Такая у них была шутка. Они соперничали во всем, даже в том, кто больше будет скучать. Ему снова захотелось взять ее за руку, но она его опередила: взяла и сжала его руку.
- Не будешь. Именно этого ты хотел, и я за тебя рада. Ты же настоящий мужик!
Скотт засмеялся. Два года он играл в футбол в Университете Редландса, потом повредил колено и через пару лет поступил в полицию Лос-Анджелеса. Скотт был молод, решителен, амбициозен и хотел стать важной птицей. Его приняли в дивизион "Метро" - элитное подразделение, формировавшееся из патрульных полицейских. "Метро" представляло собой хорошо обученный резерв, который бросали на предотвращение и подавление уличных беспорядков и обеспечение безопасности в чреватых конфликтами ситуациях. Там служили лучшие из лучших, и это была необходимая ступень для тех, кто хотел попасть в самое элитное подразделение Управления полиции Лос-Анджелеса - спецназ. На следующей неделе Скотт должен был перейти в "Метро".
Стефани не отпускала его руку, и Скотт думал, что бы это значило, когда в конце улицы показался огромный "бентли", в этом обшарпанном квартале неуместный, как ковер-самолет, - с наглухо закрытыми затемненными окнами, без единой пылинки.
- Вот и "бэтмобил" отметился, - сказала Стефани.
"Бентли" медленно проплыл у них перед носом со скоростью от силы миль двадцать.
- Хочешь осветить?
- Зачем? Наверняка он заблудился, так же как мы.
- Мы не заблудились. Мы полиция.
Когда медленный "бентли" подъехал к перекрестку в тридцати ярдах от них, тишину вдруг разорвал низкий рев. С боковой улицы вылетел черный грузовик "кенворт" и врезался в "бентли", да так, что тот перевернулся и замер только на другом конце улицы на левом боку. "Кенворт" занесло, он замер, перегородив улицу.
Стефани сказала:
- Вот дерьмо!
Скотт включил мигалку и выскочил из машины. Стефани, выходя, поднесла к губам наплечную рацию и поискала глазами табличку с названием улицы.
- Где мы? Что это за улица?
Скотт увидел табличку.
- Улица Гармонии, в трех кварталах к югу от Харбор.
- Два Адам двадцать четыре, у нас несчастный случай с травмами на улице Гармонии, в трех кварталах к югу от Харбор-Фривэй и в четырех к северу от Уилшира. Нужна "скорая помощь" и пожарные. И подкрепление.
Скотт на три шага опередил ее и был ближе к "бентли".
- Я беру "бэтмобил". Ты - грузовик.
Они разделились, и Стефани перешла на бег. Когда они были на полпути к месту происшествия, грузовик осветился ярко-желтыми вспышками, и между зданий заметалось эхо выстрелов. Пули стальным дождем обрушивались на их патрульную машину и на "бентли". Скотт инстинктивно отпрыгнул в сторону, Стефани упала, вскрикнула и обхватила себя руками.
- Подстрелили. О черт…
Скотт бросился на землю. Вокруг ложились пули.
Двигайся. Действуй.
Скотт перекатился, выхватил пистолет и стал стрелять по вспышкам в грузовике. Потом вскочил и зигзагами побежал к напарнице, и тут на улице появился серый "гран-торино". Он с визгом затормозил около "бентли", но Скотт этого не заметил: он бежал к напарнице и на бегу стрелял в грузовик.
Стефани зажимала рукой живот. Скотт взял ее за плечо. Из грузовика больше не стреляют, отметил он.
Из "гран-торино" вышли двое мужчин в черных масках с пистолетами и стали расстреливать "бентли". Разбили стекла, пробили дырки в корпусе. Водитель остался за рулем. Тем временем из грузовика вылезли еще двое мужчин в масках, с автоматами АК-47. Скотт потащил Стефани к их черно-белому патрульному автомобилю, поскользнулся в луже ее крови, но продолжал тащить.
Первый мужчина из грузовика, высокий и тощий, тотчас же открыл огонь по лобовому стеклу "бентли". Второй - толстый, с обширным брюхом, нависавшим над брючным ремнем, - направил свой автомат на Скотта, и АК-47 расцвел желтыми цветами.
Скотта ударило в бедро, и он выпустил плечо Стефани, тяжело осел и увидел, что из ноги хлещет кровь. Он выстрелил еще два раза, и патроны кончились. Поднявшись на колени, он взял Стефани за руку.
- Я умираю, - прошептала она.
- Нет, - сказал Скотт. - Нет. Богом клянусь, ты не умрешь.
Пуля попала ему в плечо, он упал, снова выпустив Стефани, и перестал чувствовать свою левую руку. Толстый, должно быть, подумал, что он убит, и повернулся к своим, а Скотт пополз к патрульной машине. Машина была для них единственным укрытием. Если он до нее доберется, то сможет использовать ее как таран или как щит, чтобы добраться до Стефани.
Он включил наплечную рацию и зашептал, не осмеливаясь говорить громко:
- Ранены полицейские. Идет перестрелка, идет перестрелка! Два Адам двадцать четыре, мы здесь погибнем!
Мужчины из серой машины распахнули двери "бентли" и стали стрелять внутрь. Скотт на мгновение увидел пассажиров. Пальба стихла, и он услышал голос Стефани. Это было больнее, чем нож.
- Не уходи! Скотти, не уходи!
Скотт упорно полз к машине. В машине автомат.
- Не бросай меня!
- Я здесь, малыш. Я не ухожу.
- Вернись!
Скотт был в пяти ярдах от машины, когда толстый услышал Стефани. Он обернулся, увидел Скотта, поднял автомат и выстрелил. Скотт снова почувствовал удар - третья пуля пробила жилет и вошла в грудь справа внизу. Боль была страшная и скоро еще усилилась, когда брюшная полость заполнилась кровью. Скотт затих, сил не было. Ждал, что толстяк выстрелит в него еще раз, но тот пошел к "бентли". Все громче звучали сирены.
Черные фигуры копошились внутри "бентли", но Скотт не видел, что они там делают. Водитель "гран-торино" высунулся посмотреть, приподнял маску. Мелькнула заросшая седыми волосами щека. Тут те, что были в "бентли" и рядом, бросились к "торино". Толстяк был последний. Он замешкался перед открытой дверью машины, еще раз посмотрел на Скотта и поднял автомат. "Нет", - простонал Скотт и попытался отпрянуть, но тут сирены сменились успокаивающим голосом:
- Просыпайтесь, Скотт.
- Нет!
- Три, два, один…
Все девять месяцев и шестнадцать дней после того, как Скотт Джеймс был ранен и у него на глазах убили его напарницу, он просыпался с криком.
Глава 2
Скотт так резко отпрянул, что, проснувшись, всякий раз удивлялся, как не упал с кушетки психоаналитика. Хотя он понимал, что на самом деле лишь слегка дернулся. После процедуры углубленной регрессии он просыпался всегда одинаково - в тот момент, когда ему снилось, что толстый поднимает АК-47. Скотт стал старательно делать глубокие вдохи, стараясь унять колотившееся сердце.
Из глубины тускло освещенной комнаты донесся голос Гудмена. Чарлза Гудмена, доктора медицины, психиатра.
- Дышите глубже, Скотт. Как вы себя чувствуете?
- Нормально.
Сердце у него колотилось, руки дрожали, грудь покрылась холодным потом, но Скотт умел не поддаваться чувствам.
Гудмен был тучный мужчина за сорок в сандалиях, с остроконечной бородкой и волосами, стянутыми в хвост. Его небольшой кабинет располагался на втором этаже двухэтажного оштукатуренного здания в Студио-Сити.
Скотт сбросил ноги с кушетки и поморщился - бок и плечо онемели. Когда он сидел слишком долго, тело немело. А еще ему было нужно несколько секунд, чтобы прийти в себя, когда он выходил из гипнотического состояния, - как шагнуть с ярко освещенной солнцем улицы в сумрак бара. Это была уже пятая такая процедура - пятое возвращение к событиям той ночи, и сейчас что-то сбивало его с толку, он никак не мог ухватить, что именно. Наконец вспомнил и посмотрел на психиатра.
- Бакенбарды.
Гудмен открыл блокнот и приготовился записывать.
- Бакенбарды?
- У мужчины за рулем машины, в которой они уехали, были седые бакенбарды.
Гудмен сделал пометку в блокноте и пролистал предыдущие страницы.
- Вы раньше не говорили про бакенбарды?
Скотт напряг память. Может быть, он уже вспоминал про эти бакенбарды?
- Я раньше их не помнил. Вспомнил только сейчас.
Гудмен лихорадочно записывал, но чем быстрее он писал, тем больше Скотт сомневался.
- Как вы думаете, я их действительно видел или придумал?
- Пока не думайте об этом. Не старайтесь себя перепроверить. Просто рассказывайте, что вспомнилось.
Он ясно помнил, что видел.
- Когда я услышал сирены, он повернулся к стрелкам и приподнял маску.
- На нем была такая же маска?
Пятерых стрелков Скотт всегда описывал одинаково.
- Да, черная вязаная лыжная маска. Он чуть приподнял ее, и я увидел седые бакенбарды. Длинные, вот досюда. - Скотт коснулся щеки чуть ниже мочки уха.
- Волосы?
- Только бакенбарды. Он лишь слегка приподнял маску, но бакенбарды были видны. Я выдумываю?
Скотт читал об искусственно внушенных воспоминаниях и воспоминаниях, открывшихся под гипнозом. К таким воспоминаниям относились с подозрением, и лос-анджелесские окружные прокуроры их не жаловали, ибо их легко опровергнуть: они вызывают понятные сомнения.
Гудмен заложил блокнот ручкой и закрыл.
- Почему вы на это соглашаетесь?
Скотт не любил, когда Гудмен проделывал с ним эти свои психиатрические штучки, задавая одни и те же вопросы и следя, как изменяются ответы, но Скотт ходил к нему уже семь месяцев и привык выполнять это упражнение, пусть и неохотно.
Скотт очнулся через два дня после перестрелки, ясно помня события той ночи. В течение трех недель интенсивных допросов детективами отдела особо тяжких преступлений Скотт старательно описывал пятерых стрелков, но не мог дать ни одной детали для их опознания. Все пятеро были в масках, в перчатках и одеты с ног до головы. Скотт не мог сказать, какого цвета у них были глаза, волосы, кожа. Ни в "кенворте", ни в "гран-торино", который бросили в восьми кварталах, не обнаружили никаких отпечатков пальцев или образцов ДНК. Несмотря на то что этим делом занималась группа лучших детективов, подозреваемых не было, и расследование зашло в тупик.
Девять месяцев и шестнадцать дней после того, как в Скотта Джеймса стреляли, а Стефани Андерс убили, преступники оставались на свободе.
Скотт посмотрел на Гудмена.
- Затем, что я хочу помочь. Мне нужно сознавать, что я хоть что-то делаю для поимки этих ублюдков.
Затем, что я жив, а Стефани погибла.
Гудмен улыбнулся.
- Не нужно думать, что вы что-то выдумали. Основные события той ночи вы описываете одинаково с самого начала, с момента разговора со Стефани: модели машин, то, как стояли стрелки и куда стреляли. Все, что можно было подтвердить, было подтверждено, но в ту ночь столько всего случилось, притом под таким невероятным напряжением, что какие-то незначительные детали из памяти выпадают - мы склонны их терять. Во время первой процедуры вы вспомнили про гильзы. А о том, что сначала услышали шум двигателя "кенворта", а потом уже увидели грузовик, вы вспомнили лишь на четвертом сеансе.
Скотт не мог не признать, что слова Гудмена имеют смысл. Действительно, до первого сеанса он не вспоминал, как блестели гильзы, дугой вылетавшие из автомата толстяка, а до четвертого - как услышал рев грузовика.
Гудмен подался к нему.
- Когда подробности начинают возвращаться, предполагается, что вы можете вспомнить больше, поскольку каждое новое воспоминание влечет за собой следующее, подобно тому как сначала в трещину плотины вода течет по каплям, потом тонкой струйкой, а потом плотина рушится и вода затопляет все.
- Значит ли это, что мой мозг разрушается? - нахмурился Скотт.
Гудмен улыбнулся и снова открыл блокнот.
- Это значит, что вам надо радоваться. Вы хотели проверить, что произошло в ту ночь. Этим мы и занимаемся.
Скотт раньше думал, что хочет проверить, что тогда произошло, но теперь все больше хотел это забыть. Он переживал эту ночь вновь и вновь, он ее пересматривал, он был одержим ею, ненавидел ее, но не мог избавиться от воспоминаний.
Он посмотрел на часы. Оставалось всего десять минут.
- Давайте сегодня на этом закончим. Мне нужно все обдумать.
Гудмен и не подумал закрывать блокнот.
- У нас еще осталось несколько минут. Я хочу кое-что уточнить.
Уточнить. Профессиональный жаргон психиатра - это значит, задавать дополнительные вопросы о таких вещах, о которых Скотт предпочел бы не говорить.
- Конечно. Что именно?
- Помогают ли вам эти сеансы? Не стало ли меньше ночных кошмаров?
Кошмары взрывали его сон, начиная с четвертого дня в госпитале. По большей части они напоминали короткие клипы, вырезанные из длинного фильма о событиях той ночи: вот толстяк стреляет в него; вот он поскальзывается в луже крови Стефани, и пули бьют в его тело. Но все чаще ему снилось, что люди в масках за ним охотятся. Это была паранойя. Они выпрыгивали из его кладовки или возникали вдруг на заднем сиденье его машины. Последний кошмар приснился ему вчера.
- Гораздо меньше, - сказал Скотт. - Уже две недели никаких кошмаров. - Он опять взглянул на часы: оставалось еще целых шесть минут. - Может быть, на сегодня хватит?
- Еще один момент. Поговорим о вашей новой работе. Вы уже получили собаку? В прошлый раз вы говорили, что собаки скоро прибудут.
- Они прибыли на прошлой неделе. Главный инструктор проверяет их, прежде чем принять. Вчера он закончил проверку. И сегодня во второй половине дня у меня будет собака.
- И вы вернетесь к уличному патрулированию.
Скотт понял, к чему он клонит, и ему это не нравилось.
- Да, после того как сдадим экзамен. Полицейские из К-9 работают на улицах.
- И сталкиваются с плохими парнями лицом к лицу.
- Именно так.
- Вы чуть не погибли. Вы не боитесь, что это может повториться?
Скотт не стал притворяться, что не чувствует страха. Он не хотел снова ездить в патрульной машине и не хотел заниматься бумажной работой, но узнав, что в части К-9 открылись две вакансии, стал добиваться перевода туда. И девять дней назад закончил курсы инструкторов полицейских собак.
- Боюсь, конечно, но какой полицейский не боится? Это одна из причин, почему я хочу остаться на работе.
- Но не все полицейские имеют три ранения, и не у каждого на глазах убили напарника.
Скотт не ответил. С того дня, когда он очнулся в госпитале, он тысячу раз думал о том, чтобы уйти с работы. Большинство его друзей-полицейских считали безумием то, что он не хочет получить инвалидность; в отделе персонала УПЛА ему сказали, что от ранений такой тяжести он не восстановится никогда и к работе вернуться не сможет; но Скотт настоял на том, что останется в полиции. Интенсифицировал физиотерапию. Упросил своего командира в "Метро" разрешить ему работать с собакой. Возможно, он старался убедить себя, что остался таким же, каким был до ранений. Ему порой казалось, что тогда он умер там, на улице, вместе со Стефани, и сейчас он всего лишь призрак, всего лишь притворяется живым человеком. И даже его стремление работать в К-9 тоже притворство - он притворяется, что бывает коп без напарника.
Скотт сказал:
- Если я уйду, значит, те, кто убил Стефани, победили.
- А почему вы ходите ко мне? - спросил Гудмен.
- Чтобы примириться с тем, что остался в живых.
- Я думаю, это правда. Но не вся.
- Так скажите мне всю правду.
Гудмен посмотрел на часы.
- Мы уже захватили несколько лишних минут. Это был удачный сеанс, Скотт. Через неделю в это же время?
Скотт встал, стараясь не показать, что от резкого движения в боку остро кольнуло.
- Через неделю в это же время.
Он уже открывал дверь, когда Гудмен заметил:
- Надеюсь, вы вспомнили достаточно, чтобы успокоиться и закрыть тему.
Скотт замер, потом вышел, спустился на парковку и только тогда сказал:
- Надеюсь, я вспомнил достаточно, чтобы забыть.
Стефани снилась ему каждую ночь.
Не бросай меня! Скотти, не уходи! Вернись!
Он страдал, вспоминая ее глаза, ее умоляющий голос. Стефани Андерс умерла с мыслью, что он ее бросил, и он ничего не сможет сделать ни сейчас, ни в будущем, чтобы изменить это.
"Я здесь, Стеф. Я тебя не бросил. Я пытался тебя спасти".
Скотт говорил ей это каждую ночь во сне, но Стефани умерла и не могла услышать его. Он понимал, что ее уже не убедишь, но все равно повторял и повторял это, стараясь убедить себя.
Узкая парковка за домом Гудмена раскалилась от летней жары, воздух был сух, как наждак. Машина Скотта так нагрелась, что он открывал дверцу, обернув руку носовым платком. Свой синий "транс-эм" 1981 года Скотт купил за два месяца до страшной ночи. Сквозь синюю краску проступала ржавчина, радио не работало, пробег сто двадцать шесть тысяч миль. Скотт отдал за него тысячу двести долларов и собирался в свободное время, по выходным, отреставрировать своими руками, но после ранений потерял интерес к этой идее. Прошло девять месяцев, а к машине он так и не притронулся.
Когда кондиционер охладил воздух, Скотт выехал на Вентура-Фривэй и направился в Глендэйл.
Взвод К-9 располагался вместе с подразделением "Метро" на Центральном участке, в центре, но для тренировки собак пользовался еще несколькими площадками в разных точках города. Главная тренировочная площадка была в Глендэйле, где Скотт и еще два новых инструктора проходили подготовку к службе в К-9 на двухмесячных курсах инструкторов, которые вел главный инструктор, ветеран взвода. Курсанты занимались с вышедшими в отставку патрульными собаками - с ними было легко работать. Собаки служили учителями своим новоиспеченным инструкторам. Однако теперь новые инструкторы должны были выбрать себе в напарники предварительно обученных патрульных собак и начать с ними процесс сертификации, который продолжается три с половиной месяца. Это был очень важный для новых инструкторов момент - с этого момента вся их жизнь была связана с новой собакой. Скотт понимал, что должен чувствовать волнение, но на самом деле чувствовал только лишь тупую готовность к работе.
Он миновал Голливудскую развилку, когда зазвонил телефон. Высветился номер УПЛА, поэтому он ответил: думал, что это старший инструктор взвода К-9 Доминик Леланд.
- Скотт слушает.
Раздался мужской голос, но это был не Леланд:
- Офицер Джеймс, меня зовут Бад Opeo, я работаю в отделе убийств и ограблений. Я звоню, потому что хочу познакомиться с вами. Меня назначили руководить расследованием вашего дела.
Скотт молча вел машину. Он больше трех месяцев не разговаривал с детективами, которые расследовали его дело.
- Офицер, вы меня слышите? Или связь прервалась?
- Я вас слышу. А с Мелоном что случилось?
- Детектив Мелон в прошлом месяце вышел на пенсию. Детектив Стенглер получил другое назначение. Теперь этим делом занимается новая команда.