Ну, а мне что с ними делать? Первое интуитивное желание - выкинуть. Нет, нельзя. Если вдруг меня найдут люди Плеко - а этого нельзя исключать - они не поверят, что я уничтожил груз ценой с полмиллиона франков, и начнут меня с пристрастием допрашивать. Но и оставлять при себе тоже нельзя. Не хватало еще попасться с наркотой! Надо немедленно кому-то сплавить. Немедленно! Кандидатура одна - Типограф. Надо срочно ехать к нему. Отдать порошки, конфисковать у него машину и на ней в Женеву. Как добраться в Онфлер? Конечно, Кики. К счастью, записка с номером ее телефона оказалась в кармане.
К аппарату подошла Высокая табуретка.
- Мне нужна Кики. Извините, что звоню так поздно. Она еще не спит?
- Для нее это как раз время решать, где спать.
- Мне она нужна на несколько часов.
- Узнав это, она будет о вас хорошего мнения. Где вы?
- В Трувиле.
- Это лучше, чем в Катманду. Вы остановились, конечно, в "Баррьере"?
- Я не меняю привычек.
- Если вы можете поддерживать привычку останавливаться в таких гостиницах, у вас есть право на подобные привычки. Ждите ее в холле. Она будет через час. И не убивайтесь, если не вернете ее к утру.
Я спустился на ресепшн.
- Я собираюсь уехать завтра очень рано. Могу я сейчас заплатить за номер?
- Конечно, месье.
- А одновременно расплатиться за гостиницу в Довиле?
- Если это гостиница нашей группы.
- Это "Баррьер".
- Конечно, месье.
- У меня еще просьба. Не могли бы вы переслать мои личные вещи, оставшиеся в гостинице в Довиле, по адресу, который я укажу?
- Это во Франции?
- Да. И всего один портфель.
- Все будет сделано, месье.
- Я должен за это уплатить?
- Нет, месье. Ваш адрес?
Когда-то в Ницце на почте я случайно подсмотрел адрес у стоящей передо мной в очереди дамы и потом, когда мне нужно было избавляться от личных вещей, отправлял их по этому адресу.
- Сто двадцать три, улица Маршала Фоша, Ним.
Представляю реакцию хозяина, когда он в очередной раз получит зубную щетку, лосьон и пару грязных рубашек.
- Все будет сделано. Спокойной ночи, месье.
Я еще раз внимательно осмотрел статуэтку. На тыльной части заметил вырезанные цифры. Всего двенадцать. 261000 240491. Между шестой и седьмой цифрой небольшой промежуток. Я переписал цифры в записную книжку.
Теперь можно спуститься в бар. По дороге я заскочил в туалет, где сделал полезное открытие. Вторая дверь из туалета оказалась незапертой. Я отворил ее и вошел в маленький коридор, кончающийся открытым окном во двор. При случае можно смыться через окно, и портье не заметит.
В баре я сел в кожаное кресло в самом углу и принялся ждать Кики. Подошел бармен.
- Дубль Риккар.
- С Перрье или Бодуа?
- С Эвианом.
- Хорошо, месье.
Бармен улыбнулся. На севере всегда улыбаются, когда заказываешь Риккар. Для севера Франции Риккар настолько связан с Марселем и героями анекдотов из Марселя, что всякого, кто заказывает Риккар, принимают за марсельца и улыбаются, как улыбаются в Перми, встретив одессита.
Я привык к Риккару во время командировки в Алжир. Мы заказывали минеральную воду со льдом и добавляли туда Риккар. В африканскую жару этот напиток казался нектаром. Посольский доктор объяснил мне, что это - сочетание приятного с полезным: в жару пьешь ледяную воду, а чтобы не застудить горло, заодно анисовую настойку, которая, как известно, лекарство от всяких ларингитов. Как нашатырно-анисовые капли или как в моем далеком детстве "капли датского короля".
Однажды в Ницце у меня заболело горло. Я попросил принести теплого молока, а потом забыл про молоко и по привычке заказал двойной Риккар. Мне принесли Риккар, но вместо положенной воды со льдом - теплое молоко. Я решил все выпить. Гадость была ужасная, но горло болеть перестало.
Через пару лет я с друзьями снова оказался в том же баре.
- Вам как обычно? - спросил бармен.
- Да, - ответил я.
И он, обладавший замечательной профессиональной памятью, принес мне Риккар с теплым молоком.
- Ты будешь пить это? - изумились друзья.
- Да, - ответил я и выпил.
Сейчас я сидел и улыбался, вспоминая эту историю.
Бармен принес Риккар.
- Не притворяйся, что меня не замечаешь, - произнес кто-то рядом.
Я повернул голову. В соседнем кресле сидела Лида.
23. Лида
С минуту мы молча смотрели друг на друга. Мне показалось, что за несколько часов она изменилась. Передо мной была усталая немолодая женщина в строгом сером костюме с маленьким кожаным бантиком.
- Здравствуй, Червонная двойка.
- Я пришла предложить тебе обмен. Ты мне отдаешь три пакета, а я тебе взамен… За первый пакет - статуэтку.
- Она и так у меня.
- Но теперь она будет твоей.
- Договорились. Что за второй пакет?
- За второй? Это.
Она вынула из сумочки пистолет, осторожно держа за дуло салфеткой.
- Ты забыл его в машине Вальтера. На нем твои пальцы. Как ты думаешь, полиция знает твои пальцы?
Это был бы большой подарок местной секьюрити!
- А я думала, ты профессионал. Ладно, бери, если он тебе нужен.
Я взял пистолет салфеткой и, держа на коленях, аккуратно вытер. Пока я вытирал, Лида молчала. Я вернул пистолет.
- Мне он ни к чему.
- Ладно, - Лида спрятала пистолет в сумку.
- Ну, а что за третий пакет?
- За третий? Жизнь. Они решили тебя убрать, а я их переубедила. Сказала: он глупый, неопытный, размазня. Ведь это верно, разве не так?
Что возразишь! Лида продолжала:
- А единственная положительная черта, которую я у тебя заметила… Этим я не стала делиться. Так что давай пакеты.
Я открыл сумку, развинтил голову Гоголя, вынул три пакета. Лида положила их к себе в сумку.
- Как вас нашел Пичугин? - спросил я.
Я чувствовал, что она сейчас уйдет, и я уже никогда не узнаю, зачем Пичугину нужна была статуэтка.
- Как нас нашел Пичугин? - повторила мой вопрос Лида. - Он ведь из вашего Центрального Комитета. А у нас есть Плеко, когда-то он был в компартии. Впрочем, как и мы все. Этот Плеко раньше был знаком с Пичугиным. Они случайно встретились в Виндхуке. Мы там добывали лекарство. Пичугин приезжал туда, чтобы встретиться с каким-то немцем.
- Немцем?
- Да, немцем. Тот живет в Виндхуке.
- Зачем?
- Тот передал Пичугину какие-то записки.
- Какие?
- Я не знаю. Там же Пичугин заказал статуэтку Гоголя. С тайником, куда он спрятал записки.
- Статуэтка нужна была только как тайник?
- Нет. Он сказал, что статуэтка предназначалась вашему дипломату в Женеве, тот должен был подарить ее какому-то американскому журналисту, любителю Гоголя.
- Записки тоже для американца?
- Я не в курсе.
- Они представляют ценность?
- Не знаю.
- Давай все по порядку. Пичугин достал какие-то записки и заказал статуэтку Гоголя с тайником. Эту статуэтку должен был получить наш дипломат и подарить американскому журналисту. Так?
- Похоже, что так.
- Значит, или Гоголь, или записки представляют какую-то ценность. Поэтому он не оставил статуэтку в посольстве, а взял во Францию.
- Нет. Он не хотел с ней связываться и собирался оставить ее в Конго, - прервала меня Лида. - Но мы его отговорили. Мы хотели воспользоваться ею для перевозки порошков.
- Но у него была дипломатическая неприкосновенность.
- Его в Париже встречали. Он не хотел, чтобы они узнали про наркотики…
- Кто встречал?
- Извини. Это уже политика, здесь я молчу.
- Ладно. Когда вы получили порошки?
- После таможенного контроля.
- Вместе с Гоголем?
- Да.
- И записки он вам тоже вернул?
- Они лежали в той же сумке, что и статуэтка. Он сказал, что это записки старого маразматика, которые никому не нужны.
- Где они сейчас?
- У Базиля. Я пыталась их прочесть, но по-немецки… Поэтому отдала Базилю.
Опять Типограф!
- А он читает по-немецки?
- Да. Он начал читать и сказал, что ерунда. Все-таки жалко, что мы с тобой в разных лагерях. Завтра ты уедешь?
- Да.
- Тебе нужна помощь?
- Нет.
- Подумай.
Я покачал головой.
- Тогда пойди рассчитайся с барменом.
Я все понял. Поднялся, подошел к бару, расплатился. Когда вернулся, Лиды уже не было.
24. Кики
Чертовщина какая-то. Пичугин знал, что перевозом статуэтки и записок в Женеву из Браззавиля занимается аппарат ЦК, то есть они представляют какой-то интерес. Но он их спокойно отдает, не пытаясь как-либо использовать. Что должно было произойти, если бы я привез статуэтку в Женеву? Я был обязан положить ее в банк. И не просто в банк, а в банк с сомнительной репутацией. Лиде Пичугин сказал, что весь груз предназначен для какого-то нашего дипломата в Женеве. Странно, но допустим. Когда Москва узнала, что статуэтка исчезла, мне приказали не жалеть денег и найти ее. Про записки ни слова. Значит ли это, что статуэтка - главное, а записки - просто наполнитель? Или они уверены, что бумаги по-прежнему внутри? Уж больно всё не складывается. Если статуэтка предназначается нашему дипломату, почему я должен был положить ее в банк? Скорее всего, из банка ее взял бы кто-то другой. Американский журналист? Маловероятно.
Из русских писателей американцы знают только Достоевского, наиболее образованные еще Толстого. Но не Гоголя! Что-то не так. И записки… Что там в них? Типограф сказал, что ерунда. Когда я у него был, он мне ничего о них не говорил. Это понятно. Но теперь расскажет. И отдаст записки.
- Машина подана, месье "как вас там".
Передо мной стояла улыбающаяся Кики.
- Ты быстро.
- Куда прикажете доставить?
- Сначала к Базилю, потом к тебе домой.
- А может быть, по-другому? Сначала ко мне домой и никогда к Базилю?
Откровенно говоря, я тоже предпочел бы этот вариант. После сегодняшнего дня хотелось мирной и спокойной ночи. Но надо было закончить дело.
- И все-таки начнем с Базиля. Где твой "Мерседес"?
- У бара на площади.
- Пошли.
Я повел ее в сторону мужского туалета и галантно предложил зайти внутрь.
- Неожиданно и любопытно, - прокомментировала юная художница.
Я подвел ее к открытому окну.
- Сюда.
- Теперь поняла.
Мы выскочили на улицу, пересекли площадь и забрались в кикину антилопу.
Отъехав пару километров, Кики завернула на узкую улицу и подрулила к магазину со светящейся рекламой "Кондитерская".
- Надо купить что-нибудь к кофе.
Она выключила зажигание. Вокруг никого не было. Она придвинулась о мне:
- Здесь тихо.
И поцеловала меня в щеку:
- Ты похож на Кэри Гранта. Молодого.
- А ты похожа на себя саму, и это совсем неплохо.
Я обнял ее и правой рукой осторожно расстегнул две верхних пуговицы платья. Она не сопротивлялась. Убедившись, что бюстгальтером молодое дарование себя не обременяет, я нырнул ладонью внутрь, но на этот раз она среагировала, выудила мою руку и уложила на приборную доску.
- Потом.
"До чего у нее сильные руки", - подумал я и с удовлетворением заметил, что застегивать пуговицы она не стала.
- Ты сильная, с тобой не справишься!
- Я была чемпионкой по плаванию, в трех видах. Еще есть вопросы?
- Почему твою тетю зовут Высокой табуреткой?
- У нас в городе живет Франсуаза Саган. И к ней ездит в гости наш президент, Миттеран. А он большой специалист по дамской части. Ну, и мою тетю не обошел. Так она всем теперь рассказывает, что он ее… на высокой табуретке.
В это время дверь магазина открылась, оттуда вышли две дамы. Кики отодвинулась:
- Посиди здесь. Я быстро.
Вернулась она действительно быстро. В руках у нее была коробка.
- В этой кондитерской очень хорошие пирожные. Ты по-прежнему хочешь к Базилю?
- Сначала к Базилю.
25. Топалов
В доме, где располагался офис Типографа, на втором этаже слева горел свет. Я прикинул: в доме два подъезда, позавчера я входил в дальний. Свет горит именно у Типографа.
- Заезжай во двор. Останови здесь.
- Ты надолго?
- Пять минут, не больше.
Я вышел из машины, обогнул дом. Свет действительно горел в том окне, где должен быть офис Типографа.
Я вошел в подъезд, поднялся на второй этаж, хотел постучать, но по обитой искусственной кожей двери стучать бесполезно. Я толкнул ее. Она открылась.
Типограф сидел в кресле спиной к двери. Руки его были привязаны к подлокотникам тонкой белой веревкой.
- Эй!
Типограф не двигался. Голова его была опущена.
Я подошел ближе: закрытые глаза, бледное восковое лицо, ноги тоже привязаны к стулу, на обнаженных до локтей руках - запекшаяся кровь, ожоги. Перед смертью его пытали. На всякий случай я попробовал прощупать пульс - мертвое безжизненное запястье.
Ярко светила люстра, визитные карточки были по-прежнему аккуратно разложены на овальном столике, на полках порядок. Я подошел к стенному шкафу, вынул из кармана платок и, касаясь ручек платком, открыл несколько ящиков - бумаги, счета. Потом поискал глазами сейф. Нашел не сразу, за письменным столом, почти на уровне пола. Дверца сейфа оказалась открытой. Заглянул внутрь: пусто.
Я прошелся по комнате. На круглом столе в углу - кипа бумаг. И я сразу заметил рукопись. Десять-двенадцать страниц, исписанных аккуратным мелким почерком. По-немецки. Скорее всего, это то, что я ищу.
И в этот момент я услышал скрип тормозов. Внизу, рядом. Я подбежал к окну. Две полицейские машины остановились около подъезда. Похоже, я в ловушке.
Я сунул рукопись в карман и выскочил из комнаты, прислушался. Внизу заскрипела дверь, там уже полицейские.
Стараясь не шуметь, я начал осторожно подниматься на третий этаж. Свет от уличного фонаря проникал через треугольные окошки в пролетах лестницы, и я мог легко ориентироваться. Обе двери на третьем этаже, солидные, с металлическими табличками, как и можно было предположить, оказались запертыми. Я осмотрелся и увидел узкую лесенку типа пожарной, ведущую вверх, не достающую до пола. Я подпрыгнул, подтянулся, поднялся по ступеням и уперся головой в люк.
"Выход на крышу", - решил я.
Действительно это был выход на крышу.
На мое счастье, она оказалась плоской. Я прошел ее с одного конца до другого. Два люка. Один, через который я влез, другой, скорее всего, во второй подъезд.
"Воспользоваться другим подъездом нельзя, - сообразил я. - Выйду прямо на полицейских".
Я пытался найти пожарную лестницу. Опять обошел крышу и обнаружил лестницу на стороне, обращенной к пустырю. Она начиналась метра на два ниже карниза: нужно повиснуть на руках и попытаться попасть на узенькую ступеньку ногой. Я лег на крышу, посмотрел вниз. Был бы моложе - и то не рискнул. Альпинист я никудышный.
Я посмотрел вниз: со стороны дворика - одиноко стоящая кикина машина с потушенными огнями, с другой стороны - мигалки полицейских автомашин.
Дальше на крыше оставаться рискованно. Полицейские обязательно начнут обследовать дом - если уже не начали - и могут появиться здесь с минуты на минуту. Если они меня найдут, то объяснить, как находящийся в стране проездом советский дипломат оказался на крыше, будет очень трудно. Выход один: попытаться спрятаться в другом подъезде. Не ахти какой вариант, они пойдут и туда, но все-таки выигрыш времени.
Я открыл люк и по такой же лестнице, как в подъезде, откуда я пришел, спустился на площадку третьего этажа. Проверил, можно ли запереть люк так, чтобы его не открыли с крыши. Нет, невозможно. Я осмотрел двери третьего этажа. Заперты. Спустился на второй. Две двери и обе заперты.
Оставалось спуститься ниже. На первом этаже тоже две двери: одна на улицу - туда нельзя, но другая, к моему удивлению, оказалась открытой. Я проник в темный коридор. Свет зажигать не стал и на ощупь пошел вдоль коридора, пытаясь открывать двери. Первая же распахнулась, и я попал в комнату, освещаемую с улицы светом фонарей и мигалками полицейских машин.
Это было, скорее всего, кафе для работающих в этом здании. Столики, стулья, прилавок, на нем кофеварка, сахарница, поднос с бумажными стаканчиками и пластиковыми ложками. Сзади прилавка дверь, там, наверное, комната, где хранятся продукты. Я подергал дверь: заперто.
Я вернулся в коридор и в этот момент услышал шаги. Кто-то спускался…
Я бегом вернулся в кафе: если забаррикадировать дверь столами, они не смогут ее открыть и подумают, что она закрыта изнутри.
Схватив первый попавшийся стол, я потащил его к двери.
В этот момент дверь начала медленно открываться. Я замер.
На пороге стояла Кики:
- Быстрее.
Я застыл со столом в руках.
- Да быстрее же!
Я никак не мог прийти в себя, она схватила меня за руку:
- Поставь стол.
Я поставил его на пол.
- Идем. Только тихо.
Она была босиком и ступала совершенно бесшумно. Я засеменил следом.
Мы выскочили в коридор, поднялись на второй этаж. Одна из дверей на этаже теперь была открыта и держалась на туфлях Кики. Она вытащила туфли из дверного проема, дверь, закрывавшаяся изнутри английским замком, захлопнулась.
Теперь можно отдышаться. Сюда полицейские не попадут.
- Быстрее, быстрее, - торопила Кики.
Маленький коридор, несколько дверей и два туалета.
Кики потянула в мужской. Я безропотно подчинился. Окна в туалете открыты. Я подошел к подоконнику и увидел внизу, совсем рядом, крышу кикиной машины. Вылезти - никакого труда. Я собирался встать на подоконник, но Кики остановила:
- Подожди.
И одним движением, держа туфли в руках, ловко выпрыгнула из окна. Я даже не услышал стука ног о крышу машины. Теперь моя очередь. Я опустил ноги и осторожно коснулся крыши. Кики уже спрыгнула на асфальт:
- Давай руку.
Наконец я в машине. Первым делом проверил: автор "Ревизора" мирно покоился на заднем сиденье. Мотор завелся быстро.
- Тихо работает, - с удовольствием отметил я.
Через пять минут мы были на шоссе.