- Нет, ты не знаешь! - трагическим тоном заявила она. - Я воровка!
- Дура ты! Что ты такое болтаешь?
- Никакой свадьбы не будет! - выпалила Дашка. - Меня объявили воровкой и выставили из дома!
Я отступила на шаг, чтобы получше разглядеть свою подругу и убедиться, нет ли в ее лице признаков тяжелой душевной болезни: ее заявление было слишком поразительным и странным, чтобы принять его всерьез.
- Дашка, ты бредишь! - произнесла я довольно легкомысленно.
- Если бы! - Ее лицо снова перекосилось, и она зарыдала.
Я встряхнула ее, как куклу, усадила на стул, влила в рот остатки водки и решительно потребовала:
- Немедленно рассказывай! Давай все по порядку! С того момента, когда мы с тобой расстались.
Она судорожно всхлипнула и начала:
- Когда ты ушла, мы со Стасом прошли в парадную гостиную. Там Великий и Ужасный обхаживал парочку крутых американцев, в которых он явно был очень заинтересован…
Великим и Ужасным все за глаза называли Михаила Николаевича Руденко. Я кивнула, ожидая продолжения.
- Ну, вот ему и хотелось показать этим янки, какой у него сыночек и какая у этого сыночка невеста…
- Да, такую невесту никому показать не стыдно! - вставила я реплику, чтобы приободрить и поощрить Дашку.
- Была невеста, да вся вышла! - отмахнулась она и продолжила: - Американцы уже уходили. Мы выпили по коктейлю и распрощались. Великий и Ужасный проводил их до дверей, а Стасу вдруг кто-то позвонил по мобильнику. Он не стал разговаривать при мне, вышел в холл. Потом вернулся и сказал, что не сможет меня проводить - у него неожиданно образовалось какое-то важное дело…
- Среди ночи? - переспросила я.
- Среди ночи, - кивнула Дашка. - Ты же знаешь, Стас иногда любит напускать туману, изображать очень делового… Но ты меня все время перебиваешь, а я и так путаюсь!
- Прости… - Я замолчала, вся превратившись во внимание.
- Ну, я не особенно огорчилась, позвонила домой, вызвала шофера и уехала. Но не успела я толком заснуть… - Дашкино лицо снова перекосилось, и я опять прикрикнула на нее, чтобы предотвратить надвигающийся приступ рыданий. Она взяла себя в руки и снова заговорила:
- Вообще-то я немножко поспала, когда зазвонил мой мобильник. Это был Стас, и он потребовал, чтобы я немедленно к ним приехала.
- Потребовал? - удивилась я. - Что ты, прислуга, чтобы он тебе приказывал?
- Да, я тоже рассердилась и спросила, знает ли он, который час, но у него был такой голос, какого мне еще не приходилось слышать, и я поняла, что случилось что-то ужасное. Короче, я встала, тихонько собралась, чтобы не будить родителей, и поехала к Стасу.
Я подумала, что из огромной квартиры Гусаровых нетрудно уйти в любое время дня и ночи, никого не побеспокоив, но промолчала, чтобы не сбить Дашку с мысли.
- Встретил меня не Стас, а его отец, Михаил Руденко, Великий и Ужасный. Он сам открыл мне дверь - представляешь, сам! - но при этом смотрел так, как будто я не невеста его сына, а червяк в пироге или муха в тарелке супа. Даже не поздоровавшись, провел в кабинет. Стас сидел там, весь зеленый, при моем появлении вскочил, и тут началось…
Дашка тяжело вздохнула, по ее лицу пробежала судорога. Видно было, что продолжать ей трудно, но она взяла себя в руки.
- Папаша силой усадил меня в кресло, направил в лицо лампу, словно следователь из советского фильма, и как заорет: "Кто тебя нанял! Признавайся, кто тебя нанял?"
Стас пытался что-то вставить, но папаша взглянул на моего жениха так, что тот съежился, и прикрикнул: "Это ты привел ее в дом!"
Я попыталась добиться, что у них стряслось и в чем меня обвиняют, но он только вызверился пуще прежнего: "Не изображай святую невинность! Ты прекрасно знаешь, что произошло, потому что, кроме тебя, этого никто не мог сделать!"
- В конце концов мне все же удалось выяснить, что случилось. У папаши Руденко в кабинете, в сейфе, лежали в папке какие-то невероятно важные документы. Обычно он этот сейф ставит на специальную сигнализацию, но тут он ее временно отключил, поскольку доставал из него другие бумаги, которые показывал своим американским гостям. Перед уходом американцев он сейф снова открывал, и та папка была на месте. Он опять не подключил сигнализацию, потому что собирался этой же ночью уехать в загородный дом и забрать свои бесценные бумаги. Проводил гостей, потом Стаса, собрался сам уезжать. Вызвал охрану и машину, открыл сейф - а документов на месте не оказалось!
- Ну и при чем здесь ты? - не выдержала я и снова перебила Дашку.
Она кивнула и проговорила, с трудом владея собой:
- Вот именно так я и сказала - при чем здесь я? А Великий и Ужасный весь побагровел, надулся и снова заорал: "Кроме тебя, этого никто не мог сделать, потому что больше никого в квартире не было! Прислугу я отпустил раньше, перед уходом американцев документы были на месте, пока я их провожал, ты была одна!" Я ему говорю, что была не одна, а со Стасом, но этот мерзавец, мой бывший жених, подал голос из своего угла: "Я выходил разговаривать по телефону и не знаю, что ты делала в это время!"
- Вот скотина! - снова не удержалась я.
Дашка кивнула, соглашаясь с моей оценкой, и продолжила:
- Папаша снова завел свою песню: "Кто тебя нанял? На кого ты работаешь?"
Я ему пыталась втолковать, что я девушка не бедная и не настолько нуждаюсь в деньгах, чтобы грабить чужие сейфы, да и не умею эти самые сейфы вскрывать, но он совсем разъярился. Из его слов я поняла, что пропавшие документы были до того важные, что даже он, Руденко, может из-за них лишиться своего состояния, и такие ценные, что кого угодно могут сделать преступником. По крайней мере, так он считает. А открыть сейф в тот вечер якобы ничего не стоило… Великий и Ужасный дал понять, что я, по его мнению, нарочно втерлась к нему в дом, обольстив его доверчивого и чистого сердцем сыночка, выведала шифр и дождалась удобного момента, чтобы сейф открыть. Потом, достав документы, я нарочно уехала одна, чтобы передать их своему сообщнику… Я пыталась сказать ему, что это как раз у Стаса неожиданно возникло какое-то подозрительное дело и он не стал провожать меня, но Руденко и слушать меня не хотел. Он буквально скрежетал зубами и орал: "Скажи, на кого ты работаешь, кому отдала документы, и я, так и быть, замну дело!"
Стас, скотина, даже не пытался меня защитить. Он только бледнел все больше и больше, и видно было, что боится своего папочку просто до безумия. В это время у меня зазвонил мобильник, и я ответила, чтобы хоть как-то прекратить это безумие. Звонил мой отец, он почему-то забеспокоился и хотел узнать, где я и все ли со мной в порядке. Великий и Ужасный понял, кто звонит, вырвал у меня из рук мобильник и принялся орать: "Ты что себе вообразил? Это не ты ли свою доченьку подучил залезть в мой сейф? Способный у тебя ребенок, далеко пойдет! Да только не по себе кусок выбрал, как бы рот не треснул! Скажи своей девке, чтобы немедленно вернула то, что взяла у меня, иначе я вас всех в порошок сотру! Ты прекрасно понимаешь, что мне это не составит ни малейшего труда! Ты, козел, будешь по вагонам с протянутой рукой милостыню просить, а твоя жирная жена по помойкам бутылки собирать! Одна радость, что похудеет!"
Потом он швырнул мой мобильник о стенку с такой злостью, что разбил его вдребезги…
Дашка замолчала и заплакала - на этот раз тихо и безнадежно.
- Ты представляешь, - сказала она сквозь слезы, - что сейчас творится у меня дома?
- Поэтому ты и приехала ко мне? Не могла в таком состоянии показаться им на глаза?
Дашка кивнула.
- Хотя бы позвони им, а то Виктория Федоровна, наверное, просто с ума сходит…
- Ты ведь знаешь мою неподражаемую мамочку, - скривилась Дашка, - ее больше всего расстроит то, что пропадут зря все ее немыслимые приготовления к свадьбе…
- Все же позвони, - настаивала я, - нужно ее успокоить…
Дашка послушно взяла телефон и набрала свой домашний номер. Трубку мгновенно сняли, и даже мне был хорошо слышен рыдающий голос Виктории Федоровны:
- Дашенька, девочка, как же так? Вы поссорились со Стасиком? Свадьбу придется отложить?
- Какая свадьба, мама! - напряженным голосом сказала Дашка. - Какая может быть свадьба?
- Но все приготовлено… но зал… но приглашения… Боже! Какой будет скандал!
- Мама, сейчас не это главное! - остановила ее Дашка.
- Но платье от Фигуриной! - прорыдала Виктория Федоровна, и ее сменил Дашкин отец, должно быть, вырвав трубку у жены.
- Даша, почему ты не отвечаешь по мобильнику? - спросил Леонид Ильич. - Мы с твоей мамой очень волновались!
- Мобильник сломался, - коротко ответила Дашка.
- Что там случилось? Где ты?
- Я у Кати. У Кати Стрижовой.
- Почему ты у Кати, а не дома? - В голосе Гусарова прозвучали недовольство и ревность.
- Мне нужно было… я сейчас приеду.
- Приезжай немедленно!
Дашка повесила трубку и встала.
- Надо ехать, - проговорила она, массируя виски. - Катюша, ты не могла бы поехать со мной? Мне очень неудобно вешать на тебя свои проблемы, но ты мне очень помогла бы…
- Что еще за светские обороты! - возмутилась я. - Конечно, поеду.
Спускаясь по лестнице, я спросила ее:
- Послушай, а как Руденко тебя отпустил?
- То есть? - Дашка остановилась, удивленно взглянув на меня. - Что ты хочешь этим сказать?
- Ну, ведь то, что у него пропало, страшно важно для него, а ты ему это не отдала…
- Естественно, - она пожала плечами, - как я могла отдать то, чего у меня нет? То, чего я и в глаза не видела? Или ты мне не веришь?
- Верю, конечно! Но он, по логике, не должен был тебя отпускать, пока не получит эти свои документы!
- Ну ты даешь! - Дашка снова пожала плечами и двинулась дальше. - Ведь это все-таки Михаил Николаевич Руденко, Великий и Ужасный, а не какой-нибудь уличный бандит!
На мой взгляд, невелика разница, но я предпочла оставить это спорное мнение при себе.
И все равно какое-то сомнение у меня осталось. Не должен был Руденко отпустить Дашку в такой ситуации…
На улице нас поджидала ее двухместная спортивная "Ауди", личная машина обеспеченной девушки, как говорила Дашка в прежние, благополучные времена.
Мы поехали к дому Гусаровых, и я невольно оглянулась.
За нами ехала, стараясь не увеличивать, но и не уменьшать дистанцию, скромная темно-синяя иномарка. Дашка была явно не в лучшей форме, она вела машину очень неровно, то резко тормозила, то чересчур разгонялась, и темно-синяя машина в точности повторяла все ее неврастенические маневры. Конечно, можно не добавлять, что эта иномарка повторила и наш маршрут от моего дома до дома Гусаровых.
"Так вот почему Руденко ее отпустил! - догадалась я. - Он, как говорят в шпионских романах, приделал ей хвост, взял ее под колпак, чтобы проследить, куда она пойдет, с кем встретится… Он решил, что таким способом гораздо скорее доберется до своих документов. Наверняка он будет прослушивать все ее телефонные разговоры…"
Тут же я подумала, что в самую первую очередь подруга встретилась со мной. Так что я теперь тоже под колпаком.
Мы приехали к Дашкиному дому.
Осторожно скосив глаза, я увидела, что темно-синяя машина остановилась неподалеку, на другой стороне улицы.
Дашке я не стала говорить о своих наблюдениях, ей и без того хватало поводов для расстройства.
Мы поднялись в ее квартиру, и все смешалось в доме Гусаровых.
Слава, охранник в суперэлитном доме, среди жильцов которого был даже такой выдающийся человек, как Михаил Николаевич Руденко, сменился с дежурства и вышел на улицу.
Погода была прекрасная, и Слава неторопливо пошел по Малой Конюшенной в сторону Невского проспекта, подставив свое волевое мужественное лицо ласковому майскому солнышку.
Однако не успел он выйти на Невский, как рядом с ним притормозила черная "Мазда", дверь ее приоткрылась, и удивительно знакомый голос негромко произнес:
- Садись, дорогой, подвезу!
Первым Славиным побуждением было броситься наутек, вторым, более разумным, - вытащить из-под мышки "беретту", но, уже потянувшись к кобуре, он разглядел человека в салоне и понял, что все куда серьезнее и что ни бегство, ни пистолет ему не помогут.
В машине сидел высокий лысый мужчина с желтоватым усталым лицом и глубокими тенями под глазами.
- Садись, Славик, садись! - повелительно повторил полковник Захаров. - Есть разговор.
Слава послушно сел на заднее сиденье, и "Мазда" плавно тронулась с места. Водитель был отделен от них с полковником прозрачной звуконепроницаемой перегородкой.
- Вчера вечером ты дежурил? - спросил Захаров, повернувшись к Славе и подняв тяжелые, набрякшие веки.
- Алексей Степанович! - Слава, большой и сильный, вжался в спинку сиденья, глядя на этого худого болезненного человека, как кролик на удава. - Вы же знаете, какие люди там живут! Если до них дойдет, что я кому-то стучу… меня просто сотрут в порошок!
Захаров опустил веки, прикрыв пронзительные темно-серые глаза, и криво усмехнулся:
- А если до них дойдет, чем ты занимался в девяносто втором году? Думаешь, они будут довольны?
На лбу у Славы выступили мелкие капли пота.
В ужасном девяносто втором году, когда город раздирали междоусобные войны криминальных группировок, когда тамбовские, казанские, волховские и прочие спешили оторвать кусок от пирога, когда перед офисами сколько-нибудь заметных фирм что ни день раздавалась автоматная стрельба, а имущественные вопросы решались при помощи ржавой железной трубы и паяльника, когда автомат Калашникова называли калькулятором для окончательных расчетов, - в девяносто втором году Слава Расторгуев тоже решил половить рыбку в мутной воде смутного времени.
Он вместе с несколькими корешами из рядового состава серьезной спецслужбы ввязался в операцию по перевозке наркотиков. Руководил операцией предприимчивый капитан, у которого были надежные связи на афганской границе, откуда поступал товар, и в петербургском аэропорту, через который наркотик должен был уйти в Амстердам.
Операция проходила точно по плану, и Слава уже потирал руки в ожидании скорого раздела барышей, когда капитан отозвал его в тамбур поезда Ташкент - Москва и доходчиво объяснил ему, что в деле участвует слишком много людей и барыши будут невелики, если своевременно не позаботиться о сокращении числа участников. Короче, если Слава хочет дойти до конца и получить свою пайку, да еще и с приварком, он должен в удобный момент ликвидировать своего старого приятеля Гену Медведева.
Слава служил с Медведевым еще в Афгане, сидел с ним в одном окопе и пил спирт из одной фляжки, но большие деньги затмили ему глаза, и он, выйдя с Геной покурить в тот же самый тамбур, ткнул его шилом в сердце и сбросил с поезда на безлюдном степном перегоне.
Сократившаяся в дороге группа благополучно добралась до Петербурга, где нужно было несколько дней дожидаться курьера из Амстердама, но здесь предприимчивый капитан снова отозвал Славу в сторонку и растолковал, что срочно требуется произвести новое сокращение штатов.
Славе на этот раз очень не понравилось выражение лица, с которым тот посмотрел на него. Он вспомнил фразу из одного культового фильма - "это нужно одному" - и заподозрил, что хитрый капитан решил вообще ни с кем не делиться и что сам Слава тоже стоит у него в очереди на сокращение.
В тот день Расторгуева точно так же, как сегодня, неожиданно остановили на улице и вежливо попросили сесть в черную машину. Только тогда марка машины была другой - не "Мазда", а "Волга". В ней сидел Алексей Степанович Захаров, тогда еще не такой желтый и не такой лысый, к тому же не полковник, а только майор. Алексей Степанович поговорил со Славой и подтвердил его догадку о планах жадного капитана.
Слава был тогда очень напуган и легко согласился "сотрудничать" с проницательным майором. Операция закончилась по другому сценарию, капитан бесследно исчез, как подозревал Слава, попав в фундамент одного из строящихся домов, Алексей Степанович Захаров стал подполковником, а Расторгуев остался в живых, что тоже немало.
Слава с ужасом посмотрел на полковника.
В свое время Захаров пообещал ему, что события девяносто второго года будут забыты и никак не скажутся на его будущем. Действительно, уйдя из спецслужбы и устроившись в частную охранную фирму, Расторгуев спокойно прошел кадровую проверку - его послужной список оказался чистым. Но теперь, когда самому Захарову что-то от него понадобилось, он запросто может вытащить на свет ту старую историю, и тогда Славина песенка спета…
- Что вам нужно, Алексей Степанович? - обреченно сказал Слава. - Задавайте вопросы.
- Вот это другое дело, - одобрил полковник, - молодец! Начнем сначала: вчера вечером ты дежурил?
- Да, - подтвердил Слава. - Я заступил в восемнадцать ноль-ноль, на сутки.
- Перечисли, кто приходил к Руденко, кто уходил от него и в какое время.
- В восемнадцать тридцать ушла его прислуга, - начал охранник.
- Панкратова? - уточнил Алексей Степанович.
Слава кивнул, отметив, насколько хорошо полковник осведомлен.
- Она всегда уходит в такое время?
- Нет, обычно она уходит позже, иногда вообще остается ночевать. У нее есть своя комната.
- Ясно. - Захаров сделал пометку в своем блокноте и снова поднял тяжелые веки. - Продолжай.
- В двадцать часов тридцать пять минут приехал сам Руденко с двумя гостями, судя по всему, иностранцами…
Захаров нисколько не удивился той точности, с которой охранник сообщает ему время прихода Руденко: Слава прошел подготовку в специальной школе, где к тренировке внимания и памяти относятся столь же серьезно, как к стрельбе и рукопашному бою.
- В двадцать три пятнадцать приехал сын Руденко со своей невестой и ее подругой…
- Вот с этой? - осведомился полковник, показав Славе фотографию Кати Стрижовой.
- Да, - кивнул тот.
- Разве четвертого человека с ними не было? - на всякий случай уточнил Алексей Степанович.
- Четвертый остался на улице, в зеленой "Тойоте", - отозвался охранник. - Я видел его на экране уличного наблюдения.
- Хорошо, - полковник опустил веки, - продолжай.
- Без пяти двенадцать вышли иностранцы, гости Руденко. В одиннадцать минут первого вышла невеста сына…
Захаров поднял веки и насторожился, как будто что-то в показаниях охранника его не устраивало, однако он не стал перебивать его.
- Через семь минут после нее вышел Стас Руденко, сын Михаила Николаевича, а в двенадцать двадцать пять - подруга невесты… ну, та, которую вы мне показывали на фотографии.
- Как? - удивленно переспросил полковник. - Ты уверен? Подруга вышла позднее, чем невеста и младший Руденко? Ты в этом уверен?
- Обижаете, Алексей Степанович, - Слава пожал плечами. - Я в таких вещах не ошибаюсь. Могу потом проверить по книге, я делал записи, но у меня память хорошая.
Захаров и сам понимал, что охранник не мог перепутать или забыть такие простые и важные вещи. Память у него профессиональная.
- Вот, и больше до утра никто от них не уходил, - закончил Слава, - а потом уже ранним утром начался сумасшедший дом.
- Что началось? - Алексей Степанович не только широко открыл глаза, но еще и поднял брови, что случалось с ним очень редко и означало крайнюю степень удивления.
- Сумасшедший дом, - повторил Слава, - скандал, ругань, чуть до драки не дошло!