- Да, я увижу лучшую жизнь, мама! Только не здесь, а в Финляндии. Я уеду туда! Туда! Я не хочу дожидаться какого-то абстрактного светлого будущего здесь. Я не верю, что здесь что-то изменится. Здесь только слова, слова, слова. Бесконечные комсомольские собрания, субботники, лозунги… И грязь на улицах! Мне надоела грязь!
- Антоша, сыночек, но ведь если только возмущаться грязью, как это делаешь ты, то грязь-то никуда не денется. Надо трудиться, надо хотеть трудиться. Если бы ты видел, как нам тяжело приходилось перед войной с фашистами, как мы голодали… Но мы выстояли, мы вынесли всё, что на нас обрушилось… Если бы ты видел ту нашу жизнь, то понял бы, насколько сейчас всё налажено и благополучно.
- Разве это налажено? - фыркнул он. - Вот у финнов налажено.
- Нам во время Финской войны никто не помогал, а финнов поддерживали немцы, стеной за ними стояли! И после войны нам никто не помогал, сынок.
- Опять двадцать пять! Ну что ты заладила, мама! - Антон повернулся, чтобы выйти из кухни.
- Потому что мы тридцать лет после войны сами выкарабкиваемся! - почти закричала Валентина Терентьевна. - Мы социализм строим! И другим помогаем строить его! Я-то знаю, чего это стоило нашей семье, сколько крови и пота ушло на то, чтобы ты сейчас мог в этой белой рубашке в гости пойти! А ты думаешь, что всё само по себе в руки даётся? Вот у них там, на Западе-то, думаешь, все в потолок плюют, а денежки сами капают? Нет, Антон! Нет! Там жесточайшая эксплуатация! Там трудиться надо поболее, чем здесь!
- Не рассказывай сказки, мама. Мы тут живём хуже, чем рабы в Древнем. Риме!
- Не смей так говорить! Не смей! Ты ещё даже не работаешь, даже не попробовал работать! Ты не рубля домой не принёс, а уже смеешь рассуждать!
- А ты меня не попрекай, мама! - закричал он в ответ. - Я и не мог работать, потому что я в школе учился!
- А в капиталистическом мире ты бы давно газеты продавал или машины мыл бы, а не знаний набирался в школе! - выпалила она.
- Ты меньше слушай, что тебе на партсобраниях втюхивают! Можно подумать, что у них школ нет.
- Есть, но за это деньги надо платить. При капитализме за всё надо деньги платить! И не смейся, Антон, прекрати зубы скалить! Не смотри на меня, как на дурочку. Я знаю, что говорю. Я жизнь прожила! Полную жизнь! Непростую жизнь! Но честную и потому счастливую жизнь! А ты хочешь звёзды руками ловить! Да кому ты нужен там, в Финляндии!
- Уж кому-нибудь буду нужен, - убеждённо отрезал сын. - Я школу с отличие окончил. Мои знания дорогого стоят!
- А где ты эти знания получил? В Советском Союзе! Что ж ты так хвалишься своими знаниями, если страну, которая обучила тебя, не любишь? За что же ты так не любишь родину?
- За серость!
- Господи! Что ты говоришь, Антоша! Да как у тебя язык-то поворачивается! Неужто ничего тебе не нужно, кроме жвачек и ярких этикеток?..
Валентина Терентьевна закрыла глаза и тяжело вздохнула, опустив голову на руки. Воспоминания о спорах с сыном разрывали её сердце.
- Вам нехорошо? - спросит капитан Тамаев.
Она кивнула.
- Хотите, я приду завтра? - предложил он.
- Завтра легче не будет. Да уж и рассказывать особенно-то нечего… Тянуло Антона моего туда, - она качнула головой, указывая за окно. - Болезненно и наивно тянуло. Он не понимал, что там такая же жизнь, просто более ухоженная… Не понимал он, не хотел понимать… Но разве могла я предположить, что он решится на побег? Ох, какой позор на мою голову? Какой стыд… Как же я людям в глаза смотреть буду после этого?
МОСКВА. ВИКТОР СМЕЛЯКОВ
Смеляков пришёл на занятия раньше обычного и, сидя за столом, проглядывал конспекты по спецподготовке. В коридоре смена готовилась к заступлению на службу, замполит чеканным голосом зачитал сводку.
- В ночь на 15 апреля этого года из ИТК № 1 села Чернокозово Чечено-Ингушской АССР самовольно оставил место прохождения службы старший инспектор лейтенант внутренней службы Юдин Антон Викторович, 1950 года рождения, уроженец города Петрозаводск. Его приметы: на вид 25–30 лет, среднего роста, нормального телосложения, волосы светло-русые, лицо круглое, глаза голубые. Особая примета: над правой бровью шрам около двух сантиметров, полученный при падении с лыж в 1965 году. При задержании соблюдать осторожность. Юдин вооружён пистолетом Макарова с двумя обоймами.
"Почему? Зачем? - размышлял Смеляков - Ну вот что могло этому лейтенанту не понравиться? Он пятидесятого года, на четыре года старше меня, уже не пацан. Служил, служил и вот на тебе - дезертировал. И ведь был у него какой-то повод, какая-то причина…"
- Привет, Витёк, - в комнату вошёл Сытин. - Ты чего сегодня так рано?
- Не знаю, - Смеляков пожал плечами. - Проснулся что-то невесть когда, решил прогуляться. Побродил чуток по центру.
- В такой ветер-то?
- А что ветер? Хорошо, бодрит… Приятно по сонной Москве ходить. Спокойно. Знаешь, я всё ещё никак не привыкну к тому, что я в Москве. Порой мне кажется, что я вижу сон: эти улицы, троллейбусные провода, фонари, метро. Обожаю запах метро. Каждый раз, входя на станцию, вбираю в себя этот запах шпал и думаю: только бы не проснуться…
- Не сон, Витёк. Мы в Москве, работаем в милиции, в настоящий момент сидим в здании ООДП, сейчас к нам придёт Ирина Алексеевна и будет рассказывать нам о чём-нибудь красивом… Потрясающая она девушка, да?
- Да, - кивнул Смеляков, - и умная. Вот ты растолкуй мне, Дрон, как такая молодая может носить в себе такой объём информации? Когда она успела всё это запомнить? Ей же надо за нарядами следить, причёски там всякие, подруги, ну и вообще… Ей же всего двадцать четыре! Вон только что сводку по городу слышал, там о лейтенанте говорилось. Двадцать пять лет, дезертировал, прихватил с собой табельный "макаров". Если бы он был доволен службой, ну и вообще судьбой, то не сбежал бы! Понимаешь? И вот тебе два человека: один терпеть не может того, что делает, а другой любит своё дело. Это я уже про Ирину. С какой увлечённостью она читает нам лекции! И видно, что ей по душе именно сам предмет - искусство…
- Пожалуй, - согласился Сытин, - работа должна быть по сердцу, иначе - хана.
- А ты не задумывался, Дрон, мы-то по сердцу выбрали себе работу?
- Время покажет.
- Нет, не хочу, чтобы время показывало. Хочу сейчас знать, чувствовать, уверенным быть. Хочу без ошибок! - загорячился Смеляков.
- Без ошибок, старик, не бывает. На ошибках люди учатся. Слыхал такую пословицу?
- Не хочу ошибок.
МОСКВА. ПРАЗДНИК
Первого мая с раннего утра с улицы неслась громкая музыка.
Смеляков проснулся бодрым. Сегодня предстояло дежурство. В праздничные дни ООДП работал в усиленном режиме, как и все милицейские подразделения города. Вместо выходного все слушатели шли на дежурство, а сотрудники отдела, даже если у них был законный выходной, несли дежурство на улицах, одетые в штатское.
Виктор заступал на дежурство в обед. До этого времени он был свободен и чувствовал себя безмерно счастливым. Москва дышала в этот день как-то особенно, казалось, сам воздух был наполнен торжеством, величием и небывалой свежестью.
Выйдя из ванной, Виктор поспешил включить телевизор. Шла прямая трансляция с Красной площади.
На кремлёвской стене висели огромные гербы всех советских республик. Из репродукторов гремела музыка. По всему пространству Красной площади, испещрённому белой разметкой на брусчатке, двигались хороводы, тысячи людей в ярких национальных костюмах стекались пёстрыми стайками в причудливые узоры, разбегались парами, составляли многоярусные пирамиды, размахивали флагами. По периметру площади выстроились отряды, облачённые в белые спортивные костюмы, спортсмены держали в руках красные знамёна на длинных древках. Над трибунами вдоль кремлёвской стены, заполненными до предела, вились разноцветные надувные шары. На стене ГУМа, прямо напротив мавзолея Ленина, висело гигантское алое полотно, с которого взирали на людей бородатые лица Маркса, Энгельса и Ленина. Чуть в стороне виднелась не менее грандиозное полотно с изображением рабочих и крестьян, обтянутых кумачовыми лентами и колосьями пшеницы. Стена исторического музея, смотревшая на Красную площадь, была целиком закрыта размашистым изображением людей, устремившихся с флагами куда-то в будущее, на их волевых лицах была написана уверенность и решимость победить любые невзгоды.
С обеих сторон музея текли на Красную площадь ровные ряды участников красочного праздничного шествия. Под бравурную музыку отчеканили шаг, выстроившись правильным квадратом, люди, наряженные в красные костюмы, с красными же флагами в руках. Сразу за ними шагали, держа исключительно правильный строй, девушки в белых коротеньких платьях; каждая их шеренга протянула слева направо широкую красную ленту, что смотрелось со стороны необычайно красиво - белый живой квадрат, тонко расчерченный красными полосками. Позади них катился транспарант не менее чем в три человеческих роста, на котором было помещёно изображение Брежнева: генеральный секретарь стоял с приветственно поднятой рукой, с орденами на пиджаке.
После них появились шеренги мужчин в жёлтых майках, с красными флажками в руках и красными бантами на груди, а за ними промаршировали по-военному женщины в бледно-голубых нарядах, передвигая в середине своего правильного строя громадную конструкцию земного шара, увитую цветами и яркими лентами. Все эти шеренги уверенно двигались, поворачивая то вправо, то влево, и наконец замерли вместе с последними аккордами музыки на заранее указанных местах, выстроившись красивыми цветными прямоугольниками по всей площади.
В течение нескольких секунд над Красной площадью висела тишина, слышно было только, как шелестели тысячи алых флагов на ветру. Затем выстроившиеся перед мавзолеем шеренги людей сделали вдох и раскатисто начали декламировать, делая после каждого слова секундную паузу:
- Центральному комитету коммунистической партии Советского Союза - слава! Советскому народу - слава! Родине - слава! Слава! Слава! Ура!
Вместе с прозвучавшим "ура" грянула пронзительная торжественная музыка. Выстроившиеся на площади шеренги вскинули руки вверх, подняв над головами красные ленты, флаги, шары. Площадь разом затрепетала, зашевелилась, наполнилась всеобщим движением. К мавзолею стремительной струйкой помчались школьники, зажав в ручонках букеты цветов; мальчики были одеты в синюю форму, девочки сияли белоснежными фартуками поверх тёмно-коричневых платьев. Под рёв труб выстроившиеся на площади многоцветные фаланги повернулись и двинулись, не меняя красивого своего строя, по направлению к Васильевскому спуску.
Диктор телевидения торжественно произнёс:
- На трибуну мавзолея поднимаются дети. Алые праздничные банты и цветы - руководителям партии и правительства!
На Красную площадь неторопливо вкатился грузовой автомобиль, украшенный двухметровыми выпуклыми белыми буквами: "город-герой Москва" и четырьмя огромными картонными орденами. Над грузовиком колыхалась стена алых знамён, а под ними, в кузове, стояла группа мужчин и женщин и аплодировала кому-то.
Торжественный женский голос, перекрываемый оркестром, объявил с экрана телевизора:
- Знамя города-героя Москвы на Красной площади! На его полотнище Золотая Звезда, два ордена Ленина, орден Октябрьской Революции! Этими наградами родина отметила революционный, боевой и трудовой подвиги москвичей! Первомайское шествие трудящихся столицы открывают представители девяти районов: Москворецкий, Пролетарский, Ленинский, Краснопресненский, Фрунзенский, Свердловский, Дзержинский, Бауманский, Калининский!
За грузовиком на площадь медленно потекли колонны демонстрантов, двигавшихся вольным шагом. Над их головами реяли бесчисленные красные флаги. Из пучины знамён то и дело появлялись колоссальные, словно из мрамора высеченные, белые картонные изображения серпа и молота, омываемые красными волнами полотнищ. Всюду громоздились портреты Ленина, пятиконечные звёзды, крупными буквами выполненные названия городских районов. Над колоннами демонстрантов плыли какие-то огромные красные шары, раскачивались пурпурные фанерные щиты с бронзовыми и белыми надписями: "Да здравствует 1 Мая!", "Слава КПСС!", "Мир, труд, май!", "Партия - наш рулевой". Нескончаемым потоком тянулись портреты Ленина и портреты членов Политбюро ЦК КПСС. То и дело на площади появлялись необъятные, как кроны столетних деревьев, алые букеты бумажных и тряпичных цветов, и на этих красных сказочных деревьях сидели белые бумажные голуби с расправленными крыльями.
Человеческий поток, заполнивший Красную площадь, был шумен и многоцветен. Некоторые оделись ярко, празднично и легко, почти по-летнему. Некоторые нарядились в строгие костюмы, накрахмаленные белые рубахи, повязав галстуки. Было много демонстрантов в плащах, так как погода, пусть и стояла солнечная, но всё же была ещё далека от настоящей летней. Шагали ветераны войны, подтянутые, гордые, с пылающим золотом орденов на груди. То и дело глаз останавливался на студентах в зелёных стройотрядовских куртках. Дети радостно размахивали пёстрыми связками надувных шариков, некоторые малыши сидели на плечах родителей. Всюду пестрели букетики гвоздик и какие-то белые и сиреневые бумажные цветы, над площадью гремела музыка и непрерывно ревело дружное "ура".
- Трудовая Москва рапортует Первомаю: задание четырёх месяцев перевыполнено! Сделан ещё один шаг к высокой цели, намеченной москвичами: пятилетку - досрочно! Этот почин передовых рабочих столицы Леонид Ильич Брежнев назвал важным вкладом во всенародное движение за эффективность и качество всей работы!
Виктор то и дело бегал на кухню, чтобы вскипятить воды, заварить чайник, поджарить докторской колбасы с яичницей, и снова бежал к телевизору…
"Как жаль, что у нас телек не цветной", - с сожалением подумал он, когда экран заполнился знамёнами. Впрочем, он всё равно видел всё будто в цвете, обладая хорошим воображением.
- Колонну Пролетарского района возглавляют автомобилестроители ЗИЛа, - воодушевлённо рассказывал чёткий дикторский голос. - Ровно год назад, в канун Первомая, Леонид Ильич Брежнев встретился с передовиками завода, познакомился с образцами новых мощных грузовиков, посетил главный конвейер, выступил на торжественном митинге в сборочном цехе. Об этом ярком событии напоминают поднятые над колонной большие фотографии. В книге почётных гостей генеральный секретарь ЦК нашей партии оставил тогда дорогую для всех автозаводцев запись: "Столичный автозавод - это одно из лучших предприятий машиностроения страны, хороший пример высокоорганизованного производственного объединения, где успешно решаются многообразные задачи технического, экономического и социального характера. В коллективе зиловцев родилась замечательная инициатива, одобренная центральным комитетом партии: ускорить внедрение в производство достижения науки и техники и увеличить на этой основе выпуск продукции высшего качества. Коллектив сдержит слово! Только в нынешнем году на ЗИЛе внедряется 43 автоматические и поточные механизированные линии. За четыре месяца второго года пятилетки выпущено сверх плана около восьмисот грузовиков! Более пяти тысяч автозаводцев успешно выполняют своё высокое обязательство: завершить план двух лет пятилетки к шестидесятой годовщине Октября!..
Виктор быстро оделся и выключил телевизор. Ему не терпелось побыстрее очутиться на улице, чтобы окунуться в торжественную атмосферу столицы. До дежурства оставалось ещё много времени, но он не мог сидеть в общежитии, он хотел дышать праздничным воздухом, чувствовать себя частью огромного города, охваченного звоном песен и людского смеха.
"Поброжу, посмотрю… Никогда ещё не видел живьём Первомая в Москве! Как же всё-таки здорово, что всё сложилось именно так и что я сейчас здесь!"
На выходе он заглянул в почтовый ящик и обнаружил письмо из Тутаева, от Зои Мельниковой.
Сев в автобус, Виктор вскрыл конверт.
"Витя, здравствуй. От тебя давно нет никаких вестей. Думаю, ты забыл меня. Заходила на днях к твоим, справлялась о тебе. У них всё хорошо. А ко мне сватается Захаров. Помнишь Захарова? Он на два года раньше нас школу закончил. Служил на Севере, а потом остался там на заработки. Теперь возвратился в Тутаев. Говорит, что сразу влюбился в меня. Я ему не верю, но если задуматься, то зачем он будет врать? Может, и вправду полюбил? Я ничего не позволяю ему, но если ты не объявишься, то я соглашусь стать его женой. Желаю тебе всего хорошего".
Виктор насупился. Он ничего не обещал Зое, между ними ничего не было.
"Разве я обязан со всеми переписываться? - удивился он. - Ну, походили мы с ней под ручку. Что же теперь?"
Он не чувствовал укора в письме Зои. Нет, она не сетовала. Он чувствовал, что ей просто хотелось как-то определиться в себе самой: можно ли выйти за Захарова, если она не испытывает к нему глубоких чувств.
"Но я-то в таких делах не советчик. Что, подружек у Зойки, что ли, мало? А я ей никто, посторонний человек".
Виктор улыбнулся, вспомнив их свидание на застывшем в снежной тишине берегу реки.
В эту минуту в шумно зашипевшую и лязгнувшую дверь автобуса вбежали две девушки. У обеих были красные банты на левой груди. Они были одеты в невесомые пластиковые курточки-ветровки поверх белых коротких платьев.
- С праздником всех, товарищи! - заверещали девушки.
- Благодарствуем, дивчины! - отозвался из-за спины Смелякова коренастый мужичок с пышными усами. - И вам тоже поздравления, красавицы! И всевозможного здоровья! - От него сочно пахло вином и табаком.
Девушки вышли из автобуса возле метро вместе с Виктором и сразу громко закричали поздравления во все стороны.
"Как хорошо! - подумалось Смелякову. - И как много вокруг замечательных лиц. Жалко, что праздников у нас не очень много, всё-таки в будние дни люди у нас не так выглядят. Сейчас от всех свежестью веет, беззаботностью, добротой. В другие дни-то народ замотан и сер лицом. А сегодня сам воздух пропитан радостью".
Виктор поглядел вслед упорхнувшим весёлым девушкам, вслушиваясь в их удалявшийся задорный смех.
"Хорошо!"