Как и в прошлый раз, сменилось несколько пар хлестальщиков, а "на поддачу" поочередно становились представители наших самых "крепких" людских слоев и профессий: солигорский шахтер, ветеран ВОВ, жлобинский сталевар и спецназовец. Опять прибежал директор и умолял прекратить, как он выразился, "парилочную вакханалию" - очень боялся, морда, за сохранность доверенного ему банно–оздоровительного комплекса. Вновь, когда Прищепкин наконец уступил мольбам, выскочил из парилки и нырнул в бассейн, то своим раскаленным телом в считанные минуты практически его испарил - было по шею, осталось по колено. А под занавес, по установившейся уже традиции, благодарный "за непоруху" директор выставил детективу и остальным участникам вакханалии бочку пива. Вот так банятся настоящие сыскари. Учитесь, мать вашу!
Вернувшись в офис на Бейкер - Коллекторная–стрит, Георгий Иванович вырубил телефоны и провалился в глубочайший, не будет преувеличением сказать, космический сон. Именно для него баня и затевалась. Он знал, что сознание в таком отрубе должно встретиться с подсознанием и обязательно обогатится новой информацией. Была у него такая практика. До какого–то другого для себя способа придать расследованию новый импульс он просто не додумался.
Сколько же проспал Георгий Иванович? Часов, наверно, пять. Мог бы и все десять, но в ресторане "Лукойла" разгалделись пьяные нувориши.
Ничтожества, думаете, раз нахапали бабок, то можете нарушать сон сыскаря?! Напоминаю, такого права нет даже и у султана Брунея!
Что же снилось–то, что пришло?.. И к ужасу своему, детектив не находил ответа. Ну, ничего не снилось, ни в одном уголке сознания никакого "подарка" от подсознания не обнаруживалось. А при попытках активизировать оный методом "экранизации" перед мысленным взором детектива лишь мелькали какие–то ярко–рыжие пятна неясных очертаний. Цветом, правда, они ассоциировали с шевелюрой Кшиштофа Фелициановича… И что с того?.. Может, дело рук маньяка? Маньяка–рыжененавистника?.. Похоже на то, хотя такой мании психиатрией не зафиксировано.
Ладно, зашью–ка я себе джинсы, а то завтра нечего надеть окажется, решил Георгий Иванович и включил телевизор. Собственно, только занимаясь домашними делами, он его и смотрел.
После блока рекламы, едва начался какой–то старый фильм с молодым Юматовым, вклинился экстренный выпуск новостей: "Этой ночью, буквально полчаса назад, в номере гостиницы "Планета" в результате взрыва погиб величайший танцор, известнейший певец современности, борец за права геев Геннадий Блинков".
Судя по относительной целостности номера, взрыв был маломощный. Однако вид тело "величайшего" имело, наверно, непрезентабельный. Поэтому по телеку показали только носилки. Тем не менее, так как из–под края простыни виднелись известные всему СНГ ярко–красные кудри, то ни у кого из зрителей не возникло и тени сомнения, что закрыт ею именно Геннадий Блинков. Георгий Иванович, продолжая механически орудовать иголкой, даже чуть не пришил к джинсе руку. Новость его буквально ошарашила. Причем так мощно впечатлил его не факт гибели знаменитости, а лишь то, с лету схваченное Прищепкиным обстоятельство, что ярко–рыжими были и Блинков, и Кшиштоф Фелицианович.
Казалось бы - случайное совпадение. Мало ли у нас рыжих? Чубайс, например, тоже рыжий.
А вот и мало, между прочим. У славян таковых вряд ли соберется и два процента. Действительно много рыжих среди представителей только одного народа мира - ирландцев. Если, например, выпить несколько бутылок крепкого пива "Гиннес", выйти на балкон дома в центре Дублина и посмотреть вниз на толпу прохожих, то может даже показаться, будто находишься в лесу и нашел целую колонию грибов рыжиков. Но ведь вышеназванных товарищей убили не в Дублине.
"Между тем сон–то в руку!" - констатировал Георгий Иванович, натягивая протершиеся между ног, так и не залатанные джинсы. Через несколько минут его "восьмерка" уже неслась по заснувшей Немиге.
В любом из городов постсоветского пространства шоу Блинкова собирали полные залы. Это можно было бы считать феноменом, потому что тот давно разучился танцевать и имел нулевые вокальные данные. Его успех объяснялся удивительной точностью психологического, крайне циничного расчета на внутреннюю "духовную" потребность к мерзостям сорвавшегося с коммунистической цепи тупого обывателя, которого слишком долго мариновали в ханжеском пуританстве тоталитаризма.
Только не стоит подозревать Блинкова в присутствии интеллекта - Геник умишком обладал самым посредственным. Просто волею случая ему еще при Советах довелось много поездить по заграницам и разглядеть тамошние расклады шоубизнеса.
Как известно, сексуальная революция прошла на Западе в конце шестидесятых. В результате ее и были узаконены последователи однополой любви. Ряды их множились, геи и лесбиянки принялись активно обживать западное культурное и деловое пространство. У них появилось свое кино, театр, своя эстрада, свой, естественно, бизнес.
Гена понял, а может, от кого–то услышал, что сексуальной революции не избежать и на постсоветском пространстве, что, следовательно, грядет и гей–оккупация. Учитывая менталитет нашенского пипла, появление первых ее посланцев прогремит, словно гром среди ясного неба. И на мужиков, которые публично заявят о своей принадлежности к геям да выйдут на сцену в колготках, прибегут глядеть и стар и млад. Эстрадные "гей–скворцы" просто обречены на оглушительный успех, на выступления на стадионах.
В общем, плевать, что ему почти шестьдесят и он давно не в состоянии даже сделать растяжку, что от водки одышка и совершенно не может петь. Танцевать в шоу будут самые способные выпускники хореографического училища, которых он наберет в труппу по конкурсу, а ему останется только ходить по сцене с томным видом, вихлять задом и строить глазки сидящим в первых рядах мужчинам. Ну, еще разевать под фанеру рот.
Гена не обманулся, на его шоу ринулись толпы. (Если для Запада гей–культура стала одним из способов реализации эго некоторых товарищей, то для бывшего Совка скорее почему–то методом легализации всей накопившейся в душах грязи.)
Гена не зазнался от первого успеха, он отчетливо осознавал свое место у параши искусства и очень боялся разоблачений. Поэтому принял за правило обхаживать журналистов, вообще поддерживать с ними самые дружеские отношения: не скупился организовывать для журналистской братии обильные фуршеты. Для создания нужного образа не брезговал и подкупом.
И продажные воробышки гласности уж растренделись, расчирикались… Нет, они не восторгались его шоу, хватило ума. Пошли другим путем. Как, мол, трудно пришлось ему, педику, утверждаться в искусстве! До чего все же твердым и мужественным (!) оказался у него характер! Будто Гена действительно являлся геем, будто при Совке отстаивал право оставаться им перед различными худкомиссиями, реперткомами и КГБ, будто вообще с чем–нибудь, кроме похмелья, в свой пустой жизни боролся. Хренов "сеятель" доброго, вечного…
И ведь принимали весь этот бред за чистую монету!
В конце концов общими усилиями из Геника сделали звезду прямо–таки межгалактического масштаба. Как–то раз его даже пригласили выступать в Кремле - имиджмейкеры посоветовали первому российскому президенту быть с народом всегда и во всем.
Одно только почему–то вызывало у всех недоумение - почему Блинков не гастролирует по заграницам?
Обычно Гена отвечал, будто от всех предложенных контрактов приходится отказываться по той причине, что не может расстаться с Родиной и на день. Однако причины были прозаичнее: там журналисты зубастые, публика глазастая, полиция хватучая. Ну его, этот Запад!
Ладно, это прелюдия. В общем, новая программа Блинкова "Сновидения Петра Ильича" прокатывалась в Минске - два представления в самом большом и престижном зале республики. Естественно, аншлаг, несмотря на то, что цена билетов доходила до восьмидесяти долларов. (Для справки: билет на "Лебединое озеро" с музыкой того же Петра Ильича Чайковского стоит в Минске около двух долларов.)
Гена под бешеные аплодисменты минут пять лениво покрутил задницей в колготках "Омса", построил глазки в сторону ложи, в которой сидел минский мэр, и убрался в гримерную пить пиво, - дальнейшее действие разворачивалось без его участия, свои тридцать тысяч американских денежных единиц уже отработал.
Словом, шоу прошло как обычно, пипл свою порцию "прекрасного, вечного" получил, журналисты по окончании действа коньяком напоены были. Около одиннадцати ночи Блинков вернулся в "Планету", в 1.20 в номере 375 ухнул взрыв.
Команду "особоважников" Собынича Прищепкин застал в гостинице в полном составе. Полковник был заспан, зол и появлению Прищепкина отнюдь не обрадовался.
- А вас кто сюда пригласил?.. Вам что, мало дела Сбруевича?
- Константин Иванович, мне кажется, и для этого есть основания, что оба убийства как–то связаны, - миролюбиво, однако достаточно твердо ответил Прищепкин.
Собыничу явно не улыбалось вступать с ним в конфликт, и с недовольной миной он только пожал плечами: мол, глупость, конечно, но спорить не стану - человек подневольный.
В фойе показался Холодинец.
- Молодец, - обрадовался шеф, - ты очень нужен. А я, понимаешь, будить тебя постеснялся.
И они вдвоем исследовали номер, покопались в вещах "борца за права сексуальных меньшинств".
Что интересно, по гардеробу Блинкова факт его принадлежности к гейским массам не высвечивался. Конечно, было бы странно ходить в платьях по городу. Зачем создавать дополнительные неудобства? Но его повседневная одежда показалась детективам слишком уж "мужской". Например, черные джинсы "Lee". Их у Блинкова оказалось две пары. Вообще, судя по цветам и фасонам, мужское начало в его сорочках, костюмах и обуви было однозначным. А уж в длинных черных сатиновых трусах, к которым Блинков имел очевидное пристрастие, обычный гей что–то и не представлялся. Определенно "голубыми" были только его сценичные наряды и лиловая, вероятно "представительская", тройка.
Эта деталь - ага, деталька - как–то совсем не укладывалась в головах, абсолютно не вязалась с блинковским образом. Она буквально вопила: разберитесь со мной, я очень серьезная.
Детективов также весьма насторожила и найденная под ванной "борца" провороненная "особоважниками" заколка - "крокодил", используемая только женщинами. Откуда она взялась в номере Блинкова?
Прищепкин удовлетворенно набил трубку: все же не зря включил эту "электронную сволочь". На этот раз зацепок столько, что их может хватить для раскрытия всех трех убийств. Не понять только: что рвануло–то? На гранату вроде не похоже. Прищепкин как ни в чем не бывало подкатил с этим вопросом к Собыничу.
- Предполагаю, что некое самодельное взрывное устройство малой мощности, - очень нехотя ответил полкан. Его группа прибыла через десять минут после взрыва, и уж в этом–то Собынич успел разобраться.
Теперь причина недоброжелательности Константина Ивановича раскрылась перед Прищепкиным в полном объеме. Тот был уверен в раскрытии убийства по горячим следам и боялся, что слава может и на этот раз достаться прищепкинцам.
Грустно стало на сердце Георгия Ивановича: почему в сыскарской среде выветрился дух товарищества?..
Люди Собынича собрали целый ящик каких–то черепков, осколков и понесли вниз, к стоянке. Сейчас увезут в лабораторию, понял Прищепкин и с досады стрельнул у Сергуни сигарету: им бы и самим не помешало в этом барахле покопаться… Ладно, пусть только зажмут заключения, он тогда точно генералу Василевскому наябедничает. Тот ужо пропишет полкану по полной программе. Без скидок на особые между ними отношения. Какая может быть дружба, когда звезды с погон на взлете.
Холодинец привел шефу Славу Момзякова, который был у Блинкова кем–то вроде секретаря–помощника или мальчика на побегушках. Но его уже успел напугать Собынич, и парень, что называется, "заперся".
Момзяков якобы ничего не заметил, никого не подозревает. По его словам, шоу прошло нормально, без эксцессов. Вернувшись в гостиницу, они обсудили в номере Блинкова планы на завтра и распрощались: Блинков, сославшись на головную боль, собирался лечь спать, Слава решил спуститься на первый этаж в бар, дабы поглазеть на минскую золотую молодежь. Пробыл там минут сорок. Ни с кем не разговаривал, выпил бокал красного вина и отправился к себе. Пока в номере патрона не бухнул взрыв, мирно спал.
Момзяков что–то недоговаривает, отчетливо почувствовал Прищепкин. Не понравилось ему и выражение глаз секретаря: его "зеркало души" было обращенным внутрь.
Георгию Ивановичу очень захотелось увезти его с собой и устроить перекрестный допрос. Не такие пробалтывались.
Однако этого же захотел и Константин Иванович. Чтобы не препираться с Прищепкиным, он взял да и "административно задержал" Момзякова, - в отличие от частного детектива, полкан имел на такой ход законное право.
Ладно, начнем плясать не от печки, а от завалинки, пробормотал Георгий Иванович. На зубчиках "крокодила" есть частички волос. Какой там адрес у нашей собственной экспертши?
- Делать здесь нам больше нечего, - бросил он Холодинцу. - Поехали к Шарончик!
Через какой–то час с ее помощью Прищепкин установил, что в номере Блинкова перед взрывом побывала молодая особа, крашенная под "лесной орех" краской фирмы "Лонда".
Опять вернулись в "Планету". Полистали журнал регистрации посетителей. Если верить написанному, то у Блинкова никто не бывал. Зато некая Наталья Дзема, прописанная на улице Сурганова, записывалась в качестве посетительницы номера 706, зарегистрированного за танцовщиком из шоу Блинкова. Между прочим, 707 номер был за Момзяковым.
Интересное дело, не правда ли? Едет на седьмой этаж, а оказывается на третьем. К чему бы это? И второй вопрос: а кто она такая, эта Дзема?
При дальнейшем изучении журнала выяснилось, что постояльцев гостиницы Дзема посещает регулярнейшим образом. Картина происшедшего в головах детективов мгновенно прояснилась. Они переглянулись и, ни слова не говоря, побежали к машинам. Жизни Дземы грозила большая опасность.
Предположение о том, будто господин Блинков никаким геем не является, подтвердилось для них полностью. По всей вероятности, вечером Момзяков приводил Блинкову проститутку, которая–то и принесла в номер "самодельное взрывное устройство". Весьма сомнительно, чтобы девушка совмещала профессии проститутки и наемного убийцы. Такая нагрузка не для хрупких женских плеч. Значит, ее или вынудили это сделать, или склонили, пообещав хорошо заплатить. Однако заплатят ли - вот в чем вопрос. А не выгоднее ли заказчикам эту мамзель убрать?
На часах четыре утра - время для "расчета" самое удачное: в таком случае одной путаной в Минске станет меньше. Интересно, где сейчас Собынич, уже на Сурганова?
Вот и нужная улица, которая по–прежнему носит имя партийного функционера Сурганова, вот и нужный дом. Слава Богу, у подъезда нет машин группы Собынича. Неужели еще не докопался?
Квартира Дземы на шестом этаже. До четвертого детективы поднялись на шумном в ночи лифте, выше - на цыпочках. Вот и нужная дверь. Прищепкин приник к фанере ухом. Тихо. Ну, разумеется, а что ожидал услышать: "О, Прищепо, детективо мио оргазмо, о, Прищепо!" Нормальные люди, если они, конечно, живые, в это время спят.
Впрочем, жить здесь Натали была не обязана, мало ли кто где прописан. Могла она также, после визита к Блинкову, направиться и в другое место. У Прищепкина, однако, не было времени рассуждать, рефлексировать и перебирать варианты. Готовый вышибить дверь, Холодинец на противоположном конце лестничной площадки набычился. Но Прищепкин предостерегающе поднял вверх указательный палец. Тихонько оттянул ручку на себя и повернул по часовой стрелке. Во дела, дверь–то оказалась открытой.
А квартира - пустой. Опоздали!
Тут в прихожую ворвались люди с автоматами и в масках. Прищепкин чуть не нажал на курок, но, к счастью, сообразил, что это люди Собынича. Проявив тугость соображения, те тоже прежде детективов скрутили и уткнули мордами в ковер.
- Елки–моталки, а вы здесь что делаете? - наконец въехала в ситуацию одна "маска–шоу".
- На чашку чая к знакомой зашли, - проворчал Георгий Иванович. - Нужно немедленно прочесать район!
- Сам вижу, - буркнул Собынич. - Перекрыть все входы и выходы, проверить смежные квартиры! - отдал он распоряжение маскам.
Однако соседям, которых по команде Константина Ивановича безжалостно подняли среди ночи, рассказывать сыскарям оказалось нечего. Да, некоторые из них сквозь сон слышали из квартиры Дземы какие–то крики. Но никто не придал этому никакого значения. Ну, боевик девушка по видику смотрит, что с того. Громковато немного, но они и сами, бывает, грешат тем же. Когда гоняют сексуху - со страстными стонами на весь подъезд. Ведь не старые еще "Кубанских казаков" среди ночи смотреть.
Облава результатов не дала, похитители Дземы как сквозь землю провалились. Но кое–что в квартире все же обнаружилось. В частности, отпечатки обуви. Словно несколько человек специально по Дземиным коврам топтались. Тоже хлеб.
Какой–то ненормальный у Прищепкина начал складываться режим жизни, не правда ли? Ночной, словно у птицы филина. Однако филин–птица хотя бы днем покой знает, а Прищепкин…
Зато следующей ночью у Георгия Ивановича состоялось свидание с Леночкой. Только не подумайте чего–нибудь пошлого, грязного, вообще физического - ничего "такого", записи бардов всю ночь слушали! С "этим" делом Лена вообще ни–ни, потому как жила исключительно духовно. Впору даже усомниться, а ее ли сыном был Артем? Как она ребенка–то зачала духовным способом?
Иногда Прищепкину казалось, будто начинает понимать ее прежнего мужа Болтутя, который принял ислам и удрал от жены в Египет. Иногда, но все реже и реже, проникался миром Леночки. Ведь истина вроде как не одна, их словно вшей у бродячей собаки, "абсолютов" - сколько звезд на небе.
Этой же ночью Георгию Ивановичу вообще пришлось воздвигнуть между собой и мадам Болтуть мысленный бронзовый щит. Потому что Леночка вдруг неожиданно заявила, что, во–первых, влюблена в другого; во–вторых, в покойника… Ага, вот и Георгий Иванович о том же.
А влюбилась Леночка не в кого–нибудь, а в… Булата Окуджаву. Причем не как в поэта, барда и прозаика - как в мужчину! Прищепкин, услышав признание, чуть край чайной кружки не откусил! С досады и от сверкнувшего озарения: вот дура–то, оказывается, Ленхен, дура беспросветная! Ведь это заявление нельзя даже к проявлению некрофилии отнести. Как это можно влюбиться в умершего несколько лет назад человека?! Какой Шалвович сейчас, извините, мужчина?! Короче, у Лены - шизофрения в чистейшем виде!
Только ведь сердце у сыскаря было не из нейлона - обыкновенное, человеческое. И заныло, забилось оно в груди от этих слов, словно воробышек в кулаке.
Ладно, если б пропало только наваждение этой ночи на романтичнейшей в мире Бейкер - Коллекторная–стрит. Так ведь от слов этих все, считай, пропало! Ради кого он тогда, спрашивается, рисковал жизнью друзей (своей - ладно) в атласских песках, ради этой дуры? Тоска зеленая!