* * *
Марина дожевала бутерброд и отодвинула от себя чашку и тарелку. Теперь надо встать, взять посуду и отнести на кухню, вымыть ее и убрать. Но делать ничего не хотелось. Будь дома Костя, пришлось бы, подавая положительный пример, соблюдать дисциплину. Но сын, сделав уроки, сразу же убежал к другу, живущему в доме напротив. И Марина, позволив себе проявить малодушие, послала к черту все домашние хлопоты, откинулась на спинку стула и прикрыла глаза. Больше всего на свете ей хотелось сейчас сгинуть, испариться, исчезнуть… Желательно надолго. Но не тут-то было. Завтра снова на работу, за стол в углу. Снова видеть вокруг себя все тех же коллег, к которым не испытываешь ни капли симпатии, а порой даже и ни капли уважения…
Опять поминутно будет открываться дверь кабинета, и самые разнообразные личности будут входить и выходить, приносить и уносить бумаги, задавать вопросы и отвечать на них, каяться и обвинять, льстить и угрожать, плакать и сыпать матом… Словом, кто на что способен и кто какой способ общения предпочитает. А ей, Марине, все это выдерживать, не показывая своим видом, что двоим из трех посетителей она с мстительным наслаждением вцепилась бы в глотку.
Марину уважали, считали опытным, знающим работником, ставили в пример другим ее выдержку и хладнокровие. Она не то чтобы гордилась этим, но была довольна такими оценками. Они означали, что ее усилия увенчались успехом. Выдержка и хладнокровие стали ее, можно сказать, личным фирменным стилем.
Когда-то эмоциональная, суетливая, не умеющая скрывать свои чувства девушка превратилась наконец в женщину, о которой никто не мог наверняка сказать, что хорошо ее знает. Даже Володя, человек, с которым она в последнее время встречалась так часто, как ни с кем и никогда, много раз сокрушенно допрашивал ее о том, что у нее на самом деле на уме. Но это Марина не доверяла никому.
Она не задавалась целью покорять разборчивые мужские сердца. Просто ей не хотелось больше оказаться перед ними безоружной. Небольшая работа над собой, и Марина перешла из категории тех, кого берут замуж стирать носки, в категорию тех, кем вольно или невольно восхищаются, тех, о ком, наконец, против своей воли задумываются, кого пытаются разгадать.
Как оказалось, для того, чтобы подать себя в таком виде, когда никто не в силах тебя раскусить и проглотить, требуется не так уж и много.
Великолепный Артем Николаев давно дал Марине понять, что какое бы нежное, трепетное и доброе сердечко не трепыхалось под слоем жира, какая бы светлая и умная головка не венчала пышные телеса, толстуха останется толстухой. Может быть, этот урок, а может тяжелая депрессия и нервное напряжение первых лет в роли молодой одинокой мамаши сделали свое дело. Марина совершенно изменилась внешне. Года через два куда-то вдруг делись лишние килограммы, а вместе с ними скованная походка, неловкие позы и вечный страх показаться смешной и нелепой.
Из опыта своей первой любви она вынесла твердое убеждение, что никому и никогда не стоит раскрывать душу. Чем шире раскроешь, тем больше плевков достигнет цели. Не произноси лишних слов, не показывай своего настоящего отношения к чему бы то ни было, и ни у кого не возникнет соблазна повернуть все против тебя. Словом, не будь дурой.
Она стала осторожной и недоверчивой. Десять раз взвешивала свое мнение о человеке, прежде чем приходила к заключению, что именно следует ему рассказать, а о чем он и догадываться не должен.
Она частенько ловила на себе чужие взгляды. Многие лебезили перед ней, осыпали комплиментами, галантными приглашениями и фривольными намеками. В подавляющем большинстве эти ухажеры в ее глазах гроша ломаного не стоили. У Марины Казаковой по-прежнему были высокие запросы. Если человек до нужного уровня не дотягивал, он был неинтересен ей. Если же попадался достойный мужчина, а такие, как ни странно, иногда встречались, Марина никогда не теряла трезвость рассудка. Серьезной привязанности она боялась, а потребности лечь в постель хоть с кем-нибудь, как-нибудь, где-нибудь она не испытывала.
Коллеги судили-рядили, гадали между собой, с каким же таким тайным секс-гигантом втихаря спит их одинокая сослуживица. Они были уверены в существовании такого любовника. Они ни за что бы не поверили, что его нет.
Иногда ей казалось, что она слишком зациклилась на своей первой и единственной неудаче. То ли излишне злопамятный характер Марины был тому виной, то ли ее упрямство, с которым некому было бороться, но мало-помалу Марина стала ощущать себя закоренелой мужененавистницей.
Это ее немного пугало. Как разумная и любящая мать, она должна была восстановить должный баланс в воспитании, но не знала, как это сделать. Как сделать счастливым мальчика, живущего с одинокой матерью. Выйти замуж для того, чтобы Костя вырос настоящим мужчиной? Когда ее боль была еще сильна, такой эксперимент вряд ли имел бы успех. Сейчас, когда остались по большей части лишь неприятные воспоминания, выходить замуж ради сына было уже поздновато.
Знакомые много раз пытались посватать Марину. Женихи попадались разные: худые и пузатые, на "Запорожце" и на "Вольво", с недостроенной фазендой на шести сотках и с немного неоконченной диссертацией, с хорошо подвешенным языком и с похотливым взглядом. Выбрать было из чего. Но все эти странные субъекты, озабоченные и не очень, ничего не смогли пробудить в ее наглухо закрытой душе.
Даже Володя, умный, образованный, трогательно заботливый и такой по-детски беспомощный, не смог отогреть Марину. И уже никогда не сможет.
Она с ужасом поняла, что поддавшись обаянию молодого человека, приняв его ухаживания, позволив ему ежедневно вываливать на нее свои проблемы, она невольно повторяет уже пройденное ею одиннадцать лет назад. Только на этот раз она, Марина, выступает в роли циничной обаятельной стервы, из жалости пустившей искренне влюбленного мальчика в свою постель.
Она уже давала себе слово как можно скорее оборвать все это. Она не хотела, чтобы затянувшаяся влюбленность Володи принесла ему в итоге жестокое разочарование. Но данное себе слово Марина ни разу не попыталась сдержать. Оттолкнуть Володю не было сил. Кто-то постарался за нее, кто-то размозжил ему голову и избавил Валю от необходимости причинять ему боль.
И она много раз ловила себя на мысли, что испытывает облегчение. Это приводило в отчаяние еще сильнее, чем горечь потери. И Марине казалось, что Саша Капралов, ее давний друг, сосед и помощник, видит ее состояние и как нельзя лучше понимает его.
Вспомнив об Александре, Марина очнулась, выпрямилась и поднялась со стула. Бог с ней, с посудой. До утра не убежит. А вот Сашу надо было бы поблагодарить за то, что целый день пронянчился с Костей.
Она встала, вышла в коридор и подошла к двери напротив. Коротко постучала. Никто не отозвался. Это означало, что Александр, скорее всего, пытается выспаться перед ночной сменой.
Марина с сожалением вздохнула, постояла несколько секунд и уже повернулась, чтобы уйти, как вдруг дверь распахнулась, и Александр встал на пороге, встревоженный и напряженный.
- А, Маринка… - растерянно улыбнулся он. - Заходи.
Он закрыл за ней дверь и с размаху бросился на кровать поверх сбитого покрывала.
Марина обошла единственное кресло в углу у окна и села на вытертый подлокотник.
Комната Александра была раза в четыре меньше ее жилища.
Кроме огромной и нескладной кровати, вечно застеленной кое-как, старого шкафа, бельевой тумбы, двух полок, телевизора и кресла, сюда больше ничего нельзя было втиснуть.
Кто-то тяжело прошел по коридору, и Александр бросил подозрительный взгляд на дверь.
- Ты кого-то ждешь?
- Ага, жду. Неприятностей. Гороскоп у меня на сегодня плохой… - лениво отшутился Александр. - Как твои дела?
- Нормально.
- Усталая ты какая-то… - озабоченно пробормотал он. - Небось, домой к Панину ходила?
В который уже раз Марина отметила, что Капралов словно в какое-то волшебное зеркало наблюдает за ней, заранее зная, что она собирается делать или откуда вернулась.
- Спасибо, что с Костей побыл… - отозвалась она. - Только не понимаю, зачем ты его все таскаешь по этим секциям…
- Он мальчик гибкий, с хорошей реакцией. И не трус. Остается только технике научить, - серьезно сказал Александр.
- А не рано?
- В самый раз. И не волнуйся, я его в плохие руки не отдам, - добродушно проговорил Александр. - А ты лучше о себе беспокойся. Вот я, например, недавно наблюдал в окно, как тебя из "Опеля" высаживал какой-то беловолосый хлюст в пижонском прикиде. Это кто еще?
- Старый знакомый.
- Что-то не больно он старый, - задумчиво сказал Александр. - Впрочем, твое дело…
- Прекрати, - покачала головой Марина.
В дверь резко постучали.
Александр встал с кровати и открыл.
На пороге стоял плотный и высокий рыжеватый мужчина в неплохом длинном темном плаще и светлом кашне на шее.
- Что надо? - грубо бросил Александр.
- Ты знаешь, - таким же тоном парировал гость.
- Проваливай, - приказал Александр и сделал попытку захлопнуть дверь, но мужчина в плаще подставил ногу и, сделав шаг в комнату, стремительным резким толчком толкнул Александра в грудь.
Тот, видимо, не ожидал от непрошенного гостя такой прыти, не удержался на ногах и, отлетев назад, неловко упал на кровать.
Гость вошел в комнату, захлопнул дверь и привалился к ней спиной. Только тут он заметил стоящую в углу Марину. Лицо его перекосилось, он стиснул зубы и, глядя на поднимающегося с кровати Александр, процедил:
- Гони должок, и я уйду. Последствий не будет.
- Пошел ты….. - и Александр, нимало не смутившись присутствием Марины, объявил, куда следует идти гостю.
- Это ты зря. Будет только хуже, - злобно высказался мужчина. - Гони должок.
Он выглядел внушительно и грозно. Капралов, несмотря на больную руку, поддерживал неплохую форму, но в сравнении со здоровым крупным мужчиной он явно проигрывал.
- Я тебе ничего не должен, - отрезал Александр и осторожно перевалившись через кровать, встал в полный рост.
Марина встала со своего места, и мужчина вытянул палец в ее сторону:
- Если хочешь, чтобы твоя баба не пострадала, лучше не артачься. Видал я наглецов и покруче тебя. Ты просто придурок, если решил, что меня можно так легко подставить…
Александр тревожно стрельнул глазами в сторону Марины и медленно перевел дыхание.
- Марина, выйди, пожалуйста… - спокойно сказал он.
Повинуясь его голосу, Марина пошла мимо разъяренного незнакомца к двери. Тот неожиданно протянул руку, схватил Марину за локоть и резко толкнул ее к стене. Марина вскрикнула, попыталась высвободить руку, но жесткие пальцы больно стиснули ее локоть.
- Отпусти ее! - тихо, но гневно проговорил Александр. - Пусть она уйдет!
- Или то, что мне нужно, через секунду будет у меня, или ты пожалеешь, что… - начал нападавший.
Договорить он не успел. Александр стремительно вскочил на кровать, отделяющую его от незнакомца и Марины, и прыгнул на нападавшего сверху, сбивая его с ног.
Они завозились на полу, и Марина на мгновение даже зажмурилась от ужаса, до того остервенелые хрипы и стоны испускали дерущиеся.
Она сама не заметила, как незнакомец остался лежать вниз лицом с заломленными за спину руками. Александр пинками заставил его подняться, выволок его в коридор и, насколько Марина могла судить по звукам, донесшимся с лестницы, спустил непрошеного гостя по ступенькам…
Он вбежал обратно в комнату и бросился к Марине.
- Как ты? Очень испугалась?
- Если честно, то не успела. Быстро ты его оформил… - пролепетала Марина. - Ты, оказывается, профи…
- Может быть, когда-то и был им, - покачал головой Александр и, бережно обняв Марину за плечи, усадил ее на край кровати. - Посиди, успокойся. Он не вернется.
- Кто это, Саша? Что он хотел от тебя?
- Понятия не имею. Впервые его вижу.
- Он говорил "должок". Ты что, деньги ему должен?
- Ничего я ему не должен. Вот еще выдумала! - проворчал Капралов. - Ошибся он адресом…
Марина постепенно приходила в себя. Локоть слегка поднывал от резкого удара о стену, и Марина принялась легонько растирать его.
- Больно? - забеспокоился Александр. - Надо было ему покрепче дать, скотине! Шляются всякие, не квартира, а черт знает что. А если бы меня дома не было?
- Слушай, Саша, может все-таки заявить на этого типа? А то вдруг он еще заявится?
- Если он ко мне заявится, прибью.
- А если ко мне? - с опаской уточнила Марина.
Он с беспокойством передернул плечами:
- Ну, не знаю… Вообще-то все может быть. Слушай, Маринка, помнишь, ты говорила, мент какой-то тебе телефон давал для связи, если что…
- Ну да. Только он, Саша, не занимается хулиганами. Он только экономическими преступлениями…
- Маринка, мент он и есть мент. Позвони ему. А то не дай Бог, и за тобой, как за Паниным кто-нибудь поохотиться вздумает… - Александр серьезно посмотрел Марине в глаза. - Ты слышишь, что я говорю? Звони прямо сейчас!
8
Артем потоптался вокруг машины, но торчать под окнами мазинского дома на всеобщем обозрении ему надоело, и он забрался в салон, уселся поудобнее и принялся терпеливо ждать.
Абсолютно ничего сегодня не клеилось. Вместо того, чтобы спокойно побеседовать с Мазиным, Артем невольно довел его до нервного срыва. Он не собирался этого делать, намерения его были мирными. Но видимо полоса пошла не та…
Максим долго не возвращался. Наконец, он вышел из подъезда угрюмый и расстроеный.
- Ты, Темыч, хочешь обижайся, хочешь нет, - строго проговорил Томчак, забираясь в автомобиль. - Но издеваться над Ванькой я тебе не позволю!
- Начина-ается!.. Ты что, спятил? - Артем действительно обиделся. - Что я ему сделал? Ну, допустим, может когда-то я и перешел какую-то границу, но сегодня-то я чем провинился? Тем, что пришел?
- Все равно, нельзя было с ним так. Разве ты не заметил сразу, что с ним не все ладно?
- Я заметил, - устало подтвердил Артем. - Как он там?
- Еле уговорил его лечь, - покачал головой Томчак, тяжело вздохнув. - Ужас, конечно, что с парнем. Совсем плохой стал. Не ожидал я этого. И знаешь, Артем, это мы с тобой виноваты.
- Здравствуй! Ничего подобного! - отрезал Артем. - Он взрослый человек. Сам себе такую жизнь устроил.
Максим снова сокрушенно покачал головой и вздохнул:
- С одной стороны ты прав, конечно. А с другой… Одним словом, кто бы там ни был виноват, нельзя его теперь снова бросить на два года. А то хороши дружки… Не знаю, как ты, а мне не по себе.
Максим прикрыл глаза и о чем-то задумался.
Артем знал, что Томчак всегда относился к Ивану с особой теплотой.
Максим и Иван были ровесниками Артема, но Максим всегда брал на себя роль вожака и заводилы. И сейчас он казался старше своих друзей из-за обильных серебряных ниточек в густых черных кудрях. Крепко сбитая спортивная фигура его всегда была подвижной, жесты энергичны, голос бодрым, ну а в темпераменте Максим никогда не испытывал недостатка. Артем смотрел на теперешнего Томчака и видел все того же Макса, настырного неунывающего парня, умницу и отличного друга. Максим Томчак мыслил более высокими категориями, чем обыкновенные граждане, и был миниатюрным воплощением вселенской справедливости.
- Да, Артем, о чем ты хотел меня спросить? Что-то о Паниных? - проговорил Максим, встряхнувшись. - Что ты хочешь узнать?
- Я пытаюсь выяснить, Макс, не была ли смерть Владимира как-то связана с его работой.
Максим поднял брови:
- Занялся частным сыском? Официальное следствие тебя не устраивает?
Артем неопределенно махнул рукой:
- Давай смотреть правде в глаза. Следствие почти наверняка пойдет по пути наименьшего сопротивления, а истина такими путями не ходит.
- Афоризмами заговорил, - усмехнулся Томчак. - Что ж, если ты имеешь в виду, не делал ли Владимир Панин заявлений о том, что ему кто-то угрожает, то таких заявлений от него не поступало ни в какой форме, - медленно произнес Максим, словно обдумывая каждое слово. - Но если говорить в целом… Тут были интересные моменты.
- Что ты хочешь сказать?
Томчак задумчиво потер подбородок и серьезно взглянул на Артема:
- Ты в курсе, что он был зануда, этот твой кузен?
- О, и еще какой! - усмехнулся Артем.
- Зануда - это слабо сказано. В Сосново слухи быстро расходятся. Про среднего Панина говорили, что никто не ковыряется в мелочах с такой настойчивостью, как это делал он. Он был хорошим аудитором. Говорят, после его проверок налоговой инспекции у клиентов делать было нечего - все уже было тип-топ.
- Это плохо или хорошо?
- Всяко, - скривился Томчак. - Клиентам было хорошо. А сослуживцам Панина, возможно, плохо. Своей принципиальностью он доводил их до белого каления. Демонстративно добивал до победного конца дела, которые другие давно бы замяли на полуслове… Парень просто с детства привык любое дело доводить до логического конца, и с иным просто не в силах смириться.
Артем покачал головой:
- Да, это ты верно подметил.
Максим пожал плечами:
- Но твой родственник не был закоснелым правдолюбцем, скорее всего он был просто немного своеобразный парень. По крайней мере, когда мне понадобилась его помощь, он отказался сотрудничать.
- Причем тут ты? - удивился Артем.
- А-а, так я же не рассказывал, - вздохнул Томчак. - Меня летом назначили начальником районного отдела по борьбе с экономическими преступлениями.
- Поздравляю.
- Не с чем, - скривился Максим. - Собачья должность. Пока было нас три человека во главе с и.о., проблем не знали. А тут как начали нас некстати расширять - труба дело. Теперь половина моих хлопцев - бывшие офицеры, половина - бывшие орлы из ОБХСС. Ну последние, допустим, представляют, что такое преступления в сфере экономики, но никто не может дать этим преступлениям количественную оценку, ибо что такое реальная бухгалтерия они и понятия не имеют… - развел руками Максим. - С тем и тыркаемся кое-как. Жулика видим насквозь. И физиономия у него жуликоватая, и иномарка новейшая, и коттеджи, и даже пиджаки разноцветные есть, а в балансе сплошные многолетние убытки. И если не повезло такого на горячем за руку схватить, доказать жульничество документально мы пока не умеем… Слушай, Артем, а ты где работаешь-то? - спохватился Максим. - Помню, ты же тоже аудитором был?
- Был. Но я давно уволился. Предпочитаю сам собой распоряжаться. Полностью перешел на обслуживание физических лиц. Декларации, льготы, доходы из разных источников, постатейные расходы…
- И крупная клиентура? - прищурился Максим.
- Да, в основном. Бизнесмены, сидящие на нескольких стульях, несколько писателей, популярный экстрасенс, затем пианист один именитый, еще кое-какая творческая шушера…
- И много от государства утаиваете? - строго спросил Томчак.
- На хлеб хватает! - улыбнулся Артем.
- Ну гляди, Николаев! А вдруг я тоже, как твой родственник, люблю в мелочах истину откапывать?.. Кстати, не хочешь ко мне в отдел? Нам такие специалисты…
- Макс, Боже упаси! - засмеялся Артем.