Приговоренный - Самаров Сергей Васильевич 3 стр.


- Не знаю, - сказал Копра. - Их двоих в мою камеру привели только за пятнадцать минут до тебя.

- Я знаю, - твердо проговорил расписной. - Мы с ним в одной камере сидели. В общей. Сразу после обеда его возили.

- Парня я подстрелил в половине восьмого вечера. А повязали меня вообще в два часа ночи. Что мог его следак знать обо мне и сказать ему?

Расписной спрыгнул на пол, наклонился и посмотрел в глаза соседу снизу.

- То-то с тобой, Боб, вертухаи беседовали шепотом, - заявил он. - Говори, не молчи! Возражай, если знаешь, как это сделать. На словах ты герой, а как на деле?

Но Боб только криво усмехнулся и отвернулся к стенке. Потом он даже подушку на голову положил и к уху прижал. Нечего ему было сказать в свое оправдание.

Я снова лег на спину, как и мой сосед снизу. Только расписной долго еще бродил по тесной камере, измерял ее шагами, иногда возбужденно махал рукой, подтверждая, видимо, таким вот образом свои мысли.

Теперь мне, кажется, было можно спокойно уснуть. Так я и сделал.

Утром я, как и полагается командиру роты, проснулся раньше всех, но вовремя вспомнил, что нахожусь вовсе не в казарме. Я спрыгнул на пол и сразу начал делать интенсивную зарядку. Отжимался от пола сначала на двух кулаках, потом на одном, поочередно на правом или левом.

За этим занятием я не заметил, как проснулся Стас Копра.

- Может, ты, Макс, кое-что мне объяснишь. Видел я, как люди на кулаках отжимаются. Сам пробовал и так, и на ладонях, особой разницы не увидел. Нагрузка одинаковая. В чем тут суть?

- Когда на кулаках отжимаешься, костяшки на них набиваются. Они при ударе часто повреждаются, потому как не набиты. А после этого упражнения становятся мозолистыми. Можешь потом в стену голым кулаком молотить, руку не повредишь. - Я вспомнил минувшую ночь, подполковника Следственного комитета и от души рассмеялся.

- Чего ржешь? - спросил расписной, спрыгивая на пол.

Мне пришлось рассказать историю про подполковника и стену, с которой упали часы с кукушкой. Два моих слушателя смеялись, а Боб никак не просыпался.

- Эй! - позвал его расписной.

Боб не реагировал. Он как накрылся ночью подушкой, так под ней и спал. Расписной шагнул к нему, поднял подушку и отшатнулся. Голова Боба была свернута на сторону. Круглые безжизненные глаза тупо смотрели в стену.

- Контролера позовите! Околел Боб, - распорядился расписной.

Копра вскочил и застучал в дверь.

Вертухай, тот самый, который падал ночью, пришел сразу, словно рядом находился и ждал, когда его позовут.

Он открыл окошко, приткнулся к нему и спросил почти ласково:

- Какого хрена тебе надо? Дубинку давно не пробовал?

- Помер тут у нас один, - сообщил расписной с демонстративным равнодушием. - Совсем откинулся. Навсегда.

- Ага, - ответил вертухай так, словно ждал этого сообщения. - Сейчас фельдшера кликну. - Он даже окошко закрывать не стал и затопал куда-то в сторону.

Фельдшер, похоже, тоже по какому-то недоразумению находился рядом и пришел сразу вместе с еще одним вчерашним вертухаем. Дверь открылась. Здоровенный бугай сразу шагнул к моей шконке и, кажется, сильно удивился, увидев меня вовсе не там. Потом взгляд его упал на шконку Боба.

Но фельдшер, маленький, толстый, с седыми усами, опередил вертухая. Жирные короткие пальцы с рыжими волосами ощупали шею умершего арестанта.

- Голову ему свернули, - сделал правильный вывод фельдшер. - Ухватили одной рукой за затылок, другой за подбородок, рванули, и все. Кто здесь специалист по этой части? Вот он-то, я полагаю, и свернул.

Вертухаи посмотрели на меня с явным испугом, и какая-то метла мигом вымела их за дверь. Второпях они чуть не оставили нам в соседи фельдшера. Не знаю только, по какой статье вертухаи думали его сюда определить. Но он понимал, должно быть, что в камере все шконки заняты, и даже при своем округлом животе сумел просочиться в дверь, еще не прикрытую полностью. Свои шеи все эти ребята берегли очень даже старательно.

- На тебя катить будут, - сказал расписной.

- Толку от этого!.. - Я мотнул головой. - Доказать надо.

- Ты хоть спросил его, что за задание ему дали вертухаи? - поинтересовался Копра у расписного, однозначно определив, кто свернул Бобу шею.

Тот криво ухмыльнулся, послушал удаляющиеся шаги в коридоре, понял, что под дверью никто не залег, и сразу признался:

- Следак со сломанной рукой велел ему любым способом узнать, куда делся рюкзак того парня, которого капитан пристрелил.

- Не было с ним рюкзака, - сказал я. - Только пакетики с наркотой. Полный карман, похоже. Даже целых два. В одном - чеки с травкой, в другом - с героином.

- Рассказывай, как там было дело! - потребовал Копра.

Я вынужден был все изложить. Откровение всегда вызывает такой же ответ. Расписной сознался в том, что он сделал, мне пришлось поступить так же. Я начал рассказ с капитана Полуэктова и водителя-рядового, попавшего в реанимацию из-за передозировки, и только потом перешел к случаю на автозаправке.

- Мент, говоришь, туда с автоматом бежал? Неужто ты не понял, что он крышевал того парня? Это же обычное дело. Такие продавцы без защиты не работают. А у мента крыша где-то повыше. Может, в Следственном комитете. Рюкзак скорее всего у мента остался. А в нем этого дерьма на несколько миллионов поместится. Может, не в наших деревянных, а в зелени, - растолковал мне ситуацию расписной. - Короче говоря, влип ты, капитан, по полной программе. Тем более что сам в сознанку пошел. Но я тут на вертухаев посмотрел. Как они сразу к твоей шконке скакнули. Думали, это ты покойник. Тогда-то я и понял, что до суда ты вряд ли доживешь. Станут из камеры в камеру переводить. Отбиваться замучаешься. Ночью спать не сможешь. Будешь ждать нападения. Они кого-нибудь подсадят. Или попытку к бегству организуют.

- Что посоветуешь? - спросил я, впрочем, не испытывая особого беспокойства.

- Это все тоже не сразу, - вмешался в разговор Стас Копра. - Сегодняшние вертухаи просто придурки. Особенно этот, с большой афишей. Но им на смену умные придут и тоньше работать будут. Тебя уберут, как только рюкзак найдут. А он, я думаю, у того мента на автозаправке. Его отследят, когда он торговать начнет. Если жадный и неосторожный, сам глупый и жена у него стерва, то сразу может этим заняться. Но способен и затаиться на какое-то время. Тогда его просто трясти начнут. Запоет мент, будь уверен. А потом уже и за тебя возьмутся.

- А что тут можно посоветовать? - сказал расписной и пожал плечами. - Только когти рвать. Передай друзьям маляву. Сам отослать не сможешь, напиши, я пошлю по своим каналам. Пусть организуют что-нибудь. Вы же спецназ ГРУ, все можете.

А я, между прочим, представлялся в камере командиром роты, но не спецназа ГРУ, а военной разведки. Конечно, допустимо, что расписной считал, будто это совершенно одно и то же, не знал, что военная разведка состоит не из одного спецназа. Но эти его слова тоже что-то значили.

- Подумаю, - сказал я, в задумчивости опустив голову.

Глава 2

Да, перелом скорее всего был многооскольчатый. Я подумал, что это вполне достаточная причина, чтобы не просто взять больничный лист, но даже в госпиталь лечь. Однако подполковник Наби Омаханович Халидов такой возможностью почему-то не воспользовался.

По следам крови на его гипсовой повязке я сразу определил, что добрые доктора делали операцию старшему следователю. Если бы перелом не был многооскольчатым, то она была бы не нужна. А здесь хирург полосовал кисть вдоль и поперек. Потом медсестра гипс наложила, чтобы осколки, составленные в единое целое на манер мозаики, хотя бы частично срослись. Лекари наверняка пытались заставить следователя лечь в госпиталь, но он, как мне думается, отговорился необходимостью отремонтировать генеральские часы с кукушкой и от стационара отказался.

В прошлый раз он мне не представлялся, не счел нужным. Но когда меня ближе к вечеру доставили к нему на допрос, я прочитал табличку, привинченную к его двери. Ночью ее там еще не было. Видимо, Наби Омаханович только-только в кабинет заселился. Потому и не знал, что его сосед-генерал любит работать ночами.

Я подозревал, что старший следователь в моем деле - лицо заинтересованное. Но такие соображения требовалось подтвердить, а, находясь в камере, сделать это было сложно.

Да и нужно ли было этим заниматься? Как изменилась бы ситуация, в которую я угодил? Сменился бы, предположим, следователь. А кто сказал, что другой окажется лучше? Не будет готовить убийство? Это тоже не факт.

Вдобавок Халидов вполне мог договориться с этим самым другим следователем. У них здесь, как я слышал, круговая порука. Так по всей республике дело поставлено, и бороться с этим - не моя задача. Да и не по силам мне такая проблема.

Единственная польза, которую мне удалось извлечь из поездки в Следственный комитет, состояла в том, что меня отвозили туда вместе с парнем по кличке Копра, который был привлечен за ограбление дома какого-то правительственного чиновника. У него был свой допрос и следователь, у меня свой, с подполковником Халидовым. Везли нас в отдельных клетках, но толстые прутья не мешали нам разговаривать. Общались мы тихо, а вертухай, который ехал за пределами наших клеток, рядом с задней дверью, быстро заснул.

Автозак был почти новый, имел хорошие, еще не пробитые амортизаторы. В мягкой машине любого могло бы укачать. Даже Копра клевал носом, тем не менее слушал то, что я ему передавал шепотом.

Для начала я поинтересовался, давно ли он знает расписного.

- Вообще не знаю. Я ведь сказал уже, что этих двоих в камеру ко мне перевели за пятнадцать минут до твоего прихода. Но мне он показался серьезным парнем.

- Он тоже наседка. Наверное, главная, если так вот запросто своим напарником пожертвовал. Может, просто конкурента убрал.

Нас уже допрашивали по поводу ночного происшествия. Но все мы одинаково показали, что спали и ничего не слышали. Те допросы проводились прямо в СИЗО. В них участвовал сотрудник Следственного комитета, какой-то капитан, вежливый и почти испуганный. Еще бы не бояться! На него взвалили дело, раскрыть которое скорее всего будет невозможно.

Главным подозреваемым по-прежнему считался я, специалист по рукопашному бою, человек, неплохо обученный искусству сворачивать недругам шею. Но капитану следовало еще доказать, что я обрел в камере заклятого врага, которого и прикончил голыми руками. Честно говоря, я опасался, что расписной вдруг скажет, будто видел, как я вставал ночью и ходил по камере.

Здесь передо мной во весь рост поднималась дилемма. Вернее сказать, она касалась другого человека. Что было важнее для расписного: приписать мне еще одно убийство или втереться в доверие? Видимо, он выбрал второе. Не исключено, что ему на допросе, проводимом там же, в СИЗО, кто-то посоветовал поступить именно так. Втереться ко мне в доверие и узнать, куда подевался рюкзак, набитый наркотой.

Что касается капитана, то вид у него был слишком уж расстроенным. Я подозревал, что ему умышленно дали вести дело, которое раскрыть невозможно, чтобы снять с должности. Видимо, на это место уже был подобран другой кандидат, обладающий достаточными связями. Даже до меня, прежде не имеющего ни малейшего отношения к местной юриспруденции, доходили слухи о подобных методах подбора здешних правоохранителей.

- Ты уже доказал, что твой базар серьезный, когда Бобу предъявил. Что на этот раз скажешь?

- Откуда расписной знает, что я командую ротой спецназа ГРУ? А он в курсе.

- Ты же сам представлялся.

- Я назвал себя командиром роты военной разведки. А это не одно и то же. Такие подразделения существуют при каждом военном округе. Но они не имеют отношения к спецназу ГРУ. А расписной предложил мне организовать побег именно через эту контору. Я теперь думаю, что кому-то выгодно и спецназ ГРУ подставить, и найти рюкзак торговца наркотой, которого я пристрелил. Ты не подскажешь, как мне передать своим маляву, мою собственную, настоящую? Я почти уверен в том, что через каналы расписного ее все равно передадут кому-то из моих командиров. Только она будет не мной написана. Добудут где-то образец моего почерка и подделают его. Специалиста по этой части найти несложно. Самый плохой художник сумеет сделать. Можно и печатные буквы изобразить, якобы для конспирации. Значит, мне необходимо отправить свое послание по другому каналу.

- У меня в здешнем СИЗО таких связей нет, - сказал Копра. - Я сам из Ростова. Попробуй словами передать через адвоката. Только не местного, выделенного тебе бесплатно. Хорошо будет, если твое командование и сослуживцы адвоката наймут. Только учти, там, в СИЗО, кабинет для беседы с ним прослушивается. Напиши записку. Покажи ему, чтобы прочитал. Бумагу и карандаш я тебе дам. Только записку адвокату не оставляй. Как прочитает, сразу сам ее съешь.

- Только как сделать, чтобы расписной не видел?

- Его тоже, думаю, на допрос иногда возят. Хотя бы для вида должны.

Дальше нам поговорить не дали. Проснулся в своем углу у двери вертухай, заметил, что мы перешептываемся, выругался по-русски и выдал на своем языке длиннющую тираду, из которой мы ничего не поняли. Но он, видимо, остался доволен своей красноречивостью, поэтому больше ничего не говорил. Тем более что мы сразу замолчали.

Во дворе Следственного комитета нас со Стасом разделили. Местные вертухаи повели нас в разные кабинеты.

Перед этим я остановился и посмотрел на окна третьего этажа так, словно оценивал возможность прыжка оттуда. Высоковато, конечно, но соскочить все же можно. Есть шанс даже ноги при этом не переломать - внизу мягкий газон.

Нужное окно я нашел сразу. Это было совсем не сложно, потому что следователь стоял за стеклом и рассматривал меня.

Там, в кабинете, знакомом мне еще с ночи, на столе подполковника уже не было генеральских часов с кукушкой, орущей безостановочно, без всякой устали.

На том стуле, который прежде занимал я, сидела незнакомая мне сердитая женщина лет тридцати. Может, даже старше. По виду этой особы трудно было определить ее возраст. Серьезная дама с львиными складками на широкой переносице, признаком властной натуры.

- Здравия желаю, товарищ подполковник! - сказал я почти радостно. - Как ваша рука поживает? - Я показал взглядом на гипсовую повязку.

- Хорошо поживает.

- А как кукушка? Перестала орать? Устала?

- Часы обещали к вечеру сделать. - Следователь голосом показал свое недовольство моей бодростью духа. - Кстати, ты, капитан, ночью адвоката требовал. Вот тебе, получи и распишись. Из Москвы только что прилетела. Еще и в гостиницу не успела устроиться. Сразу сюда пожаловала. С вещами. Познакомься.

Женщина встала. Она оказалась одинакового со мной роста, хотя была излишне худощавой, словно высушенной, и не по-дамски жилистой. В моем понимании такие особы обычно бывают носительницами весьма злобного и сварливого характера. Но мужья как-то их терпят.

Она по-мужски протянула мне руку и представилась:

- Альбина Борисовна Самокатова. Меня просил лично ваш командующий. Юрий Петрович мне сам позвонил. Я в Москве передала коллегам два начатых дела и прилетела сюда. Вам помочь. Сейчас знакомлюсь с материалами, хотя таковых пока, по сути дела, и нет. Есть только устный рассказ следователя, да и все.

- Буду вам весьма признателен. Квалифицированная помощь мне требуется. - Я разве что ножкой не шаркнул, постарался улыбнуться как можно приветливее, хотя настроение у меня было не слишком-то радужное, несмотря на искусственный бодрый тон. - Я не думаю, что вам будет со мной сложно работать. У меня мама до пенсии была психологом. Так вот, она говорила, что я ярко выраженный экстраверт. Правда, во время службы я старался исправиться, но интроверта из меня так и не получилось.

- Я из той же обоймы, поэтому надеюсь, что нам с вами будет легко работать. Я уже передала товарищу старшему следователю все документы о допуске к делу, осталось только вашу подпись поставить.

- Под распиской об оплате ваших трудов? - осведомился я, надеясь, что эти слова так и останутся шуткой.

Я прекрасно знал, что услуги адвокатов, тем более популярных в Москве, не по карману простому командиру роты.

- Нет. Мои услуги уже оплачены. Вам осталось подписать соглашение на ведение мной защиты ваших интересов во время следствия и суда. Если вам что-то в моих методах не понравится, то вы всегда сможете отозвать свою подпись, и ваше командование сразу подберет другого адвоката. Надеюсь, так же быстро, как нашло меня. Этот человек будет так же оперативно доставлен сюда спецрейсом Министерства обороны. Я лично уже из этого делаю вывод о том, насколько вы ценный для армии человек. Значит, и для всего нашего российского общества.

Последние слова явно были сказаны непосредственно подполковнику Халидову. Он, конечно, сделал вид, что не слышит их. Следователь был чрезвычайно занят своей левой рукой, которую придерживал правой. При этом он морщился, как ни на что не годный актер. Мне подумалось, что подполковник раздумывал, не слишком ли он разошелся.

Об адвокате Самокатовой даже я слышал в связи с несколькими весьма резонансными делами. А уж подполковнику тем более следовало бы знать эту фамилию. Данное обстоятельство заставляло Халидова крепко задуматься.

Но я при этом хорошо знал, что такое сложный многооскольчатый перелом. Правда, у меня такой был только в лодыжке, когда я в пылу схватки нанес противнику хай-кик, то есть удар ногой в голову, не рассчитав дистанцию. Вместо того чтобы попасть в цель нижней частью голени, как хотел изначально и как полагается, я угодил туда лодыжкой. В результате - тяжелая травма головы у противника и жуткое повреждение ноги у меня.

Я почти месяц провалялся в госпитале, перенес две операции. Мне помогли вернуться в строй ежедневные длительные пробежки с переменной нагрузкой. Я перемежал легкий бег интенсивными скоростно-взрывными рывками. Мышцы укрепляли кости гораздо лучше, чем это делали врачи.

Надо сказать, что я всегда отказываюсь от приема медикаментозных препаратов, предпочитаю народную медицину. По этой части у меня есть собственный хороший специалист - жена.

Но следователь, наверное, не имел под рукой такого человека. Ему стоило бы залечь в госпиталь. Однако я понимал, что какие-то моменты, связанные с моим делом, не отпускали его с рабочего места. Я уже догадывался, в чем тут дело.

- Если не будет возражений, давайте приступим к допросу, - суетливо, словно торопясь куда-то, предложил подполковник Халидов и положил на стол перед собою несколько бланков допросов.

На верхнем из них уже была заполнена шапка и даже вписан первый вопрос, который сразу же и прозвучал:

- Подозреваемый, вы признаете себя виновным в преднамеренном убийстве Абдуллы Валиевича Рамазанова?

- Кого-то я вчера, если только правильно помню, кажется, убил. Но готов честно признать, что не смотрел его документы. Поэтому не могу с уверенностью утверждать, что это был именно Абдулла Валиевич Рамазанов, - ответил я, придерживаясь прежней политики поведения, не отрицая очевидного.

- Хорошо, уверяю вас, что убит был именно гражданин Рамазанов. Постарайтесь мне поверить. А пока расскажите, что произошло вчера в половине восьмого вечера в районе автозаправки на дороге Хасавюрт - Махачкала, где вы остановились для дозаправки машин.

Я посмотрел на адвоката Альбину Борисовну. Она держала в руках диктофон и записывала на него все, что здесь говорилось.

Назад Дальше