У кабинетов, двери которых были распахнуты, он задержался. Сперва зашел в тот, где Алексей писал свои показания, увидел разлетевшиеся по полу бумажные листки, поднял и пробежал глазами написанное. На лице убийцы не отражалось никаких эмоций. Сложив листы вчетверо, здоровяк сунул их в карман пальто и перешел во второй кабинет.
Здесь тоже стоял стол с четырьмя выдвижными ящиками. Убийца подергал за ручки, убедился, что все ящики заперт, и достал из кармана нож. Выщелкнув лезвие, он легко взломал замок верхнего ящика, выдвинул его, осмотрел, потом совсем вытащил из пазов и швырнул на пол. Выдвинул второй ящик, за ним - третий, потом - четвертый. Ничего. Абсолютно ничего, что хоть как-то указывало на существование некой группы, похитившей самолеты. Пустые бумажки. "Осмотрели…", "Постановили…", "Алкоголик Сурцев разбил витрину кинотеатра "Мечта"…" Никчемный бред.
Все с тем же отсутствующим выражением лица убийца нажал кнопку на рукояти ножа, и лезвие с легким щелчком втянулось внутрь. Спрятав оружие в карман пальто, парень вышел в коридор, нагнувшись, заглянул в пролом, а затем вернулся в предбанничек и, опершись могучим плечом о стену, застыл у дверей.,
Алексей пронесся по этажу, тычась на бегу в запертые двери. Никого. Пусто. Он хотел попробовать выломать одну из них, но решил, что если ему не удастся это сделать с первой попытки, то на вторую времени все равно не останется, а драгоценные секунды будут упущены. Топот убийц слышался уже на лестнице. Окно, ведущее из коридора на улицу, украшала неизменная железная решетка. Может быть, не такая прочная, как те, что затягивали окна отделения, но вполне достаточная, чтобы ее не смог высадить человек вроде Алексея. Те парни, что шагали следом, наверное, смогли бы, а он - нет. Не стоит даже стараться.
В дальнем конце коридора Алексей остановился. Слева располагался туалет "М", справа - неприметная фанерная дверь с надписью "Пожарный выход". Уже не особенно веря в удачу, он толкнул ее ладонью и… дверь поддалась. Легко и плавно. Проскользнув на площадку, заваленную окурками, пеплом, рваными бумагами и прочим хламом, Алексей на секунду задержался, чтобы перевести дух.
Он мог бы рвануть вниз, но не сделал этого. По двум причинам. Во-первых, внизу дверь вполне могла быть и заперта. Такие штучки как раз в духе наших общественных организаций. Во-вторых, даже если предположить, что она открыта, то наверняка выводит все в то же отделение милиции. А оттуда дорога только одна - на площадь, где его поджидает мускулистый парнишка с автоматом. Отсюда же, с площадки, можно было попасть на чердак. Для этой цели предназначалась торчащая у стены короткая металлическая лесенка, над которой отливал тусклым замызганным металлом квадратный люк. Кто-то навесил на железные дужки внушительный амбарный замок, легко открывающийся обычным гвоздем. Другое дело, что у Алексея не было ни гвоздя, ни даже булавки.
И все же он не стал терять времени. Зажимая зубами рвущийся наружу стон, Алексей вскарабкался наверх и, упершись спиной в оцинкованную крышку, попробовал приподнять ее. В раненом плече забили боевые барабаны, а крышка даже не пошевелилась. Дужки оказались приколочены куда сильнее, чем можно было ожидать. Еще одно усилие. Сухо затрещало над головой ломающееся дерево, а гвозди начали выходить из пазов. Алексей понял: еще немного, и крышка откроется. А с чердака наверняка есть выход на крышу. До спасения оставалось буквально два шага.
Боль в плече вспыхнула с новой силой. Конечно, будь здесь симпатичная женщина-врач, она вряд ли одобрила бы все эти физические упражнения. Но ему ничего не оставалось.
Алексей стиснул зубы, напрягся и нажал на крышку так, что гвозди, удерживающие горизонтальную дужку, полезли, словно червяки после дождя. Еще одно незначительное усилие, и люк наконец открылся. Задыхающийся от напряжения Алексей с трудом поднялся по двум последним перекладинам лестницы в ледяное, серое нутро чердака. Здесь было сухо и пахло птичьим пометом. Справа и слева в крыше располагались по два смотровых окна, прикрытых деревянными ставнями. Впрочем, ставни - не самое страшное. Самое страшное оставалось за спиной.
Откуда-то из чердачной тени шарахнулся перепуганный голубь. Не обращая на него внимания, Алексей протопал к оконцам, щелкнул ржавыми шпингалетами и сбросил ставень на пол. Поднявшаяся туча пыли закрутилась в оранжево-алых лучах вечернего солнца.
Несомненно, шум услышали и убийцы. Алексей даже удивился, насколько отчетливо звучали здесь их шаги. Он понял, что ОНИ бегут. Бегут по коридору, наверняка осматривая двери, пытаясь найти ход, которым он, Алексей, проник на чердак. Значит, в запасе есть немного времени до того момента, когда кто-нибудь из чудо-богатырей Сулимо ввалится на чердак.
Алексей наклонился и головой вперед выбрался на покатую крышу. Все оказалось даже хуже, чем он ожидал. Железо было покрыто тонкой ледяной корочкой. То есть, наверное, для профессионального акробата проход по такой крыше от оконца до угла не составил бы большого труда, но Алексей-то был летчиком, а не канатоходцем. Водосточная труба, поблескивающая метрах в двадцати слева, показалась ему столь же далекой и недоступной, как прошлогодняя зима. А ведь именно на ней и базировались все его расчеты. Он намеревался спуститься вниз по водосточной трубе. Раскинув в стороны руки, словно дурной артист, неумело изображающий пощипанную в драке ворону, Алексей сделал крохотный шажок и ступил на недовольно загрохотавшее железо.
- Твою мать, - шепотом пробормотал он в сердцах.
Мало того, что ботинки были малы, но они оказались еще и безобразно сношенными. Конечно, спасибо старику. Все не босиком. И в общем-то, Алексей довольно быстро привык к сточенным до подметок каблукам, но здесь, на крыше, на ледяном скате, эти самые каблуки уменьшали его шансы благополучно добраться до трубы примерно наполовину.
Алексей подождал секунду, переводя дыхание, и сделал еще один шажок, поморщившись от накатившей волны железного грохота. Он представил, как в это мгновение один из убийц протискивает могучие плечи через узкий проем чердачного люка и оглядывается. Настороженно, внимательно.
"Эх, - подумал Алексей, - была бы у меня лопата, я бы встал рядом с люком и бил бы их по головам. Каждого, кто отважится сунуться".
Он понимал, что это всего лишь бравада, пустая фантазия, которую, даже будь у него лопата, он не посмел бы осуществить. И все-таки Алексей мысленно произносил эти пустые, никчемные слова. Хотя бы ради того, чтобы успокоить, удержать натянутые до предела нервы. Ощущал он сейчас себя примерно так же, как если бы его "МиГ" валился отвесно на голое перепаханное поле.
Еще шажок. Что-то зашумело прямо под ногами. Какой-то жуткий, пугающий треск, хлопки. Алексей вздрогнул и обернулся. Ничего страшного. Просто ополоумевший от нашествия людей голубь наконец вырвался из чердачного окна и шарахнулся влево и вверх, пролетев за спиной застывшего, словно пугало, человека.
Алексей вздохнул с облегчением. Птица, обычный помоечный сизарь, чуть не угробила его. Слишком резкий поворот мог стоить ему жизни. Он чуть расслабился, и в эту секунду подошва старенького ботинка внезапно скользнула по тонкой корочке льда. Алексей взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, и не смог. Поехал, поехал вниз. Сердце испуганно екнуло и сжалось. И вдруг он увидел, как по самому краю крыши, по цинковому скату пробежал розовый солнечный луч. Это было совершенно ирреальное ощущение. Розовый луч обозначал границу, границу между жизнью и смертью. Для него, Алексея. Он все скользил и скользил, и падение это растянулось на бесконечно долгие мгновения. Капли, отсчитывающие столетия.
Он напрягся. Когда от пропасти его отделяло не больше двадцати сантиметров, Алексей вдруг разглядел внизу безобразный коричневый штакетник, примыкавший к зданию милиции, крохотный сад и ущербную развалюху чуть дальше, за деревьями. В ней кто-то был, из трубы шел дымок, указывающий на присутствие людей. Но сейчас спасение заключалось не в этом. Алексей увидел еще и куцую яблоню, не очень высокую, едва достигающую середины второго этажа. От края крыши до деревца было метра три, может быть, три с половиной. Если вдуматься, не такое уж большое расстояние.
Правда, вдумываться Алексею было некогда. У него оставалась одна секунда, всего одна, на то, чтобы рассчитать силу толчка. Но за эту секунду он успел подумать о том, что будет, если ноги его скользнут по предательскому льду и толчок окажется слишком слабым. Он успел представить, как летит головой вниз и, перевернувшись в воздухе, падает спиной на страшный коричневый штакетник. И как острые рейки пробивают его тело насквозь, словно копья. Все это прошло перед глазами за сотую долю секунды. А дальше мозг дал команду истерзанным мышцам. Алексей завис на самом краю крыши, завис, будучи уже не в силах ничего изменить. Потом ноги послушно оттолкнулись от цинкового желобка, и он взлетел, разбросав руки в стороны, выкатив грудь и запрокинув голову, словно действительно рассчитывал взмыть в вечернее небо. Мгновение Алексей свободно парил, зависнув в абсолютной точке полета, а затем ухнул вниз, будто скользнув по невидимой горке.
Розовощекий молодец, высунувшийся из чердачного оконца, рванул с бедра автомат, но был он хотя и ловок, но слишком здоров. В уличной драке его могучее тело могло сослужить отличную службу, но только не тут. Автомат грохнулся глушителем о ступеньки, палец, лежащий на спуске, спазматически дернул курок. Словно резкий порыв осеннего ветра, прошуршала короткая очередь. Пули впивались в птичий помет, в пыль, в деревянные стропила, прошивали дранку и штукатурку и застревали этажом ниже в потертой крышке бухгалтерского стола.
- Черт! - рявкнул убийца, дергая автомат. Кожаный ремень кобуры не выдержал, лопнул, но было слишком поздно. Беглец уже скрылся за скатом крыши.
Алексей рухнул грудью на ветви яблони, и те подломились, смягчая падение. Он сомкнул пальцы правой руки, сминая в кучу молодые тонкие побеги, держась за них, как за спасательный круг. Ствол яблони с почти человеческим стоном прогнулся, и Алексей увидел, как справа проплывает, уносясь вверх, желтая стена отделения милиции. Вот показалось окно первого этажа. Он собрался было выпустить ветки и спрыгнуть на землю, когда дерево с громким, похожим на удар хлыста звуком вдруг переломилось пополам, сбросив человека вниз. Алексей приземлился на пятки, не удержал равновесия и опрокинулся на спину. Впрочем, тут же вскочил и побежал к дышащей печным дымом хибаре. Мимо нее, мимо неказистого сарайчика и собачьей будки и дальше, через узкую калитку, вдоль улицы. Бегом… Бегом… Выскочивший на крыльцо хибары поддавший мужик что-то матерно и зло орал ему в спину, но Алексей уже не мог разобрать слов. Да и не стоило. Что он, мата не слыхал, что ли?
Глава тринадцатая
Капитан Сулимо холодно, без всякого выражения посмотрел на розовощекого молодца и проскрипел равнодушно:
- Ну?
- Ушел. Спрыгнул с крыши, - парень побледнел. Он прекрасно знал, что означает этот зловещий тон. Когда Сулимо разговаривал вот так, спокойно, даже чуть скучно, совершенно не окрашенным эмоциями голосом, это значило, что близка граница, за которой ярость и злоба капитана достигали высшей точки кипения. И если подлить в огонь хотя бы каплю масла, то произойдет взрыв - Сулимо начнет "стравливать пар". В такие минуты ему лучше было не перечить, отвечать четко и по делу. Иначе можно было лишиться зубов или остаться с переломанными ребрами. А в самом худшем случае капитан мог просто убить.
Сулимо продолжал смотреть на парня тяжелым колючим взглядом. Тот не выдержал и опустил глаза.
- Пошли, - коротко кивнул капитан. - Давайте все вниз.
Боевики скатились на первый этаж. У тела Ясенева Сулимо остановился, поднял с пола пистолет сержанта, выщелкнул из магазина обойму и положил ее в карман. Не говоря ни слова, он вытянул руку открытой ладонью вверх.
"Чистильщик" сразу понял, что от него требуется, сунул руку в карман, вытащил "ПМ", из которого был застрелен Уфимцев, и положил капитану на ладонь.
Сулимо усмехнулся:
- Молодец, соображаешь, хвалю.
Пнув тело Ясенева ногой, он перевернул труп на спину и, почти не целясь, выстрелил. Пуля попала точно в ножевой разрез. Гильза со звоном поскакала по кафельному полу. Сулимо выстрелил еще два раза - в живот и в сердце, затем приказал коротко:
- Уходим.
Все пятеро торопливо зашагали к выходу, прогрохотали по пустынному коридору, свернули в предбанник. "Чистильщик" подхватил пакет й куртку, и в этот момент дверь распахнулась. На пороге возникла низкая коренастая фигура, облаченная в толстый черный тулуп. Не говоря ни слова, Сулимо вскинул пистолет. Входящий милиционер увидел быстро идущих к нему людей, развороченную будку дежурного и завалившегося на бок Уфимцева у конторки.
- Что, черт… - начал было он, и в. ту же секунду раскатистый хлопок оборвал незамысловатую речь на полуслове.
Обладатель тулупа попятился, запнулся о порожек, с грохотом распахнул спиной дверь и вывалился на улицу. Двое парней мгновенно, не сговариваясь, ускорили шаг, подхватили тело за ноги и втянули в предбанник.
- Жив? - спросил Сулимо.
- Дышит.
- Отлично.
Спокойно, словно ничего не произошло, группа вышла на улицу. На пороге капитан обернулся, осмотрел разгромленное отделение опытным взглядом, усмехнулся и… бросил "ПМ" на кафельный пол, рядом с телом третьего милиционера. Стоявший у магазина парень тотчас отлип от стены и зашагал через площадь.
Сулимо повернулся к шагающим за ним боевикам:
- Вы двое, - ткнул он пальцем, - ты и ты. Посмотрите на улицах.
Названные не ответили ничего. Ни "есть", ни "так точно". Просто молча повернулись и так же молча разошлись: один нырнул в переулок слева от здания милиции, другой зашагал по узенькой улочке, уходящей вправо.
- Остальные, - Сулимо махнул рукой, - за мной, к вертолету. Ничего, никуда он не денется.
Алексей продолжал бежать вдоль бесконечно длинного ряда заборов. Штакетник сменялся глухими дощатыми стенами, те снова штакетником. Раз ему попалось даже сооружение, выполненное из настоящих бетонных плит, более похожее на фортификации, чем на забор. И везде, в каждом дворе, заливались лаем собаки.
Тот, кто планировал этот поселок, не утруждал себя особой фантазией. Улочки расчерчивали трехкилометровый пятачок с севера на юг и с запада на восток. Сейчас Алексей отдалялся от центра, все больше углубляясь в мир крохотных двориков, одноэтажных избушек, печных труб и сторожевых псов. Десяток пятиэтажных "высоток" и один восьмиэтажный "небоскреб" - краса и гордость поселка - остались у него за спиной.
Алексей искал кого-нибудь, кого не надо выдергивать из дома и кто мог бы указать ему путь к станции, в то же время пытаясь запутывать следы. Постепенно он перешел с бега на быстрый шаг. Следовало поберечь силы. Неизвестно, какие сюрпризы заготовила ему фортуна впереди. Пересекая перпендикулярные улочки, Алексей поглядывал вправо и влево, но рабочий контингент поселка еще нес трудовую вахту, а остальные, те, у кого сегодня выдался выходной день, отсыпались дома после новогодних праздников. Или же старательно продолжали праздновать. Словом, улицы были идеально пусты. По ним как будто прошлись пылесосом. На глаза беглецу не попадались даже вездесущие бродячие собаки.
Пару раз Алексей останавливался и прислушивался, не идет ли электричка. Но вместо долгожданного тягучего, однообразного перестука колес слышал лишь лай собак да редкие завывания ветра. Но, что было куда хуже, Алексей давно перестал ориентироваться в узеньких улочках поселка и теперь никак не мог сообразить, в какой же стороне вообще находится станция. Возможно, он, сам того не желая, уходил от нее все дальше.
Наконец в одном из переулков появился первый прохожий, помятый мужичок лет сорока пяти в болоньевой темно-фиолетовой куртке, ватных штанах и кепке. Алексей заметил его метров за пятьдесят. Старательно пыхтя и потея, мужик вытаскивал со двора на улицу старенький двухколесный велосипед, тот никак не хотел проходить в узкую калитку, цепляясь то рулем, то педалями. "Велосипедист" матерился, громко, со смаком, и периодически пинал железного коня коленом. Алексей свернул в переулок и торопливо зашагал к мужику, молясь лишь об одном: чтобы тот не вытянул, наконец, своего раздолбанного "минскача", не сел на него и не укатил в противоположном направлении.
Когда их разделяло метров пятнадцать, велосипедиста вдруг осенило. Витиевато матернувшись, забулдыга поднял двухколесное чудо и попросту перетащил через забор. Судя по улыбке, он был очень доволен собственной сообразительностью. Освободив велосипед, забулдыга вывел его на неровную замерзшую дорогу. Алексей вдруг представил, как этот небритый "спортсмен" сейчас лихо вскочит в седло, даст старенькому "Минску" шпоры, велосипед заржет, словно лошадь, и, встав на заднее колесо, унесет ездока прочь. Он уже открыл было рот, чтобы произнести заготовленное заранее: "Будьте любезны, не подскажете ли вы мне…", но тут же осекся, сообразив, что общаться с помятым владельцем велосипеда подобным образом все равно, что слепому разговаривать с глухим.
Алексей бегом преодолел разделявшее их расстояние и, схватив мужика за плечо, буркнул:
- Слышь, кореш, до станции далеко туг?
Помятый вздрогнул, обернулся, увидел истерзанного, перепачканного чердачной пылью Алексея и осклабился полусгнившими зубами, среди которых рукотворным памятником отечественной стоматологии торчала пара похабных металлических фикс.
- Гы, братан, - с невообразимым полублатным придыханием произнес помятый. - Ну ты, в натуре, шугнул мя.
- Станция-то где? - упрямо повторил вопрос Алексей, глядя в тусклые, бесцветные глаза велосипедиста.
- Ты заблудился, что ли, братан? - хмыкнул тот. - Ну вот дальше по улке пойдешь, как увидишь кирпичный дом с красными ставнями, сразу налево, через речушку, по мостку. А там еще четыре двора и ровнячком к кассе выйдешь. Там и станция.
- Ага. Слышь, а до Ростова далеко? - задал новый вопрос Алексей.
- Эвон ты куда хватил, - заржал помятый. - До Ростова. Да до Ростова, братан, верст эдак девяносто будет.
- А какой тут ближайший город покрупнее есть?
Велосипедист нахмурился:
- Да ты че, братан, не здешний, что ли? Правда, что ли, заплутал?
- Правда, правда, - теряя пришибленно-развязный тон поторопил Алексей. - Какой здесь город-то?
- Ну, город… Шахтинск город. Но это пятнадцать верст. А хочешь, садись, я тебя за "чирик" на багажнике довезу, - сострил помятый и заржал хрипло.
- Шахтинск, говоришь?
- А в другую сторону - Гуково, но тот поменьше. И Каменск. Тоже верст девяносто.
- И скоро электричка на этот Шахтинск?
- Электричка? Кто же ее знает? Кабы ты время сказал…
Алексей посмотрел на часы:
- Пять минут пятого.
Глаза помятого внезапно загорелись странным, живым, осмысленным блеском.
- Классные часики у тебя, братан, - восторженно проворчал он. - Слушай, на хрен тебе этот Шахтинск? Давай твои тикалки пихнем, возьмем пару фуфырей, вмажемся. Пойдем ко мне, посидим. Да ты не дрейфь, - принялся уговаривать он, мгновенно оценив выражение лица собеседника. - Есть у меня тут один кореш, он, гадом буду, за твои часики семидесятник отстегнет. Как с куста. Возьмем парочку белянского, по литрушке, вмажем, посидим, за жизнь побазарим.
- Не, братан, побегу я, - ответил Алексей и торопливо зашагал в указанном направлении.