- А трус потому что, - лениво перебил парень. - Срока боится, карцера, фрайер…
- Ты слова подбирай, слова, - сказал военный напряженно.
- Ну чего, макаренки? - весело спросил парень, поднимаясь. - Спать хочу, организм требует… Куда мне? На койку отпустите или в изолятор?..
- У тебя наряд сегодня, Монин, - сказал военный. - Вне очереди. В ночь. Так что с койкой обождать придется.
- Сортир, значит, драить? - Парень потянулся. - Не, другого ищите. Котов вот с больнички возвратится… По нему дело!
- Ты себя что… лучше других считаешь? - Воспитатель повысил голос.
- Лучше.
- Монин! Ты сейчас же отправишься в наряд… - отрывисто, на звенящей ноте приказал военный.
- Ясно, - кивнул парень утомленно. - Значит, в изолятор… - И вышел за дверь, пискнувшую провисшей петлей.
- Во экземпляр, - обреченно качнул головой воспитатель. - Придется, значит, ужесточить… меры.
- Страха в нем нет, - отозвался военный задумчиво. - Стенкой закончит, до упора пойдет, знавал таких…
- Так мы же его остановить должны…
- Должны-то должны… - Военный перевел взгляд на серую, растрескавшуюся штукатурку потолка. - Да попробуй переломить его… Ты читал, как он на следствии себя вел? Ведь насчет оружия серьезно его крутили, без скидок, что малолетка, а ничего не вышло: нашел и нашел, где - не помню.
- Он действительно в изоляторе это отжимается? - недоуменно спросил воспитатель.
- Угу, - угрюмо подтвердил военный. - Как заведенная машина. На хлебе-воде а все равно - до трех потов. Воля! Не на то дело употреблена только. Кабы в другое русло ее.
- Кабы! - сказал воспитатель.
Дела повседневные
Забавная была карикатура в газете, веселенькая: два дружка шагают по улице мимо пиццерии, и один говорит другому в подтексте выделяя итальянское наименование учреждения: не ходи, мол, Вася, туда в пиццерию - там мафия!
Он свернул с дороги прямо на тротуар обогнул здание и поставил машину сбоку от пиццерии. И подумал до чего же обманчиво мироощущение обывателя! Как падок он на некие тайны, как увлекают его термины "мафия", "бизнес", слухи о дерзких преступлениях, вообще все подпольное! Обыватель живет в домыслах и сплетнях, не зная главного: зарабатывать деньги преступным путем скучно. Ибо заработать много можно не на разбойно-хулиганской стезе, а на хозяйственно-экономической, где нет никакой романтики.
Ярославцев был уверен - в этой пиццерии не погорит никто. Каждый здесь зарабатывал в день столько, сколько без смущения мог бы предъявить при выходе кому угодно. Не наглея, на излишках излишков. И того хватало. Коллектив был дружный, на авантюры не падкий, работающий во благо клиента. Люди нормально трудились, и он с удовольствием помогал им практически на общественных началах.
Невзирая на томившуюся у входа очередь, он подошел к двери, постучал. Толпа не пикнула, сразу разгадав в нем начальственную стать.
Человек в униформе помог снять пальто.
Ярославцев прошел к стойке бара. Виталий коротко посмотрел на него, поправив "бабочку" на белоснежной, с короткими рукавами, рубашечке, кивнул в корректном приветствии.
- Перекусите?
- Обязательно.
- Тогда утоляйте аппетит и заодно поговорим. Пиццу сейчас принесут. Такую испекут - в Риме не попробуете.
Пиццу и впрямь принесли отменную: ароматную, с грибами. Потягивая ледяную пепси, он завтракал, обсуждая дела в неторопливой беседе с Виталием.
- Барменом в валютный бар мальчика пристроим? - спрашивал Виталий уважительно-вкрадчиво. - Документы в полном порядке, опыт есть, классный рюмпен-пролетарий… Я слышал, в "Интуристе" освободилось местечко…
- И почему ты меня обижаешь? - Ярославцев медленно отер рот салфеткой. - Что сам не способен решить эту проблемку? Не надо… обращаться ко мне по подобным кадровым вопросам. Или… у тебя есть еще кандидатура уборщицы в Совет Министров?
- Извините. Просто хороший парень… Ладно. Другой вопрос. В тресте туго с поставками. Дефицит идет по чайной ложке. Фирменных напитков мало, а клиент капризный пошел, венгерское сухое за оскорбление принимает, кьянти ему подавай, с ветчиной баночной перебои… Я не от себя прошу, поймите: мне начальство намекнуло: пусть бы твой друг подсобил… Ну а что потребуется - через меня…
- Решим. Но в течение следующей недели. Все у тебя?
- Пиво есть баночное. Загрузить картонку?
- А сигарет найдешь приличных? В смысле настоящих, не лицензионных.
- Блок найду. Я сам через Матерого хотел… - Виталий осекся.
- Сколько сигарет он тебе поставил? - спросил Ярославцев сухо. - Ну? Только не ври, это плохо влияет на мое отношение к людям.
- По мелочи… Пять коробок… Сто блоков. Семечки… да и когда было!
- "Парламент"?
- Ну да.
"Вот что значит - знакомить коммуникабельных негодяев, - отрешенно глядя в лицо собеседника размышлял Ярославцев. Сразу снюхаются, повиляют хвостами и начнут свои собачьи игры у тебя за спиной. Хорошо - игры, а то перегрызутся и ты же будешь виноват…"
- Я пока дожую, - сказал, поморщившись. - А ты, вот ключи, пиво поставь в багажник. Сколько денег надо?
- Меня тоже не стоит обижать, - с достоинством ответил Виталий и, подхватив ключи в воздухе над бокалом, удалился.
Питательная пицца приободрила. Дальнейший хлопотный день, казавшийся невероятно тяжким, легко выстроился в схему: сейчас на станцию, переобуть две покрышки, зайти к директору - ящик дефицитных контактных групп для замков зажигания прибудет к нему послезавтра. Это - начало, первая партия пошла в производство в подсобном цехе одного из захудалых заводиков. И уж эти контактные группы будущих хозяев не подведут - технология их изготовления куда выше импортной. Заводик же с данного подсобного цеха способен начать свое второе рождение - лишь бы духу у директора хватило, да только вряд ли хватит: слабенький хозяйственник, без инициативы, трусоват.
Он вышел из пиццерии, хлопнул по плечу Виталия, дожидавшегося его у машины, и уселся за руль.
Визит в автосервис решил отложить на часок. Неподалеку была еще одна "контора", куда заехать представлялось нелишним.
Остановил машину у старого московского дома, прошел в высокий, с мемориальной доской у входа подъезд. Звонок. Желтая точка врезанного в двустворчатую дверь "глазка" на мгновение потемнела, потом осторожный голос вежливо осведомился: "Кто?" - видимо личность посетителя впотьмах разглядеть не сумели.
- Открывайте, Эдуард, пока свои…
- Тсс… - Лысый сутулый Эдуард, поправив очки - огромные, стрекозиные, приложил палец к тонким губам. - В комнату тихонько пройдем, переводчик там…
Мрачно усмехнувшись, Ярославцев покачал головой. Снял пальто. Тихо как и просил хозяин проследовал в комнату.
То, что увы и ожидалось.
Респектабельного вида переводчик в галстуке, с пухлыми наушниками фирмы "Сони", удобно расположившись в кресле с бокалом аперитива, бубнил в микрофон фирмы "Акай".
- История мира? Да чего ее изучать, я знаю: сначала были динозавры, после они сдохли и превратились в нефть. А потом появились арабы, начали нефть продавать и покупать "мерседесы".
Телевизор фирмы "Джей-Ви-Си" демонстрировал очень сомнительный фильм, а десять видеомагнитофонов, расставленных на полу копировали продукцию. Тут же грудами теснились кассеты разнообразных фирм. Ярославцев уловил еще один нехороший симптом: наклейки с ценой на кассетах указывали на их приобретение в магазине, торгующем на живую валюту.
- Пройдемте на кухню, Эдуард, - шепнул он хозяину на ухо. - Оторвитесь. Времени мало.
На кухне работал лазерный проигрыватель, и с крутившегося на нем серебристого диска копировала еще парочка магнитофончиков.
- Ну я все понял, - сказал Ярославцев. - Аппетиты, Эдик, у вас выросли изрядно.
- Ой, не надо праведных нотаций, - отозвался тот. - На плачевный финал намекаете? Ну… если суждено, судьба, значит.
- Позвольте объяснить вам элементарные вещи, - продолжил Ярославцев, чувствуя, что говорит впустую. - Я понимаю, кассета без записи стоит одно, а с записью - совершенно другое. Наклейки, кстати, сдерите - тут еще и валютными операциями попахивает. Дело выгодное, ясно. Но у каждой кассеты есть свой покупатель. Кассет - сотни. Вероятность прокола…
- Я все сдаю через скупщика.
- Поздравляю. Вероятность уменьшается. Но не исчезает. Потом. Что вы пишете? Я видел названия… Сплошное торжество плоти…
- Люди берут, - со вздохом перебил Эдуард. - А потом… основную массу не увлекает ни Феллини, ни Антониони…
- Может быть. Но зачем сознательно идти на статью? Я же, казалось, убедил вас, появились видеотеки - развивайте дело на государственных принципах.
- Знаете, - Эдик выдержал скорбную паузу. - Я не подвижник. Пробовал - не получилось, извините. Каждый фильм согласовывай, нервы трепи, всякие худсоветы. А цены? Кому нужна пленка на вечер за такую цену? Слева - дешевле. Более того, практически бесплатно человек покупает пленку. С дивной коммерческой картиной. Пусть она у него год в обороте, потом он отдаст ее либо за те же монеты, либо в обмен. Одно слово: вклад! С видом на проценты, кстати. А мне - доход. Да и чего за зарплату ломаться? Вон лазер работает… круглосуточно. Чистейшее воспроизведение. Полсуток - уже зарплата! Так что не надо, не мальчик. Вот если бы вы со своими связями в дело включились…
- Порнографию распространять?
- Мы распространим. Нам материалы нужны, пленка, техника. Я не хочу вас обидеть, поймите… Я знаю, вы смотрите на меня, как на дешевку, но каждый живет своим, и не приставляйте мне собственную голову.
- Сколько магнитофонов пришло сюда через Матерого? - внезапно спросил Ярославцев.
- Ну это… - Эдик замешкался, - это наши дела… простите, конечно.
- Эдик, - произнес Ярославцев с нажимом. - Я понимаю, вы человек независимый, самостоятельный, не любите поучений, но обязан заметить: вам изменяет чувство меры, мой мальчик, в смысле демократии по отношению к старшим.
- Да я ведь… - отозвался Эдик с ноткой испуга, и глаза его за гигантскими стеклами очков моргнули. - Я-то чего? Ну… двадцать, может, тридцать магнитофонов… Только - между нами…
- Именно, - Ярославцев направился в прихожую. Молча оделся.
- Вы правы, - Эдик задумчиво поджал губы. - Понимаю - правы! А… не в состоянии на тормоз нажать! Тут приятеля свинтили… Ну, а жена сдуру и дала показание - да, кое-что смотрела… Не жена даже, сожительница. Центровая девка, понравилась, поселил возле себя. В общем, семейка на чисто общественных началах, если он налево ходил, то она - и налево, и направо. А суд влепил по полной заготовке. За развращение супруги! Она, как услышала, ржать начала - я думал плохо ей будет.
- Плохо будет Эдуард, очень плохо. - Ярославцев затворил дверь.
Ах, Матерый, ах, Лешка… Главное, откуда? Магнитофоны, сигареты, ондатра. С честным взором врал ты о "чистых" источниках, с напором врал! А я, дурачок, если и не верил, то принуждал себя верить, хотел! И пристраивал эти "излишки", списанное якобы, бракованное, негодное. А икра? А рыба? Неодобряемое перевыполнение плана рыбозавода или в море выбрасывать или… Пошел ты на это? Пошел! Деньги получил? То-то. Подумай, Эдик, Виталий - вот уже двое за сегодняшний день, кто, не зная истинную тебе цену верно, о ней догадываются. Первым, конечно, скрутят Матерого, и уж потом только начнется перебор звеньев цепи, так что запас по времени тебе обеспечен. Но каков он, запас? Вопрос неотвязный, ставший уже частью существа, въевшийся в душу.
Ну-ка, давай все взвесим холодно, отстраненно. Кое-что тобою приготовлено, но так, с ленцой, на всякий случай. А не пора ли подготовиться основательно и детально, чтобы достойно встретить свой самый черный день?
Однако еще вопрос: при чем здесь ты и такое высокое, благородное слово "достойно"?
Следствие
Кажется, я делаю карьеру. Три убийства, совершенных из одного и того же "Вальтера", произвели впечатление на начальство, и теперь создана бригада, где оперативную часть работы ведет Лузгин, а следственную - я с многочисленными помощниками, толку от которых, правда, на данном этапе мало. Остальная текучка благополучно сплавлена сослуживцам.
Интересные результаты дала проверка рабочих на стройке. Даже не столько проверка, сколько допрос бульдозериста, заровнявшего траншею. В беседе всплыл факт: оказывается, он, студент, накануне перед убийством отпрашивался на занятия у бригадира. Свидетелей разговора рядом не было, только стояло неподалеку такси, и таксист копался в багажнике. Таксист был в клетчатых брюках, а машина - синего цвета. Не голубого, не фиолетового, именно синего. И вот что характерно: таксист вполне мог слышать разговор бригадира и студента-бульдозериста. Я убедился в этом, выехав на место. Допросил бригадира. Показания бульдозериста подтвердились, но выплыла дополнительная деталь: на заднем стекле у таксиста имелся какой-то обогреватель - аляповатый, самодельный, в виде неровных серебристых полос.
Скоренько проверили близстоящий дом. Таксист в нем проживал, но по данным не подходил: вообще в ту смену не работал, "в ношении клетчатых брюк не замечен" и так далее. Тогда подчиненные Лузгина получили на руки следующую схему: синее такси, серебристый обогреватель, клетчатые брюки, график работы.
- Разврат, а не работа, - сказали они. - Обычно, если такси - то неопределенного цвета, и все данные, а тут - палитра!
Спустя сутки передо мною лежала фотография некоего Коржикова Михаила, который сидел за рулем синего такси накануне убийства, обладал клетчатыми штанами и, наконец, подвозил установленную гражданку в интересующий нас срок к новостройкам по адресу ее постоянной прописки. Личные связи гражданки с Коржиковым после предварительного неофициального выяснения не подтвердились, но подтвердилась версия о наличии данных по Коржикову в наших картотеках, как дважды судимого за спекуляцию автомобилями.
"Волга", на которой ехал преступник, оставив в лесу трупы "гаишников", не соответствовала следам "Волги"-такси, однако, предположение о Коржикове, как пособнике убийцы, представлялось оправданным.
С таксистом я решил работать деликатно, сосредоточив всю имевшуюся в наличии оперативную мощь на его скромной персоне: где живет, с кем дружит.
Выяснилось: Коржиков активно околачивается в гаражном кооперативе неподалеку от дома, где и "шабашит" частным образом. Выездов в другие города не зафиксировано, круг привходящих лиц не установлен.
Последнее - понятно. Пять лет минуло после прибытия Коржикова из ИТК, жалоб на него не поступало, внимание естественным образом ослабилось… Вывод тоже ясен: внимание следует укрепить.
Я заканчиваю совещание оперативно-следственной бригады, люди шумно расходятся, в кабинете наступает тишина… Пора домой. Но уходить не хочется. Какая-то инерция прошедшего дня держит на месте, ощущение чего-то недоделанного.
Покуда Коржиков может пребывать в спокойствии. В причастности его к убийству доказательств - ноль. Лишь косвенные улики. О прямых же и речи нет. А их надо отыскать. Не ориентируясь на личные впечатления, на гипотезы, не конструируя, одним словом. А вот когда конструирование начинается, когда следователь идет по придуманной им же самим схеме, он подобен палачу, неторопливо вывязывающему прочный узел на петле… Знавал я таких… Их кредо - непоколебимая убежденность, будто ошибки неизбежны, а по высшему счету они все равно правы. Бывшие грехи подследственного или же чисто эмоциональная неприязнь к нему - большое подспорье в ведении дела для подобных конструкторов. Результаты же их достижений налицо: от откровенной ненависти безвинно пострадавших до хорошенького общественного мнения о вершителях правосудия в целом. И ведь действительно: встречаешься порой с людьми глубоко порядочными и сталкиваешься вдруг с их явным неприятием тебя как представителя органов, в которых видят они начало не столько правоохранительное, сколько карающее. Причем карающее слепо, чуть ли не механически.
Нагружен следователь, работает урывками сразу над десятком дел. В голове одно: быстрее бы закончить, уложиться по срокам, закрыть, сдать в архив или в суд, и вот получается иной раз: выходит из КПЗ - за недоказанностью, скажем, гордо поплевывая, - откровенный бандюга. А невиновный доказывает, что он не верблюд, лишь на суде или благодаря апелляциям.
А подарочки от подозреваемых или подследственных… Было недавно дело по взятке… Остановили работники ГАИ машину: грязную, битую, начали снимать номера. И сунул им хозяин червонец - отвяжитесь, мол. Тут его за взятку и оформили в ближайшем отделении, пришпилив червонец к протоколу. Отрицал он сначала, говорил - на штраф давал, а после сознался. Но как сознался? "Я же, - сказал, - и подумать не мог, что так обернется… Ведь брали же, и приучали давать… У меня в бюджете уже графа запланированная была: на ГАИ… И вдруг - нате, принципиальные!"
Неприятно мне было этим делом заниматься. Бред какой-то.
Звонит телефон. Звонок нетерпеливый, прерывистый - междугородный. Снимаю трубку. Точно - на проводе Баку.
Управление внутренних дел этого красивого города разоряет свою бухгалтерию на изрядную сумму - разговор длится около двадцати минут. Мне сообщается, что завтра самолетом прибудут очень интересные материалы. Также сообщается, что, послав в УВД фото покойничка, мы подтолкнули к расследованию сразу несколько дел. Убитого звали Лев, фамилия Колечицкий, поставлял в Азербайджан сигареты, бытовую радиоаппаратуру, кассеты, импортные куртки; связан с браконьерами, промышлявшими осетровыми породами рыб, снабжал их необходимой снастью, покрышками от шасси "Ту-154"… Остальное - в материалах, уже мне высланных.
Информация вываливается на меня, как из мешка; мысли путаются: осетровые, куртки, кассеты… Ладно, тут ясно, но при чем покрышки от шасси "Ту-154"? Или лов идет с помощью самолетов? Нет, у меня определенно очень интересная работа…
Из жизни Вани Лямзина
Судьба Вани Лямзина поначалу ничем не отличалась от судеб тысяч его сверстников: детсад, семья и школа. Мама - зав. буфетом на автовокзале, папа - механик в гараже НИИ, дом крепкий, достаток и благополучие. С троечками окончив десятилетку, был Ваня пристроен на службу в НИИ, где трудился отец. На должность лаборанта в головную лабораторию. Нелегко доставались блага бытия юному Ивану в ту пору: зарплата была мизерной, работать заставляли много. И стонал лаборант, размышляя, где бы иное местечко найти хлебное да вольготное, но суровый родитель любые заикания о таких мечтах пресекал, жестко заставляя Ваню трудиться, где указано. Так и трудился Ваня - с вдохновением раба под ярмом, через пень-колоду, замечая между тем любопытных вокруг себя людей, в частности шефа лаборатории - ловкача и пройдоху, лихо обращающего научные изыскания на пользу себе, не вылезающего из заграниц, с "Волгой" и прочими атрибутами благополучия.