* * *
Фрэнсис Бессетт проснулся в девять утра. Проглотив завтрак, приготовленный со старательностью старого холостяка, он чуть позже обычного зашел в ванную. Весело насвистывая марш "Мост над рекой Кваи", он думал, как лучше воспользоваться этим на редкость солнечным весенним днем для первого свидания с Морин. Перебрав множество вариантов, Фрэнсис решил, что сначала они направятся по Мерси до Брикенхеда, потом сядут в поезд до Честера и уже оттуда отправятся кататься на лодке по Ди. О личном лучше всего говорить на воде и, возможно, сердце воинственной ирландки смягчится от нежной романтики пейзажа. Перед выходом Фрэнсис осмотрел себя в зеркало и решил, что он вовсе неплох. Некоторая демократичность его серого костюма уравновешивалась солидностью мягкой фетровой шляпы, что вместе придавало ему вид настоящего джентльмена. С радостью в сердце он подумал, что, пожалуй, мог бы сойти за самого элегантного в Объединенном Королевстве мужчину и возблагодарил Небо за встречу с самой красивой на свете ирландкой, а уж за одно и за то, что он живет при правлении самой лучшей из королев, в самой благородной стране, и за весеннее солнце в это великолепное воскресенье. И все же, как и подобает приличному англичанину, окончившему Оксфорд, Фрэнсис захватил с собой зонтик.
* * *
Выйдя из дома, Бессетт зашел к Дикки Найвену, продавцу конфет. Его магазин в воскресенье, для соблюдения традиций, естественно, был закрыт; но Бессетт давно знал Дикки и, зайдя с черного хода, объяснил старому другу, что не может идти с пустыми руками на свидание с красивой девушкой. Найвен понял чувства друга и за тринадцать шиллингов и восемь пенсов подобрал для него коробку конфет, которую завернул в красивую бумагу и перевязал золотистой лентой. У Дика было нежное сердце, и он питал тайное пристрастие к любовным историям.
С коробкой в руках Бессетт поспешил на работу, где Клайв Лимсей проводил внеочередное собрание по поводу одной очень важной поездки в Мексику, назначенной на следующий день. В виде исключения, в этот день помимо обычных участников собраний, то есть Берта, Мелитта и Фрэнсиса, в нем участвовала еще красавица мисс Сара Кольсон, личный секретарь Клайва Лимсея, каждое движение которой источало запах дорогих духов, в котором Фрэнсис признал "Амбр Руаяль". Мисс Кольсон, несмотря на свой элегантный костюм, более чем топкие чулки и прекрасные туфли, была чем-то недовольна. Безусловно, на это утро она планировала более приятные дела, чем ведение записей. Бессетт в пол-уха слушал распоряжения Лимсея: он пристально изучал Сару, чтобы решить, красивей она Морин или нет. Он долго взвешивал все плюсы и минусы и пришел к выводу, что в Морин было больше природной привлекательности, которой недоставало мисс Кольсон, бывшей несколько стереотипной.
Дав все необходимые указания, Клайв Лимсей отпустил своих заместителей. Мисс Кольсон исчезла, словно молния, чем вызвала недовольство со стороны Джошуа Мелитта, который все время ворчал, пока брал пальто со стола, на который приглашенные сложили свои вещи, прежде чем войти в кабинет патрона. Берт тоже быстро исчез под предлогом встречи, не позволявшей ему дождаться Фрэнсиса. Последний, из вежливости, не хотел уходить с работы раньше Джошуа, который сказал ему на ухо:
– Посмотрите, как они оба спешат… Я не удивлюсь, если он сейчас ее догонит…
– Берт – мисс Кольсон?
– Они созданы друг для друга… У обоих мозгов не больше, чем чувств!
Бессетт был готов проклясть свою реплику, вызвавшую у Мелитта поток нравоучений, великим мастером которых он был. Вначале на лестнице, а затем на улице воздыхатель Морин был вынужден выслушать все, что его наставник думал об этой Саре, которая для того, чтобы гак одеваться, должно быть имела очень богатых и не очень пекущихся о морали друзей, поскольку ее доходы явно не позволяли покупать вещи, о которых могли только мечтать мистер и миссис Мелитт. Бессетт, конечно же, не решился заметить, что даже костюм Сары на Клементине выглядел бы, словно купленный у старьевщика.
– Я не приглашаю вас на обед, Фрэнсис,– кажется у вас другие планы?
Молодой человек покраснел, и, дабы выйти из затруднительного положения, не обидев своего спутника, пролепетал:
– У меня назначена встреча с друзьями…
– Хорошо, хорошо, я не настаиваю, но позвольте дать вам один совет: не очень увлекайтесь искусственным светом и помните, что настоящие достоинства не сразу видны… До свидания.
– До свидания, мистер Мелитт.
* * *
Фрэнсис пообедал в маленьком ресторанчике на Дейл Стрит, где по поводу воскресенья его заставили очень дорого заплатить за неважный обед, поданный, впрочем, с большой торжественностью. В половине второго он вышел оттуда, придумывая, как бы убить время до прихода Морин. Он улыбнулся при мысли, что в этот самый момент девушка, должно быть, готовится, чтобы предстать перед ним в лучшем свете. Как раз в этом он ошибался, поскольку атмосфера в доме О'Миллой была не такой уж и радостной.
За столом, где все заканчивали есть фруктовый пудинг, говорили очень мало, помня о сцене, происшедшей накануне. Пэтрик замкнулся в своем оскорбленном отцовском достоинстве и старался не смотреть на дочь, которая за обедом не произнесла ни единого слова. Бетти ничего не говорила, опасаясь пуститься в ненужные в данный момент упреки и вызвать одну из ссор, приближение которых она всегда болезненно чувствовала. Шон был занят исключительно едой. Лаэм, лучший друг Морин, хотел попросить за нее, но не решался. А Руэд, проглотив последний кусок, тотчас же исчез, радуясь возможности покинуть эту сгущающуюся атмосферу, где попахивало грозой. Поев, Шон гоже поднялся и вышел. Лаэм сделал попытку.
– Отец… может вы разрешите Морин встретиться с этим парнем? Может все-гаки…
Побледнев от негодования, Пэтрик оттолкнул от себя тарелку.
– Лаэм О'Миллой, идите на свидание с Шейлой О'Грейди и не вмешивайтесь не в свои дела! Мне очень жаль, что вам безразлична честь семьи, но вы еще очень молоды, чтобы поучать старого отца, который еще в состоянии вас поколотить, дабы призвать к долгу!
Лаэм вышел, бросив взгляд отчаяния на сестру, которая улыбкой поблагодарила его. Как только за ним закрылась дверь, Бетти, собрав всю свою храбрость, заявила:
– Вы, кажется, гордитесь собой, Пэтрик О'Миллой?
– Почему это мне нужно гордиться собой, скажите на милость?
– Потому, что вы разыгрываете из себя тирана,– если хотите знать мое мнение.
– Меня оно как раз не интересует, Бетти.
Пока отец раскуривал трубку, Морин стала убирать со стола. Мисс О'Миллой поднялась и, указав пальцем на супруга, заявила:
– Принадлежать к народу, который Господь в наказание для Англии поселил в нескольких милях от нее и который все время борется за свою независимость, – это не повод, чтобы быть диктатором в своем собственном доме!
О'Миллой показалось, что мундштук трубки сейчас треснет, настолько сжались его челюсти. Он медленно поднялся.
– Запомните, Бетти: пока я жив, все, кто живет под моей крышей, будут слушать меня или вылетят в дверь!
Морин, у которой больше не было сил сдерживаться, бросилась в драку.
– Чего вы добиваетесь, отец? Чтобы я ушла?
– Если вы настолько испорчены, Морин, что не уважаете родителей, вам здесь не место!
Чтобы не случилось непоправимое, Бетти закричала:
– Да вы же – чудовище, Пэтрик О'Миллой! Вы что же, хотите выставить на улицу вашу собственную дочь? Вспомните Писание: "Всяка гордыня человеческая – это путь в Ад; и да не останется она безнаказанной". А ваше сердце преисполнено гордыни, Пэтрик О'Миллой!
Не сказав ни слова, он вышел из комнаты. Ему было нелегко, поскольку он очень гордился сыновьями, а еще больше – дочерью, но он скорей позволил бы разрубить себя топором на части, чем сознался бы в этом.
Упав на стул, Бетти расплакалась. Никогда ей не жить в покое! Что за причуда – выходить замуж за ирландца?! Ни за что на свете она не согласится, чтобы ее дочь оказалась в такой ловушке! Она одна уже расплатилась наперед за всех женщин в своем роду! Морин подошла к матери.
– Успокойтесь, мамми… Это я во всем виновата! Простите, пожалуйста… Если хотите, мы проведем это время вдвоем.
И погасшим голосом она добавила:
– Только жаль Фрэнсиса.
Но мисс О'Миллой, неожиданно сбросив с себя вес тридцатилетнего рабства, воскликнула:
– Нет, Морин, вы ни в чем не виновны! Во всем виноват этот проклятый ирландец! Если вы действительно хотите доставить радость матери, Морин, быстро наденьте платье с цветами и поспешите на встречу с английским парнем. Я буду молить Бога о взаимопонимании между вами и за то, чтобы наступил день, когда в нашей семье дикая ирландская кровь будет разбавлена порядочной, английской!
– Но, мамми…
– Слушайтесь меня, Морин, и если отец посмеет что-то сказать,– он будет иметь дело со мной.
* * *
Чтобы убить время, которое никак не хотело двигаться с места, Фрэнсис, устав прогуливаться по Дейл Стрит, зашел в бар "Дерево и Лошадь",– тот самый, куда завел его Берт в день похищения Гарри Осли. Приближалось время закрытия, и посетители спешили заказать новые напитки, словно собираясь поглотить как можно больше жидкости перед наступающей засухой. Бессетт подошел к стойке, положил коробку с конфетами рядом с собой и попросил бармена налить один джин-фиц. Следя за стрелками стенных часов и попивая мелкими глотками джин, Фрэнсис не обращал особого внимания на то, что происходило вокруг. Он совершенно не заметил высокого полного мужчину, который сел рядом с ним и заказал двойной виски. Вдруг сосед, наклонившись, прошептал Бессетту на ухо:
– Привет…
Фрэнсис от неожиданности слегка подпрыгнул. Незнакомец смотрел прямо на него, значит, он все же обратился именно к нему. Совершенно машинально Бессетт ответил:
– Как ваши дела?
Тот улыбнулся:
– Вы пришли чертовски рано, не так ли? И почему я вас не знаю?
– Я в первый раз…
– Вот оно что… Все-таки вам не стоило приходить так рано… Когда долго сидишь, на тебя могут обратить внимание. Другое дело я,– давно уже здесь бываю…
Бессетта это забавляло, и он был рад хоть такому развлечению до встречи с Морин в Пиерхеде. Правда, собеседник казался ему чересчур вульгарным. Его клетчатый костюм придавал ему вид постоянного посетителя скачек на ипподроме. Он несколько выделялся среди посетителей "Дерева и Лошади", которые, не будучи снобами, в основном все же были приличными на вид людьми. Не догадываясь об этих сравнениях, тот продолжал:
– Обычно,– это без пяти три… Вам лучше следовать этому правилу… Как знать, что может случиться, а? Вы подходите прямо к закрытию, когда в баре полно народа, на вас никто не обращает внимания, и – оп! – вас никто не увидел, не узнал, и вы успели раствориться!
Фрэнсиса это рассмешило, а у того округлились глаза.
– Вы, случайно, не сумасшедший? Я не люблю работать с психами! С ними всегда набьешь себе шишек…
Какой-то проблеск появился в его глазах; и он склонился к соседу.
– Скажите, а вы, случайно, сами не пробовали?
– Чего не пробовал?
Незнакомец ошалело посмотрел на него.
– Вы что, надо мной издеваетесь? Ладно, покончим с этим… но сразу же хочу вам сказать, что вы мне не нравитесь!
Говоря это, он сошел со своего табурета, слегка толкнув Фрэнсиса, и удалился. Увидев, как он уходит с коробкой конфет под мышкой, Фрэнсис автоматически поискал взглядом свою и не увидел ее. Этот тип ее унес! Подарок для Морин! Он сразу же вскочил и крикнул вдогонку уходящему:
– Эй вы, вы взяли мою коробку!
Мужчина, который уже дошел до двери, резко остановился и обернулся. Он стал мертвенно-бледным. Фрэнсис догнал его.
– Это что, у вас такое развлечение? То, что у вас в руках – принадлежит мне.
Тот не мог даже сглотнуть слюну, видя, как на него уставился весь зал. Он пробормотал:
– Извините…
И очень быстро добавил шепотом:
– …Нет, честное слово, вы сошли с ума! Что с вами? Вы хотите, чтобы нас сцапали?– и громко,– если вы уверены, что коробка ваша?…
– В ней конфеты. Если хотите, я могу открыть!
– Нет, нет! Возьмите коробку, и еще раз – тысяча извинений…,– шепотом,– эта шуточка вам дорого обойдется!…
И он ушел прежде, чем удивленный Фрэнсис сумел что-либо понять.
ГЛАВА 4
Когда Фрэнсис увидел ее такой красивой и сверкающей, ему, чтобы выразить переполнившее его счастье, захотелось спеть "God save the Queen", но он вовремя остановился, вспомнив, что Морин – наполовину ирландка, и ей это может не понравиться. Восхищение, которое девушка увидела в его глазах, наполнило ее сердце приятной теплотой. Фрэнсис сразу же увлек ее на ферри-бот через Мерси, и они устроились на скамье у левого борта. Глядя на удалявшиеся высотные здания Пиерхеда и доки Ливерпуля, они представили себе, что вдвоем отправляются в дальнее путешествие и что там, на пристани, уже скрытые расстоянием, их родственники размахивают платками. Фрэнсис взял руку Морин и нежно сжал ее. Она улыбнулась ему в ответ. Он с увлечением заговорил:
– Морин, мы проведем прекрасный день… день мечтаний и поэзии!…
Как настоящая ирландка, она была согласна помечтать, но вот насчет поэзии… Она незаметно бросила быстрый взгляд на своего спутника, вдохновение которого ей льстило и все же немного беспокоило. В своей шляпе он действительно был похож на джентльмена и к тому же был так нежен и образован… Если ей однажды придется привести его на Спарлинг Стрит, как он найдет общий язык с Пэтриком, Шоном, Лаэмом и Руэдом? Быть может, только мать сумеет поговорить с ним, но ее слово так мало значит в решении семейных вопросов…
Морин прогнала беспокойные мысли. Было солнечно, она сидела рядом с очень симпатичным парнем, на которого, казалось, произвела глубокое впечатление, ее платье имело успех, чего же еще желать?
Они сошли в Биркенхенде и пошли по длинной аллее от причала к вокзалу. Держась за руки, как тысячи и тысячи влюбленных во всем Объединенном Королевстве, они считали, что в это воскресенье они совершали что-то такое, что еще никому до них не удавалось. Как только они оказались в конце небольшого спуска, перед Фрэнсисом возник незнакомый мужчина и приложил ладонь к его груди, чтобы остановить Бессетта. Фрэнсис в этот момент был настолько в другом мире, что не сразу узнал типа из "Дерева и Лошади", который хотел взять его коробку. Толпа обтекала остановившуюся троицу со всех сторон, словно ручей, разбегающийся на многие струи, когда он не может преодолеть препятствие. Фрэнсис и Морин еще не оправились от удивления, как человек в клетчатом проворчал:
– Ну что, шутки окончились? Достаточно представления?
Наверняка этот человек был сумасшедшим! Но будь он сумасшедшим или нет, Фрэнсис не мог ему позволить так вызывающе себя вести в присутствии Морин. Он очень сухо спросил:
– Что вам угодно, наконец? Кажется, я вас не знаю?
Лицо того стало пунцовым:
– Значит, все продолжается? Мистеру угодно устраивать этот балаган?
Вмешалась Морин:
– Кто это, Фрэнсис?
Незнакомец слегка обернулся к ней:
– А вам, детка, я не советую вмешиваться!
Дочь Пэтрика О'Миллой очень не любила подобное обращение и, позабыв о том, что она здесь находится в качестве скромной девушки в сопровождении рыцаря, слегка отступила, чтобы лучше размахнуться, и носком туфли произвела мастерский удар в колено толстяку, который завопил от боли. Мисс О'Миллой сказала:
– С наилучшими чувствами от детки…
Обрадованный таким поворотом дела, Бессетт не счел нужным извиняться:
– Старина, оставьте нас в покое, ладно?
– Вам лучше лечь и выпить настойки ромашки с джином, если только вы выносите спиртное!
Молодые люди, не думая об этом хулигане, поспешили к Биркенхедскому вокзалу, чтобы успеть на поезд в Честер, оставив на произвол судьбы Блади-Джонни, у которого на совести было семь или восемь убийств и который считал виски сиропом для престарелых дев. Не обращая внимания на толпу, совершенно огорошенный, Блади-Джонни повторял: "…если только вы выносите спиртное…если только вы выносите спиртное…" И вдруг, поняв всю нелепость случившегося, он, словно бык, с яростным ревом, бросился вслед за этой парой. На маленькой привокзальной площади его ожидал худощавый человек, одетый во все черное.
– Ну что?
– Малышка дала мне ногой пинка в колено, посоветовала выпить настойки и прилечь…
– Оказывается, они сильней, чем я думал… Интересно, они работают на себя или на кого-то?…
– Я одного не могу понять, Марти,– как это хозяин мог доверять им?…
– Я тоже не все здесь понимаю… Во всяком случае, Джонни, желаю вам успешно вернуть товар, иначе у вас могут быть большие неприятности… Хозяин не любит людей без способностей…
Его собеседник от возмущения даже подпрыгнул.
– Я – без способностей?! И это с моим прошлым? С моим "послужным списком"?
Марти критично осмотрел его.
– Быть может, это все в прошлом?
Это замечание погрузило Джонни в мрачные мысли, и собеседник притронулся к его плечу.
– Не время раскисать – нужно вернуть товар.
Толстяк в отчаянии поднял руки к небу.
– Да где же я их теперь найду?
– Они взяли билеты до Честера и обратно.
– Честер большой…
– Только не для влюбленных. Ставлю десять фунтов против одного, что они катаются на лодке по Ди.
– Почему?
– Потому что, если бы я был молодым и у меня была бы красивая девушка, то в Честере, да еще при таком солнце, я предложил бы ей прогулку по Ди…