Времени на посторонние думы у нее совершенно не было. Окоченел быстро, это даже лучше. Ей легче будет. Она встала ногами на столик и просунула труп ногами вперед. Даже если кто увидит это действо в ранний час, то подумает, самоубийца решил покончить счеты с жизнью. Когда половина туловища оказалось за окном, и центр тяжести сместился туда же, она сильно его толкнула, и он пролетев пол секунды по воздуху, дальше покатился по откосу.
Лона тут же взяла инвалидную коляску и выбросила ее вслед за своим хозяином. Затем быстро закрыла окно, и легла как ни в чем не бывало на свое место. Теперь ее никто не сможет обвинить в убийстве. С какой стати она должна убить несчастного? Первое что кладет в основу расследования дознаватель, это мотивы убийства. А у нее нет абсолютно никаких мотивов.
Лона с облегчением вздохнула и подумала, что надо еще раз все хорошо посмотреть, и если где остались следы крови, то затереть их, а тряпку или салфетку выбросить в окно. Самое тщательное обследование купе показало, что у нее здорово поставлен профессиональный удар. Следов крови нигде не было.
Лона обрадовалась. И тут по коридору прошла проводница и прокричала:
– Через час подъезжаем. Просыпайтесь.
Через несколько минут, когда в коридоре смолк голос проводницы, в купе постучали. Лона открыв дверь, притворилась только что проснувшейся. Вошли два бородача. Они удивленно посмотрели на пустую вторую полку.
– Слушай, дорогая. А гыде наш товарыщ? – снова стал коверкать слова сладкоголосый, восточный златоуст. Второй, имевший вдвое крючковатее нос, на чистейшем русском языке остановил его:
– Мы, кажется, не в то купе зашли!
– Как нэ в то?.. В то!.. Вот она тут ехал.
– А я тебе говорю не в то. Ты как тогда с коня головой упал, так на всю жизнь остался ушибленным.
– Кто ушибленный, я?.. Давай ее спросым? Дэвушка, где наш товарищ, ынвалид?
Лона Штерн давно заготовила ответ. Пусть теперь ходят по всему поезду и ищут своего друга. Она сказала:
– Он, проснулся и спросил, где вы? Я ему ответила, как вы велели – что вы в ресторан пошли. Тогда он сказал, что пойдет за вами. Спустился, сел на тележку и уехал.
Лица бородачей надо было видеть.
– Как уехал?
– Куда уехал?
Господи, как же они ругались, как обвиняли друг друга, как били себя по голове руками. Лона знала, что итальянцы любят жестикулировать, но их крики и мимика были ничто по сравнению с тем, что она увидела. Каждое слово сопровождалось выкалыванием глаз друг другу, призывами к богу. Второй, знаток русского языка, интеллигентно водил у первого рукой под носом, первый дикой, раздирал виртуально себе грудь и вытаскивал оттуда сердце. Красиво ругались, ничего не скажешь. Хорошо, что Лона ничего не понимала. Наконец, ненормативная лексика, у обоих видно иссякла, и тот, что поинтеллигентнее, хватаясь руками за голову сказал:
– Говорил я тебе Дикой, давай его в туалете посадим. Ты не захотел. В вагоне два туалета. Ничего бы не случилось с пассажирами, одним бы пользовались. И не было бы сейчас никаких проблем.
Дикой взорвался.
– А тут кому, он на второй полка мэшал? Лежал себэ и лэжал.
Лона поняла, что сказала какую-то глупость, но какую понять не могла. Может быть он был мало того, что не ходячий, но еще и в состоянии амнезии – не помнил ничего. И они теперь не знают, где его искать. Поезд большой. Правильно она рассчитала. Дикой угрюмо спросил:
– И как он сверху спустился?
Ага. Значит, он был парализован, быстро сообразила Лона и ответила:
– Я помогла ему спуститься!
Картина взаимных обвинений повторилась. Интеллигент и Дикой брызгали слюной друг на друга. Затем Дикой повернулся к Лоне и заорал на нее:
– Как ты помогла ему спуститься, если он был труп?
– Как труп? – холодная испарина покрыла лоб Лоны. Только теперь подспудные сомнения мучившие ее все это время, нашли разрешение. Она еще тогда, ночью, удивилась отсутствию крови и вскрика. Так вот оно в чем дело. Они покойника в инвалидной коляске перевозили. Она всю ночь в купе с покойником просидела.
Дикой стал объясняться.
– Хороныт, его на Родину везлы. Дэнэг лышных нэту. Фуражку на лоб одэлы. Вагон посадилы. Извыны нас.
– Девушка, где наш родственник? – миролюбиво спросил интеллигент. – Вы нам сказали, что помогли ему спуститься. Если я правильно понял, вы помогли ему спуститься на перрон на следующей станции, или через одну? Для нас это очень важно, девушка. У нас с милицией будут и так неприятности, но мы хотя бы должны знать, где его искать. При нашем кавказском менталитете, можете представить, что будет, если милиция позвонит к нам в село, и скажет, что мы труп бросили в инвалидной коляске на перроне, а сами в это время в ресторане на поезде укатили. Это будет позор не только на нашу голову, но и на весь наш род. Нас, просто проклянут.
– А сосед Гиви еще скажэт, эты пьяницы, покойнику рукой помахалы. Гиви такой сволоч. Где ты его высадыла? – спросил Дикой.
– Я его в окно выбросила. – жестко заявила Лона и пока мужчины в изумлении молчали, она быстро придумала новую версию случившегося.
– Я одевала туфли, когда поезд вошел в туннель. А тут он бросился на меня сверху и обхватил сзади двумя руками. Ребята не знаю, как это случилось, но я его ножиком в темноте ударила. Прямо в глаз попала. Я подумала, что его убила. Не знала, что он мертвый уже был.
Лона ожидала, что ее спутники осатанеют. А они довольно спокойно восприняли ее сообщение. Интеллигент взял на себя миссию провести с ней переговоры.
– Ничего. Бывает! Ошибка вышла! Он как герой погиб. Зато теперь никто на нас не подумает, что мы его бросили на перроне. Вернемся и заберем его. Ты покажешь, где его выбросила. Давно выбросила?
– Минут сорок назад. – сказала Лона.
– Это километров тридцать будет отсюда. – сказал интеллигент. – Ты, – он приказал Дикому, – посторожишь ее, чтобы не сбежала. А я машину возьму.
– Я не одна. Я со спутниками! – сказала Лона.
– Нычего! – успокоил ее Дикой, – Мы и твоых спутников забэром! Правылно я гавору Сократ?
– Правильно, правильно. Приглядывай, за ней, чтобы не слиняла!
Глава 13
Приближался перрон. Проводница уже второй раз прошла по вагону, будя пассажиров. В соседнем купе проснулись музыканты. Кто-то из них дунул в трубу. К Лоне в купе заглянул Тимур. Увидев двух незнакомых мужчин, он нахмурил брови.
– Это твой спутник? – спросил Дикой.
– Это мой брат!
– Послушай брат! – перехватил инициативу интеллигент, – твоя сестра нашего родственника по ошибке в окно выбросила. Вернемся, она покажет, где это случилось, и езжайте себе дальше.
Тимур смотрел непонимающими глазами на Лону.
– Он к тебе приставал? Что эти люди в твоем купе делают? Не бойся, ты только скажи, я их вслед за родственником в окошко выброшу.
Тимур потянул руку к поясу, но ножен с тесаком там со вчерашнего вечера не было. Дикой его остановил.
– Мы твоя сэстра, один буква плохой слова нэ сказалы. А она инвалид-покойник, как мусор в окно выбросыла. Потерпы, дорогой.
– А вы где были в это время?
Дикой замялся. Для него это был самый неприятный вопрос.
– В ресторане, мы всю ночь сидели. Горэ отмечали.
Тяжелей всего поднять было Карла Мюллера. В таком количестве, мешая вино, коньяк, водку он видимо никогда не пил. Голова была чугунной. А на перроне играл марши оркестр. К Мюллеру в купе зашел скрипач Саша.
– Ну, партайгеноссе, ты как? У плохой, какой! Похмелиться тебе срочно надо.
Карл Мюллер в ужасе затряс больной головой. Но Саша его не слушал. Он достав из нагрудного кармана небольшую плоскую фляжку, отвинтил с нее крышку и сунул ее в рот больному.
– Похмелись, любезный!
Карл Мюллер, который только что отказывался и смотреть не мог на спиртное, намертво присосался к фляжке. И лишь когда из нее нельзя было выжать больше ни одной капли, он оторвался от нее. Лицо его на глазах начало розоветь, появился осмысленный взгляд.
– Тебе бы сейчас еще закусить! – с сочувствием сказал Саша. – Мы это тебе организуем. Ты только выходи.
– Закусить! Закуска! – радостно подтвердил Карл. За вчерашний вечер он хорошо усвоил это вкусное слово. Когда выгрузились из обоих вагонов на перрон, вновь набралась целая тележка коробок. Рядом с коробками Саша с Карлом Мюллером прощались, обнимались, и соображали отходную.
– А на посошок? – спрашивал Саша. Карл Мюллер дико озирался, но от пластмассового стакана с жидкостью чайного цвета не отказался.
Ходивший как приклеенный за Лоной Штерн, Дикой, только завистливо смотрел на похмеляющегося Карла Мюллера. Играл оркестр, музыканты поочередно со всеми прощались. Народ обтекал эту теплую кампанию стороной. Саша, посчитав, что Карл Мюллер дозрел и предложил тому поделиться коробками.
– Ван мне, ван тебе! Согласен?
Карл Мюллер был крупным собственником, а те в таких пропорциях с наемной силой никогда не делятся.
– Нет, нет! – Отрицательно он закачал головой. – Вот вам, камрады! – И стал из каждой коробки доставать по бутылке.
– О, жмот! – похлопал его по плечу Саша.
– Да! Йя, йя, жмот! – обрадовался Карл Мюллер.
– Да, плюнь ты на него! – подошел к своему руководителю аккордеонист. – У нас две огромные корзины заначены со вчерашнего вечера.
Кое-как распрощались. Артисты потопали в здание вокзала, а наша компания на привокзальную площадь. Как только они миновали ворота, к их группе подошел Сократ.
– Вот наша машина! Целиком в нашем распоряжении! – он показал на маршрутное такси. Водитель маршрутки, помог погрузить вещи и они тронулись. Поправивший здоровье Карл Мюллер с интересом разглядывал курортный городишко. Он спросил Лону, куда они едут, и кто эти двое встречающие? Почему такая неказистая машина?
Лона ответила, что вышла небольшая накладка, придется вернуться. Удовлетворенный Карл Мюллер задремал, но с тем же вопросом обратился к пассажирам водитель Газели, уточняя причину возврата.
– Как у вас мог их окна выпасть чемодан, я не пойму? Надо очень постараться, чтобы он выпал. А не соседский ли чемодан выпал? Или в чемодане что было? А вы милиции испугались?
Дикой тревожно посмотрел на Сократа. Тот взглядом дал понять своему товарищу, что все объяснения он берет на себя.
– Моему знакомому операцию на аппендицит делали, и ножницы в животе оставили. – ответил Сократ. – Вот как врачи могли их забыть, объясни мне, пожалуйста, дорогой! А ты говоришь чемодан.
– Ножницы, что? – согласился водитель. – У нас тут один старый генерал приехал подлечиться, вышел в трико из санатория и забыл кто он. Вот это забыл, так забыл. И никто не кинулся его искать. Ни родные в Москве, ни врачи здесь, ни соседи. Он отдельный люкс занимал.
В салоне маршрутки, никто не поддержал разговор. А водителю не терпелось рассказать историю до конца.
– Ну, вот вышел он за город и пошел к горам. До Большого Кавказского хребта решил добраться, зачем не знаю. А до него отсюда почти сто километров. А там ущелья начинаются. Сколько пути человек за день может пройти? Если простой человек, то километров пятьдесят. Но это был не простой человек, это был генерал, он дошел за один день до гор. И приходит он в ущелье, где живут базары – народ такой. Откуда они появились, я вам сейчас объясню, чтобы понятно было.
Как раньше шло заселение Кавказского хребта, знаете? Не, знаете! Шло как в Голливуде, как в кино, по одному и тому же сценарию. На предгорных кубанских равнинах из степи появляется кочевой народ. Руку к глазам кочевник прикладывает, видит, а на равнине уже живут местные скотоводы, которые гостям совсем не рады. Ну, естественно слово за слово, повод всегда найдется, а можно и без повода, пришельцы с аборигенами начинают выяснять отношения. Хорошо выясняют. Кровь течет. И выясняют их до тех пор, пока один из народов не признает себя побежденным.
Если победили местные скотоводы, они после истребления незваных пришельцев остаются хозяевами на равнине, до появления новых пришельцев. Однако, это игра в рулетку. Иногда побеждают незваные гости. Тогда прежним хозяевам, не остается ничего другого как спрятаться в каком либо ущелье и зализывать там раны, а пришельцы из степей становятся новым хозяевами на равнине. Они едят, пьют, блаженствуют, пока на их голову не приходит новый завоеватель.
Проиграв сражение, она бегут в то же самое ущелье, и подпирают первых хозяев равнины. Тем деваться некуда, она поднимаются еще выше, где уже ничего не растет. И так без конца. Со временем ущелье начинает напоминать слоеный пирог, где разные племена живут друг над другом. На самом верху живут самые древние битые– и самые оскорбленные.
У них душа горит от обиды на всех живущих внизу. И горы начинают лепить их характер. Люди гор скудно кушают, мерзнут, становятся поджарыми аскетами. Детей много, а места и еды мало. Чем выше живет народ, тем он суровее и малочисленнее. Каждый, кто кайфует на равнине, думает, они там, в горах, совсем дикие, зарезать ни за что могут, лучше с ними не связываться. Абреки-горцы, одним словом. А горцы, те наоборот, низинные народы презирают, считают хитроумными и трусливыми, мужчин среди них совсем нет. Но их внизу так много расплодилось. Надо набеги на них устраивать. И устраивают. Иногда ущелья полностью освобождают, и тогда там остается только один народ, а не слоеный пирог. Одно ущелье – один народ.
Что здесь было до грузино-абхазского конфликта? В высокогорье жили сваны, а ниже, на равнине абхазы. Сван, это вроде и грузин, и не грузин. Он высокогорный грузин. Из всех грузин, только у сванов существует закон кровной мести, а остальные так, Тузик тряпку порвет, они молчат.
Было время, грузины поощряли заселение Абхазии грузинами. Сто лет назад тут только абхазы жили, потом она вошла в состав Грузии. С равнинной частью Абхазии все было нормально, грузинские колонисты быстро ее освоили, но забуксовали сталкиваясь с сопротивлением уже в самых нижних предгорьях Абхазии. Плохо шло заселение. Тогда в горную Абхазию стали переселяться сваны, для которых эти предгорья, слишком суровые для изнеженных грузин, казались райскими кущами по сравнению с обледеневшей Сванетией. Абхазцы же выглядевшие для торговцев грузин дикими и опасными горцами, сванам представлялись безопасной толпой с равнин.
Не так давно война тут была между грузинами и абхазами. Только благодаря сванам грузины не попали в плен.
Один раз грузины попали в окружение к абхазам и чтобы вырваться, они прикинулись сванами. Существует старая сванская традиция, идти в бой полуобнаженными. Ну вот, абхазцы увидев три грузовика полуголых, орущих благим матом людей, пропустили их от греха подальше, приняв их за сванов.
Сваны хорошо поживились на этой войне. К танкам, они троллейбусы с награбленным цепляли, и тянули их через Кодорское ущелье. А вообще через Большой Кавказский хребет мало перевалов: Крестовый перевал, Сурамский перевал, Глухорский пепевал, Бойтхский перевал, Мамисонский перевал, перевал Санчаро, Белореченский перевал и Кодорский перевал.
И еще есть наш перевал Базарский. Пришел к нам один раз с той стороны хребта сван. Как прошел не знаю. За архарами, говорит, гнался. А вышел к нам к базарам. Богатыми, говорит, будете. Скоро свое ущелье вы освободите, знак мне был. Прав он, оказался, мы даже более храбрые воины, чем сваны.
– Вот и отлычно, что ты такой храбрый! – сказал Дикой. – Нам как раз на другую сторону гор тыхо надо. Покажешь!
Водитель не придал особо значения его словам и продолжал рассказывать:
– Ну, вот рассказывают старики, приходит этот потерявшийся генерал, к нам в ущелье и идет на самую его вершину. А там, на чердаке гор мы, базары, живем. У нас, нашего рода нет такой услуги, которая могла бы унизить хозяина перед гостем, сколь ни было бы велико расстояние в их общественном положении. Наш князь уважил оборванного путника. Оказывается, все это время, что безмолвно шел сумасшедший старик никто его в дом к себе не пригласил. А наш думает, куда он идет, дай приглашу, дальше перевал, через который только архары ходят и один сван перешел. Короче подали умыть руки, принесли низенькие столики. Положили кушанья.
Старик знает наши обычаи, от первого приглашения садиться, отказался. Только на второй раз сел. Наш князь угощает по горскому обычаю этого генерала в кунацкой и только на следующий день наш князь спрашивает его, кто ты уважаемый, откуда? Старик отвечает:
– Я абрек-генерал!
Весть быстро разнеслась по селению. Мы на самом верху ущелья. Давят нас снизу: грузины, абхазы, шахгареи, бесленеевцы, кабардинцы, мордва, татарва, немцы последние были. Воины есть у нас – а головы нету. Уже дальше наверх лезть некуда – дальше бог, а они жмут на нас, выталкивают из жизни. Князь и говорит абреку-генералу: бери мое воинство и веди нас по всей стратегической науке на трусливых шакалов, что живут внизу. И повел абрек-генерал в штыковую атаку обходным маневром кавалерию. Как веником вымели мы остальные племена из нашего ущелья, остались только мы – базары.
– Давно это было? – спросили водителя.
– Двести лет назад.
Дикой аж присвистнул. Так красиво свой народ еще никто не прославлял.
– Может быть ваш народ хазары? – спросил Сократ.
– Нет! Нет! Мы когда на равнину спустились, мы начали торговать, открыли базары. Мы – базары.
– Ну. Что ж я не спорю.
Замолчали. Дорога шла вдоль железнодорожного полотна, Километров через двадцать пять Дикой стал проявлять беспокойство.
– Тише езжай!
– Чемодан, какого цвета был? – спросил водитель.
– Желтый!
– Кажется где-то здесь! – сказала Лона. И действительно, через километр они увидели инвалидную коляску. Сократ сходил за ней. Погрузив ее в газель, поехали дальше. Сократ в машину не стал садиться, а шел пешком вдоль полотна. Метров через пятьсот, он увидел в кустах скрюченный труп. Сократ вернулся и тихо сказал Дикому:
– Посмотри, за водителем, чтобы не рванул отсюда.
– Остановка! Остановка! – прокричал Дикой. Водитель посчитав неудобным вмешиваться в чужие дела деликатно ушел в дальние кусты.
За трупом сходили Сократ и Дикой. Они быстро занесли его в машину и посадили на заднее сиденье. Сократ натянул трупу на голову фуражку-аэродром.
– Я буду его одной рукой придерживать! – сказал Сократ, – а ты с остальными разберись.
Проснулся Карл Мюллер. Его ненароком толкнули. Он бестолково таращил глаза на противоположное сидение, на которое с таким трудом усаживали деревянного пассажира.
– Кто это? – удивленно спросил он Лону, сидящую впереди..
– Труп!
Водитель весело запрыгнул в машину. Видимо, Сократ ему пообещал хорошо заплатить, потому, что он готов был везти пассажиров хоть на края света. Но после того, как на вопрос Лоны, могут ли они быть теперь свободны, Дикой ответил, нет и вытащил пистолет, у водителя враз сел голос.
– Что случилось? – со страхом спросил он.
– Меньше будешь знать, – заявил Дикой, – дольше проживешь. Разворачивай обратно. И смотри у меня, без фокусов. И вы сидите, не рыпайтесь.
– Нас в заложники взяли? – придурковато спросил Карл Мюллер. – Что хотят эти террористы?
– Ничего не хотят! – ответила Лона. – они родственника везут домой, а денег, говорят у них нет на дорогу.