За пределами помещения дул весьма прохладный осенний ветер. Его порывы заставляли палатки вздрагивать брезентовыми боками, а развевавшиеся над ПВД флаги - хлопать и трепетать. По небу, словно убоявшись наступающей с запада стихии, на восток стремительно летела большая стая воронов. Вышедший наружу Гуревич на мгновение прищурился, привыкая к более яркому освещению, зябко передёрнув плечами, распрямился и, не дожидаясь, когда на свежем воздухе окажется чуть приотставший Крушинин, вслед за Ефимовым направился к офицерской столовой.
Меж тем становилось всё пасмурнее. Тёмные тяжёлые облака, медленно тянувшиеся с запада и обещавшие скорый дождь, уже закрыли большую часть небосвода. И только далеко на северо-востоке, у самого горизонта, всё ещё оставалась узкая, свободная от туч и, наверное, потому пронзительно голубая, линия. Пока сверху не упало ни капли, но уже на юго-западе, там, откуда, завывая двигателями, тянулась бесконечная бронеколонна пехотного полка, виднелись свисающие вниз седые космы изливающихся на землю водяных потоков. Пасмурная хмарь всё сильнее окутывала окружающее пространство. Казалось, ещё чуть-чуть, и долину поглотят пасмурные сумерки, но тут, совершенно неожиданно, разгоняя наступающую тьму, сквозь прореху туч выглянуло блеклое солнце. Всего на пару мгновений рассыпавшись своими радужными лучами по падающим каплям, оно осветило землю и вновь спряталось, а невольно залюбовавшийся радугой Гуревич перестал смотреть под ноги - вколоченный в землю "столбик" артиллерийской гильзы подвернулся под левую стопу капитана совершенно естественным и ненавязчивым образом.
- Есть! - бодро, даже почти радостно констатировал только сейчас выбравшийся из палатки ЦБУ Крушинин. Он захихикал, видя, как Игорь, взмахнув руками, едва не повалился на землю.
- Едрён батон! - чудом удержав равновесие, Гуревич подобрал слетевшую с головы кепку и нарочито сердито зыркнул в сторону довольно улыбающегося старлея.
- Лыбься, лыбься! - Игорь нагнулся, поднял с земли первый попавшийся камешек, подбросил на руке, оценивая вес, прицелился в сторону Крушинина и, изобразив замах, бросил его под ноги. После чего, вздохнув, снисходительно буркнул: - Ладно, живи! - и, не дожидаясь ответной реплики, потопал дальше.
Дорожка, вымощенная камнем, огороженная вбитыми в землю гильзами длиной всего ничего - каких-то тридцать-сорок метров, заканчивалась прямоугольной площадкой, которая своей северной стороной вплотную примыкала к офицерской столовой, представлявшей собой обычную брезентовую палатку. Не новую, но вполне приличную, ещё не потрёпанную "жизнью" и погодными условиями. Перед самым входом в неё лежала большая металлическая решётка для чистки обуви, а слева, врытые глубоко в землю, возвышались два гладко оструганных деревянных столба, соединённых меж собой деревянной же перекладиной. На одном из них висел обычный алюминиевый, однососковый рукомойник, на втором на больших гвоздях трепыхалось под порывами налетающего ветра белое армейское полотенце. А в приколоченной к перекладине пластмассовой мыльнице лежало тоже белое армейское туалетное мыло.
Подойдя к умывальнику, Игорь намылил руки, вымыл их, тщательно вытер полотенцем и только после этого шагнул в помещение столовой. В нос сразу же шибанул умопомрачительный запах настоящего украинского борща.
- Офигеть и не встать! - выразив подобным образом свои эмоции, он снял, повесил на одежную вешалку кепку и направился к уже сидевшему за столом Ефимову.
- Как на вкус?
- Могло быть и лучше! - ответил Сергей, помешивая ложкой ярко-бордовое, слегка приправленное сметаной, варево. Похоже, восторгов Гуревича по поводу приготовленного блюда он не разделял. А из-за перегородки раздаточной уже появился рядовой Серёгин - срочник из взвода материального обеспечения, время от времени выполнявший обязанности официанта. Неся на вытянутых руках поднос с четырьмя дымящимися порциями первого, он сразу же направился к столу, за который усаживался капитан Гуревич.
- Спасибо! - принимая тарелку, поблагодарил капитан и, поставив на стол, тут же запустил ложку в её ароматное содержимое.
- И мне тарелочку ставь! - весело потребовал появившийся в дверях старший лейтенант Крушинин.
- Нафик, этого можно вообще не кормить! - сидевший за соседним столом командир роты связи капитан Воробьёв довольно осклабился. - Давай, шеф, тащи лучше сюда!
Солдатик, было уже вознамерившийся снять с подноса ещё одну порцию, замер.
- Но, но! - запротестовал вновь прибывший и, не озабочиваясь снятием кепки, спешно подрулил к замешкавшемуся Серёгину. Широко ухмыльнувшись, он, не обращая внимания на протестующие возгласы дожидавшегося своей пайки Григория, ухватил с подноса тарелку с борщом и, плюхнув её на стол, опустился на пустующий стул.
- Ну, как оно Вам? - спросил он, беря ложку и примериваясь к кусочкам тонко порезанного хлеба. Смятая кепка почти сама собой очутилась на спинке стула.
- Ничего, сойдёт, но могло быть и лучше, - повторил слова Ефимова Гуревич, - капустка квашенная подкачала. А так ничего.
- Да я тебя о капусте что ли спрашиваю? Во, блин! Вы только о жратве и думаете! - скорчив презрительную гримасу, Станислав зачерпнул полную ложку и потащил её в рот. На полпути он остановил руку, осторожно подул на горячий борщ и наконец-то соблаговолил пояснить свою собственную мысль: - Да я вас про Б/З спрашиваю, а вы мне о борще рассказываете! - содержимое ложки наконец-то достигло его губ.
- А ничего себе борщик! - несколькими секундами спустя заверил он. Затем вопросительно взглянул на своих друзей, ожидая их реплики, но, так и не дождавшись, принялся развивать собственную мысль дальше: - Интересно, как они себе это представляют? - он снова хлебнул борща. - На недельку задержать… - хмыканье и качание головой, - блин… Дурдом! Что с того, что мы перекроем три участка местности? Ему что, путей других не будет? В конце концов, он же не попрётся в голове колонны?! У него в охране, я думаю, не одни дураки ходят! Одного навернём, а остальные сделают ноги.
- Слушай, Слав, дай пожрать! - не выдержав, перебил его монолог капитан Гуревич. - Какая тебе, хрен разница, можем мы его задержать - не можем. Короче, ешь давай и нам не мешай. Повезёт - грохнем, получим по медальке, не повезёт - свежим воздухом подышим.
- Я же говорил, не надо было ему борща давать! - вмешался в их диалог командир роты связи. - Сейчас бы выпнули на улицу, и сидели себе спокойно, - Воробьёв, как всегда, был до невозможности добр.
- Да, я думаю, и сейчас не поздно! - охотно поддержал его мысль Игорь.
- Но, но! - опять запротестовал Крушинин, и его неожиданно поддержал появившийся в столовке и слышавший последние реплики Фадеев:
- Нет, нельзя!
- Правильно, товарищ майор! - приободрился старший лейтенант, никак не ожидавший от него такой помощи.
- Нельзя, - повторился Фадеев и, улыбнувшись, подсел к сидевшему в одиночестве Григорию, - всё равно он в тарелку со своей немытой рожей уже влез. Не выливать же теперь!
- И Вы, товарищ майор, туда же! - нарочно официально и одновременно как бы обиженно пробухтел Крушинин. - Но я всё одно скажу: - Он поднял ложку вверх и, потрясая ей в воздухе, торжественно озвучил свою только что пришедшую ему в голову мысль: - Давайте так: если возьмём "кассира" - вам ордена и медали, а мне содержимое его чемодана.
- Боюсь, к раздаче ты опоздаешь! - заметил молчавший до сих пор Ефимов.
- Это почему же? - непритворно удивился Крушинин.
- Да потому - кто первый встал, того и тапки. Одним словом, кому улыбнётся удача, тому и пирожок с полочки! - пояснив, Сергей принялся за только что принесённое ему второе.
- А я думаю, что в лучшем случае "победителя" ждут только награды, а что касается бабла, то наверняка всё уже давно посчитано и на все "бабки" уже готова грамотно составленная опись. Так что можете забыть про свои миллионы. И бойцам скажите, чтобы укоротили свои шаловливые ручонки, а то как бы чего не вышло! Наизнанку всех вывернут. К ядрёной фене.
- Вот так всегда. Даже и помечтать не дадут! - притворно огорчившись, выдохнул Станислав, и тут же забыв про свою "обиду", принялся с усердием наворачивать остывающий борщ.
Майор Фадеев поглощал пищу с той непостижимой быстротой, которая присуща лишь людям, долгое время вынужденным укладываться в кратчайшие временные рамки, даже Ефимову, всегда считавшему свою манеру есть до неприличности быстрой, было далеко до ротного. Не сильно отставали от них и более молодые офицеры - группники. Так что когда степенно попивающий чай Воробьёв потянулся за очередной печенькой, офицерско-прапорский состав первой разведывательной роты специального назначения потянулся к выходу.
На площадке перед столовой стоял старший прапорщик Косыгин. Он поглядывал по сторонам и неспешно затягивался уже наполовину выкуренной сигаретой. Висевшая на ремне портупеи кобура с лежавшим в ней тяжёлым пистолетом свешивалась едва ли не до середины бедра. Значок дежурного, расстегнувшись, был готов в любой момент шлепнуться в грязь, а висевший на ремне цифровой фотоаппарат придавал ему вид Шрайбикуса из советских учебников по немецкому языку. На лице Василича играла загадочная улыбка. Вышедший первым Гуревич окинул взглядом довольного старшину и, не найдя внешних признаков такого показного веселья, скорчил нарочито-недовольную гримасу:
- Чё лыбишься? Радуешься, что завтра нас на неделю спровадишь и опять в синьку уйдёшь?!
Васильевич, почти сразу же смекнув, что недовольство группника липовое, сделал новую затяжку и, не удостоив того ответом, швырнул сигарету в стоявшую тут же урну, в качестве которой служила старая артиллерийская гильза.
- Василич, а ты что это с фотоаппаратом? - выглянувший из столовки ротный улыбнулся. - В корреспонденты, что ли, записался или с нами в горы идти собрался?
- С вами, - кивнул Косыгин, и все вдруг поняли, что тот не шутит, хотя, причём здесь фотоаппарат? - Комбат на днях сказал: если ещё раз выпью, то отправит меня с группой, вот, - радостно пояснил Васильевич, которого, похоже, такая перспектива нисколечко не пугала, а даже, судя по его настроению, радовала.
- Понятненько. Василич собирается нажраться уже сегодня! - сделал свой вывод из сказанного вынырнувший из-под палаточного полога Крушинин. От неприкрытой правдивости этих слов Фадеев даже дёрнулся.
- Василич, ты мне знаешь что, только попробуй прикоснись сегодня к бутылке! - хорошее настроение ротного сняло как рукой.
- И не собирался, комбат уже сказал, что иду, - растопырил свои усищи старшина. Фадеев же, глядя в его совершенно честные глаза, мысленно вздохнул и говорить больше ничего не стал.
- Василич, а фотоаппарат ты за каким хреном сюда притащил? - натягивая на голову кепку, полюбопытствовал ни на грамм не поверивший старшине Крушинин.
- А, - отмахнулся Косыгин, - начштаба приказал взять. Наверное, что-то фотографировать собрался.
- Слышь, Василич, щелкни-ка нас! - потребовал нарисовавшийся в дверях Леонид Лёвиков и, не дожидаясь старшинского согласия, начал озираться по сторонам в поисках наилучшего фона.
"Может, и впрямь сфоткаться? - подумал Ефимов. - Это когда ещё все вместе соберёмся?"
- Так, я сюда! - высокий, худой Гуревич прислонился к левому плечу ротного, плотный широкоплечий богатырь Станислав Крушинин - справа, рядом с ним Лёвиков. Ефимов было приткнулся к левому плечу Гуревича, но…
- Михалыч, давай в центр! - одновременно предложили офицеры. И Сергей не заставил себя ждать. Когда же фотоаппарат уже был нацелен объективом на застывших в ожидании разведчиков, из дверей столовой показалась щурящаяся от яркого солнца физиономия капитана Воробьёва.
- И я, и меня! - сразу же сориентировавшись в происходящем, потребовал ротный связи. Но первый кадр уже был сделан.
- Становись, щёлкну ещё раз до кучи! - милостиво разрешил вошедший в роль фотографа Косыгин, и Григорий спешно шагнул вперёд, подныривая под руку капитана Гуревича. Так они и застыли: широко улыбающийся Станислав Крушинин, подчёркнуто серьёзный Вадим Фадеев, сердито насупившийся Игорь Гуревич, на мгновение опустивший взгляд Леонид Лёвиков, печально смотрящий вдаль Сергей Ефимов и озорно смеющийся капитан Григорий Воробьёв. На мгновение ослепив фотографирующихся, сработала вспышка. Народ зашевелился…
- Всё, фотосессия окончена, - заявил Косыгин и начал неторопливо убирать фотоаппарат в предназначенный для него чехол.
Шамиль Басаев.
Шамиль радостно потирал руки. Всё складывалось как нельзя лучше. Спецслужбы заглотили приманку и теперь носом рыли, лишь бы успеть вовремя добраться до его диверсантов. Но Шамиль держал руку на пульсе, готовый в любой момент отозвать приготовившихся к последнему броску "барсов". Это были его лучшие люди, и лишний раз рисковать ими он не собирался. Впрочем, если не будет иного выхода, он готов был пожертвовать даже "барсами".
"Война есть война, и полководцу иногда приходится идти на серьёзные жертвы ради грядущей победы", - твердил Басаев. Похоже, тем самым успокаивая самого себя, свою совесть, хотя, возможно, было и другое - готовясь в будущем опубликовать собственные мемуары, он продумывал своё очередное "изречение". Шамиль уже написал одну книгу и мечтал написать ещё многие. Книга, как считал Шамиль, удалась. Особенно Басаев гордился своим изречением или, даже скорее, стратегией собственной жизни:
"Муджахид никогда не прибегает к угрозам. Он может нападать, может защищаться, может убежать - все это, по сути, части боя. А загодя бахвалиться ударом - значит впустую растрачивать силу его, и к бою это не имеет никакого отношения".
Пункт временной дислокации отряда специального назначения
Сегодня Ефимову, наконец, удалось заполучить на постоянной основе для своей группы новенькие радиостанции для внутригрупповой связи - по одной в каждую тройку плюс одну себе и одну радистам. Затем в очередной раз проинструктировал личный состав относительно пользования ими, а именно - включение лишь в случае возникновения нестандартных ситуаций, таких, как бой, подрыв и прочее, и напомнив, что самое главное - в бою, без строгой необходимости не засорять эфир собственными воплями и эмоциями, и если говорить, то лишь коротко и по существу. Закончив инструктаж, старший прапорщик отправился выполнять другие, не менее важные и неотложные задачи. А группа под руководством его заместителя рядового Прищепы продолжила подготовку к предстоящему боевому заданию.
- Серёг! - обернувшись на окрик, Ефимов увидел спешившего в его сторону Косыгина. - Как думаешь, какую взять? - Василич повертел перед носом Сергея тремя новыми разгрузками - старшинскими заначками, вытащенными из закромов "Родины".
- Василич, вот ей богу, хрен его знает, вот только эту не бери, - указанная разгрузка тут же шлёпнулась на землю.
"Ага, чтобы не перепутать", - подумал Сергей и мысленно улыбнулся.
- А вот из этих, - Ефимов показал на две оставшиеся, - кому как удобнее, одни нагрудные предпочитают носить, другие поясные.
- Ну б… я не знаю б… - Василич растерянно развёл руки в стороны.
- Ты проще сделай: магазины запихай в одну и другую, и попробуй. А так у обоих свои собственные минусы есть. Мне, например, нагрудная удобнее, но если с непривычки, когда резко подниматься-вскакивать начинаешь, тянет вниз, - Ефимов улыбнулся, - с заносом. Но это, опять же, меня. Может, других и не тянет. Ты, в общем, сделай так, как я сказал. Походи, попрыгай. И вот что, Василич, ещё такой совет: особо с боеприпасами не увлекайся, один БК - и хватит, за глаза. А то опять же с непривычки, на первом же подъёме и сдохнешь.
- Но, но! - запротестовал оскорблённый до глубины души Василич, но тут же, поняв, что плохого ему никто не желает, снисходительно пояснил: - Я ещё как конь!
- Ага, лошадь ломовая! - не смог удержаться от шпильки Ефимов, и уже совершенно серьезно повторил: - Василич, я тебе советую так, а ты там как хочешь. По мне лучше у тебя будет сто патронов, и ты будешь скакать по горам, - Сергей хотел было сказать "как козёл", но передумал, - как лось. Чем возьмешь тысячу, а потом тебя бойцы на руках тащить будут.
- Не будут! - уверенно возразил старшина, но затем, улыбнувшись, махнул рукой: - Ладно, согласен, один БК, - после чего развернулся и пошёл к своей каптёрке, насвистывая какую-то озорную мелодию.
Ефимов посмотрел ему вслед и сокрушённо покачал головой. Мысль Тясунова была ему понятна - вздрючить Косыгина и заодно, придавая его Ефимову, комбат рассчитывал как бы усилить его группу.
"Хотя какое там усиление, - Сергей расстроено вздохнул, - лишняя обуза. Но, да ладно, пусть идёт, хоть малость развеется. А то действительно, как мы на задание - он в синьку. Сопьется к хренам за командировку. Хотя… хотя уже не успеет. Похоже, крайнее боевое задание - и домой".
С мыслью о доме нахлынула тоска, и чтобы хоть как-то рассеять её подступающие комом к горлу отголоски, Ефимов, наконец, отправился заниматься "неотложными задачами".