- Да, папа, у меня жар. Жар и чад. И ад. С самого воскресенья.
Отец осторожно прижал меня к груди:
- Бедная моя девочка! Тебе нужна моя поддержка, а я ничего не могу… - он прервался на полуслове и горячо прошептал: - А Таня?! Таня тоже в беде?!
Я опустила руки и отстранилась:
- Мама умерла. За два дня до своего сорокалетия. Она не прожила без тебя и года. Не смогла. Она слишком любила тебя, папа… - отец застонал и судорожно ухватился за мою руку, но я вдруг вспомнила все свои обиды и завелась: - А ты?! Ты счастлив был в своём Харькове, пока мы с мамой горе мыкали? И где же сейчас твоя молоденькая шлюшка, папочка? Почему не с тобой?
- Мы расстались через год. Я вернулся, искал вас… - жутко волнуясь, стал оправдываться отец, - но вы как сквозь землю провалились…
- Мы переехали в Москву… Срочно. Потому что мама не могла жить в городе, где была счастлива и где ты предал её… - я подняла глаза на отца: какой он жалкий! Весь из себя виноватый… Плечи опущены… И плачет… Да что же он такой безвольный?! И во мне стал закипать гнев: - Что же ты теперь-то плачешь?! Я не плачу, а ты… Где ты был, когда мама умирала?! Она так мучилась!.. Где ты был, когда я мыла вонючие подъезды, когда корчилась за швейной машинкой?! А мне ведь нельзя было… А потом сдавала квартиру, а сама скиталась по чужим углам… Где ты был, когда был мне так нужен?! Поздно плакать, папочка! Ты уже сделал всё, что мог! Ты погубил маму, ты сломал и мою жизнь! Ты убил нашу любовь…
Гнев мой схлынул, но, по-видимому ещё больше поднялась температура и я, как в бреду, подошла к столу:
- Это и есть ваш сюрприз, Самбэк? Ну что вам сказать… Сюрприз удался. Я потрясена. Теперь вы понимаете в кого я такая? В отца! Оказывается наркотики мне на роду были прописаны. Как говорится, генетически закодированы. Я их не искала - они сами ко мне прилипли. А всё из-за папочки! Видать у него дурная кровь. В ней распутство и наркотики…
Самбэк молчал и я обратилась к Марксу. И обиделась:
- А вы не верили, что это Божий промысел… Конечно, это Бог устроил так, чтобы я встретилась с отцом и всё ему сказала! Видите? Вот этот старик - мой папочка! Мужчина, моя единственная опора… - никто не вступал со мной в диалог и я запылала ещё жарче: - Это враньё, что женщина сотворена из ребра мужчины! Полное враньё! Всё как раз наоборот! Это мужики пошли от женщины. Раньше люди умнее были и миром правили женщины. И всё было хорошо. А потом мы расслабились и отдали вам власть… И во что вы превратили мир? В помойку! В полное дерьмо!
- Хватит!!! - очнулся, наконец, Самбэк. - Шоу закончено! Адвокат, уведи химика!
Я ахнула и бросилась к отцу:
- Нет! Стойте! Я ещё не всё сказала!
Адвокат схватил обмякшего отца за плечо и резко повернул к двери. Я запрыгнула на него сзади, но Док успел обхватить меня за талию. Отец обернулся и крикнул:
- Прости меня, Вероника! Прости за всё!
Они скрылись, а я поволокла Дока к дверям и принялась молотить их кулаками:
- Папа! Папочка!!! Я простила тебя!! Давно простила! Я люблю тебя, папа! Люблю, чтобы ты не натворил!
Мой ор стоял в ушах, а в висках звенели тысячи молоточков. Я попыталась освободиться от тисков Дока и встать на ноги, но те вдруг стали как ватные и я чуть не упала. Бригадир подхватил меня на руки и с досадой выплеснул:
- Самбэк! Она вся горит и дрожит! Её надо отвезти в покой и тепло, иначе она совсем свалится!
- Бери с собой Дока и отвезите её к Манане, - распорядился Самбэк.
- А может, лучше к Федотовне? - почему-то воспротивился Сергей.
- Я сказал к Манане, значит, к Манане! - рассердился Самбэк. - Она фельдшер и у неё рука лёгкая. А мне эта безбашенная мадам нужна здоровой. К тому же, от Федотовны эта сумасшедшая может сбежать. Мне не нужны лишние проблемы, хватит и тех, что она уже доставила. Сдадите её Манане и возвращайтесь. Мы будем на фабрике.
Перед тем, как двигаться к цели, доктор сделал мне сложную внутривенную инъекцию и я немного успокоилась. Потом он уселся рядом с водителем и мы поехали в неведомое мне жилище. Я лежала на заднем сиденье, положив голову на колени Бригадира, и изредка вздрагивала, гоня от себя все до единой мысли. Думать о чём-либо, кроме как об отце, я не могла, а думать о нём было невыносимо.
Мне как воздух нужна была передышка и все это понимали - потому в машине было тихо, как на кладбище, и даже уже знакомый мне водитель помалкивал. Сергей мягко и осторожно поглаживал мои плечи и волосы, а когда он нечаянно касался моей щеки, я ощущала дрожь его пальцев - и даже в том полубредовом состоянии, в каком находилась, понимала, что он очень взволнован. Я положила свою ладонь ему на колено и он откликнулся благодарным касанием моей руки, затем принялся перебирать мои волосы и эта ласка умиротворила меня настолько, что я задремала.
В таком бессознательном виде с помощью Дока я и перекочевала в объятья Бригадира по приезду на место. Пока он нёс меня в лифт, я уткнулась носом в его шею и, сомлев в родном запахе, безотчетно поцеловала шарик сонной артерии. Сергей вздрогнул и мимолётным поцелуем коснулся моей шеи. Я не видела, заметил ли Док наши нежности, но услышала его голос:
- Она такая хрупкая и нежная, но характер! Настоящий боец! Так на Самбэка попёрла, что я сам до смерти испугался, как бы он не переломил её, как берёзку.
- Как берёзку… - с грустью повторил Сергей и я снова шевельнула губами на его шее.
И затихла, гоня от себя воспоминания нашего счастливого прошлого. Откуда Доку знать, что тогда, в юности, Сергей звал меня своей Березкой - ведь моя девичья фамилия Берёзкина! А только зря я позволила себе эти сантименты! Последовавшие за этой трогательной поездкой в лифте события показали, что мне нельзя расслабляться ни на секунду. И начались они в самый нежданный момент.
Я ещё не видела лица женщины, открывшей нам дверь, но всё уже поняла по проникновенным интонациям её бархатистого голоса, когда она, радостно воскликнула:
- Русланчик! - и тут же, увидев меня, напомнила мне взвизгивание Лидии: - А это у тебя что за баба? Прижимается, как к своему!
"Так вот почему он не хотел везти меня к ней!". Молниеносная догадка наотмашь стегнула по трепещущей ещё душе и я, обмякнув, со стоном свесила голову с плеча "Русланчика".
- Уймись, Манана! - резко осадил её Сергей. - Самбэк велел тебе ухаживать на этой больной девушкой… - мы вошли в квартиру и он уверенно отнёс меня в какую-то комнату. - У тебя тут всё чистое застелено?
- Да всё чистое… - потерянно подтвердила Манана. - Кладите вашу девицу и уходите. Я сама её раздену и уложу как след ует…
Я ухватилась за крепкую шею Бригадира и, открыв глаза, показала характер:
- Нет! Уходите вы! Раздеться мне поможет доктор. Я доверяю одному ему… - И с болью подумала: "А вы пока пошепчитесь о своём… По-семейному…".
Польщённый моим доверием доктор с энтузиазмом принялся разоблачать меня, ни сном ни духом не предполагая, что, позволив ему полюбоваться на обнажёнку, я хотела всего лишь разжечь ревность Сергея - ах, забыла: Руслана! И доктор словил свой кайф, тем более, что сама я не могла двинуть ни рукой, ни ногой, поскольку одеревенела, едва услышала, как нетерпеливая Манана прижала Сергея прямо за дверью моей "палаты":
- Русланчик, я так соскучилась! Отец неделю был в рейсе, а ты ни разу не пришёл… Я тебе уже надоела? Или ты к Райке опять таскаешься?
- Отстань, Манана! Потом поговорим. Сейчас я занят… - напряжённым голосом отбивался Сергей от назойливой обожательницы. - И не ори так громко… Отец вернулся?
- Вернулся… вернулся… Утром… - торопливо ответила Манана и снова взялась за своё: - Русланчик, пойдём в кухню… Там никого…
От боевого натиска темпераментной хозяйки дома Бригадира спас Док, крикнув: - Манана! Принеси чистую сорочку! - и продолжил стягивать с меня остатки одежды.
Хозяйка пришла скоро и, подав Доку сорочку, поспешила обратно. И я услышала её удовлетворённое резюме:
- Тощая такая! Посмотреть не на что. И бесстыжая: сидит голая перед мужиком… А Док весь цветёт, словно ему красоту невиданную показали…
- Да заткнёшься ты, в конце-то концов?! - вспылил Сергей и крикнул: - Док! Давай, поторапливайся! Нас ждут!
- Погоди, Бригадир! - ответил розовый, как поросёнок, и довольный Док. - Я ещё укол ей сделаю и пульс проверю. И Манане инструкцию выдам!
Надо отдать должное доктору, раздевал меня он очень почтительно, не распуская рук и не пялясь во все глаза, - но и не торопился одеть. А перед тем, как сделать укол, долго поглаживал мою ягодицу: единственно из-за ради обезболивающего массажа, разумеется. Наконец он позволил войти Сергею и тот влетел, как пуля, и повис над моей кроватью.
Док увёл Манану на инструктаж и я воспользовалась их отсутствием:
- Нагнись ко мне, Бригадир, хочу спросить кое-что… и сказать… - Сергей наклонился и я задала свой тяжёлый вопрос:
- Скажи, они убьют нас обоих? И папу и меня?
- Не думаю. У Самбэка другие планы, - коротко ответил Сергей.
- Кажется я поняла, какие именно. Пригляди за моим отцом, пожалуйста… Кроме как на тебя мне его не на кого оставить… - попросила я и закрыла глаза. - А теперь иди. Обо мне не думай. Я уже приняла решение. И ничего не боюсь. Иди… Русланчик… Прощай… - и я отвернулась к стене.
Я слышала, как доктор щупал мой пульс, как что-то сказал Манане и Сергею - но никак не реагировала. Меня теперь волновало лишь одно: легко ли открываются тут окна? Вот дождусь ночи и проверю… Двенадцатый этаж… Всё кончится быстро и безболезненно…
Другого выхода у меня нет, потому что Самбэку я нужна, чтобы шантажом заставлять отца делать наркотики - а этого я не могу им позволить… А ещё он знает про Никитку. И, наверняка, собирается сделать меня покладистей и заставить повлиять на отца. А если случится чудо и я выскользну, меня поймает Харлам… Да и у Марчелло с его командой есть за что со мной посчитаться. А у Сергея другая… Как ни крути, я в тупике. В полном дерьме… Ну так хоть полетаю напоследок…
Лечение Дока подарило мне три часа сна и я подкопила немного силёнок - по крайней мере, достаточно чтобы подняться. И самостоятельно дойти до туалета. А на выходе меня уже поджидала Манана:
- Зачем вы встали с постели? Доктор не велел вам подниматься одной. Надо было позвать меня… - я примиряюще улыбнулась и она спросила: - Вам что-нибудь нужно?
- Да. Много чего… - не стала кокетничать я. - Во-первых я ужасно голодная. Во вторых, мне нужно что-то надевать на сорочку. А в-третьих, мне необходима горячая ванна. До зарезу! Ну и наконец, я не такая беспомощная, как вам расписали, и могу обходиться без поводыря и без няньки.
- Сей момент всё будет, - пообещала моя опекунша, - пойдите, пока полежите. Через полчасика я приглашу вас обедать…
Продекларированные полчасика у меня ушли на размышления: главным образом на обоснование принятого решения. Я смотрела в потолок и удивлялась: это что же происходит? Я нашла отца, отыскала любимого - и нет меня несчастней?! Более того, от полной безысходности я вынуждена решиться на крайние меры. Умопомрачительно!!!
Ну что ж… Оценим ситуацию… Хорошо то, что я никому ни чего не долж на и кроме бабушки плакать по мне особо не кому. Тоська, само собой, погорюет, что лишилась ценного кадра, но Нолик найдёт, как её утешить. Сергея приголубят Манана и некая Раиса… А я для него уже далёкое прошлое: он ведь не успел реанимировать нашу любовь. Отец… Он должен почувствовать облегчение оттого, что не увидит больше моих укоряющих глаз, да и посвободней будет в принятии самостоятельного решения. Тётю Мусю я успела отвратить от себя настолько, что она даже не подумает интересоваться моей судьбой… Миша уже оплакал меня - если, в принципе, плакал… Ну, а остальные, включая кота Тихона, не удивятся тому, что я глаз не кажу - они уже привыкли к моей забывчивости.
Получается, что я никого не подставлю… Кроме бабушки… И Никитки. Но он ещё маленький и скоро меня забудет. Можно было бы сказать о сыне Сергею - но это если бы он не был бандитом! А так нет. Нельзя ему доверить ребёнка. Тоська позаботится о моём мальчике! О моём белокуром и сероглазом маленьком принце…
Вы только посмотрите, какая польза получается от того, что я никому не нужна! Вот она всамделишная свобода! Самая крутая свобода! Да я просто счастливица!
В аккурат к окончанию этого этапа размышлений Манана позвала меня к столу и я, облачившись в принесённый ею голубой банный халат, потопала в кухню. Это будет моё последнее чревоугодие и я постараюсь насладиться едой и не нажраться до безобразия: негоже пластаться на асфальте с набитым брюхом, а то буду выглядеть, как куча дерьма. Я представила себе упомянутую кучу с табличкой типа: вот и всё, что осталось от Вероники Татушкиной, почившей вбозе… И задумалась: нет правильнее будет всуе… В голову полезла нецензурная рифма и я развеселилась…
- Ой, как славно! Вы уже улыбаетесь! Значит пошли на поправку! - оживилась Манана, а я мысленно дополнила её фразу невысказанным: и свалите отсюда на три буквы…
Но радовалась она вполне искренне и я, решив делать приятное и дальше, усиленно нахваливала её незамысловатую стряпню. И хотя поданное ею пюре не было воздушным, ягнятина в подливе мне понравилась, да и салат был свежим и душистым от обилия накрошенных в него трав. А уж кофе по-турецки был воистину отменен!
Вот за кофе-то я и удивила нас обеих, предложив Манане, бодрым голосом:
- А давайте выпьем на брудершафт!
- Коньяку? - мигом согласилась она и полезла в шкаф за бутылкой и рюмками.
"И зачем я это затеяла? - шевельнулась во мне старательно спрятанная ревность, - уж не для того ли, чтобы добровольно оставить ей в наследство своего Ёжика?". А почему бы и нет?! Ведь мы с ней, фактически, родственницы: с одним мужчиной спим, хоть он и рядится в разные имена! Нет, вру… Спит с ним она. А я просто люблю. Да. Всё ещё люблю… Досмерти.
Я смотрела на Манану и наполнялась завистью и тоской: вот эти статные бёдра и эту высокую грудь он ласкал, когда я маялась без него в одиночестве. Целовал эти пухлые губы и смотрел в эти чёрные, как ночь, глаза под высокими тонкими бровями, обнимал эти полные плечи… Интересно, как он называет её в минуты страсти? А она должно быть кричит, как горлица… И это возбуждает его ещё больше… О, Господи! И это тоже я должна пережить?! Но ты же знаешь, что я выдержу - иначе пожалел бы меня…
- Что-то вы погрустнели, Вероника, - заметила Манана, наполняя рюмки, - не надо расстраиваться: всё у вас как-нибудь наладится.
"Я не хочу как-нибудь!! Я хочу быть с ним!!!" - хотелось мне крикнуть ей прямо в лицо, но я заставила себя улыбнуться и принять от неё рюмку. Мы выпили и, слегка соприкоснувшись щеками, сели. Манана налила нам кофе и я заметила:
- А ты хорошо пахнешь. Это какие духи?
- Да я толком не знаю, - смутилась она, - там, на коробочке, длинное что-то написано, не по-русски. Мне их Руслан подарил. Вот я и мажусь ими… Главное, что ему нравится…
- Ты его любишь?
- Люблю ли я Русланчика? - удивилась моему вопросу Манана. - Да я по нему с ума схожу! - она зажмурилась и засияла: - Он такой сладкий! Если бы ты только знала, какой!..
"Мне ли не знать?! А мы, оказывается, единомышленницы… Разве это не славно?" - подумала я и онемевшими губами продолжила самоистязание:
- А он тебя… любит?
Манана померкла и честно призналась:
- Не знаю… Иногда мне кажется, что да, а иногда… Он становится таким чужим…
Иногда, всё же "да"… А она красивая! Правда старше Сергея лет на пять, шесть - но морщин нет и кожа белая, гладкая…
Из прихожей послышался какой-то шум и Манана встревожилась:
- Отец пришёл… Ты уж поскромней с ним, пожалуйста. И запахнись. Он у меня знаешь какой строгий! Подожди, я тебя с ним познакомлю…
Ну уж нет! Знакомство с ещё одним мафиози мне не под силу. Я решительно поднялась:
- Пойду я. Прилягу. Что-то знобит меня опять. И голова заболела.
Манане моё намерение явно понравилось:
- И правда ты побледнела. Иди ложись, я схожу за лекарством и сделаю тебе укол.
Ещё укол?! Да я вся уже истерзана: уколами, ударами, мыслями! Всё моё сердце обколото, вся душа загажена, всё мысли спутаны… Скорей бы ночь… И окно…
Отлежавшись с час и укрепившись в решении покончить со всем этой же ночью, я отправилась в ванную. Манана была уже там: что-то стирала. Заметив меня, она улыбнулась:
- Отец поел и пошёл спать. А я сейчас отожму полотенца и приготовлю тебе ванну.
Я кивнула и застыла в дверях.
Наблюдая за хозяйкой, я спохватилась: надо бы трусики постирать! И посушить феном… Не стану же я лететь с двенадцатого этажа и без трусов! А вдруг кто-нибудь на балконе будет сидеть, звёздами любоваться? С моей стороны будет хамством показывать им свой худосочный зад, не говоря уже о других подробностях… Это верх неприличия. Я не такая халда…
Манана управилась и, вымыв ванну, ушла, а я открыла воду и примостилась к раковине, продолжая обдумывание ночного ритуала. "…Надо будет полиэтилен навернуть под халатик, - планировала я свой последний прикид, намыливая ажурные белые кружева, - а то такой дивный цвет халатика испорчу кровавыми брызгами…"
Делала я всё на автомате, тупо и меланхолично, стараясь не прислушиваться к тому, что жило своей отстранённой жизнью в моём подсознании, потому что это был такой сгусток боли, отчаяния, сожаления и ещё, Бог знает, чего, что извлечение его на свет Божий, могло доконать меня досрочно. А мне хотелось ещё пожить… несколько мгновений… и уйти в вечность чистой - если это возможно в принципе, в широком смысле…
Я заправила воду ароматами и мыльной пеной и устало растянулась в ванне. Боже, как прекрасно жить! Даже несчастной и одинокой, даже в плену у мафиози… Вода ласкает, расслабляет, убаюкивает… И растворяет в себе всё. Всё, что внутри, но не снаружи. Не тупики, не страхи, не проблемы. У меня нет выхода… И не надо бояться! Смерти нет, потому что её нельзя почувствовать, осознать. "Есть только миг между прошлым и будущим, лишь он один он называется жизнь" - уговаривала я себя…
Глава 13
Я не торопила ночь, но она пришла. Пришла сама, как всегда обыденно и неотвратимо. Звёздная и лунная - настолько лунная, что я видела всё также ясно, как днём.
В доме Мананы стало тихо и я, крадучись, пошла обследовать окна. Никаких воспоминаний, никаких сомнений - одно лишь дело! Последнее дело сумасшедшей Ники, неудачницы и бунтовщицы…
Окно в моей темнице было не просто крепко забито, но и зарешечено. Это говорило о том, что в некоторых случаях больных тут содержали под замком. Мне повезло: Манана не стала запирать меня на ночь, считая слишком слабой для бегства. Да и как бежать, если входная дверь на ночь заперта на огромный гаражный засов с замком? И ключ, как в сказках, должно быть, под подушкой у чудовища.
Когда я обнаружила, что окна в гостиной и в кухне тоже наглухо зарешечены, меня охватила паника: мысль о том, что мне не удастся выполнить задуманное была страшнее самой смерти - так одержима я была в своём решении! Это означало бесконечный ужас - а на подобное у меня уже не было сил. И я очень боялась за Никитку и бабушку. И за отца.