- Светка, ты понятия не имеешь, что случилось, ладно? Филипп тебя ни во что не посвящал, ты не в курсе…
- Все поняла! - перебила меня она. - Ничего не знаю, сижу дома над дипломом, а к тебе вчера приходила, чтобы взять журнал по вязанию! Сашку тоже давно не видела, где он может быть - понятия не имею! Денег вам дать?
- А у тебя что - их много? - удивились мы хором.
- Не так чтобы много, но если нужно…
Я вдруг почувствовала, что в глазах защипало. Все-таки здорово, когда у человека есть друзья, важно только вовремя понять, какие из них настоящие, а какие - нет.
- Обойдемся… пока, - ответил за меня Шурик.
Светка потащила меня в комнату и выдала черный пушистый свитер и длинный серый плащ, потому что на улице стремительно холодало. Я слабо отбивалась, мотивируя свой отказ тем, что плащ будет велик.
- Ничего, ты тоже не маленькая, - рассердилась Светка, - пояском затянись потуже, вот и все. А свитер и свободный можно носить.
Она порылась в шкафу и вытащила симпатичный такой коротенький блондинистый паричок.
- Примерь-ка!
- Светка, - удивилась я, вертясь перед зеркалом, - зачем он тебе?
Действительно, ее роскошную черную гриву ни в жизнь не запихнешь под парик.
- Сестра двоюродная из Николаева приезжала, она забыла, - пояснила Светка, - так с тех пор и валяется. Вот еще очки темные возьми.
Шурик оглядел меня с большим интересом и остался доволен.
- Ни одна собака не узнает!
На прощанье мы расцеловались со Светкой на пороге.
- Слушайся Сашку! - шепнула она мне на ухо. - Он за тобой присмотрит…
Вот интересно, что она такого знает про Шурика, чего не знаю я?
Полковник Захаров был страшно зол. Накануне ему пришлось вызволять из участка своих неудачливых сотрудников - Симакова и Полетаева, что само по себе было делом неприятным - в милиции посматривали косо на людей из какой-то непонятной секретной конторы, каковым являлся полковник Захаров. Для того чтобы достигнуть взаимопонимания, пришлось задействовать весьма высокое начальство и посулить ему всяческое содействие в дальнейшем.
Как говаривал классик, влияние в свете есть валюта, которую следует расходовать весьма экономно. Полковник Захаров в этом вопросе был полностью с ним солидарен, оттого и злился на своих подчиненных, что пришлось пообещать милицейскому начальству услугу, которую он планировал оказать другому, нужному ему человеку.
Впрочем, эти идиоты, Симаков и Полетаев, вызывали у него даже не злость, а просто-таки ярость, смешанную с презрением. Виданное ли дело, двое здоровенных парней не сумели справиться с девчонкой, и без того униженной, избитой, полностью деморализованной!
Хотя насчет беспомощности он, пожалуй, сильно преувеличил, поскольку девчонка очень ловко от этих двоих отбилась. Полковник допросил своих кретинов, выяснил подробности и помрачнел. Естественно, что у девицы был сообщник, иначе ей просто не справиться с двумя здоровенными парнями. Ей и с одним бы не справиться.
Захаров походя выяснил в милиции, что хозяйка квартиры, в которой взяли его бравых молодцов, исчезла в неизвестном направлении. Никто не собирался ее искать, потому что от родственников если и поступит заявление, то примут его только через три дня, а никаких неблаговидных поступков девушка не совершала.
Полковник Захаров был уверен, что девица в свою квартиру не вернется, во всяком случае, в ближайшее время, о чем и сообщил Леониду Ильичу Гусарову в частной беседе.
- Но ее обязательно надо искать! - вскричал тот, тряся щеками. - Ведь то, что она исчезла, да еще так ловко, доказывает, что именно она украла документы у Руденко.
Полковник Захаров считал, что ни черта это не доказывает. Если девица не полная дура, а он уже имел случай в этом убедиться, то она могла исчезнуть просто потому, что хотела отвязаться от ненормальной семейки Гусаровых. Действительно, кому понравится, когда тебя обзывают приживалкой и бьют по лицу? Насчет морального аспекта дела Захаров не был уверен, кто там прав. Возможно, и вправду Гусаровы впустили змею в дом, она шныряла по углам, подглядывала и подслушивала и только ждала удобного случая, чтобы сделать гадость, оттого что завидовала их ненаглядной доченьке. Что же касается пропавших документов Руденко, то полковник был твердо уверен: кто бы их ни украл, ему, Захарову, в это дело вмешиваться совершенно ни к чему.
- Алексей, что думаешь предпринять? - настойчиво спрашивал Леонид Ильич.
- А что тут можно сделать? - в голосе Захарова зазвучало плохо скрытое раздражение. - Похоже, она давно уже удрала куда-нибудь, и так далеко, что и не найдешь.
- Но мне нужно с ней поговорить! Зачем ты отпустил ее? - взъярился Гусаров. - Я бы выколотил из нее правду!
- Да? - холодно спросил Захаров. - Ты бил бы ее при таком количестве свидетелей? И забил бы до смерти? И после этого ты просил бы меня снова разобраться с трупом?
Леонид Ильич замахал руками:
- Ну, я, конечно, не собирался ее убивать… Но, имея на руках ее признание, можно было бы как-то разговаривать с Руденко…
- Видишь ли, в чем дело, Леонид, - начал Захаров, и Гусаров тотчас отметил и его интонацию, и то, что полковник называет его на "ты", - помогать друзьям, конечно, хорошо, - при слове "друзьям" он чуть заметно усмехнулся, - но одно дело - это когда ты просишь избавиться от трупа, который совершенно случайно оказался у тебя в доме, избавиться по-тихому, не вмешивая в это дело компетентные органы. Или, допустим, нужно допросить молодую девушку профессионально, - при слове "профессионально" Захаров вспомнил своих уродов и мысленно чертыхнулся, - в этом случае я могу выполнить твою просьбу, не привлекая ничьего лишнего внимания. И совсем другое дело - искать пропавшие документы Руденко. Кто меня уполномочил это делать? Уж, наверно, не сам Руденко! То, что он позвонил тебе и пугал, говорит только о том, что он очень рассердился и вышел из себя. Но это не значит, что он будет кричать о пропаже на всех углах. Напротив, он постарается разобраться с этой историей по-тихому и своими силами, которые у него есть, и немалые, я тебе как профессионал говорю. И я предпочитаю в его дела нос не совать, мне, видишь ли, своя жизнь дорога…
- Я понял, - процедил Леонид Ильич.
- Это хорошо, что понял, - ответил Захаров, - значит, объяснять ничего не нужно.
Этим он хотел сказать, что услуга, которую в свое время оказал ему Леонид Ильич, конечно, была очень серьезной. Откровенно говоря, Гусаров тогда спас его от очень больших неприятностей. Полковник Захаров ценил хорошее отношение. И прекрасно знал, что долг платежом красен. И теперь он хотел дать понять Гусарову, что долг свой он полностью выплатил.
Леонид Ильич же понял только то, что полковник Захаров почувствовал, что дела его, Гусарова, пошатнулись, и решил использовать это печальное обстоятельство, чтобы освободиться от своих обязательств перед ним. Гусаров очень нервничал последние три дня. Испортить отношения с Руденко было смерти подобно. Тот мог стереть его в порошок. Леонид Ильич ругался про себя и на Дашку, которая не нашла ничего умнее, чем влюбиться в этого плейбоя Стаса, и на дуру-жену, которой лишь бы выпендриться и поразить всех приятельниц шикарной свадьбой. Теперь эти две идиотки сидели каждая в своем углу и рыдали либо же начинали хором ругать Катерину, и только Леонид Ильич видел дальше своего и их глупых носов и понимал, что прошлой жизни уже не вернуть, что в делах его грядут большие изменения и будут эти изменения только к худшему.
Полковник Захаров пошел поговорить с Дашкой. Он застал ее рыдающей на диване. Весть о том, что свадьба ее с красавчиком Стасом расстроилась, уже облетела полгорода, и теперь подруги и знакомые умирали от любопытства и старались выяснить, кто же кого бросил.
Захаров пытался добиться от дочери Гусарова, куда могла податься ее подруга Катя, есть ли у нее родственники и друзья. Выяснилось, что родственников у Катерины нет никаких, кроме матери в Москве, друзей же много, но Дарья знает только телефон Светки Росомахиной, и то потому, что они со Светкой когда-то учились в одном классе.
Для того чтобы заставить Дашку позвонить Росомахиной, понадобилось вмешательство Леонида Ильича. Они со Светкой разговаривали совсем недолго, вернее, говорила одна Светка. Синеглазая красавица со злобой бросила трубку.
- Она сказала, что пишет диплом, никого не видела и ничего не слышала, что с Катериной случилось - понятия не имеет. Спрашивала, когда моя свадьба…
"Может, и правда не знает, а если и знает, то не скажет", - понял полковник Захаров.
Вечером мы сидели в "Жигулях" Шурика неподалеку от дома Гусаровых. Не слишком близко, чтобы не попасть на глаза охраннику, но и не далеко, чтобы хорошо видеть людей, выходящих из подъезда.
В половине девятого из дома высыпала веселая компания богатой молодежи, погрузилась в два сверкающих "Мерседеса" и куда-то умчалась на явно недозволенной скорости. Еще через пятнадцать минут около подъезда остановился огромный джип, из него выбрался толстый мрачный мужчина с "дипломатом" в руке и вошел в дом.
На какое-то время наступила тишина.
Я взглянула на часы. Стрелки уже перевалили за девять часов, но из дома по-прежнему никто не выходил.
Я хотела сказать Шурику, что мне надоело здесь сидеть и я не вижу большого смысла в нашем ожидании, но он поднес палец к губам и показал на подъезд.
Дверь открылась, и из нее вышли две скромно одетые женщины.
В одной из них, немолодой полноватой блондинке, я узнала кухарку Гусаровых Амалию Карловну, вторую, повыше и помоложе, я видела первый раз.
- Это Амалия, - прошептала я, указывая на блондинку, - но вторая - не Женя, ту я бы узнала.
Женщины дошли до угла и распрощались. Амалия Карловна свернула за угол, а незнакомая девушка перешла улицу и остановилась на остановке троллейбуса.
Мы с Шуриком переглянулись. Предварительный план нуждался в некоторой коррекции.
Я выбралась из машины и бросилась вдогонку за кухаркой Гусаровых.
- Парик сними! - прошипел вслед Шурик.
Я на ходу сняла темные очки и парик и запихала их в сумку.
Поравнявшись с кухаркой, я негромко окликнула:
- Амалия Карловна!
Она оглянулась, узнала меня и застыла на месте, как громом пораженная.
- Амалия Карловна, душечка, - выпалила я, - ведь вы не верите всему, что обо мне говорили?
Она огляделась по сторонам, убедилась, что нас никто не видит, и, понизив голос, быстро сказала:
- Катюша, я ни одному слову не поверила! Ведь я тебя давно знаю…
Она снова испуганно огляделась:
- Не дай бог, хозяйка увидит…
- Давайте зайдем, - я кивнула на небольшую кондитерскую, - посидим полчасика, поговорим… Сюда-то она точно не заглянет!
Амалия для виду немножко помялась, но потом пошла за мной: ей самой наверняка хотелось почесать языком.
Надо сказать, что Виктория Федоровна была женщина довольно вспыльчивая, невоздержанная на язык, и прислуге от нее частенько доставалось. Кухарка в этом смысле не была исключением, и мне не раз приходилось утешать бедную женщину после несправедливого разноса. Частенько, бывало, мы посиживали с ней на кухне, она с удовольствием сообщала мне рецепты блюд и жаловалась на хозяйку. Как я уже говорила, я умею слушать, то есть когда мне неинтересно, я не зеваю и не прерываю собеседника, а просто отключаюсь, сохраняя на лице приветливое, внимательное выражение и даже вставляю изредка выражения типа "Что вы говорите?", "Не может быть!" и "С ума сойти!".
Амалия села за угловой столик. Я принесла ей чашку "капуччино" и черничный пирог. Как все полнеющие женщины, она обожала сладкое и, несмотря на то, что весь день проводила при еде, не отказалась от угощения.
- Ты ведь всегда была хорошая девочка, - сказала она, отламывая кусочек пирога, - когда они про тебя начали худое говорить, я ни одному слову не поверила! Этого просто не может быть, чтобы ты Даше навредила! - Амалия опустила глаза. - Про кого угодно поверю, только не про тебя! Виктория, она ведь такая грубая женщина, всякой напраслины может наплести! Мне ли не знать!
- Амалия Карловна, - спросила я, дождавшись паузы, - а что, у вас новая горничная? С вами которая вышла? Женя уволилась?
- Ох! - Амалия расширила глаза и округлила рот, как поющая лягушка. - Тоже ведь скандал! Она не то что уволилась, а просто ушла себе, и все! Даже расчета не взяла и слова хозяевам не сказала! Виктория еще больше от этого взбеленилась, чуть сервиз английский в сердцах не переколотила! "Как же, - говорит, - я без прислуги буду? Да мне бы только эта Женька попалась…" Сперва она, конечно, думала, что та что-нибудь украла, потому и сбежала, но вроде ничего у нее не пропало…
- А когда Женя ушла? - поинтересовалась я на всякий случай.
- Да вот как раз когда у хозяев скандал был, - Амалия потупилась, - ну когда они на тебя ругались… в тот день она и пропала. С утра-то была, завтрак подавала, на звонки ходила, а потом - как корова языком слизнула. Ее зовут-зовут, а она не откликается. Квартира-то, сама знаешь, большая, пока всюду посмотрели - тоже время прошло…
- Вот как! - задумчиво проговорила я. - Значит, после скандала Женю уже никто не видел?
- Выходит, так, - кивнула Амалия, - Виктория тогда еще пуще разошлась… хорошо, что ей уже на следующий день эту прислали, Нину, ну вот с которой мы сейчас шли… Только ею Виктория тоже недовольна, все не по ней…
- Ну, она-то никогда не бывает довольна, - поддержала я увлекательную тему, - ей трудно угодить…
- Уж это точно! - поддержала меня Амалия и оседлала любимого конька: - Как ни стараешься, вечно она недовольна! Уж как я ни изгаляюсь, так все к чему-нибудь обязательно придерется! То ей недопечено, то пережарено! Хорошо, хозяину, Леониду Ильичу, готовка моя нравится, только потому Виктория меня до сих пор не прогнала… Иной раз обида возьмет, и сама уже думаю уволиться, такую кухарку, как я, везде возьмут, да только как подумаю - новые хозяева неизвестно какие окажутся, к этим-то я хоть привыкла, сам-то Леонид Ильич мужчина обходительный…
Я вспомнила, как этот "обходительный мужчина" с перекошенным от ненависти лицом тряс меня, как тряпичную куклу, и бил по лицу, но ничего ей не возразила. С другой стороны, излияния Амалии Карловны по поводу ее обид на хозяйку могли быть бесконечными, а меня больше интересовала горничная Женя, особенно после того, как я узнала, что она исчезла в тот самый роковой день. Я попробовала осторожно перевести разговор на интересующую меня тему:
- А этой горничной, Жене, тоже от Виктории доставалось?
- Ну, горничным-то всегда больше моего достается! - В голосе Амалии прозвучало плохо скрытое злорадство. - Они-то у хозяйки под рукой, чуть что не по ней - уж она не растеряется… Ко мне-то на кухню не всякий раз придет - у меня и жарко, и приправами всякими пахнет, а у Виктории же эта, как ее… астма, вот мне-то немножко поспокойнее, а этих девчонок, горничных-то, иной раз пожалеешь…
- И Жене доставалось? Может, она оттого и ушла так неожиданно, что Виктория Федоровна ей в тот день всыпала под горячую руку? Она ведь тогда просто не в себе была…
- Не знаю, - Амалия поджала губы, - только Женьке-то меньше других доставалось, а в тот день Виктории вовсе не до нее было. Сперва-то она все на тебя кричала, а потом у нее приступ начался, а Женьки-то уже и не было… Так что вряд ли она от обиды ушла…
Я вспомнила, как Леонид Ильич безуспешно искал горничную, когда у его жены начался приступ астмы, и подозрения, которые зрели в моей душе, еще больше окрепли.
Я заметила, что Амалия Карловна доела свой пирог и с сожалением посматривает на опустевшую тарелку, прогулялась до стойки и принесла ей внушительный кусок орехового торта.
- Да что ты, Катюша! - для приличия засмущалась она. - Да зачем же… я вообще-то сладкого не ем… - однако тут же с явным удовольствием принялась за торт.
Выждав немного, я снова приступила к расспросам:
- А как эту Женю наняли - через агентство?
- А вот и нет! - ответила Амалия, понизив голос и радостно заблестев глазами. - Как получилось-то… Виктория на прошлую горничную, на Анюту, здорово накричала и прогнала ее. "Чтобы, - говорит, - ноги твоей у меня в доме не было!"
А из-за чего все вышло… Виктории, видишь ли, померещилось, что Анюта с хозяином кокетничает, с Леонидом Ильичом. То ли она ему улыбнулась лишний раз, то ли кофе подавала да бюстом к плечу прикоснулась по нечаянности, уж я в подробностях не знаю, а только разошлась Виктория в тот раз - просто страшное дело! И между прочим, я тебе точно скажу - совершенно зря! Леонид Ильич никогда себе ничего такого не позволял, очень он выдержанный мужчина, просто даже удивительно…
При этих словах в голосе Амалии прозвучало невольное сожаление, и до меня внезапно дошло, что несчастная кухарка питает к хозяину предосудительный неслужебный интерес, похоже, Леонид Ильич в свое время вежливо дал ей понять, что ее место - исключительно у плиты…
"Эх, Амалия! - подумала я. - Ты давно, видно, в зеркало не смотрелась… Это он, может, с тобой выдержанный, а с молоденькой горничной что-нибудь себе и позволил".
Вслух, разумеется, я ничего подобного не сказала, а только посмотрела с живейшим интересом, чтобы поощрить рассказчицу.
- В общем, - продолжила Амалия, - выгнала она Анюту и вещички ее вслед выкинула. И только потом опомнилась, что осталась вовсе без прислуги, а на следующий день у нее гости званы.
- Почему - без прислуги? - я изобразила наивность и непонимание. - Ведь у нее вы остались?
- Ну что ты, Катюша, - Амалия посмотрела на меня как на малого ребенка. - Я же ведь кухарка, мне дай бог на кухне управиться, а подавать-подносить - не мое дело! Да и не принято это - в гостиной должна служить девушка молоденькая, свеженькая…
Я подумала, как быстро успел обрасти недавно образовавшийся класс "новых русских" правилами, традициями и порядками - что принято, что не принято… Вчерашние рэкетиры и "челноки" пытаются изображать из себя аристократов в двадцатом поколении!
- В общем, - продолжила Амалия, - сперва Виктория позвонила в агентство "Синдирелла", через которое она всегда прислугу нанимала. Ну, там они ее хорошо знают и, можно сказать, просто обожают. Она хотя и не очень крупная клиентка - некоторые хозяева по десять человек прислуги набирают, а у нее всего двое работают - да зато горничные редко больше двух месяцев задерживаются. А это ведь агентству очень выгодно - за каждую новую девушку они свой процент получают. Правда, горничные уже про нее знают и не хотят идти… Короче, она сказала, что ей очень срочно горничная нужна, а ей отвечают - извините, ничем не можем помочь, и рады бы вам услужить, как нашей постоянной клиентке, да сейчас ни одной девушки нет на примете…
- А откуда вы про все это так точно знаете? - неожиданно спросила я Амалию. Действительно, она все время твердит, что целыми днями находится у плиты, откуда же такая поразительная осведомленность? Ладно бы еще она случайно услышала, что говорила хозяйка, но откуда она может знать, что ей отвечали?
- Да уж знаю! - недовольно сказала Амалия. - А если тебе неинтересно, так я могу не рассказывать…