Она была права. Почему никто не думает об удовольствии современного мужика? Не голубых, у этих-то все в порядке, им больше нет надобности прятаться, а других! Но молчок! Попову вспомнились все, с кем он сталкивался по работе: водители грузовиков, судьи, консьержи, священники (эти втайне), всякого рода отбросы, деятели культуры, чиновники разных уровней, экс- и будущие министры, ну, в общем, из всех слоев общества, демократия, так сказать, ниже пояса. Вроде бы все они счастливы не хуже королей. Да нет, мужики и впрямь короли! Интимные признания Сью расходятся на "ура" по всей планете, и ни одному журналисту не придет в голову поинтересоваться мнением самих мужиков! Это и есть последнее из табу. Куда до нее всяким там голубым и прочим!
- Я тебе скажу, что меня шокирует больше всего. - Сью уже не сбить с пути. - То, что они хотят ввести закон, - это нормально, это их работа, всех этих юристов, синдикалистов и т. п. Но ты же знаешь, их уже не остановить, а бабы - так те от этого еще и возбуждаются, прямо кипятком писают, так мы им не даем покоя! Тьфу, гадость!
Попов пришел сюда, однако, не за тем, чтобы выслушивать ее разглагольствования по поводу секс-тружениц.
- Скажи-ка, ты уже в курсе по поводу убийства на факультете? Кстати, дарю тебе сюжет для твоих депутаток: "Университет и проституция"… Некий Минальди - это тебе что-нибудь говорит? - Попов самостоятельно докопался до того, что Минальди посещал Клуб деятелей культуры, иначе говоря, бордель, хозяйкой которого была Сью, а главным охранником - Ники.
- Не смотрю телевизор и не читаю. Ты меня знаешь: я пишу, - с апломбом отвечала Сью.
- От тебя не требуется читать, и телевизор смотреть - не преступление. Успокойся, я знаю, что не ты кокнула Минальди. Он был одним из твоих клиентов, - проговорил Попов, глядя ей прямо в глаза.
Сью не была уверена на все сто, что ее литературная слава способна оградить ее от полицейских ищеек. Ну да, знала она этого Минальди - кстати, совсем не в ее вкусе, - приходил вкусить острых ощущений, выдавая себя за кафедральное начальство, перед тем как отправиться к жене своего шефа, которая наставляла с ним рога своему муженьку. Здесь он разогревался. Нет, не по ней весь этот психологический бульон… Слабак, хлюпик. И это не секрет, все в клубе это знали, да и на роже у него было написано…
- А он тебе, случаем, не говорил, что у него и с китаянкой была интрижка? - перебил ее Попов.
- Да нет, ты на ложном пути! Эта малышка - вулкан, насколько мне известно от одной из моих девушек, хорошо ее знавших, потому как они были землячками, обе из Гонконга. Минальди был не в ее вкусе. Зато к его завкафедрой она была неравнодушна, если верить той же девице, но это - суперсекретно. Девица как раз принимала этого самого Минальди, он представился ей как завкафедрой, имя вот только позабыла… Ну и видок у тебя! Об этой китаянке и ее завкафедрой тебе могла бы много чего рассказать ее землячка, если ты не спешишь. Но это не Минальди. Ну, пока, - в замешательстве протянула она.
Попов уже не слушал ее. Инспектор был оглушен известием, которому предстояло поколебать все гипотезы комиссара. Ежели только Рильски самолично… либо… либо…
- Да-да, красотка, ты же знаешь, как я тебя ценю. Ей нет цены, правда, Ники? Увидимся. - Он заспешил. Мобильный звонил не переставая. - В этой треклятой стране ни шагу без полиции. Ну все, больше не беспокою. Чао.
Вот уже десять дней, как Санта-Барбару заливало дождем. Сплошной мрак! Просветы наступали внезапно и длились недолго. Как раз сейчас немного прояснело, и грязные стекла заведения Сью озарились пробившимися сквозь тучи солнечными лучами. Было похоже на то, как если бы робкая надежда коснулась сердец обитателей этой потерявшей ориентиры планеты, чтобы потом еще сильнее прибить их к земле, отняв даже тень иллюзии.
Три пути, ведущие в Пюи-ан-Велэ. Путь первый
После Лиона и Сент-Этьена автострада № 88 прямиком вела его в Пюи-ан-Велэ. Перед самым городом Себастьян свернул на 136-ю дорогу местного значения, ведущую в Монтёй. "Здесь комнаты не сдают", - ответили ему в турбюро и подыскали ночлег в Шаспинаке. А он так рассчитывал остановиться в Монтёе: зелень, холм, курящаяся внизу долина, затаивающийся в Пюи туман. Здесь дышишь в полную мощь легких, здесь так хорошо пахнет свежей выпечкой - маленький рай, каких уж больше не сыскать на земле, оранжерея, и вот на тебе - нет комнат. Ну что ж, пусть будет Шаспинак - хозяйка-чистюля, комнатка пахнет вербеной и украшена кружевами местного производства. Г-жа Бесс считает своей обязанностью рассказать о гордости этих краев странному постояльцу, разглядывающему бабочек на кружевах. "Это фабричная метка нашего кружева. Вы, конечно, знаете?" - "Разумеется. Останусь у вас на недельку, здесь так мило".
Распрощавшись с хозяйкой, он снова садится в машину и въезжает в Пюи с северо-запада. Оставив "панду" между башней Паннесак и статуей Лафайета, пешком отправляется по проспекту Катедраль к улице де Табль и собору Нотр-Дам.
* * *
- Странный собор, не правда ли? Не сказать, чтобы красивый. (Себастьян стал невольным свидетелем разговора двух туристов, судя по всему - мужа и жены.)
- Даже гадкий какой-то, если сравнить с Парижским, Страсбургским или Шартрским. Разве ты не видишь, этот собор - что пьяный корабль, который забросило на скалу посреди Оверни? Нагромождение стилей, этажей и мостиков, плывущее по площади! Так и кажется, что он движется, покачиваясь на волнах. (У дамы в руках был туристический буклет.)
- Упившееся лавой чудовище, притягивающее путников. Место, где совершаются либо чудеса, либо преступления, - гнул свое мужчина.
- Взгляни на этого каноника и эту канонессу, они словно рвут друг у друга из рук посох. Вон, на капители. Словно колдуны, вышедшие из вулканического пламени или ада.
- А эти двое, мужчина и женщина, между которыми сирена… кажется, символ вожделения?
- А ты не находишь, что фасад собора какой-то не католический, скорее византийский или арабский. Что ты о нем скажешь? Если только и он тоже не вышел прямиком из недр вулкана, как Черная Мадонна?
- А ведь "вел" в слове "Велэ" - тот же корень, что и "Hell". Я же тебе говорил, мы в соборе Преисподней.
- Думаешь, тут и духи водятся?
- Не стоит преувеличивать, хотя и впрямь эта Черная Мадонна меньше похожа на матерь Иисуса, чем на Черную Мадонну алхимиков.
- А все эти дикие звери - лисы, львы, волки, медведи, чьи морды торчат из листьев декора, идущего по фризу монастыря?
- Тогда все это водилось в горах, люди жили в суровом братстве с живым миром.
- Кто про что, а ты про охоту! А я думаю, люди представляли себя в облике животных, как художники грота Ласко, изображавшие себя в виде бизона или лошади.
- Посмотри, слово "Аллах" арабской вязью вырезано на стене! Неплохо, да? И это в эпоху крестоносцев!
- А купола, а византийский фасад? Да этот собор поистине творение дьявола! А еще объявлен ЮНЕСКО национальным достоянием… да от него попахивает серой, тебе не кажется?
- Ты упорствуешь в своем видении христианства как чего-то ангельского, тогда как христианская вера всегда была горнилом, печным алхимическим тиглем, я тебе тысячу раз говорил.
- Я видела внизу в киоске книгу: "Смерть в соборе, или Открытая дверь". Напомни мне, чтобы я снова туда заглянула перед уходом. Тебе ничего это название не говорит?
- Все написано заранее, кроме того, само место словно предназначено…
Си-Джей рассеянно прислушивается к их разговору, то удаляясь, то вновь возвращаясь к парочке туристов, то досадуя, что не одинок, то радуясь этому. Он взобрался на скалу Корнель, состоящую из вулканических коричневых и черно-янтарных пород, пемзы и оливково-серого андезита, одолев сто тридцать четыре ступени лестницы, и как вкопанный застыл перед воротами из кедра этого романского собора, который с V по XII века штопал плащ Арлекина, накладывая на него то восточные, то испанские заплаты. Природа и История, лава и вера, восточные и западные мифы причудливо переплелись в нем, создав неповторимый облик Оверни.
Помнил ли кто-нибудь в этих местах об Адемаре? Культ Богоматери все еще жил в камнях, видевших крестоносцев, отправившихся в путь в день Успения Пресвятой Богородицы 15 августа 1096 года. Dio le volt. Звучавшая в ту пору провансальская речь словно пропитала стены, скалу, фрески "Святые жены-мироносицы", "Мученичество святой Екатерины Александрийской", "Архангел Михаил" и теперь отовсюду обрушивалась на Си-Джея.
Со времен друидов в этих местах обитали призраки. И раз уж от них все равно никуда не деться, историк предпочел иметь дело с призраком сына графа де Валантинуа, до того, как стать епископом, носившего рыцарские доспехи. Вот он выходит из-за Черной Мадонны со сшитым из двух лоскутов красной шерсти крестом, прикрепленным ему на грудь Папой в Клермоне. Адемар тоже, наверное, ложился на этот камень Хвори - чудодейственную реликвию, перенесенную внутрь собора. Си-Джей преклоняет перед святыней колени, а затем простирается на огромном куске антрацита, обнимая его, как делали раньше, да и сейчас еще делают паломники. Тысячи людей шлифовали поверхность камня своими горячечными телами, ощущая, как в них проникает тепло.
С тех пор, как Мадонна в романскую эпоху появилась на холме Анис, здесь, подле вулканического дольмена, собирая вокруг себя первых последователей Христа, язычество постепенно отступало, и культ друидов отошел в прошлое. Собор в Пюи наряду с Шартрским - самые древние храмы, освященные в честь Пресвятой Девы.
Ризничий делает вид, что тушит наполовину сгоревшие свечи, а сам зорко поглядывает поверх очков - что там поделывает странный посетитель, похожий на призрак? Когда же в неф входит г-жа Лебон, дирижер хора, ежедневно наведывающаяся в собор перед тем, как съесть луковый суп, предписанный ей диетологом, ризничий подбородком указывает ей на внушающего опасения поклонника старины.
Качнувшись всем своим внушительным телом в сторону призрака, она мелодичным голосом заводит с ним разговор.
- Наш собор знаменит во всем мире, входит в список памятников культуры, взятых под охрану ЮНЕСКО… вы, конечно, это знаете. - Голос г-жи Лебон контрастирует с ее размерами. - Кружева, которыми славится наш край, интересны только дамам, да и то не всем… - Тут г-жа Лебон скроила презрительную мину, поближе подойдя к незнакомцу.
Адемар боготворил Деву Марию, его "Dio le volt" вылилось затем в яростный гимн "Salve Regina", потрясший всю землю, а весть о том, что последовало за этим, долетела до островов Океании - все это Си-Джей знает наизусть, в частности, благодаря свидетельству монаха Роберта. Именно Дева из Пюи с помощью старой песни во все время долгого перехода охраняла крестоносцев - и сброд, и горожан, и рыцарей, именно она обращалась к ним устами Адемара: "Когда французы видят, что страна полнится шумом, что долы и ланды заняты турками, не удивляйтесь тому, что есть хворые. Но смелость обретают имеющие веру. Спаситель, распятый на кресте, говорил, что его дети отомстят за него мечами из стали. На горе Фавор, как гласит Писание, в день Страшного Суда вострубят четыре трубы. Мертвый воскреснет, и все человечество возродится к жизни. Вы узреете сто тысяч святых, избранных Богом. Взгляните на сарацин, на их темные лица. Послушайте, как они галдят и шумят. Пусть каждый из вас будет ловок, нанося удар, и пусть захваченное прославит имя Господа. Я беру на себя ваши грехи, как большие, так и малые. Во имя покаяния, бейте сарацин!" - так писал знаменитый хроникер.
Свирепым воином был этот Адемар, мушкетер Марии и ее Сына задолго до Ришелье и романа плаща и шпаги Александра Дюма. "Один за всех, все за одного", - звучало уже в проповеди Адемара, воздействуя на слабых духом и трусливых. Он горько плакал, когда пятьдесят из его рыцарей попали в руки сарацин и были обезглавлены, но умел быть суровым, когда среди самих крестоносцев начинался разброд и их оставляло желание воевать с врагом. Си-Джей думает так же, как и Гибер де Ножан из "Gesta Dei per Francos", он сравнивает Адемара с Моисеем, а его смерть, случившуюся за год до завоевания Иерусалима, со смертью еврейского патриарха. Моисей из Пюи? Почему бы нет? Становится ли Адемар впоследствии сторонником мирного развития событий? Во всяком случае, старается не допустить вооруженного столкновения между князьями-крестоносцами, стопорит месть своих подопечных еретикам. Возможно ли это? Только Пресвятая Дева могла направлять его в столь разнонаправленных поступках, наделив особой аурой, которой лишены все остальные вожди. После смерти епископа в августе 1098 года князья стали действовать по своему усмотрению, и это привело к фатальному исходу. Если взглянуть на те далекие события с позиций сегодняшнего дня, Адемар Монтёйльский предстает эдаким Моисеем, которому не чужд дух Осло. (Однако не будем заходить так далеко! Это всего лишь мысли вслух, некий анахронизм. Явившись слишком рано в слишком старый мир, Адемар просто не мог зайти так далеко; товарищи объявили о "чуме" и закопали его в том самом месте, где он нашел Святое копье, а что там было на самом деле - поди узнай.) Адемар явно пытался снизить накал страстей, видимо, с самого начала предчувствуя, что их всех ждет в конце. Однако прочие уперлись, и по земле прокатилось несколько крестовых походов. Сколько именно - четыре, пять, шесть, семь или больше? А потом еще войны эпохи Возрождения против тех, кто не такой, как ты, а потом колониальные, мировые… И это еще не конец. Эбрар же пошел дальше Адемара, предпочтя войне и смерти жизнь и созидание, приведшие в конце концов к появлению на свет Си-Джея. Пусть эта жизнь и была все равно соткана из насилия, страха, одиночества, успехов, предательств, бессмысленности, славы и небытия, войны и страха, терроризма, Холокоста, Хиросимы, камикадзе, преступлений (тот же Си-Джей тому пример).
- Да, да, "Salve Regina"! Адемар Монтёйльский и Эбрар Паган - это вам о чем-нибудь говорит? - Себастьян резюмирует наконец суть своих мыслей и отзывается на детский звонкий голосок бесформенной матроны.
- В следующую субботу наш хор даст концерт, и вы сможете услышать "Salve Regina". Вход всего пять евро. - Г-жа Лебон по-прежнему не уверена, что перед ней ценитель духовных сокровищ. - Адемар Монтёйльский? Как же, кто его не знает здесь? Или хотя бы не слышал о нем. Да и то сказать, времени-то сколько минуло с тех пор. Крестоносцы, знаете ли, ныне не в моде при том, что творят американцы, интегристы и прочие. Все они уделяют этой теме гораздо больше внимания, чем мы здесь, мы-то уже это пережили, так сказать! После Второго Ватиканского собора, если мне не изменяет память, впрочем, я не сильна в истории. Поймите меня правильно - для нас все это осталось в прошлом. (Откуда бедняжке знать, на какую опасную стезю она вступает.) Здесь политикой не занимаются.
Глядя на нее своими глазами призрака, Себастьян ждет ответа на свой вопрос. Сесилия Лебон не на шутку перепугана.
- Монтёйльские… есть здесь семейство с фамилией Монтёйль, кажется, булочники, но утверждать, что они потомки, было бы слишком смело. Может, так оно и есть, да им самим невдомек, так почем я знаю. Простите. - Ей становится все страшнее и страшнее от мертвого взгляда этого субъекта, что никак не хочет отпускать ее. - А Паган… Нет, не знаю. Паган… Паган… Вроде бы в Шамальере проживают Паганы. А он кто, этот Эбрар… или как его?
- Паган. Эбрар де Паган, или Эбрар де Пэн, племянник Адемара, связанный узами родства с Гуго де Паном, основателем ордена тамплиеров. Писец при дяде и крестоносец, обосновавшийся в конечном итоге вдали от этих мест, влюбленный в Анну Комнину…
- Вы уверены? Племянник Адемара? Надо же, какая давняя история! Может, в Шамальере кто знает? Боюсь, здесь вам никто не поможет. Ваш вопрос требует больших познаний. А мы всего лишь простые люди, нам это не под силу. О нет, нет… это все, что я могу вам ответить… - Сесилия Лебон уверена - посетитель не в своем уме, и таких здесь шлется немало. На первый взгляд, однако, не опасен, можно подать знак ризничему об отбое. - Не забудьте о концерте в субботу, если вы все еще будете с нами.
Себастьян несется дальше в поисках Эбрара. Ему чудится, что гимн "Salve Regina" уже вознесся к сводам собора.
О кротость, о милость,
О отрада,
Дева Мария!
15 августа уже миновало, а с ним исчезли толпы паломников, не осталось даже японских туристов. Какой вообще сегодня день?
Испугавшись наступления тысячного года, почитатели Пресвятой Девы обратили внимание, что день, на который пришлось Благовещение, совпал со Страстной пятницей 992 года, и целыми толпами устремились в Пюи, как теперь толпы стекаются в Мекку; Папе пришла в голову мысль учредить праздник этого совпадения, и первая годовщина была отпразднована в Пюи в 1065 году. Адемар тогда еще епископом не был. В тридцатый раз такое совпадение падает на 2005 год, как следует из таблички внутри собора, потом на 2016-й.