– После того, как она второй раз подала заявление в загс, а жених не явился на роспись.
Видимо мое лицо отразило такую гамму эмоций, что Веня не на шутку встревожился.
– Может, все-таки выпьешь чего-нибудь: сок, кофе, чай? Есть зеленый.
– Правда, не хочу.
История с бегством женихов от красотки Жанны не укладывалась в голове.
Скрипач понял это и продолжил:
– Я сдавал видео-документы о ее романах. Догнала?
– Нет.
Вениамин досадливо поморщился.
– Оба жениха проходили спецкурс, а госпожа Кононенко была лишь "объектом". Но Жанна-то все принимала за чистую монету. От второго успела забеременеть.
Услышанное шокировало, и я жалобно попросила:
– Веня, ты скажи сразу, зачем все это сделали?
– А чтобы абсолютно, понимаешь, аб-со-лют-но подчинить волю Жанны.
Второе "абсолютно" скрипач произнес по слогам, и это придало слову зловещий оттенок.
– Это долго объяснять, да и не нужно. Есть умники, сыплющие медицинскими или философскими терминами, но что толку? Человека ведь не воскресишь.
Вениамин взял из ниши бутылку, отвинтил крышку, сделал пару глотков. Аккуратно завинтил крышку, поставил на место. Закурил.
Я молча глядела на кольца дыма, улетающие к потолку.
– Ты спросишь, Веня, а что тебя так ломает? Отвечаю: я сам дал в руки руководителя проекта, видишь, как мозги промывают? Вместо того чтобы сказать "мерзавца", я говорю "руководитель проекта". Так вот, имея такую пленку, можно вить веревки из кого угодно. Но самое скверное – паралич воли. Он наступает и у женщин и у мужчин. У этого парня бесспорно дар лидера. Есть, конечно, и знания. Два вуза, защитил диссертацию, владеет гипнозом, в общем, достоинств бездна. И лишь одно "но". У постоянно работающих с ним людей реально отъезжает крыша. И нечасто, но кто-то из сотрудников бесследно исчезает.
– Концы с концами, Веня, не сходятся. Ты спокойно пьешь коньяк и с головой вроде все в порядке.
Скрипач снова поморщился.
– Пью не коньяк, а чай из трав, а крыша не съехала, потому что Виталия знаю как облупленного. Играли вместе еще в "Зефире". Недолго. Гитариста из него не вышло, занялся теорией искусств. Не слишком успешно продавал работы здешних художников за кордон. Потом создал "ЛИЛА". При желании можно расшифровать, но, по сути – это финансовая структура, подчиняющаяся лишь Виталию.
Я не выдержала:
– Веня, черт с ней, с этой "ЛИЛА". Скажи, что делать? В милицию идти?
Иволгин уставился на меня как на умалишенную. Раздался телефонный звонок, но скрипач не двинулся с места.
– Там автоответчик.
– Все сделано, как ты просил. Когда сочтешь нужным, приезжай. Привет.
Голос звонившей был мелодичный, даже несколько игривый.
– Я ревную.
Лицо Вени окаменело.
– Время пошло. Звонили в "ЛИЛА" из реанимационного отделения, сообщили Виталию о выписке Жанны домой. Надо ехать. Но сначала хочу предложить тебе посмотреть один документ.
– Жанна жива?!
– Нет, конечно. Не делай круглые глаза, звонок сделан чтобы заставить Виталия нервничать.
Мы спустились вниз по винтовой лестнице в просторное помещение, напичканное аппаратурой.
– Это твоя студия? Кстати, Веня, когда ты успел научиться стрелять? Всегда был классическим пай-мальчиком со скрипкой в футляре.
Иволгин взял со столика пульт управления, включил видик.
– У тебя память девичья, забыла, как сюда с однокурсниками приходила?
Я обалдела. Действительно, здесь же располагался тир "Буревестника"?! И мы сдавали зачет по стрельбе. А теперь гаражи. Ничего не помню. А Веня входил в сборную.
– Узнаешь?
На экране танцевала Жанна, обнаженная, но по-прежнему в платиновом парике. Тело Анаконды, покрытое золотыми и алыми полосами, двигалось ритмично, напоминая своими легкими покачиваниями, кобру.
Это был не восточный танец живота, а, импровизация, стилизация под индийский. За спиной у танцовщицы горел экран, на нем проплывали долгие планы боевых вертолетов.
Жанна танцевала тему прощания с возлюбленным. Чувственность и пластичность всегда отличали Анаконду.
Но не ритм и не хореография заставили напряжено вглядываться в экран, а место съемок – все та же одиннадцатая кабина. Значит, кто-то принес туда кинокамеру?
Танец завершался призывом к Небу и невидимому возлюбленному, а затем наступил момент, выходящий за рамки моего понимания.
Жанна, по-прежнему танцуя, окутывала тело цветным прозрачным материалом, накидывала на шею алую ленту и, скручиваясь в спираль, превращалась в жертвенное животное, некое мифическое существо, отданное на заклание. Логическим, смысловым завершением этого вихреобразного движения могла стать только смерть девушки.
Затем следовала маленькая пауза, и в кадре появлялся мужчина, верней его спина. Спина заслоняла танцовщицу, мужчина касался рукой затылка Жанны и отходил. Несколько секунд длилась пауза, затем танцовщица выпрямлялась, продолжая сидеть на коленях, прикрыв глаза и положив руки на бедра.
Иволгин выключил видик.
– Тебе это ничего не напоминает?
Я промямлила что-то насчет стилизации индийского танца, но Вениамин перебил:
– Не трать слов. Это танец рабыни преданной своему господину, готовой отдать жизнь за него. Больше того, хозяин вправе распорядиться жизнью танцовщицы по своему усмотрению. Например, не позволить подняться с места в финале танца. – Скрипач вынул кассету и забросил на стеллаж между двумя стопками книг, – этот "клип" мне оставила Жанна, когда забыла забрать пистолет. Поехали.
В машине Веня предложил навсегда отказаться от платинового парика:
– Тебя убьют, думая, что убивают Жанну Кононенко. Такие дела всегда доводят до конца.
Его слова лишь усилили желание отомстить Максиму. Двусмысленные отношения стали невыносимы.
Видимо Иволгин уловил мое настроение:
– Не упрямься. Пойми, воскресшая свидетельница смертельно опасна для Горенко.
Скрипач высадил меня в полукилометре от видео-кафе и "Джета" растаяла в потоке машин.
Хлопнув в бутербродной сотку коньяку, Платиновая девочка стрельнула у бармена сигарету и выпорхнула на вечернюю улицу.
У каждого есть пунктик, приносящий несчастья. Мой – преодоление страха. Каким бы интеллектуалом не был Виталий, а сегодня он выбит из колеи. Получив из больницы ложную информацию об успешном лечении Жанны, шеф "ЛИЛА" будет ждать появления Анаконды на рабочем месте.
Уроды, Вова и водитель, работают на своего босса и Виталию о моих столкновениях с ними наверняка ничего неизвестно.
Лапы подонков прострелены, так что денек-другой можно не беспокоиться, а там парик вернется к Алене и Платиновая девочка исчезнет навсегда.
Едва я поднялась по ступенькам и приоткрыла массивную деревянную дверь, ведущую в видео-кафе, как у крыльца взвизгнули тормоза. Белая "маска смерти", высунувшаяся с заднего сиденья, могла служить примером безграничных возможностей современной медицины. Вова собственной персоной. Водитель, с забинтованной головой, развалился рядом. Новый шофер и четвертый урод пополнили группу захвата. У Самурая на лице появилось несколько свежих заплат из лейкопластыря, превративших качка в персонажа триллера. Быстро зализали раны. Только выпитый коньяк и выпрошенный у Вениамина пистолет позволили небрежно помахать громилам рукой.
Я спустилась в гардероб, разделась и вошла в зал.
Максим в своем роскошном светлом пуловере одиноко сидел за столиком, уставившись в пространство. Пустая рюмка и блюдце с лимонами делали маэстро похожим на хэмингуэевского персонажа. Увы, только похожим.
Публика оживленно шумела, но почему-то возникло ощущение, что мы вдвоем. Нет, люди вокруг оживленно болтали, но мы с Максом превратились в биороботов.
Я игриво улыбнулась, подошла к столику и, призывно покачав бедрами, романтично поцеловала одинокого мыслителя, с удовольствием оставив след от помады на гладко выбритой щеке. За столик не села, сразу продефилировала к стойке. Незнакомый бармен, совсем еще мальчик, жонглировал фужерами.
Макс галантно помог донести и выгрузить с подноса коньяк, бутерброды, кофе.
– Мы не виделись тысячу лет, – произнесла Платиновая девочка с томным придыханием.
Безумная пошлость фразы вызвала мгновенный отклик в тонкой душе творца.
– Вы всегда покровительствуете бедным художникам?
– Нет, обычный женский каприз. Мечтаю на вечер превратиться в Гала.
Выпили молча.
– Ты сегодня без Ларисы?
Утвердительный кивок.
– Давай закажем "Модернистов", а коньяк возьмем с собой?
В глазах Макса мелькнула тревога, напор, фактически незнакомой дамы, настораживал. Вероятность появления в любую секунду пластырчатого Вовы Самурая вынудила меня прибегнуть к агрессивной стимуляции рыцаря.
– Ты случайно не моногамный идеалист?
Брезгливая гримаска, сопровождавшая реплику, подействовала как электрический разряд. Максим дернулся и, натянуто улыбнувшись, уточнил:
– Заказать только "Модернистов"?
– Да, желательно в одиннадцатой кабине.
Макс небрежно поклонился и походкой плейбоя двинулся к остриженной наголо девице, принимавшей заказы.
Секунды, пока мы шли через весь зал, поднимались по лестнице на второй ярус и разыскивали дверь с номером одиннадцать, показались вечностью.
И все это время и потом, когда Макс поставил "Модернистов" и выключил свет, когда Платиновая девочка страстно обняла мускулистые бедра и рывком приблизила биоробота к себе, изобразив безумную страсть… Все это время мысленно повторяла наивную мантру:
– Только сними, пожалуйста. Только включись и сними.
Впервые в жизни пользовалась камерой, вмонтированной в кулон, и, хотя Веня дважды повторил, что камера сверхнадежна, воспитанная на телевизоре "Горизонт" и стареньком кассетнике, страшно волновалась, интуиция подсказывала – второго дубля не будет.
Оказывается, месть нерадостна и горька. Может из-за непомерно высокой цены? Потеря любимого. Я злая маска, а считала – добрая.
Главное не думать. Не думать. Последние часы Платиновая девочка не принадлежит себе. Все исчезло, все происходит с кем-то другим. Не думать.
Только ночью, проснувшись дома, пришла в себя и осознала: лежу на диване, ощущаю полную невозможность делать что-либо. Зеленые цифры на циферблате высвечивали три девятнадцать.
Итак? Ха-ха? Мне изменяет муж. А почему смешно? А потому что совершил благоверный сие аморальное деяние тайно, в полумраке, жарко дыша, рыча и потея. Ну и что? Все жарко дышат и потеют, скажете вы, г-жа Пирогофф. Правильно. Согласна. Но не всем дано почувствовать страстный порыв супруга, овладевающего вами не как надоевшей до чертиков "законной", а как желанной, незнакомой, манящей, блестящей, ослепительной, дразнящей, волшебной.
Итак, г-жа Пирогофф, теперь я в одном лице и свидетельница, и коварная обольстительница, и обманутая жертва.
Макс в соседней комнате сладко посапывает. Устал куртизан. Герой многоразового использования.
Все когда-нибудь кончается. Завтра превращается в позавчера, послезавтра в сегодня.
У меня в жизни все как-то вдруг происходит. Готовишься к чему-нибудь важному, вынашиваешь, совершаешь какие-то поступки, а потом внезапно – бах, трах, шандарах! И все уже случилось. И уже успело стать прошлым. А принцесса была, увы, не готова.
Я так и женщиной стала: любила-любила одного мальчика, можно сказать, с первого взгляда. А отдалась в один вовсе не чудесный и даже не серенький, а просто в один никакой вечер гражданину мужского пола, которого и знала-то пару часов. Смехота. Давно не слышала этого слова – "смехота". Оно откуда-то из детства.
Горький шоколад лысого музыканта
Отмена смертной казни юридически защищает
высокопоставленных убийц. Поэтому боссы
обожают болтать о гуманности, ценности человеческой
личности, правах и свободах. Они действительно ценят
человеческую жизнь. Свою. И отстаивают
свое негласное право безнаказанно отнимать жизнь чужую.
Сандра ошиблась в отношении скрипача. Вениамин и не думал самоустраняться из ситуации.
Сандра помнила Иволгина студентом консерватории, любившим выпить одну-другую бутылку шампанского и сыграть на скрипке для друзей. Если собственное исполнение нравилось музыканту, то от переполнявших чувств, Веня срывал с себя носки и швырял их в окно. Почему именно таким образом студент выражал свои чувства, никто не знал.
Загадкой осталось и внезапное исчезновение Иволгина из привычного круга музыкальной богемы города. Вернулся через несколько лет, здорово изменившимся. Вместо общительного кудрявого юноши на городских улицах появился тихий лысый человек. Говорил Веня теперь мало, часто переходя на английский. В гости скрипач ни к кому не заходил, к себе не приглашал, а единственное место, где Иволгин появлялся регулярно – зал борьбы в школе олимпийского резерва. Там вел занятия у дзюдоистов знакомый тренер, и в это время скрипач мог тренироваться бесплатно. Иволгин не боролся, только разминался в уголке зала, кувыркался, растягивался, словом ОФП.
Один раз, правда, о Вене заговорили, музыканта стали часто видеть в барах с Анакондой, и среди знакомых прошел слух о свадьбе. Но Веня вдруг запил, а Жанна чуть не вышла за молодого красавца. В последний момент свадьба почему-то расстроилась.
Иволгин взял отпуск за свой счет и ушел в запой. Пил по-черному, но через месяц прекратил и снова стал тихим незаметным служащим.
Если бы самого Вениамина спросили, как из живого общительного крымчанина, он превратился в безмолвное, лысое, тусклое "это", скрипач вряд ли счел нужным ответить. Иволгин давно воспринимал мир как музыку, а о музыке лучше говорить языком нот.
Но кровь мамы пианистки и явный дар божий не сделали Иволгина мировой знаменитостью. Аукнулась отцовская линия: папа Вени еще подростком ходил в одиночку на тигра, а, став главным инженером засекреченного военного завода, светскими манерами так и не обзавелся.
Окончательно блестящее будущее Вениамина-музыканта перечеркнули очертания бюста, пухлые губы и синие глаза однокурсницы из Бельгии. Льняные кудряшки, стройные ножки, свадебный марш, рождение ребенка, распавшаяся семья. О классической музыке пришлось забыть, все свободное время уходило на заработки денег.
Получив диплом, Веня исколесил пол-Европы. Играл в Белграде и Хельсинки, в отелях Бахрейна, Анталии, клубах Нью-Йорка и Чикаго. Успел поплавать на подводной лодке и поработать инструктором в Альпах.
Время выставило суровый счет. Но, потеряв кудри и веру в неизбежное торжество гуманистических идеалов, Иволгин сумел сохранить традиционную сексуальную ориентацию и понятие о чести.
Не книжное, а уличное: если тебя ударили по левой щеке, нырни под руку бьющего и ответь правой в челюсть, левой по печени.
События последних суток многое прояснили скрипачу. Теперь понятно, отчего Горенко предложил воспользоваться горящей путевкой в Египет и щедрыми премиальными. Отпуск начался еще позавчера, а из Москвы счастливый обладатель турпутевки должен вылететь завтра. Поэтому билет на поезд Веня возьмет обязательно, сегодняшним числом.
В железнодорожных кассах Иволгин задержался на считанные минуты, а потом загнал машину в гараж и с пересадками добрался на окраину города. Там в двухэтажном особняке армейского друга, он провел пару часов, неспешно беседуя за чашкой чая о своем отпуске.
Домой скрипач ехал в 600-ом Мерседесе, облаченный в новенький спортивный костюм. Оставив машину в двух кварталах от дома, Иволгин надвинул на глаза капюшон и, сгорбившись, подволакивая ноги, словно старик, зашагал к своему подъезду. Если кто-нибудь из знакомых и видел скрипача, то ни за что не поверил, что косолапый горбун, хрустящий тонким ледком на лужах, и есть всегда подтянутый, спортивный Веня.
У подъезда и в лифте повезло, никого из соседей не встретил.
Ни вечером, ни под утро, когда скрипач закончил расчеты, напоминавшие задачки по физике в старших классах, он ни на секунду не усомнился в принятом решении.
Всю ночь в Вениной голове постоянно возникала картина последнего свидания с Жанной. Она стремительно вошла в холостяцкую квартиру Иволгина, смеющаяся, словно героиня мюзикла. И протянула перевязанную розовой лентой кассету: "Вскрыть в случае моей смерти".
Под лентой лежала шоколадка с изюмом и орехами, Веня их обожал. Эта шоколадка по-прежнему лежала на столе, при одной мысли развернуть ее, становилось нехорошо.
В тот момент Иволгин лишь усилием воли заставил себя поддержать разговор в шутливо-беспечном тоне. Возможно, Анаконда забыла свои ночные монологи в Бахрейне, но скрипач помнил отлично. И все последние недели за легкой непринужденной болтовней преуспевающей бизнес-леди улавливал сигнал, одинаково понятный морякам любой страны – SOS.
Сейчас он проклинал себя за малодушие и трусость. Именно так – малодушие и трусость. А ведь еще вчера это казалось мудростью.
Ночь без сна для музыканта дело привычное, и по предрассветному городу Мерседес Вени катил неторопливо, Иволгин продолжал обдумывать детали предстоящей помолвки Горенко.
В отличие от Анаконды, он давно догадался о готовящейся замене: два месяца назад Горенко стал много времени уделять молоденькой бойкой девице Машеньке Корневой. Кроме привлекательной внешности Машу отличало яростное желание сделать карьеру.
И Виталий влюбился в Корневую, как в древней легенде скульптор увлекся своим творением. Девица тонко играла на амбициях хозяина "Лила", изображая преданную ученицу.
Неделю назад Горенко выдал скрипачу тысячу долларов и попросил в кратчайшие сроки дать девице несколько уроков сольфеджио. Изумленный Веня взял деньги, благоразумно воздержавшись от комментариев.
Следующий легкий шок Иволгин испытал, когда босс пригласил его принять участие в разработке сценария помолвки с Машей. Любые идеи Виталия с восторгом принимались молодыми сотрудниками, но Веня мысленно обозвал готовящуюся акцию хренью и тихо слинял. Деликатно сославшись на температуру, оговорил свое неучастие в свадебном шоу.
Виталия это обрадовало, так как идея найти самую высокую точку в городе и там совершить театрализованную помолвку, принадлежала ему. Виталий окончил берлинскую школу рекламы, чем невероятно гордился. Но полученные знания лежали мертвым грузом, и босс "ЛИЛА" расцветал, когда имел возможность где-то их применить. В такие моменты Горенко чувствовал себя крутым дизайнером, даже если речь шла об определении количества канцелярских наборов для фирмы. Неудивительно, что сотрудники восхищались каждым перлом босса, а невеста просто таяла от счастья, видя подобострастное заискивание окружающих.