- У меня тоже рубашку взяли.
- Отняли?
- Ага.
- Теплую?
- Да.
- Эх, жизнь собачья, - вздыхает лысый, натягивая на лоб старенькую облезлую кепченку без козырька.
Рядом "сука" мостится. Острую мордашку в тень прячет. От глаз дальше "мушку" загораживает. Но "сявки" их вмиг чуют. Накинулись с кулаками, про обиды на "своих" враз забыли. "Суку" за душу откинули, подальше от барака. Убедившись, что поблизости "сучки" нет, на свое прежнее место вернулись, разговор продолжают.
Чифиристы и здесь не теряются. Кто-то банку принес. Другой раздобыл дощечку. Стружит на мелкие лучинки. Самый главный торжественно достает из-за пазухи пачку чая. В банку пересыпает. Осторожно. Чтобы ни одна чаинка мимо не упала. Сейчас поплывет по бараку знакомый аромат. Ох и весело будет! Все "президента" ждут. Вот-вот прийти должен. "Бугры" в нетерпении поглядывают на дверь. С минуты на минуту начнется сход.
Но вот за дверями крики послышались. Вышли на воздух "стопорилы", а тут…
- Что такое? - выскочил Шило.
- Педерастов поймали, - визгнул "сявка".
- Приспичило! - матюгался "бугор" и, сплюнув, вернулся в барак.
Двоим охальникам кто-то отвешивал громкие шлепки. Те молчали зло.
Но вот "сявка" подал условный знак:
- Тихо! Идет!
Все встали, дали дорогу "президенту". Тот, не глянув ни на кого, прошел к столу. Сел на табурет, покрытый по традиции черным сатином. Этот цвет символизировал силу, непреклонность, твердость принятого решения.
"Президент" обвел тяжелым взглядом "бугров", стоявших у стола, кивнул головой- можно сесть. Те расположились на низких скамейках. Потом глянул на воров первых, нижних нар. Положил ладонь на стол. Те стали устраиваться поудобнее. Глянул на верхние нары - там гоже затихли. Для всех остальных поднял ладонь кверху. В бараке стало совсем тихо. "Сявки" у двери встали, затаив дыхание.
- Я пришел на сход по просьбе известного вам всем Шила. Поскольку причина мне не ясна, пусть доложит он нам всем суть с голь срочного схода. Если причина эта будет несерьезной, разрешаю бараку избрать другого "бугра", а Шило вывести из "закона" и определить в "шестерки" за туфту.
Тяжелыми градинами падали слова "президента". Он хмуро посмотрел на "бугра" барака. Тот, бледнея, кусал губы.
- Говори, - приказал "президент".
Шило встал, положил руку на стол перед "президентом".
- Клянусь говорить правду и только правду! - дрогнул его голос, После этого он сделал шаг от стола. Заговорил снова: - Буза в бараке началась из-за Гнома, все вы эту паскуду знаете. Принес он пачку папирос и сказал, что получил ее по случаю приезда следователя. Я не поверил. И попросил начальника лагеря, чтоб передал следователю нашу просьбу о встрече. Он пришел…
- Ты по сути говори, - оборвал "президент".
- Я подробно все рассказываю. Как было. Так вот, оказалось, что следователю нужно найти душегуба.
- Он здесь?
- Нет. На воле. Он пришил "суку". А "сука" тот неопознанный.
- Так что ты нам голову морочишь? - вскипел "президент". - При чем здесь мы?
- Так душегуб и жмурик здесь отбывали. Это следователю установить - что два пальца обоссать.
- А зачем нам их раскрывать? - удивился "бугор" барака душегубов. И, указав пальцем с "катафалком" на Шило, сказал: - Тот, кто "суку" пришил, общего врага, доброе дело на будущеесотворилдля всех нас, а ты его следователю в руки отдать хочешь, уж не продался ли ты сам?
- Да не собираюсь я никого сыпать. Я решил окрутить следователя. Темнуху напороть. Пусть поищет по всем лагерям.
- Зачем тебе это надо? Зачем тебе следователь? Почему ты его звал, не посоветовавшись со всеми?! - бледнел "президент".
- Бондарев Гному сказал, что тряхнут кентов, оставшихся на воле. Они отколовшиеся, но знают слишком много. Мне нужно, чтобы он их не трогал. Так лучше для нас всех. А обговаривать с вами уже не было времени, когда он в барак пришел. Тут не советоваться, тут самому ушами хлопать нельзя было. Если мы допустим, чтобы следователь взялся за отколовшихся, они нас с головой продадут.
- Что им есть сказать о тебе? - глянул в упор на Шило "президент".
- Мокрые дела мои знают.
- И все?
- Все. Клянись башкой!
- Если сблефуешь, сам задавлю! - Приказал "президент".
Шило замялся.
- Клянись!
- Еще кое-что припрятано. От прежнего. Гнида знает. Выдаст.
- То-то! Так и говори! За свое дрожишь! - не выдержал Мавр.
- Не только для себя. Общак это. Вместе с Шефом сколачивали. Для всех. А насчет мокрого - так не только меня, но и Дубину под новый срок могут подвести.
- Сколько в общаке? - повеселел "президент".
- Немало, - опустил голову Шило. - Деньги, золотишко имеются…
- Так бы и говорил.
- Надо от Гниды уберечь…
- Кроме него, кто об этом знает? - спрашивал "президент".
- Больше некому. Шефа угрохал Дядя.
- Точно?
- Конечно.
- Значит, следователя надо от отколовшихся увести. Нельзя подпускать их друг к другу, - оглядел всех "президент". - Гнида мог трепнуть про общак Дяде. И оба, чтоб сознательность свою доказать, могут расколоться.
- Вот и я думаю сбить его со следов. Пусть ищет жмурика, пока не надоест. А то ненароком на другие дела выйдет…
- Значит, темнуху предлагаешь?
- Да.
- Садись. Мавр, говори!
- Шило тут много напорол. Все в кучу свалил. А нам во всем детально разобраться надо. Коли собрались мы все вместе, - заговорил Мавр.
"Президент", слушая его, одобрительно головой кивал. По душе ему был этот вор. Умен, упрям, смел. Вот такого бы "бугром" поставить над бараком, был бы толк. А Мавр продолжал, не торопясь, взвешивать каждое слово:
- Я не уверен, что "суку", пусть даже сидевшую в нашем лагере, убил душегуб с Колымы. Это не обязательно. Зэк любого лагеря, завидев "суку", старается ее пришить. Виновна она перед ним или нет, - значения не имеет. Знаем, что они по лагерям творили. Но если это знаем мы, об этом знает и следователь. Разве я не прав?
- Прав! - поддержал "президент".
- А раз так, он и сам знает, где надо искать душегуба. Ведь "сука" убит не в лагере - на воле. А значит, у всех кто сидит, - алиби. А все, кто отсюда вышел, - подозреваемые. А отколовшиеся - наводчики на след убийцы. Следователь в этом не хуже нас разбирается. А может и получше некоторых фартовых, - глянул Мавр на Шило и продолжил: - Все он тут брехал. Вам всем известно не хуже меня, что отколовшийся- раз и навсегда теряет право жить за счет общака. Если он посягнет на него - карается смертью. И Гнида это знает. Потому либо общака не существует, и Шило нужно убрать Гниду, либо общак имеется, но в нем половина принадлежит Гниде. А поскольку он на воле и может забрать себе псе, Шило опять же должен убрать его. Но не своими, нашими руками. Чтоб самому чистеньким остаться. И жмурик здесь ни при чем. Я слышал весь разговор нашего "бугра" со следователем. Шило перегнул. Мол, мы сами себя гробим. Какое тебе дело? Разве это разговор? А если душегуб наш? Его выручать надо. Но не так, как Шило.
- А что ты предлагаешь? - хмурился "президент".
- Опознать личность жмурика. Но точно. Без лажи. С доказательствами. А вот с убийцей - запутать. Убедившись на жмурике, ему проще будет поверить нам со вторым.
- А зачем нам это нужно? - рявкнул одноглазый "бугор" барака душегубов. Его одернули. Заставили замолчать.
- Ну, во-первых, - ответил душегубу Мавр, - отколовшиеся всегда много знают и все помнят. Они легко предают. Это на своей шкуре знаю. Лучше пусть следователь по нашей подсказке ищет, чем по ихней. Иначе не сдобровать всем, кто там на свободе остался. О них надо думать. Отколовшиеся продадут всех. Какой нам с этого понт? Зашьются оставшиеся кенты - не с кем будет работать по выходу. И не только мне, а всем. Вот так я думаю.
- Неплохо. Все рассчитано, но объясни, почему ты считаешь, что Шило не для всех, а для себя старался. Насчет Гниды? - нажал "президент".
- Очень просто. Про общак он сказал не сразу. Значит, или скрыл, или выдумал. Что одинаково хреново. А с Гнидой у него свои счеты есть. Тот его бабой был. А потом переметнулся к другому. При чем тут общак? Хотел с ним рассчитаться руками первого же честного вора, который вышел бы на свободу первым после схода. Чтоб тот его по твоему слову пришиб. Вот и все. И воры тут ни при чем, - закончил Мавр.
- Вор в законе - педераст?! - побледнел "президент". И, глянув на Шило, гаркнул:
- Отвечай, падла, как было.
- Виноват. Был с Гнидой. Но не я один. Весь барак. Давно это… Все позабыли… В остальном - набрехал Мавр. Хочет "бугром" стать.
- Заткнись! А про общак я с тобой еще потолкую… Скорпионы проклятые! - "президент", оглядев всех потемневшим взглядом, сказал "бугру" душегубов:
- Давай ты, Циклоп.
- Я думаю, что, дав следователю один конец, веревки, мы; поможем ему во всем деле и этим самым своими руками выдадим ему своего кента. А может, он, убивец тот, покрупнее, чем все мы тут сидящие. Какое нам дело до чьих-то забот? Распутает следователь дело - его счастье. Нет - наша удача. Что касается нашего или чужого кента на свободе, так вот что я думаю: сумел пришить - сумеет и концы спрятать. Нам его не учить. Мы здесь, а он на воле. Ему и козыри в руки. А нам тут нечего думать, как его от подозрений спасти. Нечего головы ломать. Во всяком случае я не намерен никому задницу лизать. А если у Шило и Мавра есть понт, пусть они следователя ублажают. Ему только дай палец. Знаем мы таких, - "бугор" поправил черную повязку на глазу.
- Все сказал? - спросил "президент".
- Да. Все.
- Садись! Ну, а ты, Дубина, что скажешь? Давай, - поднял его "президент". Тот подошел к столу. Положил руку перед "президентом".
- Клянусь говорить правду и только правду!
- Говори!
Дубина отступил. Оглядел всех.
- Говорить-то я не обучен. Не языком работал. Сами знаете. И нынче подкову согнуть могу. Никто меня не осилил. Никто, кроме этих нынешних. Боюсь я их. Просто они говорят. Тихо. Но громко ловят нас. Нынче всех к рукам прибрали. Они у теперешних - крепкие. Со всеми справились. Вот и этот из таких. Узнал я его. И он - меня. Только виду не подали. Яровой это. Не поможем мы ему - сам распутает. Но тогда и нам не сдобровать. По выходе за каждым шагом следить станет. Дыхнуть не даст.Яего знаю хорошо. Может, для всех нас лучше сказать ему все, что знаем. От нас отвяжется и кентов невинных трясти не будет. Ведь может и убийца не наш. Жмурик не ножом убит. Не по нашему. Интеллигент какой-то работал. Гном, когда наколки разглядывал, углядел, что нет ран никаких. А на что нам всяких психов выгораживать? Головы свои подставлять. Яровой, когда за дело берется, все размотает. И побочное. Чего мы не можем знать. Так всегда у него бывало. По своему опыту знаю. Когда я после отсидки на Сахалине вернулся, он уже через год на меня дело в трех томах имел. С ним лучше на чистую… Может, кто знает жмура?
- Сядь, сволочь! - рявкнул "президент". - Заложим давайте! А вдруг его убил такой же мокрожопый, как ты, по слову сильного вора! А мы давайте продадим обоих! Так, что ли? Давайте чужие головы под топор сунем. Так, может, ты волоса с этой головы не стоишь, баба! - разозлился "президент". И, подняв разгоряченную голову, сказал: - Давай ты, Лимузин!
Рыжий, как огненное облако, встал известный всему лагерю разбойник. Он подошел к столу:
- Клянусь говорить правду и только правду!
- Говори!
- О Яровом я тут в лагере от ереванцев много чего наслышался. Но, несмотря ни на что, скажу, что не так страшен черт, как его малюют. Возможно, что словил он вас потому, что свой кент у него в нашей малине имелся. И еще - хреновы воры, не сумевшие пришить следователя. Вы могли только дрожать перед ним. Так вот почему п засыпались. Но при чем здесь душегуб, какого вы желаете увидеть вскоре рядом с собой? Он убил - и на свободе! И не дрожит перед Яровым. И вас ему не закладывал. Ни в чем перед вами не провинился. А вы хотите его продать Яровому. Он вам за это сроки срежет, да? По половинке выпустит! Держите карман шире! Хрен вам всем в зубы! Расплакались тут! Боимся! Ухи вянут слушать! О себе говорите, а не о кентах! Попался сам - о другом ни слова! Сами знаете, что положено за такое, - кипятился Лимузин, прозванный так за то, что имел на воле свою машину.
- Ну а ты что скажешь, Крест? - обратился к нему "президент".
- "Душегубам" хорошо тут трепаться. Они в руках у Ярового не были ни разу. Только по слухам о нем знают. Вот и гонорятся. Хвосты распустили, лярвы. Небось, на поединок в драке не больно с нами выдерживают. А здесь храбрости нашли. С-суки!
- Заткнись! По делу давай! - оборвал говорившего Циклоп.
- Твоим языком худую задницу затыкать, - отпарировал Крест.
- Сядь, лярва!
- Тихо! - грохнул кулаком по столу "президент" и спросил: - Крест, ты по делу можешь сказать?
- Могу!
- Давай. И без этого!..
- Так вот, я тоже скажу, что Яровой раскусит это дело, как орех. Ему не впервой. Но убийца, по всей видимости, из бывших учеников Шефа, значит, будет "малину" сколачивать заново. Надо от него внимание Ярового отвлечь. А как - пусть сход решит.
- Почему ты думаешь, что убийца ученик самого Шефа? - удивился "президент".
- Убил без следов. Так только тот умел. Его учеников беречь надо. Мало их осталось. Вот и считаю, что не о том мы здесь говорим…
- Где ксива? - гаркнул "президент".
Мавр подал фотографию.
- Быстро по кругу пустите, - сказал "президент", глянув и передавая фото "буграм". - Кто знает его - к столу!
Фото загуляло по рукам. В него вглядывались все. Одни - недолго. Другие задерживали взгляд, словно изучали. Третьи улыбались, будто старому знакомому.
- Прикнокали падлу! Так и надо!
- Не жилось тебе, лярва!
- Во мурло отожрал!
- Не видел я его. А то и сам разделался б.
"Президент" ждал, кто подойдет к столу. Но зэки отворачивались. То ли действительно не знали, то ли делали вид…
- Кто узнал?
В бараке затихли голоса. Фото продолжало ходить по рукам.
- Узнавшие - ко мне! - приказал "президент". То ли от окрика, то ли от страха дрогнул спиной старик Лунатик.
- Ты знаешь "суку"?! - впился в лицо глазами "президент". Старик икнул, опустил голову. - Лунатик, я тебя спрашиваю!
- Знаю, - тихо прошамкал старик.
- Иди сюда! Стой! Так, один есть, - "президент" внимательно следил за зэками. Вон еще двое к столу пробираются. Еще один из угла лезет. "Душегубы" озверелыми глазами на них смотрят. Шипят. И если бы не "президент", на куски бы порвали. Но сейчас боятся.
- Живее! Еще кто? - торопил "президент". Около стола уже несколько стариков собралось. Вот фото снова вернулось на стол.
- Что ты, Лунатик, помнишь?
- Я с ним в Певеке сидел.
- Когда?
- До войны.
- Кто он? - спросил "президент".
- Никем не был.
- "Сукой" при тебе стал?
- Нет.
- Что о нем знаешь? - допытывался "президент".
- Он не фартовый.
- За что сидел?
- Не помню.
- Срок какой?
- Больше червонца. Точно не помню.
- А ты, Мина? - обратился "президент" к горбатому старику.
- Знаю я его. Отменная сволочь. "Стукачом" в войну стал. На фронт его не взяли. Статья не позволяла. Так он своих тут изводил. Все выслуживался. Из-за него многие получили дополнительные сроки.
- Он вор?
- Нет. Из интеллигентов.
- За что сел?
- По службе натворил что-то.
- Растратчик?
- Тоже нет.
- Воры не могли его убить, он с ними не контачил, - вмешался в разговор Белая лошадь и продолжил: - Он боялся фартовых. И "душегубов" тоже, своим подличал. Их продавал.
- А фартовые как с ним были? - спросил "президент".
- При мне не обижались.
- Дань он им платил?
- Как же! Аккуратно.
- Ты где с ним сидел?
- Тоже в Певеке, в одном бараке.
- И долго?
- Лет семь.
- Его амнистировали?
- Нет. Сам вышел по истечении срока.
- "Мушку" при тебе ставили ему?
- Да.
- Кто?
- Работяги.
- Кто из них здесь?
- Никого. Освободились.
- "Мушку" ему при мне делали. Я помогал, - выдвинулся вперед щуплый карманник.
- За что? - спрашивал "президент".
- Работяг заложил. Те в картишки играли. На рубаху. Он их продал.
- Кем он работал?
- На собачатнике помогал охране.
- Я тоже эту лярву знаю, - выставился квадратный старик. И, отодвинув в сторону остальных, сказал: - Этот только своей смертью мог сдохнуть.
- Почему? Говори, Краб!
- Он, стерва, я так слыхал, сам не одну душу на тот свет отправил.
- По своей воле или по слову?
- Не знаю.
- Он вор?
- Ну а кто ж просто так убивает? Ясно, фартовый, - ответил Краб.
- Так почему его "пришить" не могли, а только сам мог окочуриться? Или и его боялись? - съязвил "президент".
- Он, стерва, много знал про всех.
- Тем более.
- А убивал не по-нашенски.
- Это еще что за бред? Или сидящие тут "душегубы" не столь опытны, как одна "сука"?! - подскочил "президент".
- Эта "сука" особая, - побледнел Краб.
- Чем же?
- Он на собачатнике работал. Всякие лекарства имел. Собаки их, может, и терпели. А фартовые - нет. Иные дохли…
- Фартовых, значит, губил этот фрайер? Так, так… И они с ним не могли сладить? Забыли, как это делается? Напомнить некому было! Одна "сука" всех воров в страхе держала! И ты среди них был, - потемнел "президент".
- Так убили же его, - попятился Краб.
- Так убили или сам сдох?
- Не знаю, - прятался за спины Краб.
- Куда тебя попятило! А ну, вылазь! - потребовал "президент". Краб высунулся из-за спин. - Отвечай, трус, кого из фартовых эта лярва загубила?
- Яслышал, сам не знаю, - лопотал растерявшийся Краб.
- Тебя ему прикончить надо было! Падла облезлая! "Законник" выискался! "Суки" испугался! Честным вором фартовым его назвал. Гад! Отныне и навсегда запрещаю тебе жить за счет общака. "Бугор"! Эй! Циклоп, перевести Краба в "сявки"! Вывести из закона. На все время. За подлую трусость его! За опозоренное имя касты нашей и звания, какого недостоин этот паскуда! - басил "президент".
Циклоп подошел к Крабу, тот завопил, выставив вперед палец с наколкой "тихая ночь".
- Не шнорись, моя наколка не дешевле циклоповской! Не вы мне ее ставили! Наш "бугор" - в Певеке! Он меня из "закона" вывести может, а не вы!
- Заткнись! Слышал о беде фартовых - помочь им должен был, а не трясти гузном! А ну! Живо! - Циклоп кулаком двинул Краба. Тот, кувыркнувшись, упал в ноги "сявкам". Они молча подняли его. Спрятали от негодующих глаз "президента". Краб плакал от обиды и унижения, пережитого им.
- Ничего, может, остынет - простит.
- Тебе уже немного отбывать. Потерпи. Хорошо служить станешь - с голоду не помрешь, - успокаивали недавнего "законника" слабые бесправные "сявки".