Анжелика в открытую курит?
- Она ничего от матери не скрывает. Что удивительного - теперь девушки поголовно сигаретам дымят.
- И это вас ничуть не тревожит?
- Нет. Никотином Анжелика сгоняет полноту.
- Спиртным - тоже?
- Что-о-о?.. - вроде как не поняла Людмила Егоровна.
- Говорят, спиртным увлекается ваша дочь.
- Это, так и знай, соседи вам натрепали. Завистники! Если девочка раз-другой не рассчитала своих сил, так сразу и в пьяницы надо ее зачислять? С кем по молодости такого не бывает?..
Бирюкову часто приходилось беседовать с родителями провинившихся подростков. Встречались среди них и такие, кто всяческими путями старался уменьшить вину своего ребенка, показать его в более приглядном свете. Все они при этом, как замечал Антон, чувствовали неловкость и стыдливо уводили глаза в сторону. Людмила Егоровна, выгораживая Анжелику, неловкости и тем более стыда не чувствовала. О перепившей несовершеннолетней дочери Харочкина говорила так спокойно, будто ребенок переел мороженого. В планы Бирюкова не входило переубеждение неразумной родительницы, поэтому он перевел разговор к тому, ради чего встретился с этой агрессивно настроенной женщиной:
- Зачем Зоркальцев приезжал к вам домой утром одиннадцатого июня?
Людмила Егоровна надула и без того полные щеки:
- Кто вам сказал?
- Свидетели.
- Вранье! Одиннадцатого числа я полный день была на работе и прохвоста-репетитора не видала!
- Сегодня что-то рано закончили работу…
- К адвокату надо. Буду писать жалобу на следовательницу.
- Вы разве в частной лавочке работаете? Когда хотите - тогда и бросаете работу, куда хотите - туда идете?
- Что-о-о?.. Я постоянно перевыполняю план. Можете спросить у моего начальства!
- Нет, - Антон отрицательно повел головой, - у вашего начальства я спрашивать не буду. Я попрошу сотрудников ОБХСС, чтобы они немедленно занялись вами.
- У меня талоны кончились.
- ОБХСС разберется, куда вы их сплавили, не проработав и полдня.
Харочкина мгновенно сникла:
- Чего разбираться… Открою пункт…
Через полчаса после неприятного разговора с Людмилой Егоровной Бирюков уже беседовал с ее дочерью. Квартира Харочкиных была богато обставлена дорогой мебелью, но на удивление не прибрана. В том же длинном халате, который вчерашним вечером демонстрировала перед Лелей Кудряшкиной, Анжелика сидела, небрежно откинувшись на спинку дивана. Толстым указательным пальцем она стряхивала пепел с сигареты "Кэмэл" прямо на пол и, закатывая глаза к потолку, где красовалась огромная чешская люстра со множеством переливающихся хрустальных висюлек, равнодушно отвечала на вопросы. Собственно, ответы ее вряд ли можно было назвать ответами; "Нэ помню, была в трансе", "Кажется, нет, а вроде бы - да". Анжелика даже "забыла", кто привез бутылку коньяка на дачу: то ли Зоркальцев, то ли она сама.
- Ты уже тогда была нетрезвой? - спросил Антон.
- Кажется, нет.
- Что значит, кажется?..
- Не помню.
- Почему же при допросе и на очной ставке с Зоркальцевым утверждала, будто коньяк купил он?
Анжелика, уставясь томными глазами на люстру, дернула уголками пухлых, как у мамы, губ:
- Так мне тогда казалось.
- Теперь кажется по-иному?
- А-а… Надоела вся канитель.
- Ты хотя бы сама себе даешь отчет, что наговорила на Зоркальцева? - сделав ударение на слове "что", спросил Бирюков.
- А чего мне перед собой отчитываться… Геннадий Митрофанович не мальчик, выкрутится.
- Вдруг тебе придется "выкручиваться", а не Зоркальцеву?..
- Это почему же?
- Если ты наговорила на допросе заведомую ложь, тебя могут привлечь к судебной ответственности за клевету.
Анжелика придавила окурок к спичечному коробку:
- Ну уж… Не пугайте, я несовершеннолетняя. Меня мама научила, как говорить.
- Значит, привлекут маму. Ты этого хочешь?
- Нет, конечно. Маме надо свадьбу готовить. Милосердов сказал, если прокуратура прикроет дело Зоркальцева, мы сразу подадим заявление в загс.
- Где ты познакомилась с Милосердовым?
- В ресторане "Орбита", он там работает.
- А встречались где?
- У Мишки-Империалиста.
- В квартире которого Кудряшкина живет?
- Ну.
- Чем же вы с ним занимались при встречах?
- Ничем.
- Сидели и молчали?
Анжелика лениво усмехнулась:
- Что уж мы, совсем дураки?.. Про любовь говорили, анекдоты рассказывали.
- Еще?..
- Еще Вольдэмар учил меня целоваться.
- Научил?
- Что уж я, круглая дура?.. Я до него умела.
"Ее умственный инфантилизм граничит со слабоумием", - подумал Бирюков и вновь спросил:
- Как ты в школе училась?
- Нормально.
- А поточнее?
- Посредственно.
- Почему так слабо?
- Желания не было. Хотела после восьмого класса бросить. Мама настояла, чтобы до десяти училась. Теперь в торговый институт поступать заставляет.
- Как же ты с посредственными знаниями туда поступишь?
- Поступлю. Теперь за книжные талоны куда хочешь можно поступить.
- А сразу нельзя обменять талоны на вузовский диплом? - иронично спросил Антон.
Словно прощая неудачную шутку, Анжелика снисходительно усмехнулась:
- Ну уж… рассмешили…
- Когда ты видела Зоркальцева последний раз?
Анжелика щелчком вытолкнула из пачки сигарету:
- Да ну его на фиг…
С горем пополам Бирюкову все-таки удалось выяснить, что Зоркальцев последний раз приезжал к Харочкиным утром 11 июня. Заявился, как всегда, с черным "дипломатом". Хотел вернуть деньги за репетиторство, но родителей не было дома. Потом очень серьезно допытывался у Анжелики насчет ее свадьбы с Милосердовым. Почему Геннадия Митрофановича интересовала именно свадьба, Анжелика не поняла, но ответила Зоркальцеву, что все планируется, как надо, а мама на днях заберет из прокуратуры свое заявление. Геннадий Митрофанович сразу повеселел и через несколько минут уехал. Куда - не сказал.