Наконец сомнений не осталось. Эпицентром бедлама была соседняя с иванцовской квартира. Хозяйничала в ней хорошенькая шебутная девица Галя, оставленная путешествующими родителями на попечение случая. Студентка Иванцова, кстати. Профессор сердито подумал, что от такой доченьки спасался бы в круизах целую жизнь. Нет, училась Галя неплохо, но в свободное от занятий и присутствия мамы и папы время творила такое… Например, собирала в своем доме всяких проходимцев и проходимок, которым железное здоровье внушало гадкую привычку пить, курить и скакать под магнитофон до скоропостижного летнего утра. Более того, в ее окружении попадались злостные троечники, чего профессор Иванцов простить не мог. Люди выбрали высшее образование, напряжением ума одолели каверзы школьных выпускных и вузовских вступительных экзаменов, были за это предпочтены другим претендентам на студенческие билеты. И вдруг они теряют чувство ответственности, стыд, совесть и начинают лодырничать, прогуливать, недоучивать. Разве можно таких субъектов заподозрить в порядочности? Разве можно знаться с ними старательной и умной девушке?
Гневное недоумение профессора Иванцова достигло апогея, а рука дотянулась до податливого пупырышка звонка и нервно его вдавила. Дверь отворилась, и смеющаяся Галя уставилась на Иванцова светло-зелеными подведенными глазами.
- Семен Иванович, - сказала она просто, - мы как раз собираемся отмечать окончание семестра.
- Вы его, по-моему, пятый раз отмечаете, - сухо пробормотал Иванцов.
- Ну, сдать половину вашего сумасшедшего предмета того стоит, - не растерялась Галя.
- Вот что, Савельева, - лекторским бубнящим голосом произнес Иванцов, - я вынужден напомнить вам о существовании правил общежития, одиннадцатичасовом рубеже, о пристойности, в конце концов. Я обращаюсь к вам и вашим гостям с личной просьбой: не шумите, не хлопайте дверью, не носитесь, вопя, по лестнице. Мне надо подготовиться к серьезному-ректорскому совещанию.
Профессор Иванцов хотел выдержать марку понимающего молодежь мэтра, но сплоховал, язвительно добавив:
- По итогам семестра, сами изволили упомянуть.
Галя насупилась, Иванцов повернулся к ней спиной и оказался нос к носу с загорелым юношей, словно обросшим многочисленными свертками, которые торчали у него из карманов.
- Добрый день, - бойко приветствовал он Иванцова. Потом взглянул через его плечо на Галю и благовоспитанно предложил: - Угощайтесь мороженым, Семен Иванович, такое пекло.
Он ухитрился перегруппировать в руках свои покупки так, чтобы протянуть профессору самый набитый пакет, в котором обреченно потели блестящие, источающие холод пачки. Иванцов, похоже, собирался отпихнуть парня, но только возмущенно возопил:
- Малеев, вы-то что делаете в компании дебоширов? Учтите, вам, как отличнику и участнику научно-практических конференций, можно многое позволить. Но вы, вы… пьяны сейчас!
- Семен Иванович, - громко возмутилась Галя, - Игорь спиртного в рот не берет.
- Я даже не курю, - дружелюбно довел до сведения профессора Малеев.
Иванцов слышал, что сзади собирается раздосадованный затянувшейся беседой студенческий люд. Он повернулся нарочито бесстрастным лицом к действительно толпящимся в прихожей ребятам и внимательно их оглядел. Ни один не смутился, не струсил, наконец, а ведь не последний экзамен ему сдали. Так, пятеро его питомцев, двое чужих и еще сколько-то нелюбопытных или втихаря пьющих копошатся в недрах жилища. Да, эта банда в силах разнести тихий приличный квартал за несколько часов. Иванцов, привыкший к скоплению юных физиономий, усмехнулся почти ласково, но заговорил повелительным тоном:
- Ладно, храбрецы, веселитесь. Но если ваше мероприятие выплеснется на площадку хоть единым лишним звуком…
- Вы нас с наслаждением завалите в следующую сессию, - нагло не дал ему выдержать многозначительную паузу Игорь.
- Нет, я не опущусь до подобного. Только ваше извращенное воображение, Малеев, способно рисовать такие пошлые перспективы.
Студент и преподаватель вновь смотрели друг на друга в упор. "Я бы тебя, гордость института, закидал тройками и лишил красного диплома, - думал Иванцов. - Но ведь твой дядюшка - не шишка на ровном месте, а пик в горной цепи. С тобой ректор за руку здоровается, поэтому ты и хамишь профессору, доктору наук напропалую". "Какое свинство в соседских отношениях пользоваться служебным положением, - внутренне кипел Игорь. - Еще и угрожает! Мне-то плевать, а остальным может не поздоровиться. Впору заканчивать этот фарс".
- Извините, Семен Иванович, - показушно, рекламно оскалился Игорь.
- Впредь выбирайте выражения, не оскорбляющие достоинства интеллигентного собеседника, - пробурчал Иванцов. - А вы, Савельева, не забывайте о скором возвращении родителей.
Иванцов заметил, как поскучнели молодые люди. Ему самому была неприятна вынужденная выволочка. Но должен же хоть кто-нибудь воспитывать этих нахалов.
- До свидания, - с издевательской учтивостью победителя бросил профессор и направил стопы сорок второго размера к своей двери.
Ответом ему был протестующе-скорый щелчок савельевского замка. Минут десять в квартиру профессора не проникало звуков извне. Иванцов уже примерял на губы довольную улыбку, когда услышал гром беспокойной музыки. Он тяжело вздохнул, достал из ящика стола папку с докладом и принялся мастерить ватные тампоны для затыкания многострадальных своих ушей.
Полковник Измайлов смотрел на лейтенанта Юрьева с сомнением в хитроватом взгляде. Парень просился на пять дней в пригород - помочь матери по хозяйству. Он всегда брал отгулы в счет отпуска весной, летом и осенью. Измайлов никогда не отказывал; знал, каково пожилой женщине грустить у окошка, когда сын близко, но из-за своей суматошной работы месяцами не может к матери вырваться. Кроме того, полковник помнил свой деревенский дом, окруженный благодарно плодоносящим садом. Там он за час-другой сбрасывал с плеч заботы и печали, понавесившиеся на них в суетном, непривычном тогда еще городе. Наверное, потому и не сутулился в свои сорок пять.
Однако кто же мог предположить, что Колю Воробьева подстрелят и он застрянет в больнице до сентября? Кто ожидал, что Алеша Вагапов сломает ногу, поскользнувшись в бассейне? Если отпустить Бориса Юрьева, то в отделе останутся только Сергей Балков и Измайлов. Маловато.
- Виктор Николаевич, - осторожно убеждал тем временем Юрьев начальника, - забор лежит, скотина огород вытопчет, а мама столько на нем горбатилась. Ну я за три дня обернусь. Тихо ведь кругом, жара…
Он был прав. С тех пор как банкиры, купцы и прочие представители обеспеченного населения плотными косяками потянулись на заграничные пляжи, дел поубавилось. Вероятно, киллеры и их будущие жертвы на каникулах предпочитают ставить шезлонги рядышком и учтиво трепаться за экзотическими коктейлями. В родных же пенатах народ тонул по пьяному делу да грабители калечили не вовремя вернувшихся домой дачников. Наверное, продержатся они со спокойным основательным Балковым без Юрьева. Правда, Сергей порядком увяз с трупом из Центрального парка, но тут количество улик и свидетелей вот-вот перерастет в качество результата, и убийц они возьмут. Классика. Так что же делать?
Виктор Николаевич Измайлов пытал суховатыми, с крупными суставами пальцами беспомощную сигарету. Борис Юрьев, совершив дарованное человечностью полковника отступление от субординации, молча ждал решения судьбы материнских овощей.
Если бы полковник Измайлов сказал Борису, что чувствует приближение чего-то скандального и страшного, тот, наверное, не поверил бы. Если бы не позволил отлучиться без объяснений - разрушил бы дух беззаветной самоуверенности, который вдохнул в своих ребят, твердя, что они талантливые сыщики и испепеляющее вдохновение при определенной степени концентрации на расследовании им не чуждо. Наконец Измайлов отбросил истерзанную сигарету.
- Обещаешь за трое суток обернуться? - вяло и недоверчиво уточнил он.
- Так точно, - заверил Борис.
- Будь по-твоему, - решился Измайлов. - У тебя одних недоиспользованных отпусков и выходных год набежало. А вернувшись, долго будешь пахать за троих.
Когда Юрьев вышел, Измайлов закурил, но не успокоился. Дурные предчувствия разбушевались в нем не на шутку. Хоть возвращай Бориса с полпути. Но полковник не отменял своих вымученных решений. Он принялся за работу. Город, как в вечерний костюм, неспешно и аккуратно облачался в сумерки. И все еще ничего не случилось.
Это была не лучшая вечеринка Гали Савельевой. Как ни утешали ее друзья, но вторжение разъяренного Иванцова подействовало на девушку угнетающе. Даже первый, долго и ловко подготавливаемый Галей визит шикарного Игоря Малеева ее теперь не радовал. Она-то поставила на то, что они с Игорем ягодки одного поля, именуемого богатством родителей, и заслуживают по признаку места произрастания как минимум вежливого с собой обращения. И тут Иванцов, будь он неладен, отчитал ее при своенравном парне, словно дворничихину дочку.
Галя была человеком для своего возраста холодноватым. Она избегала при Игоре Малееве не касающихся их совместной учебы слов, зато ежедневно меняла наряды и украшения. Собственно, ее великолепный даже безделушками дом должен был завершить этот странный диалог Галиных вещей и Игоревых глаз. А там мальчику предстояло самому решать стандартную задачу их дальнейших отношений. Уже то, что Игорь не капризничал и не ломался, получив лаконичное устное приглашение Гали, сигналило о правильности тактики ухоженной красавицы с короткими волосами цвета спелой пшеницы.
И вот свершилось: Игорь Малеев тактично оценивал на глаз качество недавнего евроремонта в савельевских хоромах, а Галя обреченно тонула в вязком громоздком кресле, держась последним усилием воли лишь за непрестанно наполняемый стакан. И на душе у нее было так паршиво, так гадостно. Обида со злостью обнялись внутри Гали, словно двое пьянчужек, орали что-то маловразумительное, но заплетающиеся ноги все никак не приводили их к цели, то бишь к задумке изощренной и скорой мести.
В общем, расстроенная Галя быстро набралась и заснула. там, где сидела. Одна из подружек немедленно сообщила об этом Игорю, даже не пытаясь прикрыть черную дыру злорадства тюлем сочувствия. Игорь, который теперь имел о Гале вполне четкое представление и готовился признать их ягодную односортность, любезно огрызнулся:
- Этот зануда профессор любого выбьет из колеи. Пусть Галька расслабляется, как ей угодно. Она у себя дома.
"Ворон ворону глаз не выклюет", - неприязненно подумала незадачливая пакостница и переключилась на менее заносчивых юношей.
"Галка спит, - размышлял Игорь, - так почему бы гостям не разойтись? Нет, веселятся, развлекаются, норовят заглянуть в шкафы и во весь голос обсуждают увиденное в них. Вот сволочи". Игорь брезгливо наблюдал людей, оставшихся без хозяйского присмотра. И тут раздался вой одновременно страдающий и угрожающий. Кто-то, охнув, выпустил из рук рюмку.
- Это Кэролайн Маркизовна, Галина догиня. Папаша у нее знатен и титулован, поэтому величают по имени и отчеству, - успокоила притихших ребят Эльза, с точки зрения Игоря милая, но очень неумело скрывающая бедность девочка.
- Где она, бедолага? - поинтересовался Игорь.
- Заперта в своей маленькой комнате, - охотно объяснила Эльза. - Она дама жуткая, если вырвется - назад не запихнем.
Собака замолчала. Игорь решительно прошел по коридору и остановился возле двери, более низкой, несколько отличающейся от остальных отделкой и поэтому принятой им за вход в подсобное помещение. Ключ торчал в замке. "Ну, господа, сейчас я организую за вами качественный пригляд", - прошептал Игорь и отпер дверь. Огромная холеная зверюга, черная с белым галстуком, неторопливо вышла из заточения, удовлетворенно обнюхала замершего освободителя и приступила к ревизии вверенной ей территории. Вскоре из кухни послышался низкий рык - это какой-то самоубийца осмелился лезть в холодильник. Потом Маркизовна провела "воспитательную работу посредством внушения голосом" с бесцеремонно рассматривающей дно напольной вазы девицей. Через пять минут желание что-нибудь трогать иссякло даже у самых храбрых и тупых. Наведшая должный порядок сука улеглась у ног хозяйки.
- Эй, Кэри, как тебе удалось выбраться? - удивилась Эльза и спокойно поставила новую кассету.
Кэри напряглась, не теряя, однако, достоинства.
- Пусть они танцуют, пусть угощаются, маленькая. Ты только стол не разноси, - сонно повелела на секунду очнувшаяся Галя.
Собака заворчала и прикрыла глаза.
Теперь Игорь был уверен, что упомянутые "они" не отступят от намеченной Галкой программы - Кэролайн позаботится. Он незаметно подмигнул надежной охраннице и неслышно захлопнул за собой входную дверь.
Через час после ухода Игоря Малеева народ опять расшумелся. Кэри не ограничивала свободы передвижения гостей, не позволяла только протягивать к вещам руки. Но поскольку каждый желающий успел кое-куда сунуть любопытный нос до ее таинственного появления из закрытой вроде комнаты, ребята легко приняли собачьи условия. Одно было досадно: потрясающий разнообразием и качеством содержимого бар Галиного отца сделался недоступен. И тогда подъезд содрогнулся от удалого хохота отправившихся за спиртным парней.
Галя пробудилась, но пока слабо ориентировалась в обстановке. Кэри отреагировала на ее движение, неожиданно тонко и мученически заскулив.
- Я не в состоянии выгулять тебя, мышка, - покаянно призналась медленно приходящая в себя хозяйка. - Сходи на улицу с Эльзой, ты ведь ей доверяешь. А я тебя здесь подожду.
Эльза без энтузиазма, более того, нахмурившись, взялась за поводок. Однажды Галка болела, и ее лучшая подруга уже испытала удовольствие проехать двадцать метров на животе по лужам в качестве довеска к разрезвившейся, игнорирующей команды чудовищной этой "мышке". Но Кэри смотрела так просительно, что сердобольная Эльза решилась рискнуть еще раз.
Оставшиеся девушки принялись наперебой посвящать Галю в пропущенные ею подробности вечеринки.
В это время у угла дома замерли бордовые "Жигули" девятой модели. Водитель вгляделся в чуть рассеянную непомерно высокими фонарями темноту и подал машину еще немного вперед. Он не спешил покидать транспортное средство, настороженно оглядывая окрестности, но все-таки не заметил двоих мужчин, прятавшихся за переполненным мусорным контейнером. Когда он набрался храбрости открыть дверь и ступить на асфальт, эти двое метнулись к нему одновременно. Минуты шока от неожиданности их появления хватило, чтобы всадить в упруго-податливую плоть пару ножей. Потные рожи убийц стали последним земным впечатлением позднего автомобилиста. Теплый труп втолкнули на сиденье, еще хранящее тепло живого тела, но не успевшие поразмяться ноги так и остались снаружи. Один из киллеров быстро схватил лежащий рядом с водителем кейс, передал его напарнику и явно вознамерился бегло осмотреть салон. Но не успел. Рядом грянула песня про Стеньку Разина, особенно резанувшая слух тем, что фальшивили все исполнители. А из совсем уже близкой тьмы густо заросшего березами двора раздался женский хрип: "Ну не упирайся, мерзавка, ну пойдем со мной". Мужчинам даже переглядываться было не надо. Пригнувшись, они молниеносно бросились прочь и скоро отъехали на неприметном битом "Москвиче" от соседнего дома.
- Ох, и ору сейчас будет, ох, и ментов понагонят, - без выражения сказал один.
Второй не ответил. Оба отлично знали, что надлежит делать. Через полчаса они на трамваях покатили в разные стороны. Еще через двадцать минут тот, у которого оставался кейс, звонил по телефону.
- Прокол, барин, - разочарованно сообщил он в трубку. - Тут книжки какие-то.
Он немного помолчал, слушая и свирепея бледным лицом. Потом с неподдельной болью в голосе сказал:
- Обижаешь.
И поведал абсолютно все о проделанной недавно работе по добыванию литературы.
Парням, увлеченным воспеванием мощного броска хрупкой иноземной княжны в волжские воды, не было дела до стоявшей невдалеке чужой "девятки". Они слишком сосредоточенно стремились к закускам.
Кэри, вырвавшись из подъезда, поволокла Эльзу напрямик через двор в распахнутые ворота детского сада и вытащила назад уже покорную, не пытающуюся сопротивляться и тормозить горящими пятками в тот момент, когда убийцы передавали друг другу кейс. Догиня вдруг уткнулась носом в кочку, исследуя ее на предмет она одна ведала чего. Тогда-то и загорланили ребята, а измотанная Эльза постаралась сдвинуть живую гору с облюбованного места и обозвала ее "мерзавкой". Стоило завершиться вокальным извращениям добытчиков вина, как Кэри рванула Эльзу так, что девушке показалось, будто поводок и рука соединены прочнее, чем рука и плечо. Собака ломилась сквозь кусты, не разбирая дороги, и Эльза поняла, что не удержит ее. С мужественной нянюшки несносной догини, как талая вода с сосульки, стекал пот, спина ныла, голова кружилась. Эльза разжала бесчувственные пальцы, Кэри совершила пару шумных прыжков и деловито засопела где-то впереди. Эльза побежала на подгибающихся ногах и увидела… Она бы вскрикнула, да во рту пересохло и губы не расклеивались. Кэролайн Маркизовна бодала огромной головой водителя, вероятно, пытавшегося выбраться из машины перед нападением собаки. Человек деревянно сползал с сиденья на асфальт, а неугомонная Кэри трогала его лапой и как-то смешно похрюкивала. Эльзе оставалось молить бога, чтобы у молодого мужчины был сердечный приступ с перепугу, но не перекушенное горло. В растрепанной голове ревущей в три ручья девушки метались, будто куры из-под метлы, отдельные слова: "Собака Баскервилей… Галка… Я… Суд… Тюрьма…" Неожиданно Кэри отскочила от машины, потому что человек окончательно из нее выпал. Собаку словно подменили. Она чинно уселась в стороне и начала тихо-тихо постанывать. Эльзу хватило еще на шаг и наклон к пострадавшему. Она недоуменно уставилась на окровавленную на груди рубашку. Когда Маркизовна успела? Как ей удалось? Только тут Эльза догадалась, что Кэри нашла человека мертвым. "Мертвым", - скользнуло по краешку сознания отрешающейся от мерзкого окружающего мира Эльзы и безвозвратно куда-то в нее провалилось. Она уставилась на водительское сиденье. Покрывавшая его небольшая махровая подушка последовала на землю вслед за человеком и открыла последний секрет мертвеца - себя саму. В тканевой оболочке нереально, киношно, вызывающе зеленели ровные пачки долларов.
Зубы Эльзы стучали от страха, но она не осознавала, что это страх. Девушка стянула с себя легкий льняной пиджак и запеленала в него жесткую подушку как можно туже. Не взглянув на валяющийся в нелепой позе труп, Эльза в измятой, распоротой по шву короткой юбке и прилипшем к коже влажном лифчике, как сомнамбула, двинулась к подъезду. Догиня неотступно плелась рядом, норовя прижаться к левому бедру позабывшей о ней хозяйкиной подруги.