* * *
После обеда я отправился в отель. В три вышел на улицу и из автомата вблизи площади Испании позвонил Лоретте в госпиталь.
- Я хочу…
Она меня оборвала:
- Приезжай прямо сейчас к госпиталю.
Это что-то новое. И вряд ли приятное.
Лоретта ждала у входа.
- Идем.
Мы прошли молча шагов десять.
- Садись.
Я сел на скамейку.
- Два дня назад меня вызвал директор госпиталя. Виктория донесла, что ко мне ходит русский и я устраиваю ему встречи с каким-то человеком.
Она замолчала. А я подумал: "Надо сегодня же отсюда убираться". Лоретта продолжала:
- Я объяснила ему, что знаю тебя много лет, с тех пор, когда еще была в Движении юных коммунистов уд’Алемы, и что организую тебе встречи с мужчиной. Потому что ты… любишь мужчин.
От удивления я раскрыл рот.
- Ты можешь предложить что-нибудь другое?
Ничего другого предложить я не мог.
- Я объяснила ему, что у вас в стране за мужеложество сажают в тюрьму и ты очень боишься…
- Ну и что он?
- Понял. Сказал мне, чтобы я ни в коем случае не сообщала в полицию. С Викторией он сам разберется, но посоветовал мне пока с подобными свиданиями повременить. Я согласилась.
- Правильно сделала.
- Правильно сделала еще и потому, что вчера ко мне без предупреждения явился Крокодил. Сказал, что уезжает в Австралию. Я спросила, надолго ли. Он ответил, что навсегда и пришел прощаться. Просил передавать тебе привет.
- Он говорил что-нибудь особенное?
- Нет. Он был всего десять минут. Объяснил, что больше не может, и так рискует. И еще… Я бы просила тебя, Евгений, мне больше не звонить. Во-первых, потому, что я помогала одному строю, другому помогать не намерена. И во-вторых… у меня есть друг. Я немолода…
Я все понял.
- Спасибо за все. Нет ничего бесконечного.
Она встала и пошла. Не оглянувшись.
И действительно ничего бесконечного нет.
* * *
Плохо. Очень плохо. И то, что меня сдала Виктория, и то, что сбежал Крокодил. Нет гарантии, что завтра Виктория не донесет в полицию. Но на сегодня, по крайней мере, я могу быть спокоен. Хотя надо уезжать отсюда. И побыстрее.
Я поехал к Капитолию. Удачно припарковал машину и прошел до форума.
Из форума можно пройти в Джаниколо. В отличие от форума, там всегда мало народа. Можно спокойно пройти по старинным античным улочкам и еще раз подумать о суетности повседневных забот.
Вернулся я в отель поздно вечером.
57. Павлин
Утром я пошел завтракать, а, когда вернулся, портье предал мне записку: "Позвоните Володе".
- Что вы скажете в отношении "парткома"?
Одиннадцать утра. Рановато.
- Через полчаса буду.
* * *
- Евгений Николаевич, может быть, это и неважно.
Но вы спросили, не было ли в посольстве чего-либо необычного в последние дни. Я вспомнил, что в пятницу посол запросился на прием к министру иностранных дел и поехал без переводчика. Странно.
Это действительно странно.
- Он потом записал беседу?
- Да. Но не показал никому, сразу отправил в Москву.
- И что было в той беседе?
Тростников рассмеялся:
- Ничего особенного. Лично министру. Ваше задание относительно поставки продовольствия выполнил. Получил принципиальное согласие. О дальнейшем буду информировать.
- Есть какие-нибудь идеи?
- Никаких.
- Что говорят посольские?
- Ничего. А им вообще на все плевать.
- Посол говорит на каком-нибудь языке?
- Только по-русски и то очень плохо.
- Значит, переводчик был с итальянской стороны.
- Очевидно, так.
- Ты знаешь переводчика Министерства иностранных дел, который приходит на переводы?
- Знаю. И вы его знаете. Павлин.
Этого я знал.
- По-прежнему работает?
- А то как же! Только стал еще более важным.
- И все-таки мне не верится, что посол мог доверить перевод Павлину.
- Сейчас время такое. Но… Кое-что я сегодня разведал. Побеседовал с посольским шофером. О том, о сем. Потом невзначай спросил его, как получилось, что посол поехал на прием один. Оказывается, не один. Они заехали за кем-то и поехали с ним к министру. Причем обратно посол сел в машину один.
- Очень любопытно.
- Любопытно.
- Надо бы узнать, в какую гостиницу они заезжали.
- Обижаете, начальник. Они заезжали в гостиницу Валдорф Астория на улице Альберто Кадлоло. Это очень-очень дорогая гостиница.
- Никаких мыслей?
- Никаких. Никто из русских там не живет.
Я подумал, потом попросил:
- Не мог бы ты достать мне домашний адрес Павлина?
Тростников расплылся в улыбке:
- Опять обижаете, начальник. Вот на этом листке написан адрес. Я вам могу объяснить, как туда доехать. Поедете один?
- Один.
- Прикрытие не нужно?
- Нет.
* * *
Возле дома, где жил Павлин, стоял автобус "Мерседес" и толпился народ. Я сначала не понял, что происходит. Но потом обратил внимание на надпись на автобусе: "RAI Uno", первая программа итальянского телевидения, и увидел Павлина, беседующего с корреспондентом. Как всегда важный, с трубкой в руке, в бордовом галстуке бабочкой, Павлин стоял у дерева возле нарядной двухэтажной виллы.
Я подошел к маленькому монитору около автобуса и прислушался.
Речь Павлина текла рекой:
- В этот час весь советский народ, полный любви и признательности к своему президенту, встал на его защиту. С именем Горбачева люди идут на митинги, готовятся сопротивляться военному нашествию. Не пропал даром тот огонь свободы, который этот самый великий человек столетия зажег в сердцах своих сограждан, еще пять лет назад бывших послушными рабами тоталитарной машины. Люди выбирают свободу.
Интервью закончилось, телевизионный "Мерседес" отъехал, и Павлин направился к дому.
- Можно вас на минуту?
Он обернулся:
- Конечно, конечно.
- Мне бы хотелось задать вам несколько вопросов.
- Простите, кто вы такой? Я вас не знаю.
- Я сейчас все объясню.
Последние слова я произнес по-русски.
Это подействовало. Павлин улыбнулся:
- Вы советский корреспондент?
- Нет. И я не из посольства.
- Откуда вы?
- Я хотел бы поговорить с вами.
- Это касается нынешних событий в Москве?
- Нет, речь пойдет о событиях недельной давности.
Павлин поморщился:
- Может быть, мы поговорим завтра утром, в Министерстве?
- Это недолго. Всего один вопрос.
- Это срочно?
- Я не стал бы прилетать из Москвы из-за несрочного дела.
Он посмотрел на меня усталым взглядом, что должно было означать: мне, конечно, жаль тратить драгоценное время на вопросы недельной давности, особенно сейчас, когда дорога каждая минута, и вы это могли бы понять; но уж коли вы здесь и из Москвы, а сейчас там…
- Хорошо.
Он подвел меня к увитой плющом резной дубовой скамейке.
Удобная скамейка, оценил я. Ни из дома, ни с улицы нас не будет видно.
- Я вас слушаю.
Я хорошо знаю эту категорию людей: импозантный вид, лоб мыслителя, философская задумчивость и обескураживающе низкие мыслительные способности. Они считают себя гениями, уверены, что перерабатывают и что весь офис держится только на них. Они до упоения самолюбивы и болезненно обидчивы, очень берегут свою жизнь и полагают это совершенно логичным, так как считают ее достоянием всего человечества. Их трудно запугать, но если задавать им несложные загадки, такие несложные, чтобы они могли, поднатужившись, отгадать, то отгадки они будут воспринимать как свое мудрое открытие и, следовательно, как истину в первой инстанции. Ключом в разговоре с ними служат магические слова "вы же умный человек": "Вы же это понимаете, вы умный человек. Все умные люди поступают так". После этого они непременно сделают то, что никогда бы не сделали, если бы их просили или убеждали, сделают, будучи совершенно уверенными, что приняли решение сами, без чьей-либо подсказки.
Павлин уселся на скамейку:
- У меня действительно мало времени.
- Хорошо. Я вас не задержу. Но сначала давайте поставим все точки над "i". Я вооружен и применю силу при любом вашем неосторожном движении. Но если вы ответите мне на вопрос, я уйду, не причинив вам вреда.
Павлин замер:
- Это угроза?
- Нет. Это необходимость.
- Вы террорист?
- Нет.
- Кто вы такой? Я сейчас же вызову полицию!
- Полицию вы вызвать не успеете. А кто я такой… Вы умный человек, вы должны догадаться.
"Это тебе первая загадка, - подумал я. - И очень простая".
Павлин легко раскусил и величественно улыбнулся:
- Я встречал людей из вашего ведомства куда более вежливых, чем вы.
- Значит, вы догадались.
Павлин покраснел, надулся. Всем своим видом он выказывал благородное негодование:
- Если вы продолжите в таком духе, я вынужден буду…
- Пожаловаться Горбачеву, - докончил за него я.
- Поздно.
- Тем не менее, я сейчас уйду.
Павлин как прилип к скамейке. Его благородный профиль удлинился и потухшая трубка взмыла вверх.
- Вы мне ответите на один вопрос и уйдете.
Павлин ответил неожиданно покорным и деловым голосом:
- Хорошо. Все вопросы, в конце концов, можно решить без дешевой пинкертонщины.
Он снова обрел уверенность.
- Итак, что вас интересует?
- Меня интересует, о чем говорил наш посол с де Микелисом во время их последней встречи несколько дней назад.
- Это государственная тайна.
- Я знаю. Говорите.
- Это действительно государственная тайна.
- Вы опять за свое! Вы же умный человек. И опытный. Вы должны понимать, что я не уйду отсюда до тех пор, пока вы не ответите на этот вопрос.
"Сейчас он должен догадаться, что "я не уйду отсюда" означает и то, что "и он не уйдет отсюда"", - подумал я.
- Вы мне угрожаете! - снова возмутился Павлин.
Он продолжал сидеть. Шея у него стала красной, такой же, как бант. Хорошо выбритые щеки блестели, наверное, еще раз брился перед интервью. Помолчав, Павлин хитро улыбнулся и как можно более коварно спросил:
- А почему бы вам не поинтересоваться у вашего посла?
- Мы хотим сопоставить его показания с вашими.
"Ну, теперь крути шариками, Павлин, - думал я. - Задачка посложнее. Ты должен сообразить, что, коли есть "показания", то должно быть и следствие. И следствие проводит организация, которую ты знаешь".
Павлин среагировал быстро:
- Посол арестован? - спросил он.
"Молодец!" - похвалил я его про себя и вслух:
- Нет. Он в клинике.
- Он болен?
- Нет. Это специальная клиника. К нашему разговору это не имеет отношения.
"Сейчас он должен догадаться, что я имею в виду псих-лечебницу", - приготовился я.
- Я думал, в вашей стране уже отказались от преступной практики принудительной психиатрии, - голос Павлина налился медью.
- Это клиника не для душевнобольных. Это специальная клиника. Там лежат разные люди.
- И не всегда по собственной воле, - догадался Павлин. - Но вы забыли про мировое общественное мнение.
- Мировое, это верно, - согласился я. - В эту клинику помещены не только граждане нашей страны.
- Вы насильно запираете туда иностранцев?! - возмущению Павлина не было предела. - Вы воруете их?!
Я примирительно улыбнулся:
- Напрасно вы принимаете это близко к сердцу. Я вам уже сказал, это клиника не для душевнобольных.
В дверях дома появилась девочка лет десяти и позвала Павлина.
- Может быть, мы пройдем в дом? - неуверенно предложил он.
- Ответьте мне на мой вопрос. И я уйду.
- Ответить на ваш вопрос я не имею права. Иначе нарушу профессиональную этику. Хотя, впрочем, это не самое главное. Главное, что это государственная тайна. Девочка продолжала звать Павлина. Тот махнул рукой:
- Подожди, я сейчас.
Девочка скрылась в доме.
Я молчал. Павлин ерзал на скамейке:
- Мне не дает покоя ваша клиника. Если это не псих-лечебница, то что?
- Там ведутся работы по изменению расовых признаков.
Павлин смотрел на меня широко раскрытыми глазами, а я думал: "Ну и чепуху несу!" и продолжал:
- Там людям меняют расовые признаки и пол. Вас, к примеру, можно сделать китаянкой или негритянкой.
- Меня? Китаянкой? - Павлин налился краской. - И что потом?
- Ничего. Потом отпускают. Иногда увозят куда-нибудь в Перу, в Боливию.
- Вы это делаете насильно?
- Это другая сторона вопроса. К научным исследованиям не имеет отношения.
Павлин молчал. Он уже видел себя китаянкой в Боливии. Перед его глазами возник латиноамериканский пейзаж, кактусы, палящее солнце, пролетающий кондор и он, сгорбленная старая китаянка в широкополой шляпе, плетущаяся по узкой тропинке. Я не мешал. Я ждал.
- Хорошо, я вам отвечу, - вздохнул Павлин.
- Только я хочу вас предупредить: от вашего ответа зависит будущее посла. Если показания не совпадут…
- Я понял. Чтобы они совпали, надо говорить правду.
"Умница!" - подумал я и кивнул.
- Итак, вас интересует, о чем говорил ваш посол с де Микелисом во время их последней встречи?
- Да.
- Посол сказал, что ваше правительство готово прекратить всякую помощь нашим коммунистам и взамен хотело бы получить кредиты, которые будут использованы для покупки в Италии продовольствия.
- И что ваш министр?
- Он спросил, какой кредит хотело бы получить советское правительство.
"Ну и подонки", - подумал я.
- Посол ответил, что этот вопрос могли бы решить компетентные организации.
Скорее всего, это действительно было всё. Я задумался. Молчал я долго. Нарушил тишину Павлин:
- Я снова про клинику, о которой вы рассказали. Там, вероятно, возможны и обратные опыты. Из негров можно делать белых, из женщин - мужчин. Очень широкие возможности. Значит, в конце концов, эти опыты направлены на удовлетворение потребностей людей, и конечная их цель - общая гармония, счастливое будущее человечества. Это очень перспективно! Если рассматривать права человека, как право отдельной личности на гармоничное развитие…
Я прервал его размышления:
- Кто переводил?
- Я.
- Вы не удивились, что посол явился без переводчика?
- Нет. В последнее время он несколько раз приходил без переводчика.
"Ну, подонки", - продолжал я думать. Потом спросил:
- Но ведь в последний раз он пришел не один?
- Да, с ним был еще один человек.
- Он переводил?
- Нет. Мне кажется, он не говорит по-итальянски.
- Вы раньше встречали его?
- Да. Он уже несколько раз приходил с послом.
- И вы, конечно, не помните его имя.
- Почему не помню? Помню. У меня отличная память. Его зовут Марат.
Кузякин! Так вот он чем сейчас занимается! А раз это Кузякин, то я знаю, в каком отеле он остановился.
Это все, что мне было нужно от Павлина. Он понял:
- Я могу идти?
- Да.
58. Кузякин
- Валдорф Астория, - отчеканил строгий женский голос.
- Моя фамилия Кузякин. Я остановился у вас в гостинице.
- Чем могу вам помочь, господин Кузиакин?
- Я, я… - я подбирал слова, как это делают люди, плохо говорящие на иностранном языке. - Я забыл номер комнаты, в которой остановился, а мне нужно сказать моему другу, чтобы послание…
- Я вас понимаю, господин Кузиакин. Это случается. Одну секунду.
И через полминуты:
- Ваш номер двести восемьдесят пять.
* * *
Чем выше класс гостиницы, тем легче попасть в номер, для этого достаточно иметь респектабельный внешний вид.
Блондинка в форменном, салатового цвета пиджаке, стучала по клавиатуре компьютера.
"Это она со мной разговаривала, - решил я. - Надо подождать кого-нибудь другого".
Через пару минут из служебного помещения вышел парень в таком же салатовом пиджаке. Набрав скорость, я заспешил к нему навстречу и, поравнявшись, бросил:
- Двести восемьдесят пять.
Парень машинально снял с доски ключ и протянул мне.
В том же темпе я направился к лифту.
На втором этаже никого не было. Я не спеша подошел к номеру с бронзовой табличкой 285, вставил ключ и осторожно открыл дверь.
Комната, как комната: кровать, две тумбочки, секретер, два кресла, холодильник, телевизор; на кровати - рубашки и галстуки, в креслах - газеты, на прикроватной тумбочке - пустые бутылки из-под минеральной воды, видавший виды кожаный чемодан на специальной подставке.
Я пошарил по тумбочкам - пусто, открыл чемодан - ничего особенного, заглянул в ванную. Потом остановился в центре комнаты, решая, что делать дальше. Открыл холодильник - обыкновенный гостиничный набор, посмотрел под кровать - ничего.
Дверь открылась бесшумно. В дверях стоял улыбающийся Кузякин.
- Какой сюрприз! Молодец. Профессионал.
Он взял меня за руку, приложил палец ко рту и потащил из комнаты. Мы вышли в коридор. Кузякин вынул из кармана ключ и открыл номер через два от своего:
- Входи.
Номер был такой же, как и тот, из которого мы вышли.
- Сняли друзья. Местные о нем не знают. Здесь можно говорить.
Он включил телевизор. На экране появился Янаев, потом какой-то отставной военный начал высказываться в пользу ГКЧП. Кузякин выключил телевизор:
- Ничего у них не получится. Мы с тобой это знаем. Они все сами хотели сделать, а ничего не умеют. Даже стоящего переворота не могут совершить. Арестовать два десятка горлопанов не в силах! Одно хорошо, Горби - хана. Страшный человек этот Горби. И баба у него страшная.
Он вынул из холодильника две маленькие бутылки "Лоран Перье", два фужера, налил:
- Кейс так и не нашел?
- Нет.
- Продолжаешь искать?
- Продолжаю.
- Я слышал про него. Я знаю человека, который помог продать камни. Он говорит, что отвез Топалова в Амстердам, тот камни продал, потом сел в самолет и улетел.
Это совпадало с моими данными.
- Ты знаешь, что Топалова убили?
Это мне хорошо известно.
- Знаю.
- Обрати внимание, убили в Онфлере. И кейс не нашли.
Это уже новая для меня информация. И очень важная.
- Ты точно знаешь, что не нашли?
- Точно.
- Откуда это известно?
- Я искал "фельдмаршала". Помнишь, я тебе рассказывал про наркотик. Да ты и сам в курсе. Мои знакомые были уверены, что этот "фельдмаршал" у Топалова. Искали очень тщательно. Нету! Если бы кейс был у него, то его нашли бы.
- Понятно.
- Это тебе поможет?
Конечно, поможет. Я знал, что Топалов с кейсом куда-то уехал. Но теперь я знаю, что вернулся он в Онфлер без кейса.
- Поможет.
- Есть какие-нибудь идеи, где он мог его спрятать?
- Никаких. Как у тебя с "фельдмаршалом"?
- Почти порядок. Он попал к одним бандитам, те его продали шейхам. Но не весь. Кое-что я забрал. Как ты меня нашел? Продал посол?