Женщина ушла. Штерн вдруг спохватился, что никто даже не спросил, чем она занималась на улице в такой поздний час. Тойер пожал плечами:
- Я догадываюсь о паре причин, почему она не сидит дома.
Потом со вздохом пролистал материалы.
- У нас остается один свидетель, который на сто процентов, пардон, на тысячу процентов видел убийство. Где же он? Тут написано, что у него проблемы со здоровьем…
Лейдиг заглянул в свои записи:
- У него свой врач. Нет, не врач… адвокат.
- Они же все как один врут! - закричал Тойер. - И мы бессильны что-либо сделать! Мы самая беззубая группа от сотворения мира и…
Договорить он не успел. Дверь распахнулась. Те же и Зельтманн.
- Господин Тойер! Господин Тойер! Я неохотно вторгаюсь в работу следователей. Но тут, господа, я все-таки позволю себе некоторое… э-э-э… вторжение, так сказать, бумс!
Гаупткомиссар направлялся к телефону, но при появлении директора забыл о своем намерении. В нем вновь забурлила ненависть к теперь уже не очень новому начальнику.
- Добрый день, доктор Зельтманн, - буркнул он.
- Господин Гебеле! - воскликнул Зельтманн и воздел руки над головой.
- Он ушел, - вежливо сообщил Штерн.
- Да, разумеется… - Зельтманн переминался с ноги на ногу, и это выглядело поистине жалко. - Ушел. И явился ко мне. А сейчас, господин Хафнер, после полутора лет запрета на курение во всем здании, сейчас, господин Хафнер, немедленно погасите свою сигарету.
- Нет, - заявил Хафнер.
Изумленное молчание. Наконец, прокашлявшись, директор повторил свою попытку:
- Погасите сигарету, коллега. Немедленно. Это приказ по службе.
- Я этого не сделаю, господин директор. - Лишь сослуживцы, хорошо знавшие Хафнера, уловили в его голосе нотку страха.
- Ладно, - зловеще произнес Зельтманн. - Я покину это помещение, продолжу разговор и вообще пошевелюсь только после того, как вы потушите сигарету. - Он уселся на свободный стул, положил руки на колени и застыл. Хафнер молча потряс головой и в напряженной тишине докурил сигарету до конца. У Тойера возникло впечатление, что молодой комиссар никогда еще не курил так медленно, но возможно, оно было вызвано давящей атмосферой.
Неожиданно для себя директор чихнул.
- Вот вы и пошевелились, - вырвалось у Штерна, но он тут же испугался: - Извините.
Наконец Хафнер вдавил сигарету - крошечный окурок - в полную до краев пепельницу.
- Браво, коллега, - сказал Зельтманн. - Сегодня для вас начинается новая жизнь.
Хафнер беззлобно кивнул. Начальник полиции переменил позу.
- Уф-ф! Терпеть не могу подобные конфликты. Но порядок есть порядок, и надо его соблюдать. Я всегда говорю…
- Так что там с этим Гебеле? - грубовато перебил его Тойер.
- А, пустяки, - Зельтманн небрежно отмахнулся. - Ему показалось, что с ним разговаривали слишком жестко. Забудем об этом.
- Я тоже так считаю, - добродушно поддакнул Хафнер.
- За дверью ждет еще один свидетель, - понизив голос, сообщил директор. - Со своим адвокатом. Тяжеловатый тип, между нами говоря. Вроде бы прежде занимал высокую должность в университете. Не нужно его долго мариновать, не то у него лопнет терпение и он начнет жаловаться!
Тойер с готовностью кивнул.
- Нас самих немножко задержали. Вы.
- Ясно, все ясно… Желаю успеха, господа! Он еще не успел выйти в коридор, как Хафнер сунул в зубы новую сигарету "Ревал".
6
МЕРТВЫЙ \ ОМЕРТВЛЕНИЕ \ УМЕРЩВЛЕНИЕ \ ВОЗМОЖНЫЙ ПЕРЕХОД В СОСТОЯНИЕ ПЛАЗМЫ \ ИЛИ ЖЕ ВОЗМОЖНОСТЬ ВСЕГДА БЫТЬ МЕРТВЫМ ИНДИВИДУАЛЬНО \ ХРОНИЧЕСКИ \ ЧТОБЫ НЕ ПРИШЛОСЬ БЫТЬ ВНЕ ХРОНОСА И ВНЕ СЕБЯ \ ПРИХОДИТ СМЕРТЬ И ТЫ ОТХОДИШЬ \ ПРЕЖДЕ ТЫ НЕКТО А ПОСЛЕ СМЕРТИ ТЫ НИКТО \ ОДНАКО \ ВСЕ ЖЕ \ УБИЙЦА ОТНЫНЕ ЕСТЬ НЕ ТОЛЬКО У МАЛЬЧИКОВ \ КОТОРЫЕ СКОЛЬЗЯТ ВНИЗ ПО СТЕКЛЯННОЙ РЕКЕ \ ТЕПЕРЬ СМЕРТЬ ДЕЛАЕТ МЕРТВЫМИ МУЖЧИН \ ДЕЛАЕТ СВОЕ МЕРТВОЕ ДЕЛО \ ВДОЛЬ РЕКИ НА ВИДУ У ВСЕГО ГОРОДА \ В ПИВНЫХ НЕТ БОЛЬШЕ ВЕСЕЛЬЯ И ПЬЯНОК \ НО ТАМ \ ГДЕ ПОЕЗДА ИДУТ ВО ВСЕ СТРАНЫ СВЕТА \ БЫЛИ ДВОЕ \ УБИЙЦА И УМИРАЮЩИЙ \ ИНФОРМАЦИЯ О ПОДОБНОЙ СМЕРТИ ВСЕГДА ЛЕТИТ БЫСТРО \ ДАЛЬНЕЙШЕЕ БЕЗОБРАЗИЕ ЛИШАЕТ ОБРАЗ ЕГО ОБРАЗА \ ВСЕГДА \ ТАК ВОТ \ БЕЗОБРАЗИЕ\ КОГДА-НИБУДЬ ЛИШИТ ГОРОД ОБРАЗА \ БУДЕТ ВИЗГ И ПАДЕНИЕ И КОНЕЦ И НАКОНЕЦ ГИПЕРГУМАНОИД СТАНЕТ ЕДИН СО СВОЕЙ \ ПЛАЗМОЙ \
Вошел третий свидетель, каждым своим шаркающим шагом ясно заявляя: господа, как видите, я практически ничего не могу, но при соответствующем волевом усилии все же могу. А вы, господа, не обладаете такой волей. Лицо престарелого доктора Рампе было обезображено шрамами, глаз затянут сероватым бельмом. Одноокий очевидец.
- Погасите сигарету! - рявкнул он на Хафнера. Тот немедленно подчинился.
Следом за ним в кабинете появился худой сорокалетний мужчина с желчным выражением лица; его сильно поредевшая от возраста шевелюра придавала ему нечто романтическое и революционное, но такое впечатление тут же гасил слишком свободный фланелевый костюм, словно сшитый специально, чтобы к нему прикрепили высокую правительственную награду.
- Ципп, - представился лысеющий мужчина, - я адвокат доктора Рампе. Мой клиент попросил меня присутствовать при опросе, чтобы быть уверенным, что этот опрос пройдет в приемлемых рамках, поскольку у клиента серьезные проблемы со здоровьем.
Услышав ключевое слово "здоровье", Рампе встрепенулся и приосанился. Он явно гордился своим непокорным телом. Ципп умолк.
- Вообще-то я не уверен, что в подобных случаях допускается присутствие адвоката, - пробормотал Тойер. Он и в самом деле не знал, и это его даже несколько потрясло.
Рампе пригвоздил его строгим взглядом уцелевшего глаза.
- Я немедленно упаду в обморок, - вкрадчивым голосом пригрозил он. - У меня давление двести на сто двадцать. А сахар в крови такой, что хоть булочки посыпай, - так что будьте любезны…
- Я весь внимание, - испуганно пролепетал Тойер.
- Я видел следующее, - пролаял старик и, нащупав спинку стула, вцепился в нее. - Оборванный парень, такой, из самых низов общества, подобных парней много в этом городе. Так вот, он выстрелил. - Старик умолк и, казалось, впал в оцепенение.
- Вы могли бы немного конкретизировать свои слова? - осторожно попросил Тойер. - Когда это было? Где вы стояли?
- Ну, что касается времени преступления… - тут же отозвался очевидец. - Я живу в Нойенгейме. Над кафе "Кросс"; вероятно, вы слышали о таком?
Тойер кивнул. Это кафе всегда его озадачивало. В Гейдельберге, по-настоящему прекрасном городе, оно пользовалось неслыханной популярностью, особенно по выходным, хотя располагалось в цокольном этаже здания послевоенной постройки, на его внутреннюю отделку было больно смотреть, а кухня ничем не выделялась. Впрочем, гаупткомиссару и самому случалось туда заглядывать.
- Что же вы делали в такой поздний час у вокзала? С вашим-то слабым здоровьем? - Тойер изо всех сил пытался подыскивать нейтральные формулировки.
- У вас нет права задавать такие вопросы! - зарычал старик и повелительным кивком приказал своему адвокату встать, словно это могло что-то изменить.
С крайней осторожностью следователи выясняли личные данные старика и почти шепотом продолжали беседу. Вскоре забрезжил вывод: Рампе направлялся в секс-шоп, расположенный на Курфюрстенанлаге.
- Я вдовец! - воскликнул похотливый старикан. - Можете считать это моей слабостью, но я иногда бываю в местах, где процветают низменные инстинкты. Впрочем, старого солдата не колышет, что скажут про него всякие там слабаки!
Тойер подумал, что он тоже вдовец, и почувствовал себя виноватым - ведь уже некоторое время он не так часто вспоминал о том, что прежде, много лет подряд, не покидало его ни на один день. Он увидел свою жену, желтую машину на Черныбрюкке - вернее, то, что осталось от машины.
- Ну, теперь быстро подведем итоги, - сказал он, когда свидетели ушли. - Опрошенные не сообщили нам практически ничего. Возможно, Кильманн припомнит еще что-нибудь, но едва ли много. Мы должны начать поиски этого парня. Если он убежал в сторону Нойенгейма, возможно, его видели и другие люди. От судебных медиков поступили какие-нибудь данные?
Штерн порылся в материалах:
- Да, вальтер ППК, достать такой нетрудно. У каждого охотника найдется такой пистолет, чтобы пристреливать подраненную дичь. Некоторые наследники их просто продают, чтобы не держать дома…
Помолчав, он добавил:
- Надо же, выстрел был произведен в левый глаз мужчины.
У всех перед глазами возникло жуткое зрелище пустой глазницы.
- Судя по опаленной коже жертвы, примерно с метрового расстояния… - уточнил Штерн.
- Выстрел в лицо с метрового расстояния, - тихо произнес Тойер. - Это казнь, настоящая казнь.
Они распределили задачи. Хафнеру и Штерну предстояло, что называется, "чистить дверные ручки", то есть обойти ближайшие к месту происшествия дома и опросить их жителей. Лейдигу поручили проанализировать предыдущие результаты, если таковые имелись. Тойер же разберет свой чемодан (он пока не успел это сделать) и позвонит Ильдирим.
- Поздравляю всех с Троицей, - буркнул Хафнер. - С сегодняшнего дня начинается самая подходящая погода для биргартенов.
Ильдирим вела себя как-то странно. Тойер предположил, что ее замучили хлопоты из-за приемной дочери (как там звать девчушку?).
- Значит, свидетели… - пробормотала она в трубку. - И что с того? Я бы из-за них не волновалась.
- Мы и не волнуемся, - удивленно возразил следователь. - Вот только мы практически ничего не знаем, кроме того, что произошло убийство. Впрочем, самооборону или несчастный случай на охоте можно исключить.
- Несчастный случай на охоте? - Ильдирим всерьез задумалась. - Да, ясно, он исключен. Ведь в городе не охотятся? Или в Гейдельберге имеется штатный охотник? Как, например, в аэропорту Франкфурта - у них в штате предусмотрены охотники, отстреливающие голубей.
- Насчет охоты я просто пошутил. - Комиссар пытался восстановить утраченный контакт с честолюбивой и точной до мелочей женщиной, которой он даже чуточку побаивался. Ведь прежде он ей симпатизировал. - Да и плох охотник, если он влепит пулю в лицо прохожего вместо голубя…
- Кстати о несчастных случаях, - сменив тон, продолжала Ильдирим. - Я наконец-то купила себе велосипед.
- Молодец, поздравляю.
- Может, встретимся? Сегодня я могу пораньше уйти с работы, а вы как?
- Пока что я занят, - ответил Тойер. - Мы плотно работаем над этим убийством. Прямо-таки не убийство, а казнь на городской улице. Поэтому сейчас я не могу так просто уйти со службы, как, впрочем, и вы. А в чем дело?
Прокурор набрала в грудь воздуха и с трудом выдавила из себя рассказ о собеседовании с чиновницей из Управления по делам молодежи. Договорила и закашлялась.
- Короче, если я правильно понял ситуацию, - простонал старший гаупткомиссар, - теперь я ваш партнер, любовник, потому что та баба, фрау Краффт из молодежного управления, на вас надавила.
- Да, и я могу себе представить вашу досаду, честное слово. Мне тоже не сладко - я уже зрелая женщина, а приходится выдумывать такие вещи и выкручиваться.
- Ну а почему вы не найдете себе мужчину? - Тойер попытался говорить отеческим тоном, но из-за нехватки опыта стал похож на старомодного учителя немецкого языка. - Ведь вы могли бы жить нормальной жизнью и родить детей.
Ильдирим застонала от досады:
- Потому что я не встретила в жизни подходящего мужчину, господин Тойер. А как ваша дружная семья поживает? На чем играет младшенький? На виолончели, на губах или на родительских нервах?
Ответ сыщика прозвучал не менее желчно:
- Вам ведь известно, что я вдовец? А заводить семью с моей нынешней партнершей не имеет смысла по биологическим причинам. - Заявив об этом, комиссар поймал себя на мысли, что это лишь удобная сторона правды.
- Что от меня требуется? - осведомился он затем уже более мягким тоном.
- Ах, просто не знаю. Честное слово, я очень сожалею, что все так получилось. Вероятно, собеседование в управлении - чистая формальность. Не думаю, что они проверяют всерьез такие данные, ведь я ничего не нарушила и не совершила никакого преступления.
Тойера развеселила мысль, что он устроит в Управлении по делам молодежи неплохое шоу. Поэтому он обещал свою поддержку.
Прокурор рассыпалась в чинных благодарностях, после чего они перешли к обсуждению деталей криминального происшествия. Итак, свидетели говорили про лохматого мужчину, бежавшего в сторону Неккара. Полиции также стало известно, что вдова Эльмара Рейстера не очень печалится о своей утрате, и причину этого, разумеется, еще предстояло выяснить. Хотя едва ли фрау Рейстер стала бы стрелять в нелюбимого мужа возле собственного дома.
Тойер намеревался поискать через СМИ других свидетелей, видевших кого-нибудь из этих двух мужчин. На осторожное предложение прокурора привлечь к расследованию других сотрудников полиции он не отозвался - думал о ночном Неккаре с его черными воронками. Как ему хотелось плыть по течению в надежной и сухой лодке!
7
В понедельник, на Троицу, старший гаупткомиссар проснулся с неприятной мыслью, что он самым постыдным образом не справился с несложной контрольной по математике. По пути на кухню он все еще бормотал:
- Плюс на минус - минус, минус на минус - плюс…
Обычное облегчение от того, что это был лишь сон и что на самом деле он не дрался с папой римским, на этот раз не наступало. Он сразу понял: его подсознание пыталось ночью переварить нелегкую задачу, намеченную на день. Сейчас, вернее, часом позже он поедет к Хорнунг - на завтрак, на беседу, на эшафот. Она звонила вчера, когда четверо полицейских наконец-то сошлись на том, что будут посменно собирать факты и улики, а во вторник, после того как жизнь вновь войдет в деловую колею и появится в продаже местная газета, они тщательно проанализируют все, что наберется к тому времени.
Свою смену он назначил на воскресный вечер, в канун Троицы, проявив великодушие по отношению к семейным коллегам. Лишь сидя у безмолвного телефона и ни о чем особенно не думая, он сообразил, что ни у кого из его ребят семьи в общем-то нет. Мать Лейдига - сущее чудовище, таких еще поискать. Фрау Штерн, судя по всему, слишком ограниченна и простовата, так что обе едва ли годятся в хранительницы семейного очага. А Хафнер? Трудно поверить, что он был рожден в муках земной женщиной, а не выведен в пробирке.
Как обычно, сколько-нибудь дельных звонков не было вовсе. Примерно в два часа ночи гаупткомиссар поручил горячую линию "Убийство у вокзала" заботам недовольных телефонистов и отправился домой.
Теперь он устало прихлебывал кофе и размышлял - пожалуй, чересчур напряженно, - сколько выпить чашек сейчас, если у Хорнунг тоже предстоит пить кофе. На более мудреные темы думать не хотелось.
Потом он кое-как собрался и поехал.
По пути из Гейдельберга в Доссенгейм он радовался пышному расцвету пробудившейся природы. Справа от него темно-зеленой полосой тянулись леса Оденвальда, слева простиралась равнина, испещренная заплатами полей, воздух над которыми вскоре снова задрожит от летнего зноя. Комиссар отметил, что сейчас он, как никогда прежде, глубоко воспринимал природу. Случись это чуть раньше, в Нормандии, отпуск наверняка прошел бы иначе, более удачно. Провинциальный осел! Тойер небрежно притормозил у обочины, одолел тротуар и криво, будто начинающий водитель, припарковался на площадке.
Нет, ему решительно не нравился этот новый жилой район. Хорнунг, посвятившая эстетике всю свою сознательную жизнь и грезившая об огромных старинных зданиях, поселилась на улице Фрауенпфад, когда большинство маленьких чудовищ, сейчас колесивших вокруг него на педальном транспорте, еще пребывали в состоянии идеи, ожидая потного акта зачатия.
Он позвонил в дверь подъезда, Хорнунг открыла не спрашивая. На лестнице Тойера посетило озарение: разве в таких случаях не положено приходить с подарком?
Его подружка стояла у двери в черном платье. Едва ли она выбрала его намеренно, но в нем было что-то символическое.
- А я еще подумала, не достать ли вазу, - небрежно проговорила она, увернувшись от объятий. - Но только подумала и оставила ее в шкафу.
- Понимаешь, у нас столько суеты… Убийство у вокзала, свидетели несут полную чушь…
- Ах, Тойер, перестань…
Они прошли в гостиную. За окном сияло яркое солнце, но в квартире было холодно. Пахло застарелым табачным дымом. Стол ломился от угощения: салаты всех видов, хлеб разных сортов, булочки, рогалики, соки, два термоса с горячими напитками. Яичница соблазнительно шипела на сковородке. Тойер насчитал двенадцать сортов колбасы. И все же стол почему-то выглядел мрачно. Сначала могучий гаупткомиссар не мог объяснить, откуда у него такое впечатление, и решил, что виновато его скверное настроение, но потом сообразил: стол накрыт с таким расчетом, чтобы они оказались как можно дальше друг от друга, а вся снедь расставлена так, что до нее можно дотянуться самому. Хорнунг не хотела за ним ухаживать.
Без долгих размышлений он шлепнулся на стул, хотя хозяйка дома еще не села.
- Бахар? - Бабетта стояла перед огромным зеркалом, висевшим в самом темном углу прихожей.
Ильдирим весело откликнулась из кухни, где намазывала нутеллой ломтики хлеба, превращая их во вкусные коричневые бруски. Она собиралась съездить с девочкой на велосипедах в открытый бассейн, а если он еще не работает, просто прокатиться по полям до Ладенбурга, выехать на большой луг у реки, откуда открывается потрясающий вид на Неккархаузен. На самом деле Ильдирим мечтала поехать со своей дочкой дальше, через табачные поля до Лойтерсхаузена, выпить там кампари в винной лавке на площади, свернуть налево, во весь дух домчаться до Мангейма, в Юнгбуше выругаться по-турецки, ворваться в квадраты Старого города, описать три круга вокруг водонапорной башни, обогнать какого-нибудь сицилийца на Аугустанлаге, свернуть направо в Шветцингер, пригород со спокойными улицами, на которых еще лежат глубокие синие тени. Зайти в планетарий, в кино, потом дать Бабетте легкий наркотик и всласть потрахаться с неким идеальным мужчиной, который весьма кстати материализуется в этот самый миг. Такое беспричинное, весеннее ощущение счастья, когда ты хорошо выспалась, видела приятные сны и даже серьезные проблемы кажутся тебе преувеличенными.
- Ты вообще меня не слушаешь!
- Извини, я становлюсь похожей на Тойера, но сейчас…
Бабетта присела на кухонный столик.
- Ты ведь предъявляешь людям обвинения. Значит, хочешь, чтобы их осудили как можно строже, а те потом нанимают адвоката, и он все говорит по-другому, совсем наоборот, а судья… он…
- Или она… да и адвокатами, между прочим, женщины тоже бывают…
- Да. - Девочка округлила глаза. - Я вот что хочу сказать… Это ведь как игра, каждый играет свою роль… Неужели из этого получается справедливость?
Ильдирим ответила не сразу: сначала задумалась.