Старик, похожий на Зевса встал. Затуманенным взглядом он медленно оглядел присутствующих, и остановился на Тимуре.
– С вами со всеми, я чувствую разговаривать бесполезно. – сказал он. – Вы все уже сложившиеся личности со своими достоинствами и недостатками и устойчивыми взглядами на жизнь. Но среди нас сидит молодой человек, который за весь вечер не произнес ни одного слова. Он в начале своего жизненного пути, он еще раздумывает, на чью сторону ему стать? И его, я вижу по его глазам, не устраивает, ни твоя Егор и уважаемый Карл Мюллер правда, и ни твоя сермяжная правда, Сундук. Он как потерявшийся кутенок будет тыкаться между вами, пока не наделает глупостей и так и не найдет правды. Вы уважаемые коллеги заблудились в трех соснах, а еще называете себя мудрогорами. Позвольте, я не высоким философским штилем, а простыми примерами, чтобы и нашим уважаемым гостям было понятно, объясню, в чем вы оба, Егор и Сундук, ошибаетесь.
– Да, да! Сделай одолжение! Просвети его! – высокомерно заявил Егор, показывая на Сундука.
Патриарх сделал вид, что не заметил пренебрежительный жест лысого. Он повернулся к Карлу Мюллеру.
– Скажи мне уважаемый Карл, на чем держится ваша, а сейчас и наша капиталистическая система?
Лона перевела. Карл недоуменно передернул плечами.
– На частной собственности!
– Правильно! А что является ее мотором? Какой закон двигает этой системой? Конечная цель?
– Прибыль, конечная цель! У нас одна цель – прибыль!
– Умница! – похвалил его Патриарх. – Ап! Лови конфетку! Карл, ты ее заслужил! – затем Патриарх повернулся к Сундуку. – Видите господа, мудрогоры, капиталист, отлично знает свои правила игры. Теперь тебя спросим Дундук, ты у нас гегемон, семьдесят лет была твоя власть, ты за нее сейчас в три горла ратуешь. Так вот, проверим тебя, знаешь ли ты, на чем зиждилась социалистическая система, что было ее фундаментом?
– Фундаментом была, государственная, общественная, колхозная собственность. Частной собственности не было.
– Гмм… Однако, чукча знает! – с улыбкой сказал Патриарх. – А какой же был ее основной закон? Что должно было быть мотором социалистической собственности. В чем цель общества, которое работает на одну копилку?
Дундук начал мямлить:
– Планомерное развитие… на благо всех…
– Чего ты гнусавишь! – перебил его Патриарх. – А вот свой закон, свой движок, который должен был автоматически двигать все ваше общество вперед, ты дорогой, и не знаешь. Вместо того, чтобы завести двигатель, вы как самокат, на голом энтузиазме, на призывах, на кнуте, толкали вперед тележку социализма. Перестали ее толкать и она перестала ехать. В общественной жизни тоже есть свой двигатель, закон, запустил его, и он у тебя работает целый день, год, столетие.
– И что же это за закон? – кривил в усмешке губы Сундук.
– Опля! – воскликнул Патриарх, – Есть такой закон – давно открыт. Закон экономии рабочего времени. Это движок социализма. Только его никто не использовал. Поймите, господа, главное богатство человека, не его толстый кошелек, а его – свобода. А что такое свобода, в переводе на обиходный язык? Это свободное время, сбереженное время! И…и, – Патриарх патетически поднял вверх руку и направил ее на Сундука, – Вы ведь утверждали, что смысл жизни в труде. А каким труд бывает? Труд бывает: простой, сложный и творческий. Простым трудом должны были бы заниматься – рабочие и крестьяне; сложным – инженеры, управленцы, учителя; а творческим – изобретатели, главные конструкторы, рационализаторы, селекционеры, и все те, кто сэкономит рабочее время. И платить за творческий труд надо было вам в разы больше, чем вы платили.
– Ну, хорошо! – угрюмо спросил Дундук, – а врач где может рабочее время сэкономить?
– Вместо операции пусть профилактикой занимается. Вот тебе будет и экономия рабочего времени. – ответил быстро Патриарх и продолжил клевать Сундука. – У вас ведь подсказка была. В девятнадцатом веке Маркс еще об этом писал, о сбережении рабочего времени.
– И что же наше ЦК не знало об этом основополагающем законе социалистического общества? – с кривой усмешкой спросил Сундук.
– Знало! Еще как знало! И засунуло его в дальний ящик. Вообще о нем молчало. Так что не надо вам винить одного "лучшего немца" всех времен и народов. Не он сдал социализм, а вы все вместе его сдали. Или вернее вся ваша верхушка свою власть проконвертировала, в денежки, в заводы, в магазины, в казино, в нефть. Вы коммунисты сами оказались в роли динозавров, не по Сеньке пришлась шапка Мономаха. Не вы оседлали ход истории, хоть и кричали об этом на всех углах, а наоборот, события вертели вами, как хвост собакой. Струсили вы.
Хорошо закрутил интригу Патриарх. За столом установилась мертвая тишина, даже Лона перестала нашептывать на ухо Карлу Мюллеру перевод. Все ждали, что скажет дальше Патриарх. И сильнее всего к нему тянулся Тимур.
– Так, вот! – Патриарх перевел дух. – Еще никогда ни в одной революции самый угнетенный класс, не брал надолго власть. И у нас он должен был уступить его новому классу; изобретателям, рационализаторам и прочим, тем, кто экономит рабочее время. Новый класс должен был осознать себя как класс и конституировать себя.
Патриарх свысока оглядел слушателей.
– Если кто думает, что может быть абсолютно справедливое общество, то глубоко заблуждается в этом. Я могу заглянуть на триста лет вперед, и говорю вам, что именно этот закон, закон экономии рабочего времени будет действовать завтра на земле. А "экономы времени" будут почитаться как национальное достояние. Неравенство, как было так и останется, только это будет неравенство более высокого порядка, внизу будут рабочие, а наверху – новая элита, новый класс, сберегающий общественное время. Вот и все. Вы рабочие, временно удерживали власть. Новый имущий класс должен был вырасти из недр социализма. А вы до этого даже не дотумкались. А раз должен был появиться новый класс, то партноменклатура должна была уступить ему место. Ну, а теперь, скажите мне уважаемые, кто добровольно готов расстаться с почти пожизненными привилегиями, у государственного корыта?
– Никто! – первым закричал Егор. – Как бы он ни назывался: хоть коммунист, хоть демократ, хоть либерал. У человека свинячье нутро.
– Да, к сожалению, пока им двигают меркантильные интересы! – согласился Патриарх. – Море крови прольется, пока человек запустит новый двигатель. Тяжело осознать себя как самоценную личность, но еще тяжелее, как новый класс. Идея, прежде чем вызреть и превратится в плод, должна пройти вегетативный период. Я все сказал, господа мудрогоры.
Он встал из-за стола и медленно пошел к выходу. Карл Мюллер поделился с Лоной впечатлениями от услышанного:
– Первый признак шизофрении – прожекты о социальном переустройстве. А на вид степенный старик. Пусть не питает иллюзий насчет переустройства мира на разумных началах. Новый класс. Где он? Никто ему добровольно власть не отдаст.
– Он именно об этом и говорил! – сказала Лона. Она видела, как за Патриархом в дверь вышел Тимур. Через некоторое время она тоже встала из-за стола. На камне спиной к дому сидели старик и юноша. Тимур. почтительно спросил старика:
– Я могу задать вам несколько вопросов?
– Хоть тысячу! Что знаю, отвечу, мне на тот свет их уносить нет смысла! Ты сам откуда, что так хорошо русский язык знаешь?
– Местный я, тоже с Кавказа. Мать у меня – армянка, а отец – азербайджанец.
– А как же ты в Германии оказался?
Тимур стал рассказывать.
– Мне тогда пять лет было. Мы с матерью остались в Баку, а отец уехал в Армению. Перестройка началась. Обезумевшие фанатики ворвались в наш многоквартирный дом и начали выбрасывать на улицу в чем родила. Снисхождения ни к кому не было – ни к старикам, ни к детям, ни к женщинам. Крики, душераздирающие стоны, плач, выстрелы. Преследуемые разъяренной толпой безоружные люди бросались с набережных и плыли в открытое море. И к нам во двор ворвались. Мать успела меня толкнуть в первую подворотню, а сама не захотела, чтобы ее чужие руки касались. В море ее могила.
Отца расстреляли в Армении. Он поехал туда к родителям моей матери. Кто, что, до сих пор неизвестно. Только три автоматные пули в его теле нашли. Мой дядя в Баку взял меня к себе, а поскольку на нас постоянно косо смотрели соседи, это семьсот тысяч беженцев из Армении, то он продал и нашу и свою квартиру и переехал в Тбилиси. Только у нас и там жизнь не получилась. В один день пришли местные бандиты и показали дяде бумагу от нотариуса, где было написано, что тот дом, которым он владеет, дважды продан, но сначала им. Пусть он едет куда-нибудь в другое место. Хорошо у дяди был документ, что он беженец. Дядя с тетей уехали в Германию и меня взяли с собой.
Я там мусорщиком последнее время работал. Друзья у меня появились. Съездил я в Иорданию, в Саудовскую Аравию, был в Стамбуле, в исламском университете Египта. Мои друзья смотрят на жизнь совсем по-другому. Вы говорите, что есть законы, которые мы можем открыть, по которым развивается жизнь и общество, а они утверждают, что все в этом мире заранее предопределено. И нечестив тот, кто не отомстит за кровь своих родных.
– Значит, ты приехал на Кавказ, чтобы рассчитаться со своими кровниками?
– Я этого не говорил!
– А это и говорить, не надо. Это по тебе и так видно!
– У меня нету кровников! Я их не знаю! Я хочу рассчитаться с теми, кто сидит наверху. Первое лицо отвечает за политику в государстве. У меня есть деньги, я их накопил. Я знаю, где на той стороне можно купить "иглу" или "стингер". Ни одна броня не спасет это трио. Почему я должен убирать за кем-то мусор, когда у меня был дом, отец и мать, и ничего теперь этого нет. Я не хочу так жить.
Старик молча слушал юношу. Пусть выговорится. Ручеек сомнений уже коснулся пылающей души молодого человека. Прежние, незыблемые истины, пошатнулись. Но предстоит еще долгая работа ума и сердца, прежде чем будет найдена единственно правильная дорога в этой непростой жизни. Что мог ответить на монолог мятущегося гостя, убеленный сединами, древний старик? Он поднял могучую голову к небу.
– Видишь, Тимур эти далекие звезды. Они светят сейчас, светили вчера, и после нас будут светить. В мои годы умирают, но я не боюсь своей смерти.
– И я не боюсь.
– Согласен! – сказал старик. – только мы с тобой не боимся ее по-разному. Ты не боишься смерти потому, что можешь приказать себе умереть, а я не боюсь, потому что знаю, что меня ждет непрерывность богатой органической жизни. Послушай меня, мои выводы более утешительны, чем обещания самых жизнерадостных религий.
Молодой человек дернулся, порываясь что-то сказать, но сумел взять себя в руки. Пусть говорит старый, бесплодный схоласт, он хорошо говорит.
– Я – чистейший материалист. Ничего не признаю, кроме материи. Для меня весь космос, бесконечный и сложный механизм. Сложность его так велика, что дает иллюзию свободной воли сознательных существ. Хотя на самом деле, все периодично, и ничто и никогда не повторяется. Все непрерывно и все едино.
В математическом смысле вся вселенная жива, всякий атом в ней чувствует сообразно окружающей обстановке. Попадая в высокоорганизованные существа он живет их жизнью, чувствуя и приятное и неприятное, а попадая в неорганический мир, атом спит, находится как бы в небытии. Любая материя всегда, при благоприятных условиях, может перейти в органическое состояние, то есть мы можем сказать, что даже неорганическая материя, в зачатке всегда жива.
Смерть – это переход органической материи в неорганическую. Мозг и душа смертны. Они разрушаются при конце. Но атомы или части их бессмертны и потому сгнившая материя опять восстанавливается и опять дает жизнь, по закону прогресса, еще более совершенную. Нет ни одного атома, который не принимал бы бесчисленное число раз участие в высшей животной жизни.
– Вы хотите сказать, что у атома может быть и вторая жизнь?
– Да и не одна. Когда говоришь об этом людям, они обязательно оказываются недовольны. Они непременно хотят, чтобы вторая жизнь была продолжением первой. Они хотят видеться с родственниками, друзьями, они хотят и пережитого. Неужели я никогда не увижу жены, сына, матери, отца, – горестно восклицают они, – тогда лучше не жить совсем. Одним словом, – говорят они, – ваша теория меня не утешает.
– И какой выход придумала в таком случае природа или как вы говорите, вселенная? – спросил Тимур.
– О…о! Это просто удивительно, как природа позаботилась о себе. Она не стала дожидаться когда неорганическая материя, атом, превратится в органическую, может быть это произойдет через миллионы лет, а создала запасный вариант. Он, этот запасной вариант в тысячу раз скорострельней основного варианта. Органическая материя сохраняет непрерывность, нет у нее разрыва в миллиарды лет. Атом из одной органической материи попадает в другую и так далее, сохраняется преемственность этого атома. Обдуманность космоса просто изумительна. Но человек может по собственной воле прервать эту цепочку, передачу атомов от одной органической материи к другой, и превратиться по собственной воле в неорганическую. В таком случае он выбирает смерть. Но я бы рекомендовал вам молодой человек, выбрать запасный вариант, с непрерывным сохранением органической материи.
– А как это сделать?
– Вы не знаете, как продолжить свой род?
Оба рассмеялись. Лона подошла сзади и положила Тимуру руки на плечи.
– Ты спать собираешься?
Тимур потянул ее за руку.
– Посмотри, какие звезды!
Патриарх встал. Он сказал, что молодым отведено место в пристройке, она рядом с домом, на сене. Чутким слухом старого человека он долго слышал возню за стеной и нарочито-сердитый шепот:
– Рука чтобы лежала на животе, понял? Ни выше, и ни ниже!
– Но как же обеспечить тогда непрерывность сохранения органической материи?
– На непрерывность сохранения материи у меня есть своя собственная теория, она ничуть не хуже той, что тебе поведал этот симпатичный старик… Я кому сказала!
– Но, Лона!
– Спи! Завтра у нас трудный день!
Глава 14
Раньше всех, с первыми лучами солнца, встал Патриарх. Он долго ходил вокруг маршрутного такси, заглядывал внутрь, и, наконец, кое-что разглядев, пошел будить своих коллег. Егор вышел с недовольным лицом. Патриарх обратился к нему:
– Слушай демократ, ты у нас в современной жизни хорошо разбираешься, как могло случиться, что наши гости приехали сами на машине Базара?
– Из-за чего переполох? – спросил не выспавшийся Егор.
– Фуражка, вся в крови валяется в салоне!
– Только этого нам не хватало. Тут и так милиция ни за что прошлый раз побила.
– Не распускал бы язык.
– Это не я. Это Сундук начал права качать!
– Гляди!
Патриарх указал рукой на дорогу. Внизу, километрах в трех, рядом с серебристой лентой речки, на повороте дороги, показался черный жук. Он медленно, прижимаясь к скале, полз вверх.
– Газон! К нам!
– Через час доползет сюда!
– Буди гостей.
Лона, Карл Мюллер и Тимур мгновенно согнали остатки сна. Тимур и Карл смотрели на Лону, безоговорочно отдав ей первенство в принятии решений, и ждали что она скажет. А, она еще ночью приняла решение, подняться повыше, перевалить за гору, и уже другим ущельем спуститься вниз. А пока желательно не светиться.
– Поднимемся, повыше. Береженого, бог бережет!
Лона протянула Тимуру рюкзак. Час назад она встала и отобрала в него самые необходимые вещи. Два спортивных костюма, себе и Тимуру. Пижаму Карлу Мюллеру. Переобулась в кроссовки. Взяла документы.
Лона подтолкнула спутников в спину, и по крутой тропинке они стали взбираться на скалу.
Поднялись метров на двести. Оттуда, как на ладони была видна площадка, с домом. Ждать пришлось недолго.
Урча от натуги мотором, на площадку перед домом выполз зеленый УАЗ. Из него выскочил Базар и с ним еще один молодой парень… У Базара через плечо висел автомат. И правда бандит, вовремя ушли, подумала Лона. Это было уже серьезно.
Базар пинком вышиб дверь в дом и выгнал всех мудрогоров на улицу. Он ходил от одного к другому и тыкал в нос им автоматом. Видно спрашивал, куда делись гости. Лона увидела, как Егор показал головой в ту сторону, куда они ушли. Хорошо, что у них была фора перед бандитами, пол часа. Но это слишком мало, для того чтобы оторваться от них. Тропинка круто уходила вверх. И свернуть с нее невозможно было ни вправо, ни влево. Оставалось пока только одна возможность, поднапрячь силы. Снизу раздался крик.
– Эй, Карл! Стой собака! Это, я, Базар говорю. Если не остановишься, я из тебя котлету отбивную сделаю. Выкуп отдай и иди по своим делам.
– Они нас могут убить? – придурковато спросил Карл Мюллер.
Лона глянула вниз. Парень приехавших с Базаром крутился около машины, исследуя содержимое брошенных чемоданов. Он начал сначала примерять на себя один костюм Мюллера, снял его, одел второй.
Базар ему что-то приказал зло, отпихнув чемодан в сторону. Беглецы увидели, как трое мудрогоров садятся в машину. Ну, слава богу, уезжают, подумала Лона. Но уехал только один автомобиль. Маршрутка газель с парнем водителем в Мюллеровском дорогом костюме увозила мудрогоров. Когда машина съехала по дороге достаточно далеко, и не стал слышен ее шум, Базар снова крикнул:
– Эй, немчура! Спускайтесь, поговорим. Иначе перестреляю. Я слов на ветер не бросаю. Я Базар, за свой базар отвечаю.
Лона дала команду:
– Уходим!.
– Куда уходим? Зачем уходим? – стал ныть Карл Мюллер. Не могла же ему сказать Лона, что это единственный шанс у них разоружить этого бандита. Она в своих суперсекретных очках, видела ночью как кошка, чего нельзя будет сказать о Базаре. А уж, отключить ему сознание, она сможет за пару секунд. Главное дал бы он ей подойти близко. А сделать это днем она не сможет. Значит, придется его поводить за собой до ночи.
– Быстрее! В зиндане не сидели?
Тимур был с нею абсолютно согласен. Против лома нет приема. С ножом на автомат не пойдешь. Уходить надо. Лона подтолкнула вперед своих спутников. Пока Базар преодолеет двести метров почти отвесной скалы, они за это время по относительно пологому подъему преодолеют, пол километра. Так оно и оказалось. Когда Базар выбрался на ту площадку, на которой они недавно находились, их уже и след простыл.
У них было еще одно преимущество перед ним, они могли идти вперед с наиболее возможной скоростью, а он должен был оглядывать по пути каждый подозрительный куст, чтобы не пропустить их. Часа два они шли торопким шагом. И тут Мюллер начал выбиваться из сил.
– Я больше не могу.
– Привал! – приказала Лона.
Тимур, замыкающий цепочку, выглянул из-за скалы на стелющуюся внизу дорогу.
– Он почти на два километра отстал! Сел, тоже отдыхает! – с удовлетворением заявил он.
А Лона со страхом смотрела вперед. Впереди белел снеговой хребет. Базар их и гонит на снег. Гонит как каменных куропаток. А там укрыться негде. Что ж! Пора применять то, чему ее учили в разведшколе. Надо услать вперед Тимура и Карла Мюллера, пусть отвлекают внимание, а самой устроить Базару засаду. А уж как замаскироваться за этой плитой она знает. Лона смела с каменной плиты листья. И вдруг камень обнажил красивую вязь букв русского алфавита. Кто-то прошелся по ним недавно серебрянкой. Лона прочитала потрясшую ее эпитафию.