Глава 26
НА КРУГИ СВОЯ
На снимках мёртвое Санино лицо, окаймлённое бородкой, не производило впечатление юного или наивного. Напротив, посмертный оскал придал ему достаточно свирепое выражение. Вылитый киллер, тем более что невзрачность его фигуры скрадывалась фотографическими масштабами. Плюс револьвер, преподнесённый крупным планом, и увеличенные входные отверстия от пуль на груди трупа.
Руднев отложил стопку снимков и откинулся на спинку кресла. Полковник Бурлаев, сидевший точно на таком же, его примеру не последовал. Ножки кресел на конспиративной квартире были хлипкими.
Подломятся – всю солидность враз растеряешь.
– Кто таков? – спросил Руднев, кивнув на фотографии.
По правде говоря, полковника это абсолютно не колебало. Более того, он полагал, что оперативники очень удачно шлёпнули бестолкового парнишку с револьвером. Есть на кого списывать трупы в дачном посёлке. Люди уже были отозваны оттуда и занимались более важными делами.
– Личность покойного выясняется, – сказал полковник, делая озабоченное лицо. – В республиканской базе данных он не значится. Обычное дело для опытного исполнителя. Выйти на заказчика теперь вряд ли удастся.
– Так какого же!.. – вскипел Руднев, но тут же взял себя в руки и сменил тон на нейтральный. – Живым никак нельзя было взять?
– Он был ещё тот волчара! – Полковник цокнул языком. – В одиночку на двух вооружённых убоповцев попёр. Но так оно даже к лучшему.
– Что – к лучшему? Что ему язык теперь не развяжешь?
– Завести уголовное дело легко, а вот закрыть… – Полковник сделал многозначительную паузу. – Вот выйдем мы, к примеру, на заказчика, а тот начнёт показания в прокуратуре давать.
– Мне-то что за дело?
– Я так полагаю, что заказчик входит в ваше ближайшее окружение. Нужны вам его показания?
– Губерман! – выдохнул Руднев. – Его работа! – Казалось, он помаленьку выпускает пар, чтобы не захлебнуться переполнявшей его яростью.
Бурлаев промолчал. Если кому-то не даёт покоя еврейская фамилия, то это чужие проблемы. Плевать было полковнику на то, кто кого заказывает и перезаказывает в этом бандитском мире. В мутной воде лучше рыбка ловится. Полковник чувствовал, что заработает сегодня значительно больше, чем рассчитывал. Серьёзные дела затевались. Это было видно по напрягшемуся лицу собеседника.
– Губерман, – убеждённо повторил Руднев, закуривая вот уже третью сигарету подряд.
"Совсем не бережёт здоровье, – равнодушно подумал полковник. – И правильно делает. На долгие годы оно ему не понадобится. Такие всегда умирают в расцвете сил. В лучшем случае вспоминают славные деньки на нарах".
– Его слушали? – спросил Руднев. Заметив, как поскучнел милиционер, он достал из кармана белый конверт и швырнул его на стол. – Вот. Как договаривались.
Конверт моментально исчез. Окаменевшее лицо полковника смягчилось.
– Генерального директора АОЗТ "Самсон" весь день слушали и продолжают слушать, – сказал он. – Аппаратура на голос включается, плёнку в паузах зря не жрёт. Но язык у вашего Губермана – что помело.
До 17.30 целый роман успел наговорить. Вот перезаписи.
С этими словами Бурлаев выложил на столе башенку из пластмассовых коробочек. Руднев нетерпеливо сгрёб их, взвесил на ладони, как будто это имело особое значение, и положил себе на колени.
– Есть у меня к вам ещё одна просьба, – признался он, хмуря брови. – На полу, слева от вас, свёрток лежит. Загляните.
Полковник последовал предложению и почувствовал, что у него пересохло во рту. Сто тысяч долларов, если верить надписям на банковских упаковках.
Такие деньги за мелкие поручения не платят.
– Сегодня мне потребуется много ваших людей, – заговорил Руднев глухо. – Вплоть до СОБРа.
Задача намечается такая…
Выслушав план собеседника, полковник замялся.
– Провернуть такое в одиночку мне не под силу.
– Так поделитесь там у себя, – раздражённо проворчал Руднев. – Не мне ментов учить, как это делается.
"Не тебе!" – согласился Бурлаев мысленно.
– Посоветоваться надо, – сказал он вслух. – Часика через два перезвоню.
– Через час! – отрезал Руднев. – И ни минутой позже!
Можно было сохранить чувство собственного достоинства и потерять деньги; Полковник УБОПа поступил наоборот. И впервые с того дня, когда он переступил порог этой квартиры, удалялся Бурлаев не вразвалочку, а чуть ли не трусцой, как халдей, торопящийся обслужить богатого заказчика.
Проводив его взглядом, Руднев прихватил кассеты и заперся в своём кабинете. Он слушал записи урывками, нетерпеливо перематывая плёнку вперёд, но и этого было достаточно для того, чтобы понять, где собака зарыта. Сразу несколько собак.
Судя по переговорам Губермана с банками, этот умник дербанил бабки. Чужие бабки. Те, которые не попали в карман Руднева, а значит, фактически были вынуты оттуда.
Крысеныш запасливый! Кто мог ожидать от него такой прыти? Там лимончик, там половинка. И все за бугром, от греха подальше. Туда-то Губерман и намыливался завтра, судя по заказанному авиабилету Курганск – Стамбул. Решил, падла, челноком заделаться, с большущей сумкой. А в ней
– обналиченные доллары. Пять миллионов, надо же! С ними хоть на Кипре осесть можно, хоть в Аргентине. Или все же Израиль? Теперь это не важно. Осталась Губерману только одна дорожка – очень короткая и прямая.
Что касается кровавых событий в дачном посёлке, то тут, по мнению Руднева, все было предельно просто. Позарившись на лёгкие деньги, Губерман решил сыграть втёмную. Сговорился с Эриком, и стали они на пару всем подряд особняки липовые впаривать, вырученные деньги под себя подгребая. А Рудневу голову морочили, время тянули. Когда миллионов порядочно на банковских счетах накопилось, Эрик, естественно, делиться предложил, да было поздно.
Губерман киллера нанял и такую свинцовую кашу заварил, что всем тошно стало. Ушлый, паскуда! Мало того, что хозяина обобрал, так ещё и подставил его капитально. Теперь как локоть к носу ни прикладывай, а за оставшиеся дни выполнить требования президентского наместника нереально. Оставалось лишь отступать на заранее подготовленные позиции.
Выключив магнитофон, Руднев положил перед собой лист бумаги и вооружился ручкой. Не было счастья, да несчастье помогло, подумал он, быстро набрасывая схему своих будущих действий. Скоро все будет разложено по полочком. И некоторых, думал Руднев злорадно, полочки ожидают самые неожиданные. В холодильниках моргов.
* * *
Криминальная империя Руднева базировалась на четырех китах с авторитетными в преступном мире именами. Каждый из них располагал собственной дружиной боевиков, внушительным арсеналом и занимал примерно равное положение в "семейной" иерархии.
Попка-диспетчер обзвонил их всех, назвав время и место сходки. Не офис, не ресторан и даже не какое-нибудь укромное местечко под открытым небом. Дом Руднева, только подъезд и квартира другие. Настоятельная просьба: во дворе шухера не устраивать, сходиться чинно-благородно, без вооружённых до зубов головорезов. Потому и время было назначено каждому с разбежкой в пять-десять минут, чтобы уважаемые люди не гурьбой в дом вваливались, а поодиночке.
Намеченные посиделки в домашней обстановке показались криминальным генералам кощунственной насмешкой над прежними славными традициями.
Итальянец почти исчерпал кредит доверия, отпущенный ему за былые вклады в общак. Купленная им за сумасшедшие бабки воровская корона если ещё и не упала, то едва-едва держалась на горделиво поднятой голове. С тех пор как Итальянец почти отошёл от дел, прикрываясь еврейским барыгой и задвигая красивые речи на телевидении, многое изменилось и в его владениях. Сколоченная им группировка находилась на грани развала. Ещё соблюдались неписаные законы, ещё выполнялись приказы, даже лавэ, худо-бедно, наверх отстёгивались, но все это было лишь видимостью. Приближённые Итальянца все меньше праздновали друг друга, все чаще собачились по поводу и без. Если бы не эти тёрки, они, пожалуй, давно завалили бы Папу сообща. В одиночку решимости пока не хватало, но если кого-то окончательно задавит своя персональная жаба. Итальянцу – вилы.
Хотя бы за то, что с ментами слишком близко сошёлся. Стоит одному бросить предъяву: "ссучился!" – и остальные дружно подхватят. Все к тому и шло.
Слон, к примеру, уже просчитывал такой вариант и долго раздумывал, принимать ли ему приглашение Итальянца или послать подальше вместе с его депутатским мандатом и прочими выгибонами. Останавливало подозрение, что на сходняке общество сговорится против него. Слона, и тогда хоть на матрасы с братвой ложись, хоть в общую могилу. Порвут. Вокзалы под себя подомнут, гостиницы, турфирмы.
Когда такой лакомый кусок держишь, охотники сожрать тебя вместе с ним всегда найдутся.
Нерусский человек Арам тоже колебался, прежде чем отправиться на сходку без трех или хотя бы двух боевых экипажей. А когда решился, трижды поцеловал свой нательный крест и попросил господа быть ему опорой и защитой. Он всегда загодя подвох чуял, Арам. Аккуратный, подтянутый, обряженный в китель со стоячим воротником, он смахивал чем-то на пастора, особенно после того, как серебристую бороду отрастил. Перетирать с ним вопросы было все равно что с иезуитом спорить – всегда на слове поймает, а сам тысячу наговорит, но ни одного такого, за которое зацепиться можно.
Ступая мягко, как камышовый кот, он проследовал в нужный подъезд через шесть минут после Слона, и тем, кто наблюдал за ним издали, почудилось, что у входа он на скорую руку перекрестился.
Выждав ровно десять минут, навстречу неизвестности отправился грузный Леха Ярославский, сильно подозревавший со стороны Папы какую-то подлянку. Его бизнес был более цивилизованным, чем откровенний рыночный рэкет Арама. Леха опекал автосалоны, рестораны и казино, частенько появлялся также в кабинетах управляющих банками. Его, конечно, рады бы не пускать на порог приличных заведений, но тем не менее он всюду был вхож, открывал нужные двери ногой, а уходя, мог милостиво потрепать по щеке даже самого владельца единственной авиакомпании Курганска, и тот бы только польщенно улыбнулся. До того как у него наладились с Лехой столь дружеские отношения, магнат передвигался на двух ногах, а теперь пользовался костылём. Когда партнёры докучали расспросами, отшучивался: мол, неудачно с парашютом прыгнул. Что было ложью чистейшей воды, поскольку Леха Ярославский его без всяких подручных средств с семиметровой вышки в пустой бетонный бассейн снарядил. Но лишь теперь Леха, кажется, начал понимать, что испытывает человек, падающий с высоты.
Под ложечкой у него засосало, когда в подъезде ему преградили путь двое штатских мусорской наружности. Представились невнятно и давай охаживать Леху ладошками – гладили, мяли, щупали, как доступную бабу. Но совсем не по себе ему стало, когда "вальтер" у него изъяли, а разрешение на ношение оружия ловко вытащили из кармана. И теперь интересовались с наглецой, по какому такому праву Леха с пушкой по городу расхаживает?
– Вы же сами документы у меня из кармана вынули, – возмутился Леха.
– Неужели? – синхронно осклабились менты. – Из какого?
Перед началом операции они получили вполне определённые инструкции: гостей встречать без должного почтения, гонористых сразу ставить на место, при необходимости даже ломать немного. Насчёт алкоголя специальных распоряжений не было, но почти все задействованные убоповцы хорошенько приняли на грудь.
– В каком кармане разрешение было, тебя спрашивают? – юродствовали менты, развернув Леху возмущённым лицом к стене. – В этом?
Чья-то пятерня принялась лапать ягодицы и промежность обыскиваемого. Получилось двусмысленно и обидно.
– Что ж вы творите, козлы? – выкрикнул Леха, содрогнувшись от унижения.
– Что? Ты как нас назвал, бандитская морда?
И тут грозный Леха Ярославский, державший под ружьём не менее полусотни вольных стрелков, неожиданно уразумел, что один на один с ментами – беззащитный и безоружный – он является рядовым гражданином Российской республики со всеми вытекающими отсюда последствиями. Для начала его впечатали лицом в стену, потом развернули и пристукнули уже затылком, после чего направили дальше, наградив пренебрежительным поджопником и советом запастись на обратную дорожку перевязочными материалами.
Растрёпанный и истерзанный, Леха, очутившись в кабине лифта, принялся лихорадочно шарить по карманам в поисках подброшенного патрона или пакетика с морфием, но ничего там не обнаружил. Вместо того чтобы обрадоваться, он со всей дури бухнул кулаком в стену лифта. Из пиджака пропали не только деньги, но даже расчёска и зажигалка.
Леха не подозревал, что легко отделался. Свирепого Слона до него вообще встретили жёсткими зуботычинами, а потом ещё вчетвером охаживали дубинками, пока тот не перестал огрызаться и махать руками. Арама уложили лицом на пол и во время обыска постоянно наступали ему на пальцы, надеясь, что бандиту откажет христианское смирение. Арам долго крепился, и все обошлось бы, не помяни он адвоката.
После этого до лифта ему пришлось добираться по-стариковски, в три погибели.
Всего этого Леха Ярославский не знал, а потому лихорадочно приводил себя в порядок, чтобы не появляться перед честной компанией с носом, перепачканным побелкой и кровью. А тем временем в подъезд пожаловал последний из четвёрки, Червоня.
Этот имел за плечами опыт боксёра-чемпиона и уголовника-рецидивиста, а потому, нарвавшись на ментов, с ходу залепил одному из них промеж глаз.
Им занялись камуфлированные молодчики в масках и тяжёлых ботинках, а потому до нужной квартиры он добирался дольше всех.
В итальянской команде его открыто уважали за физическую силу и тайно презирали за умственную отсталость. К тому же отрасль он курировал малопочетную – проституцию. Утеплёнными кошёлками торговал, другими словами.
Что касается Руднева, то на все недостатки Червони (кроме одного, самого главного) он смотрел сквозь пальцы. Если бы не чрезмерная потливость, то все закончилось бы для Червони иначе. Но во время стычки с ментами он сильно вспотел и в таком виде ввалился в нужную квартиру. Выносили его потом – ещё не до конца обсохшего – вперёд ногами.
* * *
Каждому из поочерёдно входящих в комнату гостей приходилось дожидаться начала разговора стоя, потому что единственное кресло занимал Руднев, а второе он распорядился убрать. Слон, испытывая сильную неловкость оттого, что его заставляют торчать столбом, попытался было умоститься задом на старом журнальном столике, но Руднев демонстративно забросил на него ноги и с вызовом посмотрел на приближённого. Поведение хозяина было из ряда вон выходящим. Он даже не отвечал на приветствия гостей, а молча разглядывал их с неприятной усмешкой на губах. Если бы у гордого человека Арама не конфисковали ствол, то он, может быть, уже пустил бы его в ход. А так – терпел. Как и все остальные.
Когда они наконец собрались вместе, подавленные тем, как обошлись с ними на входе в подъезд, Руднев соизволил разжать губы.
– Ну, с чем пожаловали, гости дорогие?
Словно он никого не ждал, а соратники припёрлись сюда по собственной инициативе, и никто им тут особо не рад.
– Нет, ну что за дела, я не врубаюсь, – угрожающе протрубил Слон.
Руднев заинтересованно приподнял бровь.
– Менты в подъезде беспредел творят, – подключился Леха Ярославский, чуть гнусавя из-за распухшего носа.
– Шмонают, как сявок последних. – Вспотевший Червоня смахнул со лба пот, но лицо его так и осталось влажным.
Нерусскому человеку Араму тоже было что сказать, но лишь до тех пор, пока в руке Руднева не возник никелированный пистолет, который он пока ни на кого не направлял, а просто разглядывал, давая понять, что оружие интересует его куда больше оскорблённых гостей.
– Ай-яй-яй, – пробормотал Руднев, когда в комнате воцарилась тишина.
– Нехорошие менты, бяки!
Разве можно правильных мальчиков обижать? Ну ничего, Папа им по попкам задаст: ата-та, ата-та! Будут знать, как беспредельничать…
– Слышь, – вскипел Червоня, – ты нас позвал, чтобы дурней из нас лепить? Не нравится мне этот базар гнилой, конкретно не нравится!
Высказавшись подобным образом, он покосился на соратников, но те промолчали, заворожённо наблюдая за тем, как Руднев передёргивает затвор пистолета. Чувствуя себя все более неуютно, Червоня переступил с ноги на ногу и попытался смягчить своё выступление:
– Обидно, Итальянец.
– Что-что? – Руднев расслабленно положил вооружённую руку на ляжки, но таким образом, что дуло пистолета оказалось направленным Червоне куда-то в область живота. И Червоня вспомнил вдруг, что однажды получил огнестрельное ранение в брюхо – едва выкарабкался с того света. А ещё вспомнил строгий приказ не произносить прежнюю кличку главаря. – Обидно, говорю, Александр Сергеевич, – поправился Червоня. Пот заливал его глаза, как будто он плакал.
– Сам-то ты кто? – вопрос Руднева был хлёстким, как удар кнута.
Червоня опять оглянулся на братву и опять не получил поддержки. Разговор он затеял, ему и продолжать.
– Что притих? – глумливо осведомился Руднев. – Позабыл, кто ты есть? Так я напомню. Николай Панкратович Бубенчиков, верно? Как к тебе обращаться? Панкратыч? Или лучше просто – Бубенчиков?
Зрители, которых этот диалог пока что не касался никаким боком, сдержанно засмеялись. Червоню они не уважали, а без своей клички он вообще выглядел дурак-дураком. Не вовремя сунулся с "Александром Сергеевичем", вот и был пойман за язык. Итальянец, правда, самолично распорядился обращаться к нему исключительно по имени-отчеству, но на то он и Папа, чтобы отдавать приказы и их же отменять.
Червоня обливался потом и сверкал глазами, словно его обругали последними словами. Руднев уловил опасную перемену в его настроении и переключил внимание на остальных. Нагибать людей нужно постепенно, а то ведь и распрямиться могут в самый неподходящий момент.
– Вижу, придётся знакомиться заново, – сказал он с ясной, обезоруживающей улыбкой. – Лично я – Итальянец. Теперь ты откликнись.
Приглашающий взмах стволом адресовался Слону, и он решил не кокетничать:
– А то ты не знаешь, Итальянец… Слон я.
Он тоже улыбался, потому как понимал: выйти из этой комнаты суждено не каждому. Зато потом…
Итальянец насмешливо наблюдал за ним. Слоновьи морды плохо приспособлены для сокрытия тайных планов. А слоновьи головы – не для того, чтобы думать. Их набивают или опилками, или чужими мыслями – в зависимости от обстоятельств.
И Итальянец заговорил – размеренно, монотонно, убедительно, как опытный гипнотизёр, постепенно завладевающий вниманием аудитории. Иногда в его голосе проскальзывали вопросительные нотки – он как бы советовался с собравшимися. Потом Итальянец переходил на беспрекословный тон, рубя воздух решительными жестами. И, главное, все фразы его были правильными, убедительными. Он говорил о прописных бандитских истинах, и недоверие мало-помалу таяло в глазах слушателей.
…Разве ваш Папа скурвился, ссучился? Он же о вас, глупых, заботится, в "белом доме" сидя, политического деятеля из себя корча. Ему, Папе, это одному нужно? Или всей семье, безнаказанно жирующей в области? А? То-то и оно! Силы и власти у итальянской семьи стало больше или меньше? А денег?