- Фокус с чемоданом не удался, - начал вслух размышлять Волошин. - А кому-то надо убрать этого Манжулу. Срочно убрать! Они узнают, что пассажиры самолета не пострадали, и выезжают в Одессу. Не совсем оригинальная мистификация сестры Михаила Никитича, разведали, куда тот спрятался, а Манжула таки спрятался - знал или догадывался, кто за ним охотится, вот и забился в село. Сестру предупредил, чтоб никому не говорила, да вышла осечка.
Хаблак машинально кивал. Волошин перечислял все то, что стало очевидным, а он думал, что дело только начинается, даже если ему удастся быстро выйти на след убийц, придется решать много сложных вопросов, а в том, что они действительно сложные, Хаблак не сомневался,
И один из них - двойная жизнь Манжулы.
Откуда у простого служащего, заместителя начальника отдела завода, который к тому же уже полгода не работал, две тысячи в кармане пиджака, японская радиотехника, ковры и хрусталь дома? За двести рублей в месяц всего этого не приобретешь…
Он тепло попрощался с мальчиками и Биленко, милицейская "Волга" (уже в который раз!) мчала их по приморскому шоссе, и Хаблак думал, что сегодня обязательно поговорит с сестрой Манжулы. Марьяна Никитична должна что-то знать, несомненно знает, хотя, наверно, вытянуть из нее самую малость будет нелегко, по нужно, и на сегодня это главное его задание.
В управлении милиции их ожидала новость. Оказывается, тщательный обыск квартиры Манжулы не был безрезультатным: после того как Хаблак с Волошиным уехали в совхозный поселок, оперативники нашли тайник. Хорошо замаскированный тайник в подоконнике. И в нем сберегательные книжки и деньги - всего на сумму пятьдесят семь тысяч рублей. Не говоря уже о двух десятках золотых червонцев, аккуратно завернутых в льняную тряпочку.
Сообщив эту новость, подполковник Басов только озадаченно развел руками:
- Вот это фрукт! И чует мое сердце, Сергей Антонович, на большую панаму выйдете.
Хаблак не мог не согласиться с Басовым: преступники действовали с размахом, один взрыв в аэропорту чего стоит!..
А пятьдесят семь тысяч и золото в подоконнике обычного заводского снабженца!
Откуда?
Марьяна Никитична Ковалева жила в коммунальной квартире на старой одесской улице - четырехэтажный дом с большим квадратным двором, квартиры большие, шумные, населенные коренными одесситами, которым, как принято считать, пальца в рот не клади.
В квартире жили еще две семьи - один раз надо было звонить Кременецким, два раза - Дорфманам и три - Ковалевой.
Майор позвонил три раза, надеясь, что откроет сама Марьяна Никитична, но послышались легкие шаги, дверь немного приоткрылась, и в щели показалась девочка.
- Вам кого? - спросила, блеснув глазами.
- Ковалеву.
- Сейчас. - Девочка не сбросила цепочку, исчезла и появилась минуты через две. Поинтересовалась: - А вы кто? Бабушка спрашивает…
- Скажи, из милиции.
Девочка округлила глаза и снова понеслась по коридору. В этот раз пауза затянулась минуты на четыре. Хаблак раздраженно переступал с ноги на ногу, наконец услышал шаркающие шаги, теперь в щель смотрела сама Марьяна Никитична, увидела Хаблака, узнала, но не открыла сразу.
- Вы ко мне? - процедила она.
"Нет, к папе римскому…" -чуть не прокричал Хаблак, но ответил на удивление вежливо:
- У меня к вам разговор, и если не возражаете…
- Возражай не возражай… - пробурчала сердито, - все равно, попробуй отделаться…
Сбросила цепочку и засеменила по загроможденному какими-то старыми шкафами и сундуками коридору.Хаблак решил, что и комната у Марьяны Никитичны такая же захламленная - старый клеенчатый диван, дубовый буфет, этажерка, комоды и венские стулья, но, оказалось, ошибся: в большой тридцатиметровой комнате стояла современная импортная "стенка", а между модным, обтянутым золотистой тканью диваном и такими же креслами приютился полированный журнальный столик.Правда, вместо журналов и газет тут совсем по-королевски лежала белая косматая собачка, увидев Хаблака, зашевелилась, показала зубы и недовольно зарычала.
- Не бойтесь, - успокоила Марьяна Никитична, будто и в самом деле болонка могла кого-то испугать.Взяла собачку вместе с подушкой и прижала к груди, совсем как малое, беззащитное дитя.
Помня сердитую реплику Ковалевой в коридоре, Хаблак приготовился к беседе неприятной, когда надо преодолевать недоброжелательность и даже враждебность, однако Марьяна Никитична то ли овладела собой, то ли изменила тактику - предложила майору мягкое удобное кресло и поинтересовалась, не хочет ли чаю.
Хаблак не хотел: пообедал с Волошиным в столовой и выпил вместо компота бутылку пепси-колы, - но не отказался, зная, что разговор за чашкой чаю становится менее официальным, приобретает какую-то интимную окраску, а ему хотелось побеседовать с Марьяной Никитичной именно так, когда в человеке исчезает напряженность и предвзятое отношение к собеседнику, олицетворяющему власть.
Марьяна Никитична пошла в кухню - с чайником в одной руке и прижав к себе собачку другой. Хаблак поудобнее устроился в кресле, цепко оглядывая комнату - рассчитывал минимум на десятиминутное ожидание, но Ковалева появилась минуты через две с подносом, на нем стояли чашки с сахарницей, из-под мышки у хозяйки квартиры выглядывала неизменная собачка, никак не хотевшая примириться с вторжением Хаблака и все еще рычавшая на него.
- Как раз у Дорфманов закипел чайник, - объяснила Марьяна Никитична свою оперативность,
Она достала из серванта вазочку с вареньем и миниатюрные блюдца, все это разместила на журнальном столике, где раньше лежала болонка. Теперь собачка устроилась у нее на коленях, периодически показывая Хаблаку зубы; почему-то майору расхотелось пить чай, но все же он зажал чашку в ладонях, пригубил, поставил назад на столик и сказал:
- Надеюсь, Марьяна Никитична, что наш разговор не покажется вам очень обременительным, вижу, вы женщина мужественная и найдете силы, чтоб ответить на несколько вопросов.
Марьяна Никитична положила себе полное блюдечко варенья, остро взглянула на Хаблака и ответила твердо;
- Да, я найду силы, хоть и трудно. Бедный Миша, он так любил меня! Кстати, есть доказательства этого, - вставила вдруг совсем иным тоном, по-деловому, - он любил меня, потому что потерял веру в женщин. Боже мой, как он страдал! - внезапно воскликнула, закатив глаза.
"Подпольный страдалец и прохвост, - не без раздражения подумал Хаблак. - Страдал и воровал у государства…"
Да, майор был уверен, что Манжула обкрадывал именно государство. Попробуй наворовать в квартирах или награбить у прохожих на пятьдесят семь тысяч рублей, не считая золота, хрусталя, ковров…
А сколько еще растранжирил, пропил, прогулял!..
Хаблак почувствовал, как злость подступила к сердцу, и, чтоб скрыть свои чувства, взял чашку и стал помешивать чай серебряной ложечкой. Сказал, подыгрывая Ковалевой:
- Я почему-то уверен, что вы единственный человек, которому доверял Михаил Никитич. Потому и пришел именно к вам.
- Кому же доверять, как не сестре! - заявила безапелляционно и вдруг спросила как будто между прочим, но смотрела на него во все глаза: - Когда я смогу получить деньги?
- Вы имеете в виду?.. - поразился такому нахальству Хаблак.
Однако Марьяна Никитична не шутила.
- Да, - продолжала она, - я имею в виду деньги, которые вчера почему-то забрала милиция. Незаконно забрала. Эти деньги принадлежат мне, поскольку я-единственная наследница и имею право…
- Вот об этих деньгах я и хотел поговорить с вами, - перебил ее Хаблак.
- А для чего разговаривать? Их надо возвратить, я буду жаловаться - до чего дошли, вламываются в частную квартиру, забирают трудовые сбережения!..
Хаблак предостерегающе поднял руку.
- Минуточку! - попробовал остановить Ковалеву, но та не заметила жеста и, вероятно, не слышала слов.
- Трудовые сбережения!.. - повторила громко. - Надеюсь, вы знаете, что по закону они принадлежат мне.
- Знаю, - наконец подал голос Хаблак, - если вы единственная наследница…
- Единственная.
- Законом предусмотрено, что можете получить наследство через полгода. Этот срок установлен…
- Знаю. Чтобы выявить всех наследников. Но больше никого не будет, я и только я должна получить все.
- Если положено, получите.
- Но зачем же тогда милиция забрала деньги и ценности?
- Мы расследуем дело об убийстве вашего брата и собираем вещественные доказательства.
- Разве деньги тоже вещественные доказательства?
- Конечно. И никуда они не денутся, вы получите их, если не выяснится, что они нажиты нечестным трудом.
- Почему это нечестным! - рассердилась Марьяна Никитична так, что бросила на диван подушку с болонкой. Но собачка отчего-то зарычала не на нее, а на Хаблака, даже залаяла.
- Извини, Манюня, мама обидела тебя… - просюсюкала Марьяна Никитична, но сразу забыла о болонке и бросила Хаблаку: - Вы смеете сомневаться в порядочности моего брата?!
- Пока что нет, - покривил душой майор. - И хочу, чтоб вы объяснили, откуда у Михаила Никитича такие деньги. Ведь его зарплата…
- Миша получал триста рублей в месяц, - несколько преувеличила доходы брата Марьяна Никитична, - и жил экономно…
- Да уж, - не удержался от иронии Хаблак, - об этом свидетельствуют японский магнитофон и хрустальные вазы, а стоят они…
- Вазы он получил в наследство от мамы. И ковры. Наша мама умерла шесть лет назад и все оставила Мише.
- И деньги?
- И деньги. - Ковалева даже не запнулась.
- И много зарабатывала ваша мама?
- Она получала пенсию за отца.
- И отложила пятьдесят семь тысяч?
- Но ведь нашего отца знала вся Одесса. Никита Львович Манжула, известный педиатр, спросите у каждого… Он был человеком зажиточным, а мама не сорила деньгами. Кроме того, наши родители имели дачу, виллу на берегу моря, и мама продала ее после смерти отца.
Ковалева говорила так уверенно и убедительно, что Хаблак засомневался: а что, если его подозрения безосновательны - действительно, вилла на берегу моря стоит больших денег, да и известный на всю Одессу педиатр, вероятно, зарабатывал много, не говоря уже о левых поступлениях…
- Хорошо, - сказал примирительно, - не о том сейчас речь. - Вдруг одна мысль мелькнула у него, и майор спросил: - Значит, ваша мама оставила все деньги Михаилу Никитичу? А вам ничего? Почему не пополам?
Глаза у Ковалевой забегали, но она сразу овладела собой и ответила спокойно:
- Почему только Мише? И мне тоже. Но ведь я, сами видите, живу в коммунальной квартире и боялась держать такую сумму при себе. Я доверяла брату и хранила свои сбережения у него. Вот и требую, чтобы половину денег, те, что принадлежат лично мне, отдали немедленно. Понимаю, остальные надо ждать полгода - я подожду, это не так уж и важно…
- Но почему, когда мы начали осмотр квартиры вашего брата, вы не сообщили о тайнике?
- Чтоб иметь неприятности? Так, как сейчас, доказывать, что деньги мои, и ждать полгода?
- То есть вы хотели потом забрать деньги из тайника сами?
- Э-э, нет… - Марьяна Никитична решительно помахала указательным пальцем чуть ли не под носом у Хаблака: - Вы намекаете на что-то незаконное, а незаконного тут ничего нет. Разве не дозволено человеку забрать свое, то, что принадлежит ему по праву?
- Брать по праву, конечно, дозволено, - согласился Хаблак и попытался заговорить о другом: -А скажите,Марьяна Никитична, вы не знали, что ваш брат последние полгода не работал?
- Почему же… - хотела возразить, но вовремя вспомнила историю с секретаршей, немного смутилась и поправилась: - Да, не знала, видно, Миша не придавал этому значения и просто забыл сказать мне.
- Но вы утверждаете, что у него не было от вас секретов. Как-то не вяжется…
- Ну, знаете! - рассердилась она. - Подумать только - работа… Сегодня тут, завтра там. Считаете, мне было интересно, на заводе он или в каком-то тресте… Не все ли равно?
- Вы сами говорили, что характер ваших отношений с братом исключал недомолвки.
Марьяна Никитична задумалась на несколько секунд, вероятно, поняла, что немного переиграла, и решила хоть как-то загладить неблагоприятное впечатление от ее слов.
- Подождите, - замахала руками, - я вам сейчас докажу, что все это не так. Миша, когда уезжал из Одессы, всегда помнил обо мне и часто писал. Я же говорю: не мог существовать без меня. Вот письма, - достала из резной деревянной шкатулки. - Кстати, и эту штуку подарил мне, видите, какое чудо: ручная работа, гуцульская. Наверно, Миша просто забыл сказать мне, что уволился, его не было в Одессе чуть ли не полгода, я полагала - в командировке, он же снабженец и только и делал, что ездил…
- И эти письма, - подзадорил Хаблак, - написал в последнее время?
- Да, из Ивано-Франковской области. Я же говорю: была уверена, что он там в командировке, а он, видно, решил передохнуть. Бедный, утомился, а с его сердцем…
Хаблак вспомнил уверенного, лощеного, самодовольного человека в белых джинсах и не очень поверил Марьяне Никитичне. Однако ничем не выказал своих сомнений.
- Говорите, Михаил Никитич полгода пробыл в Ивано-Франковской области? - уточнил он.
- Можете убедиться. - Ковалева подала майору письма. Читайте, я позволяю, они адресованы мне. Видите, Миша не забывал свою сестру, писал дважды в месяц, не реже.
Писал Манжула Ковалевой и в самом деле регулярно. Не письма, а открытки, всего в несколько строчек, одиннадцать открыток; первая отправлена в январе из самого Ивано-Франковска, другие - из Коломыи, Яремчи, Косова, опять из Ивано-Франковска… Последнюю, судя по почтовому штемпелю, опустил в ящик месяц назад в Снятине.
Хаблак быстро пробежал глазами написанное.
Из Яремчи:
"Дорогая Марьяна! Я в Карпатах. Тут снежно. Люди ходят на лыжах, а я никак не выберусь. Много дел. Такая уж наша доля. Целую. Михаил".
На другой с видом какого-то карпатского городка:
"Дорогая Марьяна! Две недели не писал, немного закрутился. Стояли морозы, я приобрел себе дубленку.Морозы в Карпатах - чудо. Все белое, и снег скрипит под ногами. Целую. Твой Михаил".
Эту открытку Манжула отправил из Коломыи.
Еще одна, из Рахова:
"Дорогая сестра! Лежу на кровати в гостинице, немного приболел, но, к счастью, не грипп. Обычная простуда, день-два - и встану на ноги. А так у меня порядок, работаю, езжу, Карпаты уже немного надоели, соскучился по Одессе. Целую. Михаил".
Остальные приблизительно в таком же духе.
Хаблак попросил у Ковалевой разрешения и записал, когда и откуда они посланы - Манжула ездил по Карпатам как-то бессистемно: сегодня в Коломые, через десять дней в Рахове - Закарпатье, а еще через две недели в нескольких десятках километров от той же Коломыи - в Кутах. Но Ивано-Франковскую область, судя снова- таки по открыткам, покидал только раз: лежал больной в раховской гостинице.
Правда, несколько дней прожил на границе двух областей, на Яблонецком перевале в гостинице "Беркут". Видно, отдыхал от трудов праведных. Так и писал:
"Дорогая сестра! Третий день живу в чудесной местности, в сердце Карпат, на перевале. Красивая деревянная гостиница, пристойные номера, ресторан и бар, есть где отвести душу. Вокруг леса - удивительно красивые ели, их тут называют смереки. Немного отошел от дел, отдыхаю. Твой Михаил".
Датирована эта открытка девятнадцатым мая, и Хаблак подумал: в конце мая в Карпатах действительно рай. Даже позавидовал Манжуле - это же надо бить баклуши среди смерек, да и еще с ежевечерними коктейлями. К тому же пижон в белых джинсах, наверно, не ограничивал себя обществом ресторанных официантов.
Марьяна Никитична внимательно следила, как Хаблак записывает в блокнот отдельные места из открыток Михаила. Восприняла его любопытство по-своему:
- Теперь вы убедились, что мы жили душа в душу? И что между нами не было секретов?
"И вы, уважаемая, знали о некоторых аспектах жизни вашего брата…" - подумал майор. Ведь "крутился", по его собственному выражению, в Карпатах недаром, как и недаром уволился с работы именно перед этой поездкой.
Вероятно, у него были какие-то левые дела в Карпатах, возможно, что-то связанное с лесом или изделиями гуцульских умельцев, ибо на какой еще бизнес может рассчитывать делец в этом краю?
- Да, я убедился в нежных чувствах Михаила Никитича к вам, - ответил суховато Хаблак.
Понял: вряд ли вытянет еще что-то из Марьяны Никитичны, хорошо, хоть показала ему открытки Манжулы, они дали немало материала для размышлений.
Басов встретил Хаблака вопросом:
- Что-то выудил у старой пройдохи?
- Немного.
- Она замыливала тебе глаза россказнями об отце и вилле?
- Говорила.
Басов покрутил головой.
- Нашим ребятам тоже заливала. После того как они нашли тайник с деньгами и золотом. Я поинтересовался, что к чему. Отец у них действительно был врачом, обычным педиатром в детской поликлинике, середняком, скромным человеком. К тому же разошелся с первой женой, матерью Марьяны Никитичны. Дачу они имели, виллу, как называет Ковалева. Деревянная халупа по дороге в Затоку. Есть у нас такое приморское село. И продала мать Ковалевой эту халупу за полторы тысячи. Фактически взяла деньги за участок, а вот теперь там какой-то завмаг виллу отгрохал, каменный дом с мансардой.
- Полторы тысячи… - задумчиво повторил Хаблак. - Меньше, чем нашли в кармане Манжулы.
- Ничего себе - карманные деньги., - поддакнул Басов. - Что будешь делать?
- Ночным рейсом - в Киев. Почему-то мне кажется, оттуда нити тянутся: киевский рейс, потом вишневая киевская "Волга"… Посоветуемся с Дробахой и завтра тебе позвоним. Билет на самолет устроите?
- Это в наших руках, - усмехнулся Басов, - пока что не отказывали.
11
Дробаха слушал рассказ Хаблака об одесских событиях и потихоньку, сосредоточенно дул на кончики пальцев.
- К какому же выводу вы пришли? - спросил наконец.
- Надо искать вишневую "Волгу".
- Резонно.
- И человека, похожего на Энгибаряна. Это не так уж и сложно.
- Согласен, майор, рассуждаете логично, но, честно говоря, меня больше интересует карпатский вояж Манжулы.
- Может, последние события связаны именно с этим вояжем, как вы изволили выразиться?
- О-о, мы уже перешли на дипломатический лексикон… - мягко улыбнулся Дробаха.
- Наверно, из меня никогда не выйдет дипломата.Ну, - возразил Иван Яковлевич, - можно считать,
уже вышел, товарищ майор. Должны знать: хороший криминалист - ничто без дипломатических способностей.
- Вы думаете?
- Уверен. Имею в виду не внешний дипломатический лоск, а умение владеть собой в любых обстоятельствах, умение найти подход к человеку, нужные слова.
Затуманить противнику голову, обвести его вокруг пальца?
- Если хотите, и это… - Дробаха не воспринял легкой иронии Хаблака. Итак, все силы на поиски вишнёвой "Волги"… Но не забывайте о Бляшаном и Лапском, всё может быть, уважаемый Сергей Антонович.
- А научно-исследовательский институт? - поинтересовался Хаблак. - Вы называли какого-то Курочко?