Так, не вышло. Ну, зато компенсацию с Полины стребовать будет можно, если что. И то неплохо. А перепечатку все-таки надо закончить – там и осталось-то всего-ничего, чуть больше половины.
Ладно уж, съезжу я в этот институт – в конце концов, это не Большая Казачья, и там, по крайней мере, мне ничего не угрожает. В крайнем случае пошлют подальше, и все. А это лучше, чем презрительные упреки Полины.
– Так, значит, договорились? – зевая, переспросила Полина.
– Угу, – уныло подтвердила я.
– Ну, а теперь пошли спать, – скомандовала сестра. – Я, честно говоря, с ног валюсь…
Я хотела было попросить, не сбегает ли она в ларечек за малюсенькой бутылочкой вермута, потому что у меня разыгралась бессонница, а ближайшая аптека, где можно купить какое-нибудь снотворное, находится далеко – о сестре же забочусь! – но не решилась. Полина действительно еле стояла на ногах от усталости.
Я вспомнила, что ей пришлось перенести за последнее время, и постаралась убедить себя, что смогу уснуть и без снотворного. К тому же, зная Полину, могу с уверенностью утверждать – если бы она и согласилась мне помочь, то направилась бы в аптеку, а уж никак не в ларек, и приволокла бы мне димедрол. Вот он мне сдался!
Мы легли вместе все на той же куче тряпья, и я, уже со слипающимися веками подумала, что это вообще-то очень удобно – не нужно каждый день разбирать-убирать постель…
Утром Полина подняла меня в девять. И на том спасибо. Она еще раз напомнила мне, что я должна сегодня посетить педагогический институт, а сама она уезжает на работу.
– Завтрак на столе, – внушала она мне, а я кивала сквозь сон, пытаясь одновременно понять, как могла Полина в таких условиях приготовить завтрак и, главное, из чего?
Кроме того, сестра сказала, что после обеда позвонит мне, чтобы узнать о результатах. Это означало, что после ухода Полины мне не удастся коварно поспать еще хотя бы часочка два.
Когда за Полиной захлопнулась входная дверь, я вздохнула и поплелась в ванную умываться. Выйдя в кухню, я с удивлением обнаружила на столе тарелку, накрытую полотенцем. На тарелке лежало несколько бутербродов.
Подумав о том, что и от моей сестры иногда бывает польза, я с удовольствием смела все бутерброды, запила их водой из-под крана и стала собираться.
Краситься я даже не стала – так я выгляжу моложе и смогу сойти за приятельницу Катьки и Наташи.
Некоторая заминка вышла с одеждой – в этом хаосе невозможно было найти ничего подходящего. Окровавленная юбка так и плавала в тазу…
Черт, не надевать же вчерашний Полинин прикид!
Обшарив всю квартиру, я наконец-то выудила из-под дивана легкое платье, которое обладало замечательным свойством – оно практически не мялось – и надела его.
Теперь я смело могла отправляться в пединститут, что и сделала.
Сев в троллейбус, я быстро доехала до института и вошла в вестибюль. Только тут я сообразила, что не знаю, в какой группе учились Наташа и Катя. Чтобы выяснить это, пришлось подняться в деканат.
Там сидела молодая веснушчатая девчонка в очках и печатала на машинке какой-то текст.
– Здравствуйте, – поприветствовала я ее.
Девчонка рассеянно кивнула в ответ.
– Вы зачетку заверить? – спросила она. – Галины Григорьевны сегодня нет, я ее замещаю, так что могу это сделать, давайте, – она протянула руку.
– Нет-нет, я, если честно, по поводу Наташи Головачевой и Кати Зорянской, – честно сказала я.
– Ах, да, – лицо девчонки сразу помрачнело. – Мы уже в курсе. Такое горе! Кто бы мог подумать…
Мы помолчали.
– А вы, собственно, что хотели-то? – спросила наконец девчонка.
– Понимаете, я хотела поговорить с их одногруппниками – я сама дружила с обеими девочками – хотела попросить их, чтобы они не забывали о Наташе и Кате, чтобы, кто может, сходили на похороны (я понятия не имела, когда они состоятся), чтобы хоть иногда посещали их могилы, чтобы память о безвременно ушедших девочках жила в их сердцах, все-таки они учились вместе, бок о бок! – я несла эту речь очень прочувствованно, прижимая руки к груди и делая скорбное выражение лица.
Девчонка, видимо, отличалась сентиментальностью, поскольку понимающе кивала головой и даже, как мне показалось, чуть не расплакалась.
– Родителям их пусть пишут хоть раз в год! – продолжала я, – ведь для них-то какое горе!
– Да-да, – согласилась девчонка. – Конечно, вы правы. И мы их никогда не забудем – мы не забываем никого из студентов, учившихся в нашем вузе, – гордо подчеркнула она и встала. – Пойдемте, я вас провожу к их одногруппникам.
– Нет-нет, – замахала я руками. – Не стоит, у вас же работы много. Я и так вас отвлекла. Вы мне просто номер группы скажите, а я сама найду. – Двести пятнадцатая, – тут же сказала девушка.
– Спасибо вам огромное! – с чувством проговорила я, открывая дверь. – И не забывайте Катю с Наташей.
Девушка снова закивала, и выражение лица ее было таким, словно она давала клятву, что студентки Зорянская и Головачева теперь станут самым светлым пятном в ее жизни.
Выйдя из деканата, я подумала, что прямо вознесла обычных девчонок на пьедестал, сделала из них чуть ли не героинь, только потому, что они слишком рано умерли. А ведь они были всего лишь…
Но тут же одернула себя за подобные мысли. Кем бы они ни были, не мне их судить. А смерть в молодом возрасте – всегда трагедия. Поэтому и воспринимать их нужно просто как молодых, действительно безвременно погибших девчонок.
Спустившись вниз и остановившись перед расписанием, я увидела, что занятий у двести пятнадцатой группы сегодня нет, поскольку у них полным ходом идет сессия. Но зато я обнаружила, что сегодня должна была состояться консультация по диалектологии, зачет по которой студенты должны были сдавать завтра.
Их расписания следовало, что консультация начнется в двенадцать. Я посмотрела на настенные часы – времени было половина двенадцатого. Значит, сам бог велел подождать. Тем более, что самые сознательные студенты придут наверняка пораньше. Правда, я также понимала, что несознательные на какую-то консультацию не придут вообще, а таковых может оказаться гораздо больше, чем тех, кто всеми силами тянется к знаниям, но тем не менее решила подождать.
Я нашла двадцать первую аудиторию, в которой должна была проходить консультация, и встала у окошка, приготовившись запастись терпением.
Через некоторое время я увидела, что по лестнице, не отрывая глаз от учебника и шевеля беззвучно губами, поднимается молодая девушка, почти девочка. Она была маленького роста, пухленькая и розовощекая, и весь ее вид свидетельствовал о том, что она принадлежит к категории сознательных студентов.
Не обращая на меня внимания и продолжая читать учебник, она подошла ко мне и присела рядом на подоконник. Я даже не решилась прервать ее занятие, чтобы спросить, не из двести пятнадцатой ли она группы?
Пока я мучилась и ерзала на подоконнике, ломая голову, спросить или не спросить, по лестнице вихрем взлетела другая девчонка. У этой было очень милое жизнерадостное лицо, большие голубые глаза, вздернутый носик и задорные кудряшки, рассыпанные по плечам.
Одета она была в короткий джинсовый сарафанчик, а в руках держала дамскую сумочку, настолько малюсенькую, что в ней не смог бы уместиться не то что учебник, а, боюсь, что и ручка.
– Привет! – звонко воскликнула она, плюхаясь на подоконник рядом с пухленькой студенткой и радостно толкая ее в бок.
– Привет, – недовольно отозвалась та, отодвигаясь.
Девчонка сразу же кинула на подоконник свою сумочку и села поудобнее.
– Все зубришь? – весело болтая ногами, спросила девчонка с кудряшками.
– Готовлюсь к зачету – сухо поправила ее примерная студентка.
– А я вообще приходить не хотела! – продолжала вторая, которая, как я поняла, к примерным студентам не относилась никак. – На пляж сегодня собиралась, да проспала, представляешь? Ну, думаю, куда деваться, надо на консультацию сходить, раз уж все равно день пропал.
Зубрилка ничего не ответила.
Девчонка с кудряшками, которая явно нуждалась в общении, заглянула в книгу, штурмуемую зубрилкой, но тут же отпрянула, скривившись.
– Южное наречие, – пробормотала она. – И как ты можешь такое читать?
Она достала из кармана пачку сигарет и закурила.
– Мила, – наконец-то отрывая взгляд от своего учебника, строго проговорила девчонка в очках. – Если тебе неинтересно, не мешай мне. И не кури здесь – Ольга Павловна тебя уже сто раз предупреждала!
– Я в окошко, – беспечно ответила Мила. – И потом, она еще не пришла.
– Простите, а вы не из двести пятнадцатой группы? – поспешила я задать вопрос Миле, поняв, что с ней-то можно говорить сколько угодно.
– Да, – немного удивленно ответила Мила. – А вы что, новенькая?
– Нет. Я просто хотела поговорить с кем-то из вашей группы насчет Наташи Головачевой и Кати Зорянской.
– Ой, вот ужас-то! – Мила передернула загорелым плечиком. – Мы все просто в шоке были, когда узнали! А вы что хотели?
– Я помогаю следствию, – нарочно туманно выразилась я. – И мне нужны сведения о девушках. С кем они общались, чем занимались в свободное время… Кто-нибудь из вашей группы может мне в этом помочь?
– Я нет, – тут же ответила зубрилка. – Я их и не знала почти совсем. Они очень обособленно себя вели.
– Это ты себя очень обособленно ведешь, – возразила Мила. – А я могу и рассказать. Что знаю, конечно. Только уж не знаю, пригодится ли это вам…
– Мне важна любая информация, – подчеркнула я.
В этот момент по лестнице стали подниматься другие студенты, а за ним шла высокая, седая женщина, одетая в летний костюм. Увидев ее, Мила тут же пульнула окурок в окно.
– Здравствуйте, Ольга Павловна, – мило улыбаясь, поприветствовала она преподавательницу.
– Здравствуй, Мила, – строго сказала женщина. – Ты опять куришь здесь? Для вас же специально в туалете курилку сделали!
– Я больше не буду, Ольга Павловна, – виновато хлопая длинными ресницами, проговорила Мила и потупила глазки.
– Это я слышу в миллионный раз, – усмехнулась Ольга Павловна. – Немедленно приведи себя в порядок, ты знаешь, что я не выношу запаха табака, и только после этого можешь войти в кабинет. А остальных прошу на занятие, – с этими словами она отперла дверь аудитории, и студенты потянулись за ней.
Мы с Милой остались одни.
– Привести себя в порядок! – проворчала Мила. – Это каким же образом? Что я, зубы, что ли, буду здесь чистить?
Я достала из своей сумочки пластинку "Орбита" и протянула девчонке.
– Спасибо, – ответила она. – Пойдемте вниз, в курилку. Там действительно и покурить можно и поговорить.
Мы спустились вниз, в помещение, разделенное какой-то колонной на две половины. На одной, как мне объяснила Мила, находились кабинки мужских туалетов, а на другой – женских. А курили все вместе возле этих кабинок.
В помещении стоял дым коромыслом, и, по-моему, здесь скопилась большая часть студентов всего института.
Мы с Милой подошли к колонне, и девчонка тут же закурила очередную сигарету.
– Так вы хотели мне рассказать о Кате с Наташей, – напомнила я.
– Да, – спохватилась та. – Ну, что я могу сказать, девчонки они были неплохие, на экзаменах всегда подсказывали, если сами знали, шпорами делились…
Эта информация меня мало интересовала, но я не перебивала Милу.
– Знаю, что жили они вместе, квартиру снимали – на двоих ведь дешевле. Они откуда-то из района приехали, я не помню, откуда. И все время вместе ходили.
– Мила, а с парнями они встречались? – спросила я. – Я имею в виду, был ли хотя бы у одной постоянный друг?
– У Наташи – не знаю, а у Кати был, – ответила Мила.
– А ты его знаешь?
– Конечно, это же Мишка Веретенников, он вместе с нами учится!
– Так что же ты молчишь! – воскликнула я. – мне бы с ним поговорить.
– Боюсь, что это не получится, – вздохнула Мила.
– Почему?
– Да он пропал куда-то. Экзамен пропустил, на консультации не ходит. И сегодня его нет.
– А дома у него кто-нибудь был? – спросила я.
– Да, конечно! И звонили, и ездили даже – Ольга Павловна, она у нас куратор, посылала старосту, так та сказала, что нет его дома. И хозяйка квартирная говорит, что уж несколько дней не появляется.
– Он что, тоже снимал квартиру?
– Нет, комнату. Он тоже приезжий, из Балаково. Он до этого в общежитии нашем институтском жил, а потом перебрался на квартиру.
– Что, деньги появились?
– Он сказал, что заработал, только не говорил где. Да я и так знаю, – понизив голос, вдруг добавила Мила.
– Что?
– Он в казино выиграл! – шепотом проговорила Мила. – Его Вовка как-то туда пригласил, и, представляете, Мишка сразу выиграл много! И смог пока комнату снять. Больше он, правда, не выигрывал, но в азарт вошел. Он хотел вместе с Катькой жить, квартиру снимать, только никак все выиграть больше не мог…
– Погоди, погоди, – перебила я тараторку-Милу. – Что за Вовка?
– Вовка? Вовка Соколовский, он тоже с нами учится! У него папа – замдекана…
– Кто это тут мною интересуется? – послышался вдруг вкрадчивый голос.
Сквозь клубы сигаретного дыма я заметила неслышно подошедшую к нам мужскую фигуру.
Мила тут же замолчала и отодвинулась от меня подальше.
– Ты, Милочка, все язычком треплешь, занятия прогуливаешь? – насмешливо продолжал голос. – А потом, когда "хвостов" наловишь, будешь Вову просить, чтобы выручил? А сама потом Вову сдаешь?
Теперь я смогла рассмотреть говорившего. Это был высокий, светловолосый парень, очень модно и дорого одетый. В облике его и манерах не было ничего от манер, характерных для социальной группы, именуемой в народе "гоблины".
– Вова, я просто сказала, что ты учишься с нами и знаешь Мишку! Что здесь такого? – проговорила Мила. – Просто девушка интересовалась Катей с Наташей, ну, я и рассказала,
что Катя с Мишкой встречалась! Это все знают! Что ты на меня
бочку катишь? – обиженно протянула она, и губки ее задрожа-
ли.
– Беги на занятия, радость моя, – похлопав Милу по
плечу, сказал Вовка, и Мила бегом побежала к лестнице.
– Ну-с, девушка, теперь давайте побеседуем с вами, -
прищурившись глядя на меня, сказал Соколовский. – Только в
более подходящем месте.
Он взял меня за руку и повел по лестнице наверх. Я думала, что он хочет поговорить в вестибюле, но Вовка вывел
меня из института на улицу.
– Куда мы идем? – встревожившись, спросила я.
– Не волнуйтесь, здесь недалеко, – улыбнулся он.
Мы прошли к летнему кафе, и Вовка, сев за столик, предложил сесть и мне. Я устроилась напротив. Вовка заказал три бутылки пива и чипсов и спросил:
– Так где Мишка?
– Это вы меня спрашиваете? – удивилась я. – Я сама интересовалась этим у Милы!
– А с какой стати вы интересуетесь Мишкой?
– Из-за Кати Зорянской.
– Вы из милиции?
– Нет.
– Тогда что вам надо?
– Это долго объяснять. Просто мою сестру обвиняют в ее убийстве, – приврала я, – а я не могу этого допустить. Я знаю, что она тут ни при чем. Вот и подумала, что Мишка может что-то знать. Но, как выяснилось, он тоже пропал.
Вовка вдруг перегнулся ко мне через столик, поднял за подбородок и внимательно заглянул в глаза. Я сидела молча и не шевелясь.
– Мне бы очень хотелось вам верить, – сказал он наконец, отпуская мой подбородок. – Дело в том, что этот козел должен мне деньги, и я сам очень хотел бы его найти.
– Честное слово, я не знаю, где он! Я сама его ищу! Да я сегодня впервые услышала его имя от Милы!
Вовка молчал, задумчиво крутя в руке чипсинку. Потом взял стакан с пивом и сделал несколько глотков. Все это время я раздумывала, что мне делать. С одной стороны, бояться Вовку вроде нечего – видно, что он не бандит. Типичный мажорный мальчик из приличной семьи. Видно, что избалован – и деньгами, и женским вниманием. Странно даже, что учится в пединституте, таким обычно место в Академии Права или, на худой конец, в экономическом. Очевидно, пединститут он выбрал только потому, что там папа – замдекана.
С другой стороны, его с Мишкой связывали какие-то дела, и о нем он может рассказать побольше, чем Мила. Если захочет, конечно. Вот только как его заинтересовать? Уходить не солоно хлебавши совершенно не хотелось.
Я напрягла все свои природные задатки психолога, а также приобретенные навыки, и сказала:
– Послушайте, мы с вами можем быть союзниками.
– Каким образом? – поднял он брови.
– Ну, у нас же общая цель. Мы оба ищем Михаила. И, возможно, я найду его первой. То, что он исчез, кажется мне очень подозрительным.
– Вы что думаете, что это он Катьку грохнул?
– Не исключаю такой возможности.
– Бросьте! – пренебрежительно махнул рукой Вовка. – Этот слизняк только и способен, чтобы тратить чужие деньги, потому что свои он не в состоянии заработать! Он просто от меня прячется.
– Расскажите мне, пожалуйста, поподробнее, – попросила я. – Ведь от этого зависит судьба моей сестры!
Судьба моей сестры от этого уже не зависела, но раз уж мы взялись за расследование, его нужно довести до конца.
– В обмен я обещаю, что если первая выйду на Михаила, то сообщу вам, – пообещала я.
Вовка с сомнением смотрел на меня, словно что-то прикидывая.
– Хорошо, – наконец сказал он. – В конце концов, сообщенная мною вам информация ничем мне не навредит – это не связано с криминалом. Одним словом, я частенько посещаю казино "Декаданс". Люблю, знаете ли, азартные игры. А этот сопляк как-то пристал ко мне, чтобы я взял его с собой. Я спросил – а деньги есть? Он сказал, что да, накопил немного и хочет попробовать выиграть. Он, видите ли, хотел из общежития перебраться в более приличные условия. Ну, я взял – жалко, что ли? Туда же любому дорога открыта, плати и иди. Но Мишка, он же трус, ему со мной сподручнее было – я там все-таки человек бывалый. Одним словом, пошли мы. И, как ни странно, Мишка в тот же вечер выиграл крупную сумму. Правду говорят – новичкам везет. Я даже удивился. Он тут же снял комнату и снова захотел в казино. Аппетит разыгрался. Больше, правда, ему выиграть не удавалось, разве что по мелочи. Но он уже в раж вошел. Он же нигде не работал, денег не было, пришлось бы с хаты съезжать и в общагу возвращаться, а кому захочется? Человек к хорошему быстро привыкает. Стал он и без меня ходить, пока совсем деньги не кончились. И неделю назад он меня умолил одолжить ему довольно крупную сумму. Сказал, что если проиграет, вернет – ему, мол, мать ко дню рождения должна прислать денег. Я, как дурак, дал. Сам себе удивляюсь! Ведь знал, что не выиграет он ни фига! Точно, так и вышло. Когда я на следующий день пришел в казино, то узнал, что он проигрался в пух и прах, и свалил домой. Я-то понял, ему, как дурачку, первый раз выиграть дали, для затравки, так сказать, а потом – кто ж ему, дураку, позволит казино грабить?
– Как – грабить? – не поняла я.