* * *
У каждого Джемса Бонда должен быть свой Кью, гений-изобретатель, который вовремя подгонит часы-пулемет, реактивные ботинки или лыжи на воздушной подушке. У сотрудников Главка Кью был один на всех, и звали его Семен Черныга. Он показывал теперь мрачному до предела Рогову, как работает его новый суперкейс.
– Вот здесь микрофон, здесь радиоизлучатель. Смотри не перепутай, а то помрешь.
– С чего это? – дернулся Рогов.
– Да это анекдот старый, забыл, что ли? "Доктор, у меня болит голова и задница". Доктор выкатывает большую таблетку, ломает об колено: "Это от головы, а это от задницы. Смотри не перепутай, а то помрешь".
– Очень остроумно!
– Я так и знал, что ты оценишь. А это вот глазок камеры. Скажи, чтоб не закрывал.
– Система надежная? – Рогов взволнованно вертел кейс – Не подведет?
– "Не подведу", – сказал прораб народу. И не подвел – ни газ, ни свет, ни воду… Я и в его машину камеру воткну.
– Хорошо б несколько, – вздохнул Вася.
– Ладно, не "Ленфильм"… Вот еще что есть.
Семен достал из ящика стола тысячерублевую купюру и вручил Рогову:
– Держи для страховки, в пачку сунешь.
– Зачем? – спросил Вася. – Там хватит.
– Моя разработка, – важно сказал Семен. – Фальшивка, но дороже настоящей. У нее в полоске микрочип. Посылает сигнал на триста метров, больше пока никак.
На столе у Семена валялся детский китайский "тетрис". Оказалось, что вовсе никакой не "тетрис", а полезный навороченный прибор. Семен нажал кнопку, и закодированная купюра противно запищала – как капризный китайский ребенок.
– Но и триста метров – немало! – заключил Семен.
Немало, конечно… Но как считать. Триста – несомненно больше, чем двести. Но если бандиты с купюрами убегут на четыреста метров?
– А еще устройств нет? – Рогов жадно огляделся по сторонам.
– А опера тогда зачем? – вопросом на вопрос ответил Семен.
– Ну ты… – возмутился Заботин, выслушав план Черткова. – Ты совсем в уме повредился? Не наигрался еще? Мало тебе? Хочешь всю ментуру во враги себе записать?
– Хочется же реванш взять. – Глаза Черткова блестели и впрямь не слишком здоровым огоньком. – Тем более, они клюнули сразу. Говорю тебе – лохи.
– Я пас, – Заботин закурил сигарету. – Ты мне ничего такого не говорил, а я ничего такого не слышал… У меня сейчас своих забот, знаешь…
Забот у Заботина и впрямь хватало. На днях вступал в силу новый закон о игорном бизнесе, суливший множество крупных и мелких проблем. Во-первых, по новым нормативам восемьдесят процентов денег должно попадать в игровой фонд. Конечно, проверять строго будут лишь поначалу, да и с проверяющими договориться можно, и вообще понятно, что мера эта введена для повышения "взяткоемкости" бизнеса. Но, так или иначе, отстегивать придется больше. А во-вторых, отныне запрещалось размещать игровые автоматы в магазинах, на вокзалах-аэропортах и в спортивных сооружениях. А у Заботина был салон на одном питерском катке, дюжина аппаратов в разных булочных-кондитерских и доля на вокзалах в Павловске и Пушкине. Так что по этому пункту – убыток прямой.
– Конечно, ты ничего не слышал, – быстро согласился Чертков. – Я у тебя только человека надежного прошу.
Заботин вздохнул, подбросил в руке белый шар. Поставил его на бильярдный стол, разбил фирменным кием пирамиду.
– О тебе по-любому ни слова, – пообещал Чертков. И сам поморщился. Выражения "по-любому" он не любил. Как и вообще всего сленга, который исходил от этой дурочки Масяни. "Пойдем-ка покурим-ка", все эти фразочки. А тут вырвалось.
Заботин ходил вокруг стола, выбирая точку для удара.
– Все рассчитано, – продолжал уговаривать Чертков.
– Хорошо, – кивнул наконец Николай.
Огляделся по сторонам. Увидел тезку: молодого и самого перспективного из своих людей.
– Коля! Балашов! Подойди сюда!
Высокий молодой человек с невозмутимым лицом подошел и молча встал рядом. Рот его был занят: Коля энергично жевал жвачку.
– Это Алексей Дмитрич, – Балашов указал на Черткова. – Надо ему помочь.
– Поможем, – неспешно ответил Балашов. – Какие проблемы?
– Он тебе сам все объяснит, – усмехнулся хозяин и направился в сторону бара.
Балашов стоял и равнодушно жевал.
– Значит, так… – начал Чертков, с удивлением ощущая на своем лбу холодную каплю пота.
Вася тупо смотрел на сардельку. Хорошая сарделька. Но в горло не лезла. Не в смысле "не пролезала" (хоть и была довольно толстой), а в смысле – аппетита не было.
Федор Ильич хлопнул рюмку и деловито заговорил:
– "Волгу", Васек, наверное, продадим. Куда нам две машины…
– Да кто ее купит? – махнул сарделькой Рогов. – Антиквариат.
– Купят, куда денутся, – возразил тесть. – Коллекционер какой-нибудь. Она же в отличном состоянии. Я объявление дам.
– Погодите. Сначала деньги надо получить. Заранее опасно планировать. Примета плохая…
Примету такую Василий выдумал на ходу. Но, возможно, она и впрямь существовала.
– Васек, а когда дадут? – подала голос теща, продолжавшая хлопотать у плиты.
Давненько она его "Васьком" не называла…
– Завтра, – не сразу откликнулся Рогов.
– Ты квартиру поближе к нам бери, – продолжала теща. – Легче общаться. Дите опять же…
– Квартира, которая мне подходит, – с неожиданным пафосом изрек Рогов, – находится на другом конце города!
Теща аж растерялась от такой важности.
– Ладно, ладно… А чего ты не ешь?
– В ресторане завтра поем. Севрюжины с хреном! – Рогов положил вилку с сарделькой на тарелку и отправился спать.
Теща посмотрела на Федора Ильича:
– Что-то не то с нашим Васькой.
– Не то, – согласился тесть. – Севрюжину с хреном… эх… и без водочки? А он же не пьет!
* * *
Отксерить два миллиона рублей – примерно как "Войну и мир". Две тысячи купюр.
Старший лейтенант Любимов, боевой офицер, десятки успешных задержаний, рискованные операции, когда грудью на пулю, сотни раскрытых убийств… уже третий час ксерокопировал чужие деньги.
Злился на себя, что уговорил вчера Рогова одолжить выигрыш. Проще было еще час повисеть на телефоне и уговорить какой-нибудь банк на доллары или лучше на евро. Сильно меньше бы ксерить пришлось.
На Рогова тоже злился – его же бумажки. Понимал, что несправедливо злился, но ничего с собой поделать не мог.
А тут еще Виригин:
– Жор, ты быстрее можешь? Время в обрез.
– Сам бы попробовал, – огрызнулся Любимов. – Легче двух рецидивистов заломать, чем…
– Надо еще понятым расписаться, – сказал Виригин.
– Так пусть начинают…
Рядом вертелся озабоченный Рогов, дергал всех за рукава:
– Макс, ты с ОМОНом договорился?
– Ты уже спрашивал, Вася… Со всеми договорился. Не переживай.
– Тебя бы на мое место, – надулся Рогов.
На ветровом стекле у Черткова болталась игрушка-талисман: черно-белый пухленький медведь панда, Эмблема Всемирного фонда дикой природы.
Года три-четыре назад Чертков вдруг увлекся этими удивительными животными, увидев их на "гастролях" в Московском зоопарке. Поразительное сочетание ловкости и неуклюжести, силы и добродушия. Умиляло все, даже изготовленный китайскими владельцами зверей плакат с комментариями, полными прелестных ошибок.
Чертков толкнул пальцем панду – игрушка закачалась.
Помнится, он тогда даже не поленился и переписал текст комментариев на бумажку и долго-долго возил с собой в бардачке, веселя друзей и знакомых. Ну-ка, ну-ка… Чертков нагнулся к бардачку, выловил там старую барсетку, порылся в ненужных бумажках. Точно, вот оно!
"Свойство и настоящее Гиганской Панды.
Гиганские Панды сидят в бамбуковой роще горов с 2000 до 3500 метров высоты над уровнем моря. Днем и ночью самастоятельно жить без постоянного места. Перпендикулярно переселиться по сезонную. Зрение и слух плохо. Обоняние хорошо. Умение лезть. Можно плавать. Есть бамбуковые пластинки, жерди, побеги. Иногда есть маленькие животные, яйца птиц.
В весении сезонне вести копуляцию. Беременность около четыре месяца. Каждый раз родить один или два деденыша. Когда 6 или 7, пол созрел. Продолжительность жизни около 20 лет. Настоящее дикорастущие Гиганские Панды около тысяча. Искуственно кормить 127.
Б) Перспектив.
Гиганская Панда, станная вселенным естественным наследством, уже шла за границей, люди чрезвычайно заботятся о состоянии Гиганской Панды Специалисты некоторых международных групп защищения дикорастущего живетного с китайскими спечиалистами уже ведут изучение защищения и развится Гиганских Панд. В двадцать первом веке мы твердо уверены, Гиганские Панды и человечество вместе будут процветаться".
Читал эту прелесть Чертков не в десятый и, наверное, даже не в двадцатый раз, но не уставал смеяться.
Замечательный документ… Ну где же эти оперативники с деньгами? Алексей Дмитриевич глянул на часы. Еще пять минут.
Тогда, в Москве – нахлынули вдруг воспоминания – Чертков загорелся идеей: привезти гигантских панд в Петербург. Купить их невозможно – нереально до́роги – но вот так, как в Москву, на полгода или на год… Вернувшись домой, развил бурную деятельность, сдружился с зоопарком, стали вместе искать спонсоров, сколько-то денег пообещал Смольный…
Но сразу проект не склеился, а потом появились другие дела. Стало постепенно ясно, что при новой власти чиновничеству, в обмен на лояльность, предоставляется почти неограниченная свобода воровать: и надо было торопиться, пока власть не сменилась, обеспечить себе старость.
"А я даже машину четыре года не менял", – горько подумал Чертков. Бумажку сложил не в бардачок, а в бумажник: надо дать секретарше набрать на компьютере.
Тут появился Рогов. Все в том же жутком джинсовом костюме: переодевается он хоть иногда или нет? В который раз они сели рядом… И снова Рогов справа…
Василий стал объяснять, как работает кейс:
– Здесь микрофон, здесь радиоизлучатель, а это камера. Глазок не закрываете.
– Все понял, спасибо, – поблагодарил Чертков. Голос он постарался сделать "сдавленным" – по роли положено волноваться.
– Торгуйтесь, – советовал Рогов. – Дескать, пока сына не отпустите, деньги не дам.
– Пока сына не отпустите, деньги не дам, – повторил Чертков. – Постараюсь…
– Тогда удачи, – хрипло произнес Рогов.
– И вам тоже…
Пока ехали на стрелку – в двух смыслах: на стрелку Васильевского острова и на "стрелку" с бандитами, – Чертков внимательно смотрел в зеркало заднего вида. Да, машина хоть и набита операми под завязку, но одна. Лопухи.
Обещали, правда, еще автобус ОМОНа, но в намеченном Чертковым плане обширные боевые действия не предусматривались. Все должно произойти изящнее…
Да, вон он, автобус ОМОНа. Внутри не менее двадцати громил.
"Молодец, Леха, – сказал себе Чертков. – Изрядный поднял шухер. Теперь надо доигрывать. А то растопчут со злости".
И, сам того не сознавая, усмехнулся.
– Чего он лыбится-то? – удивился Любимов.
Вместе с Роговым, сидящим за рулем, Виригиным, Стрельцовым и Семеновым он внимательно следил за монитором, на котором шла прямая трансляция из машины Черткова.
– Нервный тик, – пояснил Рогов. У него у самого был сейчас именно такой тик.
– Внимание! – перебил его Семен.
К чертковской "ауди" подошел молодой человек приятной внешности, но с несколько брезгливым выражением лица. Такой эффект, возможно, возникал из-за жевательной резинки, которую энергично осваивали скулы незнакомца: он так был поглощен процессом жевания, что, казалось, плевал на весь остальной мир.
– И все? – не понял Любимов. – Он один?
Даже не оглядевшись, парень спокойно забрался в автомобиль Черткова. Сел туда, где только что сидел Рогов. То есть понятно было, что именно туда он и сядет, но Рогова это почему-то дополнительно напрягло.
Понятно почему: его сейчас все напрягало.
– Семен, снимай, – почти крикнул Вася.
Семен, понятно, и так уже снимал. Выдвинул объектив на своем супероперативном спецфотоаппарате. Раздались сухие щелчки.
– Дай я… – Рогов вдруг полез к фотоаппарату.
Любимов молча шлепнул его по руке.
– Занимайся своим делом, Вася! – посоветовал Семен.
Дело у Рогова сейчас одно было: сжимать в злобе и нетерпении кулаки…
Чертков молча достал из-под ног и положил на колени кейс с деньгами. На секунду мелькнуло ощущение "дежа-вю". Именно из этого кейса и именно те же самые два миллиона он уже отдавал – только не Балашову, а его начальнику.
– Привез? – безразлично спросил Балашов и выплюнул жвачку в окно.
– Где мой сын? – вскинул голову Чертков.
– Сперва бабки, – также спокойно сообщил Балашов.
– Стаса сначала верните, – Чертков следовал инструкции Рогова.
– Да пошел ты… – вдруг выдал Балашов, вытащил из кармана жвачку, засунул в рот пару пластинок.
И отвернулся к окну, интенсивно работая челюстями. Глазел на странную свадьбу, приехавшую к Ростральным колоннам. Гости как гости, машины, как положено, в лентах. Но вот только невеста – в ярко-лиловых фате и платье, а жених – в полосатом, серое с черным, костюме и в котелке. Вылитый мистер Твистер.
"Вот и Стасу свадьбу придется… Тоже расходы".
– А если обманете? – после некоторой паузы Чертков возобновил переговоры.
– Не тебе условия ставить, – пожал плечами Балашов. – Отвезу бабки, после сына выпустят. Так надежнее.
– Кому надежнее?!
– Нам…
Балашов по-прежнему особого интереса к разговору, казалось, не проявлял.
– Он жив? – резко повернулся Чертков.
– Если ментов не навел, получишь целым и невредимым, – зевнул Балашов.
Чертков вздохнул и раскрыл кейс с деньгами. Балашов лениво скосил взгляд на пачки оттенка цветной капусты.
– Чего? – не понял Чертков. – Забирай!
Балашов достал из рюкзака пакет магазина "Пегас", протянул чиновнику:
– Сам…
Выражение "шило в заднице" лучше всего характеризовало бы поведение Васи Рогова в эти минуты. Он прыгал на заднем сиденье, вертел головой, ежеминутно наступал на ногу Любимову, пинал коленками в спину сидящего на водительском месте Стрельцова и едва не раскачивал автомобиль. Жоре приходилось все время утихомиривать коллегу – в том числе и силой.
– Деньги перекладывает, ешкин кот! – вновь подпрыгнул Рогов.
– Не дурак, – прокомментировал Виригин.
Семен вытащил "тетрис", нажал на кнопку. "Тетрис" мерзко квакнул.
– Работает… – Семен остался доволен.
– А у них не пикнуло? – испугался Рогов. – Тогда хана…
– Что я, по-твоему, дегенерат олигофрен? – обиделся Семен. – Пикает только здесь, а там полосочка бледно-бледно загорается. Но тыща внутри пачки, им не видно…
Нелепое выражение "дегенерат олигофрен" появилось в лексиконе убойщиков после дела маньяка Амирханова, который нападал этой весной на одиноких прохожих в парке Лесотехнической академии. Маньяк, в целом, оказался "удачным": нападал неумело, так что все три жертвы выжили, а на суде смешил народ тем, что на все вопросы отвечал одинаково: "Я дегенерат олигофрен, тебя не понимать". Психиатры, однако, признали его вменяемым, а на зоне дегенерата через два месяца нашли в петле. Уголовники маньяков не уважают…
– Теперь куда? – раздался с экрана голос Черткова.
– Разворачивайся и через Дворцовый, – вновь зевнул Балашов.
Своим сверхъестественным равнодушием он жутко раздражал Жору Любимова. Надо же какой… дзэн-буддист хренов. Так бы и свернул шею. Жаль, через монитор шею свернуть нельзя. Ну ладно, недолго осталось.
Машина оперативников пристроилась сразу за Чертковым. ОМОН следовал чуть сзади.
"Ауди" выехала на Невский. Движение здесь, как обычно, было насыщенным, Стрельцов держался через машину от Черткова. Вася шурудил коленями так, что Жоре пришлось положить на одно из них тяжелую ладонь.
– Направо на Мойку! – скомандовал Балашов.
– Внимание! – напрягся Виригин.
По набережной Мойки машина проехала буквально пятьдесят метров.
Балашов выхватил из кармана пистолет и наставил на Черткова:
– Тормози! Живо!
– А Стас? – оторопел Чертков.
Вместо ответа Балашов выстрелил. В небо, но через боковое стекло. Чертков поморщился. Так не договаривались. Стекло – полторы сотни баксов.
А, наплевать: зато убедительно. Чертков ударил по тормозам. Стрельцов затормозил рядом через пару секунд. До преступника, выскочившего из "ауди", оставалось метров двадцать. Добыча легкая. Деваться ему некуда.
Как бы не так!
Балашов бросился к спуску к воде, и буквально в тот же миг взревел мотор скутера. Опера не успели подбежать к парапету, а шустрый водяной мотоцикл уже выпрыгнул почти на середину Мойки и понесся прочь от Невского. Стрелять было нельзя: с обеих сторон – прогулочные катера. Голос экскурсовода талдычил чего-то про колоннаду Казанского собора.
– В машину, быстро! – крикнул Виригин.
Рогов подскочил к растерянно топтавшемуся у "ауди" Черткову, оттолкнул его, прыгнул на переднее сиденье и первым пустился в погоню за скутером.
Черткову пришлось лезть в машину оперативников. "Черт, – колотилось чиновничье сердце. – Сейчас еще тачку расхреначат…"
Виригин выхватил мобильный телефон и задумался. Конечно, перекрыть Мойку запросто может любой не заполненный туристами кораблик, но как и с кем связываться? В итоге позвонил дежурному по городу. Попросил передать информацию на посты и патрулям. Сухопутным, увы, патрулям.
Водных – нет.
Машины, подпрыгивая на ухабах набережной Мойки, неслись вровень со скутером. Стрелять по-прежнему было нельзя. Чертков порывался что-то сказать, но его не слушали.
Красный мост. Синий мост, Исаакиевскую площадь прошили против всяких правил, Фонарный мост…
Продолжалась вся погоня от силы три минуты.
За Поцелуевым мостом скутер резко свернул в Крюков канал. А погоня застыла на углу Декабристов и Глинки: здесь шел какой-то ремонт.
– Васька умом тронется, – тихо вздохнул Стрельцов, глядя на "ауди".
Рогов вылез из машины и, сжимая кулаки, пошел на Любимова и Виригина. В глазах его горела ненависть.
– И что скажете? – хрипел Рогов. – Что теперь?
Виригин не ответил, повернулся к Черткову.
– Он выстрелил, – пролепетал чиновник. – Я не знал, что делать.
"А с работой – все двести баксов стекло", – пронеслось в голове.
– Мы видели. – Сердобольный Виригин сочувственно похлопал чиновника по плечу.
Чертков понял, что его не подозревают. Да и с чего, собственно? Все сделано чисто.
– Что же теперь? – повторил чиновник вопрос Рогова.
Только спрашивали они – о разном.
– Ну что, ловить будем, – вздохнул Виригин.
Рогов вдруг подпрыгнул и описал небольшой круг, шагов в пятнадцать. Стрельцов смотрел на него с нескрываемым опасением.
Рогов сжимал кулаки и озирался по сторонам. Что-то здесь неуловимо изменилось.
А вот что – пустота за Мариинским театром! Точно, здесь же собирались строить новую сцену. Когда на "Снегурочку" ходили, было темно, и Вася пустоты не заметил.