* * *
Завидев двух мужчин, боевики остановились, на всякий случай приготовили оружие. Но Касаев еще издали начал махать руками; о висящем за спиной автомате нарочито позабыл, дабы выказать расположение и добрые намерения. А за сотню шагов громко выкрикнул свое имя – в крупных партизанских формированиях о его делах были наслышаны. К тому же один из повстречавшихся людей оказался старым знакомцем из родового села – что-то сказав товарищам, невзрачный чеченец средних лет, широко улыбаясь, пошел навстречу…
Они крепко обнялись, похлопывая друг друга по спине; потом Усман поздоровался с каждым по отдельности и вкратце рассказал историю о последних днях отряда бесстрашного Ризвана Абдуллаева.
– Да, смелый был воин – слыхивал я о нем, – покачивая рыжей бородой, произнес один из боевиков, назвавшийся Вахтангом.
По-видимому, этот высокий мужик лет тридцати пяти был старшим в группе. Колючий взгляд из-под прищуренных век; короткая стрижка; светлая кожа; холеные руки – верно в горах он был нечастым гостем.
Касаев с завистью покосился на висевший на его плече бесшумный "вал" с широким "глазом" ночного прицела. Цена этого автомата в долларах превышала стоимость знаменитой М-16 последней модификации. В оптике и ночных прицелах Усман не разбирался, но массивная штуковина, прикрепленная на кронштейне с левой стороны, вероятно, тоже стоила немало. Поверх легкой камуфлированной куртки торс Вахтанга обтягивал разгрузочный жилет натовского образца; из многочисленных карманов торчали магазины с мощными патронами, пули которых пробивали любые бронежилеты…
Глянув на сидевшего поодаль Атисова, рыжебородый сразу смекнул о его незавидном положении.
– Твой? – поинтересовался он.
– Мой. На дороге месяц назад взяли. Глава районной администрации – так это сейчас у них называется.
– А что же на месте глотку не перерезал?
– Продать хочу. Последние доллары на патроны и жратву потратил, когда в Итум-Кале ночевали.
– И куда же путь держишь?
– В Грузию.
Вахтанг переглянулся с собратьями и как-то странно засмеялся:
– Значит, нам по пути.
– Так вы, вроде, не на юг шли, – подивился одноглазый.
– Дельце небольшое имеется. Вот закончим с ним и тоже двинем к перевалу. Так что, если не торопишься – присоединяйся – через часок-полтора вместе двинем к кордону.
Затрудняясь с ответом, Касаев глянул на земляка. Довольно улыбнувшись, тот подбодрил:
– Пошли-пошли, Усман – вместе безопаснее! А то еще нарвешься на пограничников – одному от них не отбиться. Они в последнее время столько застав понатыкали, что днем на перевалах лучше не появляться.
О новшествах и сложностях на границе ему было известно – сам не раз за последний год шнырял в грузинские ущелья.
– Что ж… У меня только сотня патронов; ни жратвы, ни сигарет, – привычно поправил он на плече ремень автомата. И, согласно кивнув, прикрикнул на пленника: – Подъем, шакал! И не вздумай подохнуть по дороге!…
– В наших горах перебиваетесь или в грузинских ущельях хоронитесь? – тихо поинтересовался Касаев.
– В Грузии. Километрах в сорока от границы, – идя следом, тем же шепотом отвечал приятель.
– Бывал я в тех краях; много там наших воинов осело… А что у вас за дельце, Хамзат?
– Извини, брат, но пока приказано молчать. Скоро сам все увидишь…
Надолго замолчал и Усман, неторопливо взбираясь по косогору…
Что-то неуловимо странное присутствовало в поведении этих людей, лишь половина из которых была чеченцами. Остальные, включая Вахтанга, походили на грузин, и данное обстоятельство настораживало в первую очередь. "Да, парни с южных склонов Кавказа и раньше неплохо помогали нам в борьбе с федералами, но в отрядах их воевало не так уж много: хорошо, если парочка на сотню. Даже арабы с прибалтами встречались чаще, – размышлял он, подталкивая вверх своего ослабевшего пленника. – К тому же какое-то загадочное "дельце" в наших горах… Что им здесь нужно? Они понимают, чем рискуют? Один из братьев в Итум-Кале рассказывал, будто отношения России с Грузии серьезно испортились. И если сейчас Вахтанг со своими людьми угодит в лапы русских, то…"
В эту минуту группа, наконец, достигла вершины. Люди выбралась на ребро длинного отрога, тянувшегося от пограничной горы высотой более четырех тысяч метров до самого русла Шароаргуна.
Путь и впрямь оказался недлинным. Едва под ногами перестал хрустеть наст ледника, а впереди взору открылся противоположный склон – рыжебородый остановился.
– Тут и останемся, – сбросил он с плеч горный рюкзак и, обращаясь к подчиненным, распределил роли: – Давид и Муса – с пулеметом на соседний склон; рация должна быть включена на прием. Гурам и Хабит – вы занимаете позицию здесь. Всем осмотреть и приготовить оружие.
Два молодых воина без промедления отправились вниз – через неглубокое ущелье на вершину соседнего отрога. Пятеро других, включая односельчанина Касаева, расположились у россыпи валунов. Вахтанг поднял бинокль и всматривался в неровный горизонт.
Потом, указав рукой направление, негромко изрек:
– Усман, не стой без дела – смотри за тем сектором.
– А кого ждем?
– Ну не птицами же мы пришли любоваться! Увидишь вертолет, дай знать.
* * *
Проглотив обиду за пренебрежительный тон, одноглазый воспользовался собственной слабенькой оптикой и принялся рассматривать небо в указанном направлении. Что делать – непререкаемым авторитетом он пользовался лишь в соединении Ризвана Абдуллаева, столь несвоевременно ушедшего на суд к Аллаху. А в этом отряде свои командиры и свои порядки…
Денек был ясным, а воздух прозрачным – неровный горизонт был отчетливо виден. Однако небо оставалось чистым: ни единого облачка, ни птиц; ни подозрительных точек, медленно ползущих над пиками гор.
"Обычная и многократно опробованная тактика, – вяло рассуждал Касаев, – заранее выбрать позицию вблизи постоянного маршрута патрульных "вертушек"; дождаться появления пары и одновременно обстрелять с двух-трех точек. Затем затаиться, чтобы не отведать ответного залпа; если повезет – успеть к упавшему вертолету и поживиться трофеями. Ну, а после незаметно уйти лесом, караванными тропами подальше от дымящих обломков – федералы не замедлят прочесать ближайшие ущелья и организовать поисково-спасательную операцию. Вот только зачем грузинам понадобилось тащиться сюда ради одной "вертушки"?…"
Он опустил бинокль, вытер слезившийся глаз, посмотрел на сидевших невдалеке парней с ручным пулеметом… И, поглаживая квадратную бороду, подумал: "Непонятно: почему для подобной операции не прихватить пару "Стингеров" или "Игл"? Денег, что ли, пожалели?…"
– Летит! – вдруг громогласно объявил Вахтанг.
Проследив взглядом направление, Касаев вскоре тоже убедился в наличие воздушной цели – с севера почти точно в их сторону летела "восьмерка".
Выхватив из нагрудного кармана армейской куртки рацию, старший скомандовал:
– Давид, Муса – приготовились! Дистанция семь, следует курсом на нас.
Рация в ответ прошипела что-то невнятное, а рыжебородый уже подсказывал ближайшей паре стрелков:
– Гурам, Хабит, смотрите туда!
Внимание боевиков сосредоточилось на темной точке. Точка почти не перемещалась горизонтально, а постепенно увеличивалась в размерах, что могло означать только одно: скоро "вертушка" пролетит где-то рядом, а возможно и между позициями пулеметчиков – что стало бы идеальным вариантом.
Через минуту послышался слабый рокот; звук нарастал с каждой секундой – становился отчетливей и гуще…
Вахтанг метнулся к пулеметному расчету и знаком приказал Усману убраться вместе с пленником с открытой всем взорам площадки.
"Вертушка" шла на приличной скорости; высота относительно вершины отрога была небольшой – около ста пятидесяти метров – самая удобная дистанция для прицельного пулеметного огня.
Второй номер присел на корточки и двумя руками держал над головой широко расставленные сошки. Гурам же – основной стрелок ближней пары, приник щекой к широкому деревянному прикладу старенького "РПК"; рядом – под правой рукой лежали два запасных снаряженных магазина.
Касаев покосился на соседний отрог… Рассмотреть засевших на его вершине воинов не сумел, однако и без того было ясно: и те двое отсчитывали последние секунды перед началом обстрела.
– Да поможет нам Бог. Не забудьте, братья – только по кабине! – прокричал в рацию Вахтанг и скомандовал: – Огонь!
Рядом, перекрывая рокот авиационных движков, загрохотал пулемет; эхом с соседней возвышенности ему вторил другой. К подлетавшей "вертушке" потянулись огненные нити, косо сходившиеся к ее носовой части – там, где поблескивало в лучах солнца остекление пилотской кабины.
"Восьмерка" стала понемногу заваливаться на правый борт. Крен усиливался и к тому моменту, когда продолговатое тело поравнялось с позицией, Касаев видел лишь бледно-голубоватое брюхо с четко выведенной посередине красной звездой.
Перемещаясь и разворачиваясь на коленях, Гурам всадил в днище кабины последние пули и принялся быстро перезаряжать оружие.
– В двигатели! В двигатели бей или в топливные баки! – поддавшись азарту, схватил стрелка за плечо Усман.
– Не лезь! – рявкнул рыжебородый. Но тут же довольно оскалился: – Все, парни – дело сделано. Собирайтесь!…
Теряя высоту и скорость, вертушка летела по какой-то замысловатой дуге над ущельем.
– Не отставайте! – не оборачиваясь, бросил Вахтанг и широко зашагал вверх по гребню отрога.
Спустя минут тридцать вновь воссоединившаяся группа быстро передвигалась на юг…
"Никогда не участвовал в таких дурацких операциях, – с превосходством бывалого боевика усмехался Касаев. – Приперлись через перевал из Грузии, подкараулили вертолет, кое-как подранили экипаж и… бегом обратно за кордон. Эх… жаль погиб наш Ризван – тот таких глупостей не вытворял!"
Так размышлял одноглазый до тех пор, пока рыжебородый не остановился, резко вскинув вверх правую руку.
– Вот они! – оповестил он остальных. – Недалеко улетели, голубчики.
Усман сделал по инерции несколько шагов и увидел за горбатым боком отрога стоявший на относительно ровной площадке вертолет. Тот самый вертолет, по которому вели огонь пулеметчики. Площадка, а точнее небольшое плато находилось примерно на середине склона соседней возвышенности. Внизу простиралось глубокое ущелье с петлявшим на дне ручьем.
– Останемся здесь, – Вахтанг бросил на камни рюкзак. – Никому не высовываться из-за камней – нас не должны заметить. Давид, Муса – дежурите первыми. Не спускать с них глаз! Остальным ужинать и отдыхать.
С этими словами он расстегнул клапан рюкзака и запустил внутрь руку. Выудив две банки консервов с большим ломтем хлеба, протянул Усману:
– Держи. И заложника своего не забудь покормить. Трупов в Грузии не покупают…
Приняв провиант, одноглазый благодарно кивнул и не сказал ни слова. Точнее, сказал, но про себя: "Странный грузин. И ведет себя очень странно: почему-то доволен происходящим. Либо он полный идиот, либо я чего-то не понимаю!…"
Глава третья
Горная Чечня. 21 мая
Опытный бортач с "диагнозом" не ошибся: все "симптомы" указывали на неисправность гидросистемы – управлять вертолетом с каждой секундой снижения становилось тяжелее. Оператор морщил от напряжения лицо, отчего ровно подстриженная бородка съезжала набок; крутил взъерошенной головой в поисках подходящей площадки и с трудом ворочал ручку управления. Пожилой механик все так же зажимал ладонью кровоточащую рану над виском, подсказывал неопытному пилоту, и с тревожным беспокойством посматривал на панели с мигающими красными табло.
Бельский торчал в проеме открытой дверцы, нависая над раненным бортовым техником и, довольствовался незавидной ролью зрителя. На вертушках до сего дня пришлось полетать изрядно, однако помочь в аварийной ситуации он был не в силах – пользовался этой мудреной техникой исключительно в качестве пассажира и даже ни разу не посидел в пилотском кресле.
"А хоть бы и посидел – что с того толку? – невесело размышлял спецназовец, посматривая вперед и вправо, куда настойчиво тыкал окровавленным пальцем бортач. – Летному делу людей годами учат! И то, что происходит сейчас – реальная жизнь, а не дешевая голливудская фантазия…"
– Давай, браток, расстарайся, – громко увещевал бородатого парня дядька, – хорошо идем… Так-так… ветерок чуток справа – вишь как сносит влево. А правый ветерок на посадке – главный враг вертолетчика.
– Да-да, это я помню, – кивал пилот-любитель.
– Вот и хорошо – подверни еще малость. Теперь отлично!…
Они планировали на относительно ровное плато, по форме напоминавшее вытянутый ромб. Слева "ромб" граничил с обрывом, справа упирался в каменистый откос возвышенности, а дальнюю острую вершину образовывала залысина густого смешанного леса…
– Подгашивай, паря, скорость, подгашивай! Тут с пробегом, по-самолетному не сесть – вишь, камней-то сколько разбросано! И уклон влево – к обрыву. Так что рассчитывай с подрывом и в точку…
"Паря" опять кривился от усердия, но все наставления аккуратно выполнял. Когда до площадки оставалось метров тридцать, "восьмерку" затрясло; управлять ей стало еще труднее.
– Пристегните ремни и держитесь! – обернувшись, рявкнул подполковник.
Спецназовцы и молодые погранцы послушно сцепили замки серых нейлоновых ремней. Девушка-журналистка оказалась самой сообразительной и проворной – полы легкой красной куртки уже стягивали ремни. Однако лицо ее было бледным, взгляд испуганно метался, тонкие ухоженные ладони намертво ухватились за металлическое основание откидного сиденья.
– Выравнивай! – крикнул механик и потянулся к красным ручкам "стоп-кранов", перекрывающих подачу топлива в двигатели.
За несколько метров до поверхности плато машина с трудом выровняла крен и слегка опустила нос. Замедлить вертикальную скорость снижения оператору не удалось – "восьмерка" грубо ухнула основными шасси по каменистой почве и, подскочив, вновь оказалась в воздухе. Перед следующим приземлением бортачь успел выключить движки, и это не позволило вертолету совершить очередной кульбит. При коротком пробеге фюзеляж здорово развернуло, потащило юзом, но… широко расставленные колеса удержали, не дали опрокинуться на бок.
– Тормоза! – тем же громовым голосом скомандовал дядька.
Оператор судорожно нащупал пальцами тормозную гашетку и отчаянно прижал ее к ручке управления. "Восьмерка" зашипела колесами по грунту и, кивнув носом, остановилась…
– Фу-ух!… – одновременно вздохнул сборный экипаж, глядя на стволы могучих кедров, до которых оставалось не более двадцати метров.
Но радоваться благополучной посадке было рано.
Плато от зоны обстрела отделяло километра два-три, и при желании бандиты могли пожаловать сюда минут через тридцать. Потому, вернувшись в пассажирскую кабину и сдвинув назад дверцу, подполковник распорядился:
– Бес, возьми пару ребят и осмотри подходы к площадке. Особое внимание удели лесочку.
Заместитель Бельского капитан Сонин и двое рядовых бойцов поочередно спрыгнули на землю; на ходу распределяя обязанности, исчезли из поля зрения.
– Игнатьев, Дробыш – займитесь раненными. А вы, – кивнул Станислав на двух притихших пограничников, – быстро к краю площадки и смотрите в оба. На вашей совести противоположный склон ущелья. Ясно?
– Так точно, – одновременно вскочили оба и поспешили к открытой дверце…
* * *
Используя рабочие частоты двух бортовых радиостанций, доложить о вынужденной посадке не получалось – мешали горы, да и дистанция до ближайших аэродромов была великовата. Техник попробовал докричаться до других бортов, возможно, находящихся в воздухе и способных принять, а затем ретранслировать сообщение в Ханкалу, но, увы, и здесь ничего не вышло. Тогда, расковыряв герметичную упаковку крохотной аварийной рации, он распрямил ее антенну, подключил ярко-желтый аккумулятор и поставил переключатель в режим непрерывной передачи сигнала бедствия. Максимум в течение шести часов сигнал зафиксируют спутники системы обнаружения "КОСПАС-САРСАТ", и точно определенные координаты источника поступят в региональный центр МЧС.
Стас медленно вышагивал вдоль обрыва. Парни давно прочесали плато, углубились метров на пятьсот в лесок, успели вернуться… Подобраться к площадке можно было только с юга – через вытянутый клочок леса, что и побудило подполковника перекрыть лазейку – отправить туда на дежурство первую пару бойцов.
В тени вертолета лежало накрытое брезентовым чехлом тело командира экипажа – тридцатилетний майор умер, не приходя в сознание. Внутри пассажирской кабины девушка-журналистка хлопотала возле раненного второго пилота. Спецназовцы перевязали пробитое бедро, обработали искалеченное свинцом плечо; сделали пару уколов: ввели обезболивающее и антибиотик.
Бортач держался молодцом. Ему, конечно, подфартило больше, нежели обоим пилотам – пуля саданула по голове вскользь, основательно содрав кожу и самую малость задев черепную кость.
– Ну, мля – вылитый Щерс под красным знаменем!… – приглаживая выбивавшуюся из-под бинтов седую шевелюру, пытался он наладить на лице улыбку.
Улыбка выходила мрачной. Взгляд простоватого мужика, словно завороженный, то и дело возвращался к брезентовому савану, под которым покоилось тело командира…
Оба пограничника в точности выполняли очередной приказ сурового подполковника и не отходили далее пяти метров от пятнистой "восьмерки". Оператор сидел на земле, прислонившись спиной к левому колесу. Все еще подрагивающими от напряжения и пережитого волнения пальцами доставал из пачки одну за другой сигареты и, покашливая, жадно тянул дым.
"А мы полагаем, будто война в здешних горах окончена, – вздохнул Станислав и глянул на часы: – Что-то задерживаются чичи, и это на них не похоже. Тактика у моих давних "приятелей" отработана: подстрелили, подбежали, добили раненных, собрали годное оружие, боеприпасы, вещички. И быстренько растворились среди гор. Падальщики, хреновы!…"
После аварийной посадки прошло более часа. Дно ущелья и склон соседнего отрога отлично просматривались в обе стороны на пару километров. За исключением полоски леса, укрытой с северной стороны вертикалью скалы, растительность на склонах была скудной и низкорослой – сказывалась высота над уровнем моря и преобладающая низкая температура. По голым скалам подобраться к площадке и застать людей Бельского врасплох, было практически невозможно. Однако скоро наступит ночь, и своевременно обнаружить неприятеля станет труднее…
Он еще раз с неторопливой внимательностью осмотрел промоины с глубокими складками. Ни на ребристой вершине отрога, ни за редким кустарником, разбросанным по берегам узкой речушки, взгляд не цеплялся на за одну подозрительную деталь.
– Игнатьев, Дробыш – подежурьте у обрыва, – бросил он парням, возвращаясь к вертолету, – о любом движении немедленно докладывать…