– Она обладает властью большей, чем моя мама, бабушка, – тихо сказал Джекки. – Граф молчит, но в министерстве знают, что если только ее собственные поместья в разных странах сложить, то по размеру это превысит Англию... А она в своих владениях царь и Бог, мы неоднократно слышали от свидетелей, что достаточно одного движения ее пальца, чтобы тут же отправить людей на смерть...
– Разве она не хочет стать принцессой?
Вот тут уж захихикали уже все.
– Она уже принцесса, бабушка... – мрачно сказал Джекки.
Та застыла.
– Вот как?! – медленно обернулась она. По ее лицу под вуалью пробежала целая гамма чувств – изумление, неверие, дрожь.
– Я не первый принц, что делал ей предложение... – хмуро буркнул Джекки. – Какой-то китаеныш сделал это быстрей меня. Ее выдали в раннем детстве за китайского принца, чтобы укрепить отношения между нашими странами. На Востоке приняты формальные ранние браки.
– Она вдова? – дернулась бабушка.
– Соломенная... – засмеялась я. – По умер в детском возрасте, а я ни то ни се, пока титул ношу...
Я с улыбкой, пританцовывая и искоса глядя на них, начала лукаво выбивать ритм пальцами. Мне уже надоело стоять смирно.
Та опять вздрогнула, глядя на то, как изгибаются мои губы в смехе, как я пожимаю плечами, и весело, и заливисто, искренне с удовольствием смеюсь; на мои жесты, потянулась ко мне всем телом и незаметно руками, вздохнула и почему-то снова отчаянно побледнела.
Я со смехом нечаянно наклонилась к отцу.
– Джекки, – сказал тихо он. – Я сопоставил то, что ты добыла ночью с тем, что знаю сам, и думаю, что это он тот "важный объект" нападения, который ты вычислила. Следи за ним.
Я понимающе незаметно кивнула, и все, наблюдая за обстановкой. Вчера я принесла из города вывод, что ожидается крупное преступление.
И сейчас мы на самом деле провели военный совет и сообща решили, что я должна охранять Джекки. Отец прикроет остальных.
Хотя все думали, что мы только улыбались. Когда работаешь много лет, многое понимаешь без слов. Еще утром я доложила отцу о своих наблюдениях, и сейчас военное совещание закончилось. Я всего лишь звонко смеялась и сверкала глазами, вовлекая всех в веселье, отклонившись от отца.
– Один из конюхов – чужой, – только и неслышно сказала отцу я. – Его не назвала ни одна девушка-горничная по имени, он носит фуражку чуть не так, как все остальные, и ошибся сложной пуговицей в королевской форме на боку, его не узнала экономка, и он случайно уклонился от управляющего... И он не англичанин, ибо его губы движутся не так, выговаривая звуки; и его, хоть он и жестко контролирует себя, тянуло поклониться до земли старшему принцу... И еще есть мелочи, не видные тебе... Проверь его.
– Ну у тебя и ум... Я так и не понял, почему ты вдруг пошла за старшим принцем и совершенно обычным конюхом, вдруг закрыв принца, – вздохнув, все же сказал мне вслед отец. И кивнул незаметно, что берет его на себя. С восторгом наблюдая, как я все делаю естественно. Это был старый спор.
Действительно, абсолютно каждая отмеченная деталь не только ни о чем не говорила, но и была абсолютно естественна и даже оправдывала отмеченного человека. Пуговиц, неправильно застегнутых в спешке, много, с экономкой не здороваются, с девушками сорятся...
Отец всегда говорил, что доверяет моим выводам. Хотя ворчал, что я сама не понимаю, как я эти выводы делаю. Ведь совершенно не видно, как можно было соединить эти признаки. Ведь выводы были сделаны по совершенно несвязанным ничтожным нюансам поведения тысяч совершенно незнакомых мне людей, из их отрывочных слов и действий, наблюденных мной за ночь!
Все знали, что чем больше различных признаков, тем, наоборот, лучше я понимаю все, в отличие от других. Как книгу читала – чем больше слов, таких хороших и разных, тем больше понимаешь сюжет, а не наоборот.
Люди же словно запутываются признаками. Я же всегда говорила, что нужна мысль, внимание, вокруг которой складывались бы подробности, это точно так же, как читать книгу. Если не приложить внимания, не пытаться вникнуть и наблюдать, то ничего не понятно – пустые слова. А если читать со вниманием, то полностью погружаешься в книгу, все понятно и складывается как бы само собой. Как для книги нужна на самом деле мысль, вокруг которой наращиваются подробности, так и наблюдение будет естественным, если ты умеешь читать окружающее, то есть наблюдать. И открываешь "книгу жизни" со вниманием.
Я считала, что это не "мифический сверхмогучий ум", каким награждали меня люди, а элементарная моя вечная наблюдательность и постоянное внимание.
Мари часто спрашивала, как я это делаю. Я отвечала, что нужно лишь наращивать мысль, то есть приложить внимание или наблюдательность. А на самом деле "книга жизни" читается легко. Надо только вырабатывать навык чтения. Мари мне не верила. Никто мне не верил.
Папа всегда негодовал, когда я утверждала, что тысячи совершенно разрозненных признаков разных людей не запутывали и не смущали меня, а наоборот, были словно последующими словами книги, которую я, чем больше читала, тем больше понимала интригу. И я лишь развлекалась. Но ведь это так естественно!
Так тысячи последовательных и разорванных деталей, в отличие от других людей, наоборот, не заставляли меня застывать в бессилии, а сами складывались в предложения и абзацы, потому что я умела и любила читать. Главное читать последовательно и спокойно, не пытаться сразу охватить все слова в книге одним взглядом, если не умеешь. Тогда все становится понятным. Чем больше я вижу, тем словно ясней читаю все само собой. Ведь это так понятно и очевидно – больше подробностей – больше смысла.
Нужно лишь их продумать. Внимательно.
Нужна, значит, постоянная наблюдательность, то есть постоянное внимание к книге, когда никого уже не видишь и выводы не от ума.
Я считала, что нет никакого мифического чудовищного ума, что приписывала мне молва, рисуя из меня спрута, а есть лишь выработанная японцем и китайцами-буддистами вечная внимательность и наблюдательность. Вечное внимание зарождало мысль, вокруг которой накапливались подробности, кристаллизовались центры мысли, я вынашивала мысли своим постоянным вниманием.
Для начинающих же худшей проблемой является попытка соединить "логически" признаки. Они думают, что это и есть мышление. И больше семи признаков, семи слов одновременно, вызывают иногда у них истерику. Вместо внимания книге, они хотят непонятно чего и сразу; вместо того, чтоб накапливать цельную мысль окружающего, как накапливаешь в душе цельную книгу по словам, они читают любовный роман по Аристотелю.
Сложно? Но для меня было все просто, просто надо охватывать все как целое, одной мыслью, чувством, а не логикой, и тогда оно само дополняло друг друга, и я просто удивляюсь, как они не видят, что это целое, а не логика. Читать всегда просто. Но наращивать нужно эту мысль постепенно, если ты еще не научился читать целыми страницами. Ведь научился же ты читать когда-то словами, а не буквами?
Я всегда отвечаю Мари просто – нужно рассматривать признаки как одно целое, а не пытаться соединять их логикой. А соединяются они настоящей мыслью, то есть вниманием, концентрацией мышления, а не рассуждением. Я же всегда и везде внимательна, постоянная внимательность и настороженность – первое правило бойца, и потому книга открывается передо мной последовательно и естественно, как увлекательный детектив.
Книга без внимания, то есть без наблюдательности, когда пропущены целые страницы – это кошмар.
Поскольку я всегда все и вокруг замечала и осознавала, я не рассуждала, а просто читала складывающиеся слова. Для начала запомните – постоянная внимательность поможет сложить понимание.
Я – обычный человек, но с выработанной тренировкой чудовищной наблюдательностью. Просто нужно постоянное внимание, чтоб читать "книгу жизни", чтоб она складывалась внутри.
В общем, такое общее описание этого процесса общими словами. Как сказал бы член собрания лордов.
Я скажу же, что тайны восточных боевых школ всегда сложны. Но отец только снисходительно улыбался мне, когда я доказывала, что наблюдательность и внимание и рождают могучий ум. И что все просто.
Факт тот, что мои выводы и чувства были всегда или в большинстве случаев верными – по совершенно ничтожным признакам у совершенно разрозненных участников я угадывала словно за дымкой целое.
Факт тот, что я принесла утром ясное впечатление, что в городе ждут крупного преступления, покушения, с которого все начнется. Это не было нигде сказано, даже намеков среди убитых бандитов не было, но все вместе говорило мне как дважды два. Даже зло было, как можно не видеть таких простых вещей.
Я видела. И я действовала. И я – ударяла.
Отец сделал, как обычно, выводы из моих предположений и принял план, как мы отреагируем. И через полчаса Джекки уже показывал мне свое поместье, уверенный в том, что это он все предложил, и мы весело играли как дети. Какими и были. После нескольких ударов кулака всякие глупые мысли, что он мужчина, вылетели из его головы вместе с мелочью из нагрудного кармана.
Принц смирился.
– Хочешь, я тебе рыбок подарю? – ласково спросил он. – Сейчас мода такая на них... Напускают в ванну, а они тебя тыкают носами, щекочут, смешно! Пираньи называются...
Я смущенно потупилась.
– Ну, попробуй, попробуй их рукой... – уговаривал Джекки. Он принес их в вазе.
Я воспользовалась советом и попробовала воду его рукой. Взяв двумя своими руками его руку и сунув ее в стеклянную вазу, где плавали добрые рыбки.
– Это же тебе подарок! – заорал он, переворачивая вазу, чтобы спастись единственно возможным путем. Ваза перевернулась в ручей.
Я поспешно отказалась от подарка под предлогом, что ему не разрешили ухаживать за мной. Но предложила выпустить выпавших на землю рыбок в ванну его старшему брату. Чтоб они не умерли. Который, как я слышала по звуку, купался в закрытом бассейне, соединяющимся трубой с этим водоемом рядом. Чуткие пальцы ловили вибрацию голосов в том помещении.
– Рыбки могут пойти и против течения... – сказала я, сообразив, что это медленный сток в открытый ручей.
За стеной резко замолчали.
Было слышно, как люди поспешно выпрыгивают из воды и вылетают наружу.
Даже отсюда было видно, как вылетают голые из воды. А ведь я кинула в ручей пока только одну пиранью. Максимум она могла оторвать у мужчины воина только что-то небольшое.
Остальные попадали сами.
О Господи, из-за кусочка мяса они выпрыгивали из воды так, будто у них уже оторвали самое ценное! Мужчины!!!
Увидев спешащего ко мне голого папá и толстяка, лишь прикрывающихся руками, я тоже прикрылась. Так же как они, хоть я была в длинном и скромном платье.
– Ну, знаете, это уже слишком! – крепко зажмуривая глаза, сказала я неверяще папá. – Чтобы мой отец еще и сам привел ко мне голого мужчину!?! Кошмар!!! Если ты обнаружил, что он не евнух и поспешил мне это продемонстрировать, то я это уже увидела! Вы можете одеться...
– Как мы можем одеться, если одежда на той стороне купальни с пираньями!?! – оглядываясь и увидев за собой голого толстяка, злобно проревел отец. – Какая сука их пустила!!!?!
– Я не знаю, кто пустил голого старшего принца! – оскорблено сказала я, поняв, что он говорит о том, кто пустил за ним голых мужчин. – Чего ты на меня так смотришь, я не знаю, кто их пустил, – я топнула ногой, – но вон уже сюда бегут мамá и Мари, они разберутся! – успокоено сказала я.
Толстяк, увидев бегущих за кустами женщин к нему, поспешно ляпнулся на землю этим самым вниз, чтобы не было видно срам. Он спрятался за муравейник, но он был очень толст, и потому отсюда было видно только толстый высокий зад, одиноко высунутый, как башня, из-за кучи. Он был очень одинок, ибо все остальное было скрыто, и производил странное пугающее впечатление.
– А это что такое!?! – в шоке спросила Мари, запыхавшись и даже испугавшись. Надо сказать, одинокая ж... зрелище действительно производила странное.
– Это цветочек! – быстро и нервно ответила мама, поспешно хватая ее за руку и дергая обратно с вытянутым лицом. – Орхидея. Пойдем, я покажу тебе розочки...
Мари пока ничего не соображала.
Проходивший мимо местный дурачок, какой есть в каждом поместье, с цветочком в зубах, держал букет в руках. Чтобы спасти честь принца и подтвердить слова мамы, он, когда все отвернулись, ибо мама дернула Мари, быстро и незаметно воткнул букет старшему принцу в задницу. Замаскировать хотел принца... Он честно хотел помочь, чтобы подтвердить, что да, это цветок...
Толстяк не шевелился, упорно притворяясь мертвым, думая, что он отойдет прочь или как-то пройдет, или как-нибудь этот кошмар исчезнет сам, если он не будет двигаться.
Когда Мари обернулась, лицо ее вытянулось.
А я просто валялась на земле рядом с Джекки и умирала, ничего уже не соображая.
Мама поспешно схватила меня за руку и просто поволокла прочь вместе с Мари, шипя и ругаясь что-то про орхидею... Я даже толком не разглядела, как две старушки со словами "что за странное растение", подошли ближе к "композиции", пытаясь ткнуть клюкой. Я просто истерически рыдала и умирала от смеха, всхлипывая навзрыд, как лошадь.
Она даже не дала мне досмотреть, как клумба сначала терпела, а потом, вскочив на ноги и вырвав из задницы орхидеи и колокольчики, с ревом кинулась прочь, не разбирая дороги.
Мама безжалостно тащила нас прочь, хоть я и ехала по земле, и дергалась, и рыдала.
– Мы уезжаем из этого притона! – проревела она, покрыв мой отчаянный рев.
Вот так всегда бывает, когда терпишь свое правительство, думая, что этот кошмар сам пройдет и рассосется, а нужно лишь закрыть голову и спрятать лицо в песок. Не пройдет – и воткнут тебе в клумбу весь букет орхидей, когда уже думаешь, что хуже быть не может, и все прошло. И розы... Впрочем, когда выбирают сто дураков – они выберут одного дурака, и почти не было случая в истории, когда они избрали бы кого-то умней себя. Ты лишь сам можешь решить свои вопросы, не полагаясь на кого-то, сразу, и жестко, и никого не стесняясь. Думаешь иначе – готовь клумбу для правительства!
Глава 21
Клянусь, корона не моя
Когда отец, спустя тридцать минут, подошел уже одетый, я все еще рыдала. А при виде его со мной случились припадки.
– Как о... о... ор-хи-дея? – истерически спросила я. – Она не завяла?
Со мной случился припадок. Опять.
Отец долго думал, убить ли меня, и каким извращенным образом это сделать.
– Иди играй с Джекки! – сквозь зубы сказал он. – И если еще раз что-нибудь подобное еще выкинешь, я сам воткну этот букет тебе в клумбу!
– Они все еще там растут? – с жадным интересом спросила я.
Хорошо, что отец был далеко! Он не смог меня достать ногой!
Весело насвистывая, я направилась прочь.
Я уже увидела, как навстречу идет старший толстый принц, и ничего не могла с собой поделать. Я плохая. Как я не пыталась изобразить спокойствие, лицо мое все равно кривилось частично. То тут, то там волны хохота вырывались из-под контроля, хоть я ему сочувствовала. Очень даже сочувствовала!
Для выражения сочувствия я испустила тот самый звук, которым пожилые люди пускают воздухи.
Он стал страшным и ужасным.
Я же быстро отвернула голову, став очень скромной, чтобы не смущать человека.
Я уже хотела удрать, чтоб на чужой душе было хорошо, но вдруг застыла и напружилась.
Мимо меня вели коня.
Конь был вороной, огромный, с какими-то расхлябанными ногами. Голова его была слишком большая для обычного коня. А взгляд этой головы – не по-звериному умный, скорей взгляд жестокого и задумавшего что-то нехорошее ребенка. Все отличительные признаки этого коня были закрашены – кто-то явно хотел сделать его неузнаваемым потом, сделать обычным арабским скакуном, но у него это плохо получалось. И при этом мой взгляд, привыкший видеть намного быстрее, просчитывать траектории движения и удара, видел то, что было недоступным для обычных людей, не имеющих моего опыта общения с лошадьми. Движения его ног, видимые лишь мне и лишь на ничтожные крошечные мгновения, да и то потому что я привыкла анализировать и держать в уме траектории, были невозможны для обычной нетренированной лошади. А группы мышц имели совершенно иной, но мгновенно узнаваемый мной как иероглиф или печать, рисунок, отличный от рисунков арабских скакунов или рисунков победителей скачек. Да и следы лассо и следы пыток на его шее, уже заросшие, не могли обмануть меня.
Мне не понадобилось долго наблюдать, чтобы сложить дважды два – я просто это видела. Это не был просто конь. Он был специально тренирован.
– Это убийца!!! – вдруг жестко, безжалостно и серьезно сказала я, переменяясь на ходу, совершенно выбросив шутки из головы.
К сожалению, это был конь, тренированный на убийство всадника. Именно боевой конь.
Застывший еще когда я насторожилась сзади, отец в мгновение был возле старшего принца и с силой рванул его прочь от коня.
Люди растеряно смотрели на нас, как на сумасшедших, потому что все, начиная от отца и кончая китайцем, холодно выхватили оружие и держали на мушке... несчастного обычного коня, тихо пятясь от него. Конь действительно был чудовищный, и так и пылал бешеной силой и злобой.
Окружающие, видя столько наставленного оружия на несчастного коня, улыбались. Это, наверное, было действительно смешно. А из наших, даже маме, никому было не смешно и не до шуток. Мама была очень бледной и упорно, и напряженно, вся бледная, целилась коню в голову.
– Леон, отойди скорее от этой мрази... – нервничая, сказала она мужу. – Теперь и я вижу, что это занган.
Никто ничего не понимал.
– Ваше высочество, это убийца... – нервно говорил отец толстяку, пытаясь оттащить его от животного, держа второй рукой с пистолем коня на мушке. – Вы не должны никогда садиться на него и вообще никому не давать это делать. Разве использовать его только как производителя... Это убийца занган...
Тот, плохо понимая, все же пообещал, что все выполнит и никому не позволит, как отец от него требовал. Хотя смотрел на нас теперь не так, как раньше. Видимо, не уважал.
Но все мои, когда коня увели, только облегченно вздохнули. А мама вытерла пот.
– Вы должны доверять Лу... – тихо сказал отец толстяку. – Она распознает убийц с детства с первого взгляда... Любых убийц. И вообще, мне было б спокойно, если б коня пристрелили.
На этом этот вопрос закрыли.
Хоть я была уверена, что принц перестал считать нас чем-то серьезным.
Если сказать, что мне было до этого дело, то принц глубоко ошибался. Наоборот, чем меньше нас боялись, тем лучше было шпионам. И вообще, я не хотела с толстяком работать. Я видела, что он мне не поверил, а значит он дурак, а значит, я дураков не люблю.
С Джекки было веселей, чем мы и занимались. Совместная шутка над толстяком сдружила нас, и вскоре мы носились всюду, как два сорванца. Я, как всегда, подчинила всю местную юную братию, и мы устроили отличные игры. И, визжа, исследовали темные страшные подземелья, которые были на месте здешнего древнего аббатства.