* * *
Атташе-кейс. Коричневый атташе-кейс с двенадцатью замками.
Сосулька стояла с открытым ртом.
- Закрой рот.
- Но я ничего не знала про этот кейс.
Она испугано трясла руками. Потом сняла очки и протерла их.
- Ничего не знала.
Она подошла вплотную к мне:
- Все это так неожиданно и так ужасно…
Она прижалась к мне:
- Что вы теперь со мной сделаете?
- Со шпионами спишь, кейсы прячешь. Сама посуди. Я качал головой и думал, как выйти из дома, чтобы она не увидела номерных знаков на моей машине.
Теперь ее губы оказались около моего подбородка, колени касались моих колен и дрожали.
- Вы правда не садист?
- Нет.
- И пороть меня не будете?
Я посмотрел на нее так, чтобы во взгляде можно было прочесть заинтересованность.
- Как будешь себя вести. Раздевайся.
- Здесь не надо… В мастерской есть диван.
- Я хочу на фоне разбитых скульптур.
- Вы эстет, но…
- Раздевайся, я сказал.
Она скинула кофту, потом юбку, потом рубашку.
А я смотрел и думал: "И что в ней нравилось Крокодилу?!"
- Теперь идем наверх.
Она облегченно вздохнула и пошла впереди, не пытаясь прикрыть что-либо руками.
Мы вернулись в салон.
- Ложись на диван.
Она легла на спину.
Я нашел телефон, вынул телефонный провод из розетки и сломал фишку.
- А теперь ложись на живот и раздвинь ноги.
- Я не знаю, что такое тектоника, - взмолилась Сосулька.
- Я тебе сказал: ложись на живот, закрой глаза и считай до ста. Считай медленно. Потом повернись на спину, подними ноги и, не открывая глаз, три раза скажи: "Ласковый ветер прогонит черные облака". Поняла?
- Поняла.
- Повтори.
- Ласковый ветер прогонит черные облака.
- Переворачивайся, закрывай глаза и начинай считать.
Она покорно перевернулась, закрыла глаза и перед тем, как начать считать, пропищала:
- Я правда не знаю, что такое тектоника.
Я тихо вышел и направился к двери. По крайней мере, минут десять у меня есть. Позвонить кому-нибудь она сможет нескоро.
* * *
Я медленно крутил руль и думал, куда теперь ехать. В отель или в посольство?
И в этот момент я заметил, что за мной появился хвост.
62. Театр
Я повернул налево и нажал на газ. Машина, которую я счел хвостом, синяя "Альфа-Ромео", повернула туда же.
Итак, хвост. Первая реакция хорошо отработана: надо делать вид, будто не замечаешь. И все обдумать.
Сначала надо определить, едет ли за мной только одна машина или я взят в полное наблюдение. Для этого сначала лучше всего просто поездить по городу и последить.
Синяя "Альфа-Ромео" повернула налево.
"Теперь посмотрим, - подумал я, - возьмет ли меня кто-то другой".
Другая "Альфа-Ромео", только черная, ехавшая впереди, сбавила скорость и дала возможность себя обогнать. Двое мужчин на переднем сиденье оживленно разговаривали и всем своим видом показывали, что окружающее их совершенно не интересует.
"Кажется, пасут меня солидно", - решил я.
Новая "Альфа-Ромео" ехала сзади почти впритык.
Что они хотят? Посмотреть, куда я еду? Или хотят взять. Куда ехать? В посольство в центре города? Не успею выйти из машины, как меня возьмут. На виллу Абамелика, где живут наши? Они легко заблокируют подъезд. В консульство на Номентана? Пожалуй, туда. Буду гудеть, пока не откроют ворота. А внутри взять не имеют права. Итак, на Номентану.
Я повернул налево и через пять минут оказался в самом начале Номентаны. Еще три квартала - и я приехал. Нужно уходить в правый ряд, но там машины ползут еле-еле. Я проехал один квартал. Машины в правом ряду вообще встали. Последний перед консульством квартал. Сломавшийся грузовик мешает поворачивать. Движение остановилось. Все ясно, это для меня. Теперь понятно, контрразведка взяла меня всерьез.
Если бы не кейс, бояться было бы нечего: дипломатический паспорт, непросроченная виза. Досматривать дипломата они на станут, до швейцарского паспорта не доберутся. Но кейс… Жаль, не успел посмотреть, что там внутри.
Попытаться проскочить в посольство? Уйти на Абамелика? Не имеет смысла, не пустят. Выйти из машины и позвонить? Не дадут.
Я выскочил к Колизею. Хвост опять поменялся, и теперь в боковом зеркале маячило "Пежо".
Раньше хоть можно было заехать к чехам, восточным немцам. Прикрыть все посольства они не смогли бы! Теперь друзей нет.
Интересно, когда им надоест кататься за мной по городу, что они придумают? Устроят небольшую аварию? Это они умеют.
Я вернулся к вокзалу, проехал мимо русского магазина, повернул налево.
И в это момент пришло решение.
Теперь только бы успеть.
* * *
Я обогнул серое здание театра Латино, повернул в переулок, у подъезда с табличкой "Только для персонала" въехал на тротуар. Выключил зажигание, схватил кейс, выскочил из машины и нырнул в подъезд.
Главное, чтобы пьеса еще не кончилась.
Сразу за входной дверью начиналась лестница. Возле нее на массивном стуле восседал не менее массивный привратник.
- Пьеса кончилась?
Привратник встал и загородил путь:
- Что хочет синьор?
- Я спрашиваю, кончилась ли пьеса.
Мясистое непроницаемое лице привратника застыло в не предвещающей покладистости улыбке:
- Что хочет синьор?
Я поглядывал на входную дверь и думал, что буду делать, если дверь откроется. И повторил как можно спокойнее:
- Меня интересует, кончилась ли пьеса.
- Не кончилась, не кончилась, - задребезжал голос откуда-то сверху. - Сейчас начнется третий акт.
Я поднял голову и вверху на лестнице увидел даму-критика.
- Торопитесь, вы обязательно должны ее увидеть в третьем акте. Она божественна.
Я гордо продефилировал мимо сразу потускневшего привратника, приложился к ручке дамы-критика:
- Отведите меня к нашей очаровательной.
- Идемте.
Она взяла меня за руку, открыла какую-то дверь, и я оказался в совершенно ином мире, мире театра в момент спектакля. Кто-то куда-то спешил, кто-то, наоборот, всем своим видом выказывал полнейшую безмятежность. Здоровый волосатый парень протащил мимо почему-то красную луну, невесть откуда вынырнувшие две очень молоденькие носатые балерины в пачках чуть не сбили меня с ног.
- Вы так остроумно посадили на место эту фантазерку, - верещала дама-критик. - Вашу шутку про человека, который взорвался на бензоколонке, я рассказываю всем-всем. Вы ведь это придумали? Признайтесь, что это ваша фантазия. Получилось очень остроумно.
- Придумал, - согласился я.
Электра шла навстречу. Она была в ярко-пурпуровой накидке до полу.
"Ночная фея!" - я вспомнил название пьесы.
- Что случилось? Что с вами?
- Мне нужна ваша помощь. Я…Полиция…
На лице актрисы не дрогнул ни один мускул. Она повернулась к идущему следом седому мужчине в полосатой куртке:
- Скажите, дорогой, чтобы задержали начало акта на пару минут.
Потом повернулась ко мне:
- Идемте.
Я поспешил следом. Лестница, коридор, еще лестница, дверь - и мы оказались в ее уборной.
- Я вернусь через час. Здесь вы не должны никого бояться.
Она вынула маленький ключик из двери и вышла, закрыв дверь снаружи.
Я остался один.
63. Электра
Гримерная великой актрисы оказалась по-домашнему уютной: высокое, до потолка, стенное зеркало, трюмо с тюбиками грима, кисточками, пузырьками, широкая и низкая, не выше колена, кушетка, не прислоненная ни к одной стене, видавший виды секретер, торшер с голубым абажуром.
Я сел в кресло у круглого столика в углу.
"Вроде бы ушел, - думал я. - Что дальше?"
Сначала надо попробовать открыть кейс.
Цифровые замки слева и справа, по шесть цифр и там, и там. Но я знал код.
Я набрал слева дату рождения фельдмаршала - 261000, справа дату его кончины - 240491. Сейф не открылся. Подумав с минуту, я справа набрал дату рождения, слева дату смерти. Тот же результат.
Код был неправильный!
Я стал думать. Без кода открыть сейф в домашних условиях невозможно.
Мольтке. А почему Мольтке? Сейф и статуэтка - вещи совершенно разные. Это Кузякин сказал мне, что они связаны друг с другом. Нет, они не связаны. Они посылались разными людьми.
Уж если люди Нуйомы и использовали чьи-то даты рождения и смерти, то во всяком случае не немецкого фельдмаршала. Они должны были закодировать сейф датами рождения и смерти человека, близкого им по духу. Ленин. Конечно же, Ленин. Я быстро набрал 200470 и 220224. Сейф не открылся. Я поменял цифры местами. Тот же результат.
Кто еще кроме Ленина? Маркс? Энгельс? Кто еще? Троцкий? Че Гевара?
Я стал искать телефон, осмотрел комнату и нашел не сразу: на трюмо, между вазами и кучами брошек, застежек, пряжек белый аппарат был почти незаметен. Звонить отсюда неопасно, они не получат разрешения на прослушивание личного телефона министра. Но я и не собирался звонить в посольство, там телефоны на постоянном прослушивании. Я набрал номер справочной:
- Как я могу позвонить в бюро ООН?
Стандартистка продиктовала номер. Я тут же его набрал.
- Бюро ООН, - ответил мужской голос.
- Вы не могли бы дать мне номер домашнего телефона господина Читова?
- Да, конечно.
Телефон Читова на записи, но к постоянному прослушиванию подключен вряд ли. Этот разговор они расшифруют только завтра, можно рискнуть. В трубке послышался голос Читова:
- Я вас слушаю.
- Петр Христофорович, вы меня помните? Я Лонов Евгений Николаевич. Я…
- Я вас помню, Евгений Николаевич.
- Мне совершенно срочно надо знать даты рождения и смерти Маркса, Энгельса, Троцкого и Че Гевары. Причем не только год, но день и месяц.
- У меня есть французская энциклопедия Ларусс. Подождите, я попытаюсь найти Я стал ждать. И про себя посмеивался: "Завтра местная разведка с ума будет сходить, зачем мне понадобились Троцкий и Че Гевара".
- Маркс есть. Родился 5 мая 1918, умер 14 марта 1883.
Я записал.
Через минуту:
- Есть Энгельс. Родился 28 ноября 1820, умер 5 августа 1885. С Троцким будет посложнее.
Я записал и снова стал ждать.
- Вы знаете, и с Троцким нет проблем. Родился 7 ноября 1879, умер 21 августа 1940.
"Ишь ты, - отметил я про себя. - 7 ноября".
- И Че Гевара есть. Родился 14 июня 1928, умер 9 октября 1967.
- И еще вопрос. У меня нет номеров посольства. Не могли бы вы позвонить Тростникову и попросить его связаться со мной?
И я продиктовал номер, который прочел на телефоне.
- Я вас понял. Все сделаю.
Молодец.
С кого начать? С Че Гевары. Конечно же, для пылких революционеров он главный персонаж в истории.
Щелкнули пружинки, и сейф открылся.
* * *
Первое, что я увидел - это огромный пистолет. Под ним - синий матерчатый кулек и два пакета с деньгами, завернутые в полиэтиленовую пленку. Я попробовал на ощупь кулек: камни, разного размера, большие, маленькие.
Что теперь? Считать деньги смысла не было.
Я вынул из кармана мой швейцарский паспорт на имя Жильбера Мало и прилагаемые документы, положил их в кейс, закрыл кейс и набрал слева 220470, справа 210124. Эти цифры я не забуду.
И в это время зазвенел телефон. Я поднял трубку. Неужели Володя? Так быстро. Хотя… Я посмотрел на часы, прошло уже двадцать минут, скоро вернется Электра. На всякий случай я решил говорить по-итальянски:
- Я вас слушаю.
- Добрый вечер, - мне ответили тоже по-итальянски, но с явным русским акцентом.
- Рад, что ты позвонил, - это я произнес по-русски.
- Рад, что вас слышу.
Я узнал голос Тростникова. И понял, что тот узнал мой тоже:
- Как дома дела?
Тростников немного помолчал, наверняка соображал, что отвечать. Потом неуверенно протянул:
- Хорошо. Может быть, заглянете ко мне? Поедем куда-нибудь пообедаем, я знаю ресторан, где готовят отличную семгу с вишневым соусом…
"Ага, проверяет, звоню под нажимом или свободно, - хмыкнул я. - Пинкертон!"
- В прошлый раз ты говорил, с малиновым.
- Да, да, с малиновым, - в голоске Володи появились веселые нотки. - Так как? Заедете?
- Нет, не могу. Я завтра должен лететь в Москву. Мне нужно одно место в первом классе на завтрашний рейс.
- Я это сделаю.
- Встретишь меня у главного входа в аэропорт в десять ноль-ноль.
- Встречу.
- Проведешь в самолет.
- Будет сделано.
- И еще… Со мной будет Олечка.
- Будет Олечка… - соображал Тростников.
- Или Верочка. Забыл, как зовут. Петина племянница.
Тростников должен понять: "олечка" и "верочка" - это жаргонное название разных типов дипломатической почты. Я забыл, какой из них наиболее секретный.
- Та сестра, которая постарше.
- Я вас понял. Очень хорошо понял. Петина племянница.
Молодец. И это понял. Петя - это Петр Афанасьевич, начальник референтуры, который комплектует диппочту.
- До встречи.
- До встречи.
- Не исключаются всякие неожиданности.
- Понял.
Я повесил трубку.
В это время открылась дверь и на пороге появилась Электра. Она смотрела прямо перед собой, вроде бы не замечая меня. Я хотел встать, но она остановила меня рукой:
- Я задержалась… Сегодня нас долго не отпускали.
Она подошла к телефону, сняла трубку, набрала две цифры:
- Ко мне никого не пропускайте. Я очень устала.
Потом вернулась к двери и два раза повернула ключ:
- Чем я могу помочь вам?
- Мне нужно где-то пробыть одну ночь.
- Мы поедем ко мне.
Она подошла к зеркалу, посмотрела на себя:
- Я плохо выгляжу.
- Вы самая прелестная "ночная фея", которую я когда-либо видел!
Она подошла к стенному шкафу, вынула голубой шелковый халат, короткий, как туника. Я не знал, отвернуться мне или нет. Она сняла с себя накидку. Полупрозрачный кружевной хитон, тоже короткий, выше колен, плотно облегал тело. Она надела халат, подошла к трюмо:
- Мне нужно снять грим. Это недолго. У вас неприятности?
- Если вы меня приютите на одну ночь и завтра поможете доехать до аэропорта, то все обойдется.
- Все обойдется. Я сейчас переоденусь, и мы поедем ко мне.
Она сняла грим, снова посмотрела на себя в зеркало, опять осталась недовольна, потом встала, подошла к шкафу, вынула вешалку с платьем, приготовилась расстегивать пуговицы на хитоне.
Мне захотелось сказать комплимент:
- Вы прекрасны…
- И именно поэтому вы не отворачиваетесь, когда я переодеваюсь?
Это было слишком. Я вскочил, разом оказался около нее, обнял ее, хотел поцеловать.
Она отвела голову:
- Я правда очень устала. Три часа на сцене. В последнем акте одна… - И заметив, что я приготовился расстегивать ей хитон, добавила: - Но устала не настолько, что не в состоянии расстегнуть пуговицы.
Теперь меня остановить было уже невозможно. Я расстегнул одну пуговицу, другую. Пальцы плохо слушались. Она смотрела мне в глаза и улыбалась:
- Таким я вас вижу впервые.
- Я веду себя как мальчишка?
- Это неплохо.
- Я вас всегда боялся.
- Я это знала.
- Я ловил себя на желании обнять вас и всегда говорил себе: вы не обыкновенная женщина, вы актриса, которую знает весь мир, вы великая актриса. А теперь еще - министр.
Хитон упал на пол, потом такой же голубой и кружевной бюстгальтер…
- Министр, - повторял я, гладя ее плечи.
У меня было странное чувство. Молодые здоровые девки вызывали у меня моментальное желание приступить к основному, здесь же я - действительно как мальчишка - хотел прикоснуться, потрогать, поцеловать грудь, бедра.
- Министр… - она улыбалась. - Но ведь вы сейчас обнимаете не министра и не актрису, которой сегодня много-много аплодировали, а женщину, просто женщину.
- Просто женщину, - согласился я.
Взяв меня за ладони, она начала медленно отступать к кушетке.
- И вам сейчас все равно, кто я: министр, гулящая девка, пришелица с другой планеты. Вы видите только женщину, просто женщину.
- Я вижу гордую стать министра, горячее тело гулящей девки и слышу голос пришелицы из другого мира, мира, который по непонятному везению открылся мне на мгновение. И боюсь пропустить это мгновение.
И я не лукавил, я на самом деле все это видел и слышал, и при этом говорил себе: "Она действительно великая актриса".
- Но вы больше меня не боитесь?
- Не боюсь.
- И это прекрасно.
* * *
Театр опустел.
Мы спустились к охраннику. На этот раз тот был вежлив и предупредителен. Вскочил, открыл дверь, пожелал спокойной ночи.
Рядом с моей "Альфа-Ромео" теперь стоял белый "Мерседес" Электры. Увидав Электру, шофер, пожилой мужчина с большими седыми усами, вышел из машины, открыл дверку. Мы сели на заднее сиденье.
- Эта? - спросила Электра, показывая на "Альфа-Ромео".
- Да.
- Дайте мне ключи и документы.
Я вынул из кармана ключи и документы от "Альфа-Ромео", протянул Электре, та передала их шоферу:
- Сдадите эту машину в Авис. В багажнике - чемодан. Его надо привезти ко мне.
"Мерседес" обогнул площадь, выехал на бульвар.
Я посматривал по сторонам. Никто следом не ехал.