Я хотела было немного поспорить и спросить, с чего это он вдруг раскомандовался, но вспомнила, что Светка Росомахина велела мне Шурика слушаться, не спорить с ним, потому что он мужчина и понимает в жизни больше моего. Возможно, Светка и права, у нее голова тоже отлично варит, недаром диссертацию собирается писать про своих червяков, но все же просто так сдавать позиции мне не хотелось. Сегодня я чувствовала себя гораздо лучше, нос почти не болел, воспоминания о том, как меня унизили и ударили в семействе Гусаровых, немного потускнели, я приободрилась, тем более что Шурик был со мной, а он, как считала Светка, да я и сама понимала, никому не даст меня в обиду. Но мне ужасно не хотелось никуда ехать. Ну в самом деле, может человек хоть немножко отдохнуть от грустных мыслей?
На улице шел дождь и было темно от туч. Внезапно меня осенило.
- Слушай, мы совсем рехнулись! Куда мы поедем, сейчас же десять часов вечера!
Шурик удивленно поглядел на часы, потом засмеялся.
- Галерея, надо думать, не откроется раньше одиннадцати утра, так что у нас еще есть куча времени, - сказала я.
- Куча времени для чего? - насторожился Шурик.
- Для того, чтобы побеседовать о самом наболевшем!
- Что ты имеешь в виду? - голос его дрогнул.
- Я имею в виду тот факт, что ты каким-то образом очутился весьма кстати возле моего дома, чтобы спасти мне жизнь, - сказала я строго. - Это раз. Во-вторых, мне очень не понравились ваши сегодняшние перемигивания и переглядывания со Светкой. Какая между вами тайна?
- Это все? - холодно спросил Шурик.
- Все, - подтвердила я. - И я требую немедленного ответа.
От моего напора всю его холодность как ветром сдуло. Шурик заерзал на диване, потом встал и отошел от меня подальше, как будто боялся, что я начну кусаться.
- А ты сама ни о чем не догадываешься? - наконец выдавил из себя этот страдалец.
Он старательно отводил глаза в сторону, на его лбу выступила испарина, и даже руки, по моим наблюдения, слегка дрожали. Разумеется, я давно уже обо всем догадалась. Покажите мне женщину, которая, видя все эти красноречивые признаки, не сможет правильно их квалифицировать! Ну и что я сейчас должна делать? Броситься ему немедленно на шею, опустить трепещущие ресницы и ждать поцелуя, томно вздымая грудь? Интересно, как это - томно вздымать? Кажется, я не умею…
И почему, интересно, Светка Росомахина узнала об этом раньше меня? Он что - просил у нее совета? Насколько я знаю обоих, вряд ли. Стало быть, Светка сама догадалась. А я, бревно этакое, догадаться не могла, пока меня по носу не звезданули и Шурик не прибежал спасать.
- Слушай, мне это все надоело! - неожиданно зло сказал он и подошел ближе. - Что за дурацкое положение? Я же не клоун, и тут не цирк! Ну да, я как дурак по тебе сохну, а ты не замечаешь! Все время мимо глядишь, как будто я пустое место!
- Неправда! - не выдержала я.
- Молчи! - заорал он, всерьез разозлившись. - Молчи и слушай! Эти твои принципы дурацкие! Что я - виноват, что нас Дашка познакомила? У меня с ней вообще ничего не было, если хочешь знать! Она мне и раньше не слишком нравилась, а после всего, что она тебе устроила, я ее просто ненавижу!
- Да при чем тут Дашка? - Я сделала вид, что удивилась. - При чем тут вообще она?
- Как - при чем? А этот твой пунктик? Сейчас скажешь, что видеть меня больше не желаешь и что тебе Дашкины объедки не нужны!
Все ясно, ему наболтал кучу ерунды Димка Колокольчиков. Вот паразит, никакой, понимаешь, благодарности! А ведь мы с Димкой так давно знакомы, мог бы и помолчать ради нашей давней дружбы…
- Кажется, пора менять принципы… - пробормотала я, - хотя и так уже все переменилось, все встало с ног на голову, или нет - сейчас как раз все вернулось на свои места…
- Что ты там бормочешь? - не слишком вежливо осведомился Шурик. - Если хочешь что-то сказать, говори прямо!
Откровенно говоря, мне нечего было ему сказать. Что я полная дура и не разбираюсь в людях, я и так уже поняла. Столько лет знаю и Дашку и Шурика, и не могла понять, кто мне друг, а кто враг! Но я вовсе не собираюсь каяться и стучать себя кулаком в грудь, больно надо. И вообще за последнее время столько всего навалилось, а тут еще эта Сашкина неземная любовь. Как обухом по голове! Хорошо бы немножко передохнуть от всех треволнений, но, как справедливо считал классик, "покой нам только снится…".
Для того чтобы уйти, хотя бы на время, от сложного разговора, я применила старый как мир, но действенный способ: закрыла лицо руками и бросилась на диван.
- Что ты от меня хочешь? - простонала я. - Мне и так плохо!
Далее подразумевались трагические рыдания.
Но зарыдать я не успела, то есть попыталась, но ничего не получилось, очевидно, я все-таки не очень хорошая актриса и правильно сделала, что не стала поступать в театральный институт. Шурик одним прыжком подскочил к дивану и принялся гладить меня по спине, бормоча ласковые слова. Потом он попытался оторвать мои руки от лица. Тут я уже забеспокоилась, потому что слезы так и не получались, а если он поймет, что я его дурачу, то, пожалуй, сильно обидится. Похоже, что в нынешнем своем состоянии он совершенно потерял чувство юмора.
К счастью, зазвонил телефон. Это Светка сообщала, что Дашка ей звонила. Что, судя по всему, семейство Гусаровых разыскивает меня с самыми серьезными намерениями. Светка, как мы и договаривались, сделала вид, что ничего не знает, хотя ей ужасно хотелось наговорить Дашке гадостей. Но она сдержалась из последних сил и нам советовала быть осторожнее.
- Искать тебя у меня дома никому не придет в голову, - убежденно сказал Шурик, повесив трубку, - у Дашки в голове не уместится, что я, что мы с тобой… Ведь она до сих пор убеждена, что все вокруг влюблены только в нее.
- Ты думаешь?..
За то время, пока он разговаривал со Светкой, я успела проскользнуть в ванную, смыть там всю косметику и растрепать волосы, так чтобы казалось, что я плакала, а потом умылась.
- Не думаю, а знаю, - отрезал Шурик, - девочке в школе дали приз, выбрали королевой красоты, жизнь для нее стала непрерывным праздником. С тех пор она так и живет, чувствуя себя королевой красоты, которой все должно принадлежать по праву - красивые вещи, драгоценности, красивые мужчины…
- Не себя ли ты имеешь в виду? - фыркнула я.
- Нет, конечно, - серьезно ответил Шурик. - Я ей, разумеется, не нужен, но ей и в голову не придет, что кто-то может в ее присутствии обратить внимания на ее подруг…
Я попробовала взглянуть на Дашку его глазами. А что, пожалуй, Шурик во многом прав. Раньше я не хотела ничего замечать, потому что любила Дашку и принимала ее такой, какая она есть, теперь же мне стало ясно, что она совершенно не изменилась. Какой была в последнем классе школы, такой и осталась. Действительно, она приняла как должное свою внезапно расцветшую красоту и папино богатство, всерьез считала, что она все это заслужила, и это обусловило ее дальнейшую жизнь. В общем, Дашка совсем не повзрослела в душе. Конечно, некоторая инфантильность ей даже шла, то есть я думаю, что очень многим мужчинам больше нравятся женщины наивные, восторженные и глуповатые…
Я не заметила, что произнесла последние слова вслух. Шурик фыркнул:
- Наконец-то до тебя кое-что дошло!
- Что ты хочешь этим сказать? - удивилась я. - Что же мне - притворяться полной идиоткой, чтобы мужчинам нравиться?
- Я совсем не это имел в виду, - испугался он, - не надо меняться, мне с тобой тогда скучно будет.
- Ладно. - Я подошла к нему и погладила по волосам. - Давай мириться. Ты ужасно храбрый и умный, только я еще к тебе такому не привыкла.
Он засопел и упорно глядел вбок, потом неожиданно обхватил меня руками и поднял вверх.
- Если нужно, я их всех передушу, как кротов! - сказал он. - Пускай только попробует эта мерзкая семейка сделать тебе что-нибудь плохое…
- Кроты хорошие! - возразила я. - Они пользу приносят… кого-то там в земле кушают…
Таким образом, последнее слово все-таки осталось за мной.
Я проснулась рано, потому что замерзла. Отопление уже отключили, и в квартире стояла жуткая холодина. Дождя на улице не было, но дул сильный ветер, из окна видно, как деревья гнутся чуть не до земли.
Когда я вышла из ванной, где проторчала минут сорок под горячим душем, Шурик уже заваривал кофе. На сковородке жарился омлет с ветчиной, и два куска хлеба были намазаны маслом.
Я привычно удивилась, до чего же он хозяйственный и готовить умеет. Просто золото, а не муж будет! От этой мысли кусок застрял в горле. Мы с ним еще даже не спали, а я уже думаю о замужестве. То есть я совершенно о нем не думаю, вернее, думаю, но не так!..
- Ты подавилась? - заботливо спросил Шурик. - По спине постучать?
- Не надо, - буркнула я, - лучше давай подумаем, в каком виде мы явимся в галерею.
- Что тут думать? - Шурик показал мне удостоверение, которое он утащил у парня в моей квартире. - Будем бить врага его же оружием! Скажем, что горничная обворовала Гусаровых и мы ее ищем, что кража в особо крупных размерах, оттого ею занимается не милиция, а мы - сотрудники очень важной конторы.
- И как же они выглядят, сотрудники компетентных органов? Ты на всякий случай сделай невыразительную физиономию, курточку надень какую-нибудь незаметную - и дело в шляпе.
- Ну, если судить по сериалам, - подхватил Шурик, - то там очень даже симпатичные девушки служат, так что ты макияж сделай поярче и паричок не забудь…
Галерею современной живописи и скульптуры с красноречивым и абсолютно соответствующим действительности названием "Варварское искусство" мы нашли очень быстро.
Она располагалась в красивом доме с колоннами середины девятнадцатого века, и его огромные витрины с выставленными в них образцами того самого варварского искусства, на котором специализировалась галерея, очень плохо сочетались с классическим фасадом здания.
Я выбралась из стареньких Сашиных "Жигулей" и решительно устремилась в дверь, он топал за мной.
Внутри было светло, прохладно и тихо.
Этими положительными характеристиками достоинства художественной галереи исчерпывались. Все остальное, на мой непросвещенный взгляд, было ужасно.
Справа от входа на стене красовалось поразившее мое воображение полотно (если, конечно, к такому шедевру применимо название "полотно"), представлявшее собой приколоченный двумя огромными ржавыми гвоздями к куску холста грязный полосатый мужской носок.
Гвозди, судя по всему, тоже несли большую художественную нагрузку. Вся композиция была помещена в пышную золоченую раму, которая выглядела в таком соседстве достаточно нелепо.
Под этим произведением висела не вносившая большой ясности табличка с надписью: "Прохор Желтоногов-младший. Композиция номер сто четырнадцать. Тайные смыслы".
Повернувшись в другую сторону, я увидела еще одно "полотно" в такой же пышной раме, отличавшееся от первого тем, что вместо полосатого носка к куску холста был прибит белый застиранный хлопчатобумажный бюстгальтер неописуемого размера.
В обоих произведениях искусства чувствовался единый стиль и, если можно так выразиться, рука одного и того же мастера.
Подойдя поближе, я убедилась в справедливости этого предположения, потому что под вторым шедевром красовалась отпечатанная типографским способом табличка: "Прохор Желтоногов-младший. Композиция номер сто двадцать восемь. Тайные желания".
Мы с Шуриком, которого я все никак не могла привыкнуть называть Сашей, переглянулись и с большим трудом сдержали смех.
В это время откуда-то сбоку, из-за огромной ржавой металлической хреновины, показалась очень живописная парочка.
Впереди шел, покачивая в такт ходьбе внушительным животом, дородный мужчина лет тридцати пяти с бритым могучим загривком в жирных складках и маленькими круглыми поросячьими глазками, теряющимися на плоском широком лице, как московские археологи в бескрайних калмыцких степях. Шею этого поразительного персонажа охватывала золотая цепь толщиной с якорную.
Следом за этим былинным богатырем вприпрыжку поспевала тощенькая девица в модной розовой кофточке и мини-юбке, с жидкими волосами, выкрашенными во все цвета радуги. Стараясь не отставать от могучего посетителя, она в то же время торопливо выговаривала заготовленный заранее рекламный текст:
- Здесь вы видите лучшие произведения зрелого периода Прохора Желтоногова-младшего. В этот период, преодолев серьезный творческий кризис, мастер пришел к поразительному художественному лаконизму и строгости решений, одновременно сохранив эротическую энергию и динамизм своих работ предыдущего периода…
- Чего? - толстомясый остановился и уставился на девушку маленькими глазками. - Чего там у него, типа, эротическое?
- Вот, - оживилась девица, - обратите внимание, что если "Композиция номер сто четырнадцать" несет в себе глубокий нравственно-философский подтекст, - она указала на грязный носок, - и воплощает представления художника о жизни… ведь не случайно представленный здесь артефакт имеет полосатую структуру, символизируя соединение в жизни темных и светлых сторон, то в "Композиции номер сто двадцать восемь" воплощен мощный заряд глубинного эротизма, - она ткнула указкой в гигантский лифчик…
- Ни фига себе размерчик! - оживился посетитель. - Вот это конкретная вещь! Это я понимаю!
- Вы замечательно почувствовали творческий замысел художника, - с новыми силами защебетала девица, решительно стряхнув своими разноцветными волосами. - В этой композиции, помимо непрерывного поиска идеала, поиска вечной женственности, автор воплотил тоску по истинно русским ценностям, тоску по нашему славному прошлому… Это выражено как в материале артефакта, - девица осторожно прикоснулась указкой к застиранной грязно-белой ткани лифчика, - так и в его размерах, навевающих воспоминания о чем-то былинном, исконном, вечном, подлинном, воспоминания, хранящиеся у каждого из нас на подсознательном, больше того - на генетическом уровне, воспоминания, впитанные с материнским молоком…
- Ты, это, побольше насчет эротики, конкретно! - потребовал клиент. - А всяких умных слов мне не надо, не люблю, когда меня грузят!
Он подошел ближе к "Композиции номер сто двадцать восемь" и одобрительно крякнул:
- Реальный размерчик!
Затем повернулся к разноцветной девице и спросил:
- А сколько, типа, эта хрень стоит?
- Восемнадцать тысяч условных единиц, - тихо прощебетала девушка, скромно потупившись.
- Чего? - пробасил клиент, побагровев. - Сколько?
- Восемнадцать тысяч, - еще тише повторила испуганная девица, отступая на полшага. - Если вам это кажется слишком дорого, вы можете поговорить с хозяйкой. Может, она сделает вам, как настоящему ценителю искусства, значительную скидку…
- Чего? - проревел клиент, еще больше багровея. - На фига мне твоя скидка? Я что, лох или нищий какой-нибудь? Мне Толян говорил, что он у вас за сорок пять штук баксов какую-то хреновину купил, а ты мне дешевку подсовываешь! Да надо мной пацаны смеяться будут, если я такую дешевку куплю! Ты мне что-нибудь стоящее покажи!
- Может быть, ваш друг приобрел у нас одну из работ Прохора Желтоногова-старшего? - пискнула девица, отступая к стене.
- Какой еще друг? - толстомясый еще больше раздулся.
- Ну, о котором вы сейчас говорили… который делал у нас покупку… кажется, вы сказали, что его зовут Толян?
- Да какой он мне друг! - Маленькие глазки толстяка загорелись недобрым огнем. - Я таких друзей в гробу видал! С чего это ты взяла, мочалка крашеная, что Толян мне, типа, друг?
- Нет, извините, - пропищала вконец испуганная девица, - извините, я вас не так поняла…
- То-то, теперь извиняешься! - Громила немного успокоился. - Ты базар-то фильтруй, а то ведь и ответить за него придется… Ну, чего ты там говорила - у вас его папаша, что ли, имеется?
- Какой папаша? - снова испугалась девушка.
- Ну как же - этот у вас Прохор-младший, а ты сказала, что есть еще и Прохор-старший… Тот, что ли, реальных бабок стоит?
Девица наконец поняла, чего от нее хотят, и почувствовала твердую почву под ногами.
- Прохор Желтоногов-старший и Прохор Желтоногов-младший - это не отец и сын, как часто думают любители искусства, - уверенно защебетала она, - более того, они вообще не родственники…
- Это как же? - удивленно протянул клиент.
- Они всего лишь однофамильцы, - пояснила разговорчивая девица, - повстречавшись на одном из крутых виражей своих творческих биографий, два Прохора Желтоногова решили, что такое совпадение не может быть случайным, и основали новое течение в современном изобразительном искусстве - гиперпредметный суперреализм.
- Эй, ты, швабра разноцветная! - клиент снова начал закипать. - Ты чего выражаешься? Я таких слов даже на зоне не слышал! У вас тут вроде приличное место, типа, картины и прочая хрень, а ты такие слова употребляешь, которых я даже повторить не могу! Сказано тебе человеческим языком - фильтруй базар, а то придется за него ответить!
- Извините, - девушка покраснела, на глазах у нее выступили слезы, - это совсем не то, что вы подумали… Это не выражения, а специальные искусствоведческие термины…
- Опять, блин, ты за свое? Я, может, в культурное место пришел и не желаю слышать всяких этих… терминов! Короче, кончай меня грузить, показывай конкретные вещи за реальные бабки!
Девушка провела своего строгого и требовательного клиента к следующему экспонату, который представлял собой выставленный на невысоком деревянном постаменте проржавленный автомобильный коленчатый вал, и завела свою обычную песню:
- В этом выдающемся произведении Прохора Желтоногова-старшего вы видите мастерство и экспрессию, характерные для зрелого периода этого выдающегося художника. Скульптура, названная автором "Скорость", воплощает в себе характерные черты нашего времени, его урбанизм, технократизм, порабощенность человека машиной…
- Слушай, макака синерылая, я тебе сказал - кончай меня грузить! - прервал девицу клиент. - Говори толком, сколько эта хрень стоит, и завязывай со своими, блин… терминами!
- Эта работа Прохора Желтоногова-старшего оценена в пятьдесят две тысячи условных единиц, но вам, как большому ценителю концептуального искусства, мы можем продать ее за пятьдесят тысяч.
- Без базара, - довольно осклабился "браток", - вот это - реальный разговор! Все пацаны уже, в натуре, приобщились, блин, к настоящему искусству, а я все хожу, как неродной! Это скоро смеяться будут, что я прямо как лох какой-то! Кому бабки-то отслюнить?
- Вот Анна, она примет у вас оплату, - с облегчением вздохнула девица, передавая трудного клиента с рук на руки своей коллеге, терпеливо дожидавшейся в сторонке результата переговоров.
Освободившись, она наконец заметила нас с Сашей и поспешно подошла к нам:
- Извините, что не сразу уделила вам внимание. Вас интересует какой-то определенный художник или вы просто хотите подобрать работу, подходящую к вашему интерьеру?
- Нет, девушка, - строго произнес Саша, - мы хотим поговорить с Варварой Васильевной.
- А по какому, извините, вопросу? - робко поинтересовалась разноцветная девица.
- По конфиденциальному, - холодно ответил Саша, махнув в воздухе изъятым у сотрудника Захарова удостоверением.
Девица побледнела, нервно сглотнула и послушно повела нас в глубину галереи.