Немного времени еще оставалось, и, как всегда, это здание заворожило гаупткомиссара: в нем гармонично соединились неприступная крепость, баварский замок Нойшванштейн и "Летающий класс" Эриха Кестнера. Вообще-то чудаковатый комиссар любил высокие потолки, запах мастики, исходящий от натертого паркетного пола, вид на башенки и эркеры сквозь частый оконный переплет и вообще всю архитектуру, где невозможно провести грань между неоготикой, почти романтизмом, буржуазным классицизмом и крайним обветшанием. Но тут же он снова разозлился до безумия, когда в институтском вестибюле обнаружил стенд, который от имени группы под названием "Хрипеды" - то есть "христиане в педагогике" - призывал не отбирать чужой хлеб, отказаться от мяса из-за угрозы вырождения и т. д. Рядом висела бездушная фотокопия - приглашение на выставку детских рисунков из Румынии, а над всем этим желтый ксерокопированный призыв: "Помогите! Срочно ищу 3-ZKB, спортсмен, звонить по телефону… и после "слушаю" спросить…"
Дальше: "Хочешь попрактиковаться в общении со слепоглухими детьми-аутистами?"
"Практика в Польше, справки у Суси. Мобильный: 0190…"
Одна студентка злобно проволокла мимо него ребенка, а тот повторял: "Ты плохая, мамка, какашка!" Они скрылись в коридоре.
Колченогий студент ковылял по вестибюлю, распевая песню из репертуара группы БАП.
Вот тут пробили в полуметровой стене малюсенькое окошко, там приляпали еще одну небольшую галерею, а здесь появились коринфские капители, находившиеся в полной дисгармонии со всем окружением.
Нет, не совсем так, они находились в гармонии с бывшей студенткой теологии Доротеей Бухвальд. Старший гаупткомиссар ощутил, как в нем буквально пульсирует злость.
Наконец он поднялся наверх и очутился перед аудиторией для семинарских занятий.
Тут все стало внезапно слишком низким, холодным, удручающе темным и вообще другим. Вместо дерева - зеленый линолеум, вместо филенчатых дверей - пресс-шпан из семидесятых, за окном - заброшенная голубятня.
- Ни одного голубя, ни одного. Словно мы решили в Германии голубиную проблему, уничтожив всех голубей! - бессмысленно шептал он.
Дверь аудитории открылась. С явным облегчением студенты, преимущественно женского пола, толкаясь, вывалились в коридор, почти как школьники. Доротея Бухвальд появилась одной из последних. Она сразу узнала сыщика.
- Я ничего не сделала, совсем ничего, - заскулила она. - Тут мой последний шанс.
Тойер поднял обе руки, как бы успокаивая ее, но некоторые студентки остановились, сгорая от любопытства.
- Мне нужно лишь поговорить с вами, и больше ничего. Про ваши отношения с пастором Нассманом.
Доротею его слова ничуть не успокоили.
- Мне он нравился, а теперь он умер, - проныла она.
К ним подошел пожилой мужчина:
- Я руковожу этим семинаром и хочу вас спросить… ага, полиция. Послушайте, кто из нас не совершает чего-либо в обход финансового ведомства, тем более что мы, ученые, даже не можем использовать для работы компьютер на всю мощность - налоги не позволяют…
- Проходите, пожалуйста, - как можно спокойней сказал Тойер, - я прибыл сюда не из-за вас и не из-за ваших студентов, ступайте и заберите с собой остальных.
Доцент с явным облегчением последовал этому совету, по крайней мере, любопытные больше не досаждали сыщику.
- Итак, вы совокуплялись с пастором Нассманом так, как это делают собаки, - тут же выпалил Тойер, почти неожиданно для себя. - Его подозревают в убийстве, как считают некоторые - не без оснований! Мы должны знать все. Как долго продолжались ваши отношения? Контактировали ли вы в последнее время? В биологическом, социальном и теологическом плане?
Сейчас они сидели в кафетерии в подвале огромного здания. За витринами из плексигласа негромко звучали немецкие шлягеры, крепко сложенная кассирша покачивала в такт широкими бедрами. Бухвальд почти не изменилась. На ее круглом и плоском, как сковородка, лице даже прыщи, похоже, были те же.
- Я ничего не сделала, - проговорила она, потупив взор.
- Один брак вы все же разрушили, - подчеркнул Тойер. - Впрочем, полиция такими вещами не занимается. - Снова ему пришлось перебарывать желание обвинить во всем представителей Церкви. - И слава богу, - вздохнул он, - иначе бы мы утонули в работе.
- Я лично познакомилась с Гунтрамом, когда оказалась на грани исключения с факультета теологии. Он стал для меня единственной надеждой… У него когда-то тоже были трудности с учебой…
- Да, но вы ведь не только вели теологические беседы. - Тойер яростно забарабанил пальцами по столу. - Если бы вы совместно изучали Священное Писание, никто не посмел бы к вам прицепиться. В том числе и криминалисты… Что, собственно, изучает теология? Когда при мне впервые произнесли это слово, мне послышалось "телология", но тогда я был ребенком… Понимаете? И я подумал, что телологи, разумеется, познают тело. Устами младенца глаголет истина…
Бухвальд серьезно кивнула:
- Я давала уроки детям и сопровождала Гунтрама в его поездках. Потом мы побывали в Шварцвальде на отдыхе церковных служителей… Там собираются пасторы и их почетные помощники и в тишине… В Шварцвальде, в Вислохе… Мы остались там одни, последние, его жена ушла спать. Мы гуляли под луной и звездами. Ночь была теплая…
Внезапно плоское лицо Бухвальд слегка ожило. И тут же Тойеру стало ее жалко.
- Там это и началось?
Бухвальд кивнула:
- Для меня в первый раз.
- Сколько продолжалась ваша связь?
- Почти до Рождества. Потом я порвала с ним… Мне ведь просто хотелось иметь друга. Но не получилось. Конечно, не надо было вообще это начинать. Его жена уехала, но нам все равно приходилось и дальше встречаться втайне, у него начались неприятности с церковным начальством… Здесь, в Педагогическом, у других женщин просто есть друг, совершенно нормально…
Тойеру показалось невероятным, чтобы покойный пастор сумел за пару недель, прямо после двух разрывов с прежними партнершами, соблазнить хорошенькую и уж наверняка не такую податливую, как некрасивая Бухвальд, христианскую девушку… Нет, такое просто невозможно.
- Вы знали Роню Дан?
Бухвальд задумалась и даже надула губы:
- Нет. Кто это?
- Никогда ее не видели? Молодая, красивая девушка. Разве вы не читали про нее в газете? Предполагается, что Нассман и с ней тоже…
Студентка тотчас же снова занюнила, казалось, это у нее получалось лучше всего.
- Я ничего не читала про это, не могла. Но я знаю, что у него не было никого, кроме меня… Я просто это знаю. Он хотел меня удержать, умолял меня, потому что был таким одиноким…
- Возможно, вам придется дать показания, я имею в виду - официально.
Бухвальд кротко потупилась:
- Тогда я ведь скажу правду. Ложь - это грех.
Тойер представил себе студентку постаревшей, лицемерной учительницей общеобразовательной школы. Нет, педагогику он тоже не выносил.
- Шильдкнехт у телефона.
- Это Шнейдер, газета "Мангеймер Морген". Фрау Шильдкнехт, мы слышали, что у вас возобновлено следствие по делу об убийстве Рони Дан…
- Кто вам это сказал?
- Поймите, что я не могу сообщить вам источник…
- Передайте вашему информатору, что он сам должен пройти обследование на психическую вменяемость; мы уже прекратили следствие по делу Рони.
- Но ведь…
- Я вам говорю, что дело закрыто.
- Тогда, может, господин Тойер…
- Господин Тойер в отпуске. Сейчас вы не сможете поговорить с ним… Господин Шнейдер, по какому телефону я могу позвонить в вашу редакцию? Я вижу, что сейчас вы звоните из Швейцарии… Мне хотелось бы проверить, действительно ли вы журналист… Алло! Алло!
- Он почти до последнего занимался сексом с этой совой! - прокричал Тойер в трубку, вернувшись домой. - Пожалуй, это укрепляет нашу позицию! Роню и Нассмана соединяло что-то другое! Не секс. Они не были любовной парочкой. Она посвятила его в какой-то секрет.
Лейдиг согласился и напомнил шефу, чтобы он хоть время от времени включал мобильник.
- Ильдирим наконец-то сможет до вас дозвониться. Кажется, она неожиданно получила или взяла отпуск - во всяком случае, в ближайшие дни она уезжает с Бабеттой и хотела сообщить вам об этом.
- Уезжает? Почему? И куда уезжает?
Не успел Тойер связаться с Ильдирим, как Лейдиг позвонил снова. Объявился Туффенцамер. Умер Пильц. Вероятно, его травма была серьезней, чем предполагалось, - кровоизлияние в мозг. Тойер отключил эмоции и сосредоточился на фактах. Иногда ему это удавалось, но он знал: потом эмоции все равно придут сами собой, как понос после чечевицы.
- Впрочем, в клинике ему ничего не хотели говорить, так как он назвался братом, а ему возразили, что единственный брат покойного уже звонил.
- С этого момента я вообще ничего не понимаю! - в отчаянии воскликнул Тойер и едва не опрокинул стол. - Я вижу перед собой чечевицу, мелкую, много.
Лейдиг оставил его последние слова без внимания.
- Думаю, кто-то еще предпринимает шаги параллельно с нами. Сначала звонок Дану. Потом идея, которая пришла сразу троим: что человека с такой редкой фамилией можно разыскать через Интернет…
- Кто же эти трое? - проревел Тойер..
- Незнакомец, Пильц…
- А кто еще?
- Ну, вы.
- Верно. - Тойер расслабился. Он мыслил правильно, только забыл о том, что правильно мыслил.
- Вот только если это верно, - проговорил Лейдиг с некоторой опаской, - тогда этот незнакомец страшно умен. Ведь он правильно вычислил, что Пильц тоже попытается найти контакт с Туффенцамером… А… вы, например, об этом не подумали…
- Хорошо, господин Лейдиг, - скромно проговорил Тойер, - по крайней мере, теперь я все понял сразу. И есть ли на самом деле у Пильца брат? Как ты считаешь? А?
- Нет у него ни братьев, ни сестер.
Оглушенный комиссар сел на софу и уставился на стену. Стемнело, наступил зимний вечер.
Пильц, вероятно, испытывал огромный страх - перед кем-то неизвестным, ведь он что-то говорил Дану об этом. Почему он не сообщил правду даже старому другу? Почему ничего не сказал Туффенцамеру? Кто тот человек, который вступил в состязание с Тойером?
Почему Роня предпочла церковную общину в Старом городе, когда она могла ходить в ту, что находилась в Хандшусгейме, в пяти минутах от ее дома?
Он все глубже погружался в размышления.
Телефон, Ильдирим. Теперь сыщик по крайней мере понял, какой благой цели служила зимняя поездка в Данию, и согласился с этим.
В голосе его подружки звучало волнение.
- Похоже, что у вас действительно наметился поворот в деле. А меня не будет в городе. Хорошенькое дело. Зато этот карьерист Момзен с жадностью схватит все, что вы ему подадите на блюдечке…
Тойер засмеялся:
- Пожалуй, так даже лучше. Шильдкнехт не хочет, чтобы мы сотрудничали дальше. Она считает, что мы помолвлены…
Ильдирим молчала. Слово повторялось в натруженном сознании Тойера. Помолвка. Весна, цветы, молодость, крушение надежд при встрече с буднями, но со вкусом и достоинством. В нем слегка зашевелилась похоть…
- Ах, знаешь, я еще тут наврала… - Ильдирим, казалось, хотела покаяться, так как говорила с ним на редкость нежно. - Сначала Вернц не хотел давать мне отпуск, и тогда я сказала, что ты подарил мне поездку и что это наша первая совместная…
- Верно, - озадаченно подтвердил Тойер. - Это была бы наша первая совместная поездка.
- Ну вот, если ты появишься там на следующей неделе, ты уж…
- Ладно, навру, - пообещал Тойер не без возмущения. - Все из-за этой поездки!
- Йокель, мне очень жаль, но я не хочу потерять Бабетту. Я боюсь…
- Ладно, ладно, навру. Нет проблем. Я люблю тебя. Я понял это в "Тойфельхофе".
- Что? Ах, не важно!.. Мы уезжаем завтра, поздно вечером… Мы увидимся до этого?
В конце концов он даже пообещал подбросить обеих в Мангейм к их поезду.
Теперь он окончательно обессилел. Поплелся в ванную, выдавил огромную порцию зубной пасты на щетку и стал ожесточенно и печально чистить зубы. Пришли эмоции, нехорошие.
Уже засыпая, он упрекнул себя в том, что ему почему-то не жалко Пильца. А почему? Роня и Сара, две девочки, и обе мертвы? Почему?
Мир, где живет одно воронье.
Было как раз воскресенье, и вороны развлекались игрой в воронбол, одиннадцать против одиннадцати. Правила примерно такие же, как в футболе, только разрешалось летать не выше метра над землей. Одна команда в красных трико, другая в синих, счет ничейный. Могучему сыщику черные птицы показались в таком наряде невероятно забавными.
Крупный ворон приземлился посреди поля и крепко долбанул мелкого, симпатичного.
Ворон проговорил:
- Ибо я отверз уста мои пред Господом и не могу отречься. А офсайд все равно засчитан.
11
- Вернц слушает.
- Добрый день, моя фамилия Утхофф. Я старый друг семьи Ильдирим…
- Ну, вам не повезло… Фрау Ильдирим взяла на неделю отпуск и уехала вместе со своим спутником жизни и приемным ребенком… знаете, эта молодежь, внезапно понадобилось ехать куда-то среди зимы, тем более что у девочки вроде бы опоясывающий лишай…
- Ах, как жаль. Вы случайно не знаете, куда она уехала…
- Видите ли, господин Утхофф… Я не интересуюсь тем, что делают мои сотрудники в свободное время…
- Пожалуй, мне придется вам объяснить: я знаю ее семью уже много лет, но по профессиональным причинам был вынужден переехать в Берлин, в начале девяностых, и теперь вышел на пенсию. Детей у меня нет… Понимаете, я хочу… Фрау Ильдирим… когда-то она сидела у меня на коленях, маленькая кокетка, как все девочки… Так вот, я хотел бы сделать ее своей наследницей…
- Ах, вот что!
- Но это нам нужно обсудить, у меня много всего - займы, опционы, долевое участие в фирмах разных стран…
- Неслыханно, да, да, но, господин…
- Утхофф.
- Утхофф, да, конечно, так будет лучше всего, раз вы уже на пенсии… Как я вам завидую! Так вы просто подождите, когда наша сотрудница вернется!
- Ну, понимаете, тут есть одна проблема… Я не ради развлечения приехал в Гейдельберг! Я нахожусь в клинике… сейчас как раз сбежал из нее тайком, поэтому и шум в трубке… я звоню из телефонной будки… Мои дела не блестящи…
- Вы имеете в виду, что… Бедняга…
- Речь идет скорее о неделях, чем о месяцах, возможно, о днях. Почки… перспектив на пересадку пока что нет, диализ я не переношу…
- Подождите… вот, она оставила адрес, на экстренный случай, ха-ха, то есть, конечно, тут не до смеха. Вот, это остров Эре в Дании, и она будет жить там в отеле "Эрё-Маритим" в Эрёскёбинге, ха-ха, все начинается с Эре, а? Кажется, они уезжают сегодня или завтра. А вы, господин…
Обычно они играли в шахматы, всегда в один и тот же день, в тот же час. И некоторым образом они делали это и сегодня, только на сей раз без фигур.
- Я тут провел небольшую разведку - по телефону, но пришлось и поездить. Так вот что я узнал: официально расследование никто не ведет. Но есть там такой комиссар Тойер, о нем пару раз писали газеты в связи с другими случаями. Так вот он, по всей вероятности, продолжает копать на свой страх и риск, наведался он и в Базель.
- Что Пильц?
- Вопрос уже закрылся. Пильц сделал это более или менее сам. Да, он мертв, не пережил падения с лестницы… А этот Тойер теперь уезжает на какой-то богом забытый датский остров.
- Значит, Шустер мертв… Что там с островом? Комиссар едет в отпуск?
- Я пошел бы на…
- Еще трупы?
- Считайте, что мы на войне. А на ней действуют другие законы. - Они помолчали. - Все же та затея с веткой была ошибочной.
- Меня потом рвало.
- К счастью, не на том самом месте. Теперь мы должны покончить с этим делом.
- Вы думаете, оно получит по-настоящему громкий резонанс, если жертвой станет полицейский?
- Конечно. И тогда уж нас никто не заподозрит.
- Это невероятный риск.
- Тойер подобрался совсем близко. Удивительно, что он дает нам такую прекрасную возможность - вероятно, он совершенно не понимает, что у него уже все козыри на руках.
- Часто ли вам приходилось такое делать?
- Что? Убивать? Разве сейчас это важно? Случалось. Но не забывайте, что однажды выработанные навыки восстанавливаются быстро.
Шильдкнехт что-то пронюхала. Группа Тойера даже зауважала директрису за то, что она так ловко их раскусила. Так что комиссарам удалось быстро обсудить ситуацию лишь во время обеденного перерыва в привокзальном "Макдоналдсе". Хафнер был раздосадован тем, что этот ресторан исключил из своего ассортимента пиво. Тойер тоже сомневался в удачном выборе места встречи.
- Мне приснились вороны, - неуверенно начал он. (Как хорошо, что они уже давно знали друг друга - никто не удивился такому началу разговора.) - И мне снова вспомнились отрывки из Библии. Кстати, вот если все, что мы знаем, записывать на кальку… Потом наложить один листок на другой… Тогда нам обязательно бросится что-нибудь в глаза.
- Как? - с легким отчаяньем спросил Штерн. - Вы действительно хотите так сделать? Записывать все на кальку?
Хафнер, все еще не опомнившийся от обиды и шока, повернулся к стойке:
- Амиго, принесите ручки!
- Нет! - воскликнул Тойер. - Ручки нам не потребуются - я просто имел в виду, что так можно было бы добиться наглядности, это лишь пример…
Лейдиг кивнул:
- И тогда так или иначе на первый план выйдет церковь Святого Духа. Я уверен в этом.
У его шефа отвисла челюсть.
- Знаете, я сейчас вот что подумал… Роню убивают, причем близости с пастором у нее не было - во всяком случае, телесной. Потом приканчивают и пастора. Версия самоубийства отпадает…
- Пильц чего-то жутко боялся, - добавил Штерн и кивнул. - Скрывался…
- К сожалению, безрукий экс-террорист даже толком не знал, кого ему следует опасаться. - Хафнер курил и с ненавистью пускал дым в сторону таблички, запрещавшей курение. - Сначала он испугался звонившего, затем шефа…
- Простите, тут нельзя курить.
- Отвали, сволочь экологическая!
Тойер тер виски.
- Да, вообще-то теперь можно лишь гадать, что он думал. Хотелось бы выяснить, что уже знает тот, другой, и боится ли он чего-нибудь. Вы поняли меня? Я полагаю, что изъясняюсь слишком туманно. Да и сам вообще-то в тумане.
Лейдиг и Штерн тотчас кивнули. Хафнер потряс головой, но заметил, что попросит еще раз все ему разъяснить, когда его организм выйдет из стресса, вызванного абстиненцией.
Тойер пытался не сбиться с мысли.
- В любом случае, - напомнил он, - Пильц крутил любовь с дочкой тогдашнего пастора церкви Святого Духа. Официально она считается пропавшей без вести, но Туффенцамер сообщил мне, что она не перешла с Пильцем на нелегальное положение.
- О'кей, это, по-видимому, как-то связано с церковью. - Хафнер был полностью согласен и отметил это новой сигаретой.
- А что, не исключено. - Штерн с удовольствием распаковал второй бургер.