Почти всю жизнь знаменитая писательница пани Иоанна прожила в тесной квартирке на четвёртом этаже, в старом доме без лифта, с шумными соседями. И вот наконец-то она переехала в уютный особняк. Наслаждаться бы ей там тишиной и комфортом, но как бы не так. Прямо у дома пани Иоанны, на её собственной помойке обнаруживается труп рыжеволосой женщины. Очень быстро выясняется, что убитая - известная журналистка, а в прошлом - прокурор. И репутация у бывший прокурорши при жизни была о-го-о-го! Больше всего покойная Барбара Борковская любила заявиться в какое-нибудь публичное место и закатить там пьяный дебош, ещё она обожала брать взятки и оскорблять приличных граждан. Вот и к пани Иоанне журналистка-прокурорша направлялась с целью учинить безобразный скандал. Писательница наверняка бы возглавила список подозреваемых, если бы не одно маленькое "но". Пока на помойке валялся труп одной Барбары Борковской, в городе объявилась другая Барбара Борковская - живая и здоровая. Донельзя заинтригованная пани Иоанна решает раскрутить странную историю, за которой стоит банальный бабский мотив. И это ей удаётся с блеском: пока полиция совершает ошибку за ошибкой, пани Иоанна выясняет правду про рыжих двойников и с ужасом понимает, что все нити тянутся к её старому дому…
Иоанна Хмелевская
Бабский мотив
- Послушай-ка, - с порога заявила Мартуся, вернувшись с деловых переговоров. - На твоей помойке под ивой валяется какая-то баба. Это ведь у тебя там помойка, да?
Я посмотрела на иву. Начинало темнеть.
- Теоретически - помойка, хотя с мусорщиками я пока не договорилась. А что?
- Я же говорю: там баба валяется.
- Ну и что?
- Может, сделать что-нибудь? Вдруг она пьяная?
Смысл её слов до меня по-прежнему не доходил, очень уж я была сердита.
- И что дальше? Тебе её жалко, что ли? Пусть себе протрезвеет в зелёных кущах. Никто её там не задавит… Она вдоль валяется или поперёк?
Мартуся рассеянно огляделась в прихожей, повесила сумку на вешалку, закинула на шкафчик стопку папок и сменила свои туфельки на мои шлёпанцы.
- Скособочившись. Этак геометрически. Вообще-то на проезжую часть она не высовывается. Слушай, а тебя что, это вообще не трогает? В конце концов, твой же дом, твоя ива, твоя помойка!
- Ничего иве не сделается. А вот насчёт бабы…
Я задумалась. Не будь я так зла по самым разным причинам, повела бы себя как нормальный человек. Но злость во мне просто кипела, я ненавидела весь мир, бабу, даже собственную иву, которая, ей-богу, в жизни мне ничего плохого не сделала. Правда, один раз попыталась выколоть глаз, но тут уж я сама виновата.
Мартуся неуверенно переминалась на пороге кухни.
- Может, сходить посмотреть на неё поближе? А то потом скажут, что у меня галлюцинации всякие. Если бы она лежала на моей помойке, я бы в окошко хоть выглянула.
- В окно помойку не видно. Ну ладно уж, пойду гляну.
И тут меня осенило:
- Слушай, я её сфотографирую! На всякий случай. Чтобы про меня тоже потом не говорили насчёт галлюцинаций, к тому же хватит с меня чужих машин у моего забора. Где фотоаппарат?
Мы выскочили на улицу как были - в тапочках. К счастью, погода стояла сухая, а до помойки от калитки было метров десять. Фотоаппарат я настроила на ходу.
Действительно, у моего мусорного сарайчика лежала скорченная фигура, на первый взгляд - женщина. В чёрных брюках. И что это бабы так упрямо носят портки? Ну ладно, взбесились они на почве эмансипации, к власти рвутся - так пусть себе властвуют на здоровье, но для этого нужна совсем не та часть тела, которую в штаны облачают, властвовать можно и в юбке… Рыжие патлы заслоняли лицо, из-под брюк торчали туфли на высоких шпильках. Да уж, тут не ошибёшься - женщина. Патлы и портки ещё ни о чем не говорят, но на этаких каблучищах мужики не ходят. Слава богу, хоть на такое они ещё не способны.
Я сделала два снимка, сверкнув вспышкой.
Потом с большой неохотой согласилась подумать, как быть дальше. Мартуся маялась у меня за спиной.
- Тебе не кажется, что она как-то не так выглядит? - встревоженно шипела она. - Вдруг ей плохо, мы с тобой тогда настоящими чудовищами окажемся. Причём нечеловеческими.
- Если она не криминальный элемент, то мы с тобой можем не тратить своё человеколюбие, - холодно парировала я. - Только преступников в нашей стране полагается жалеть, холить и лелеять. Я могу позвонить, если этот паршивый мобильник хоть с кем-нибудь меня соединит. Господи, тебе обязательно надо было вылезать из машины и натыкаться на неё?!
- Необязательно, - с готовностью признала Мартуся. - Но она как-то случайно попалась мне на глаза, вот я из любопытства и подошла…
- Мало того, что ива свисает, так баба ещё и травкой прикрылась. Это полынь с лебедой, я сама их повыдёргивала из этой песчаной горки. Видишь, это совсем не песок даже, а мой хвалёный садовый чернозём.
- Так ты что, сама прикрыла?
- Кого? Чернозём?
- Да нет же, бабу эту.
- Ты считаешь, что она тут три недели валяется? Я сорняки полола три недели назад! Неужели не видно, что они совсем высохли!
- Я в сорняках не разбираюсь, - жалобно вздохнула Мартуся. - Но ты права, тётку они слегка прикрывают.
Мы ещё немного постояли, вглядываясь в распростёртую фигуру.
- Тадеуш сегодня приедет? - вдруг спросила Мартуся.
- Приедет, черт побери, но к вечеру. Он уже приезжал сегодня и уехал, я потому и злая. По второму разу подписывать всякую чушь! И Витек явится - в уши мне капать насчёт сигнализации… Такую ерунду без меня сделать не могут!
- Но ведь платишь за это ты!
- Ну и заплачу! Ты что, видела когда-нибудь, чтобы я изо дня в день трескала чёрную икру, фазанов в малаге и устриц?
- Устрицы - трескала…
- Так ведь это не здесь, а во Франции! На берегу Атлантики! Там они дешевле картошки!
- Дешевле, дешевле, успокойся, - поспешно согласилась Мартуся. - А какое отношение…
- А такое, что я на жратву не трачусь! Ты у меня меха с брильянтами видела?!
- Ну не знаю, если эта твоя куртенка - меха…
- По институтам красоты я не бегаю, на одежду плевать хотела, драгоценности мне до лампочки, бутылка водки у меня по три года стоит непочатая, а шампанское с прошлого года лежит. Так на что мне деньги тратить…
- На пиво… - робко подсказала Мартуся.
- Ты что, сдурела? Сколько я того пива выпью? Три бочки, что ли? И где мне его хранить? Оно мне вообще вредно, без тебя я его почти в рот не беру. Ну хорошо, - смилостивилась я, - на вино трачусь. Дорогущее оно, конечно, но кабы я лакала в день по бутылке, ты давно бы уже ко мне на могилку ходила, потому как излишек вина тоже во вред. Они и впрямь считают, что я поскуплюсь на дурацкую сигнализацию?!
- А на что тебе, собственно, сигнализация? У тебя ворам и поживиться почти нечем.
- Потому что воры - дураки, - мрачно объяснила я. - Думают, у меня тут полон дом сокровищ несметных. У нормального человека они наверняка и были бы. Зато у меня есть компьютер, а в нем все моё добро, ворам оно ни к чему, а для меня - смысл жизни. На эту дурацкую зип-дискету я переписывать не умею, то есть умела, но забыла как, и терпения у меня на неё не хватает. Ну и машина моя, конечно… холера им в бок, далась им моя машина!
- Так и будем здесь и сейчас на эти темы…
Все это время мы стояли на утоптанной дорожке, в двух метрах от лежащей на помойке фигуры, начисто забыв, зачем сюда пришли.
Я опомнилась.
- Как думаешь, она жива? - подозрительно спросила я. - Куда звонить, в полицию или в "скорую"?
- Я проверять не буду, и не проси! - всполошилась Мартуся. - Хочешь - сама её пощупай.
- Не хочу.
- Тогда звони туда, куда дозвонишься. Нам обязательно здесь стоять или можно звонить из дома?
- Телефон дома, - подумав, ответила я, - так что считай, что с этим мы разобрались. Кстати, а ты со своими делами разобралась?..
В кухне наше шоу продолжилось. Мой мобильник работал либо в кухне, либо на терраске за домом, но на терраске нас наверняка караулили бездомные кошки, относившиеся к моим выходам на улицу как к появлению официанта с подносом.
Сейчас мне было не до котов, кормить их я собиралась позже, так что лучше уж звонить из кухни.
Мартуся, которая приехала в Варшаву из Кракова на пару дней, слегка оголодала от последних впечатлений и принялась шуровать по кастрюлям, навалила себе в тарелку бобов, сверху пришлёпнула куриную ногу. Она что-то там пискнула про салатик, но никакого салата у меня и в помине не было, так что я посоветовала ей ограничиться лимоном.
Ожесточённо долбя по кнопкам телефонной трубки, я наконец дозвонилась до полиции, вежливо представилась и забубнила:
- Простите, пожалуйста, что я вам вечно жизнь отравляю, но со "скорой" меня не соединяют, а у моего дома валяется чужая личность, пола, скорее всего, женского, в каком состоянии - не знаю, так что я рассчитываю, что вы прихватите и врача. Городских телефонов здесь нет, поэтому поторопитесь, прошу вас. Номер моего мобильного есть, наверное, у всей варшавской полиции…
А Мартуся все это время тараторила как заведённая:
- Слушай, какие бобы шикарные, с ума сойти! Кстати, курица тоже роскошная! А знаешь, с лимоном в холодном виде - отличная идея…
Можно мне пива? Так вот, слушай, это же настоящее чудо, мне самой не верится. Я оставила им сценарий, мы даже его обсуждали, договор подпишем на той неделе. Где этот чёртов Тадеуш? Пусть проследит за всем, это и тебя касается, я у тебя побуду, если не помешаю…
Тут Мартуся прервалась, поскольку набила рот едой, так что, покончив с полицией, я смогла вклиниться в её монолог:
- Я тебе всегда рада, особенно сейчас. Я договорюсь с ветеринаром, и мы хоть одну кошку изловим!
Мартуся чуть не подавилась.
- У тебя есть кошка?!
- Тринадцать, если быть точной, но две не в счёт. Четырех я уже обработала… нет, даже пятерых… значит, остаётся восемь, причём с одной надо срочно разобраться. Нет, что я говорю, остаётся шесть. Хотя, может, и семь, потому как я их не могу пересчитать, они все время меняются.
Но эту паршивку надо непременно изловить.
Мартуся с трудом проглотила последний кусок курицы и вскочила с табуретки. Сидела она очень неудобно, боком, предпочитая почему-то есть у буфета, а не за кухонным столом, как нормальный человек.
- И что ты с этой одной паршивкой намерена сделать? - опасливо спросила она, ставя тарелку в мойку. - Приготовить?..
- Не суй ничего в раковину, у меня посудомоечная машина. Не готовить, конечно, а стерилизовать. А то на будущий год у меня здесь будет сто сорок восемь кошек, я уже высчитала. Котят я топить не стану, лучше уж сама утоплюсь. Значит, надо операцию, под наркозом, культурно.
- А что ж ты её сама не поймаешь?
- Потому что они мне доверяют, и я не могу предать их.
Кошками мы увлеклись настолько безоглядно, что о бабе на помойке забыли окончательно и бесповоротно, поэтому полиция застала нас врасплох. Откуда ни возьмись на пороге вдруг нарисовались трое полицейских, в том числе один мой знакомый, по-моему, комиссар. Я упорно не могу разобраться с новыми их званиями, слишком уж привыкла к сержантам, поручикам, капитанам и полковникам. К тому же сейчас полиция предпочитает щеголять в гражданском, что окончательно путает все карты. Но мне почему-то казалось, что этот в пиджаке - комиссар, мы уже с ним пару раз общались - из-за непонятного пристрастия угонщиков к моей машине. Словно других "тойот" на свете нет!
- Сейчас приедет бригада, - сказал он вместо приветствия. - Кто её нашёл? Кто-то из вас?
- Может, пройдём в гостиную? - предложила я. - Тут сесть негде, а я стоя беседовать не умею.
- Чего там находить, и находить нечего, достаточно было посмотреть, - поддержала меня Мартуся. - Лежит вроде как под ветками, но сверху.
- Ну хорошо, кто из вас увидел её?
Мартуся честно призналась, что она. Мы устроились за столом, хотя комиссар предупредил, что пока это не официальные показания, протокол он напишет позже.
- Так когда вы её увидели?
- Когда?.. Когда приехала, наверное. И ты сразу начала звонить.
- Не сразу, - поправила я. - Сначала мы вышли посмотреть, а потом я возилась с мобильником минут десять, не меньше. Получается… Господи, какую чушь я несу, я же видела, как ты подъехала, часы у меня под носом, а я все время на них поглядывала, потому что как раз тебя ждала. Когда ты подъехала, было ровно семнадцать сорок восемь, то есть семнадцать сорок две, у меня часы спешат на шесть минут. Значит, ты её увидела в семнадцать сорок две с половиной.
- А почему с половиной? - изумилась Мартуся.
- Ты же не кинулась к ней сломя голову и истуканом в машине тоже не торчала, вела себя как обычно. Вылезла, заперла машину, подошла… Где-нибудь с полминуты это заняло.
Комиссар, должно быть, согласился, потому что покивал.
- Вы там что-нибудь трогали?
- Абсолютно ничего никто из нас не трогал, - решительно ответила я. - А что с ней? Больная, пьяная, мёртвая?
- Мёртвая.
- Господи Иисусе! - ужаснулась Мартуся. - И мы там стояли над телом и трепались… О чем мы трепались?
- Понятия не имею. А, нет, имею! Про сигнализацию. И о том, кто ещё должен приехать…
- Боже милосердный! А если она как раз в это время умирала? Ну и свиньи же мы!
Я слегка рассердилась.
- Не пугай меня! Не могла она умереть как раз в ту минуту на наших глазах! Она неподвижно лежала, даже не дрогнула!
Комиссар сжалился над нами.
- Она раньше умерла. Врачи потом точно установят, но скорее всего с час назад, а то и больше. А когда она там появилась, вы не знаете?
- Нет, - мрачно ответила я.
- Когда я уезжала, её там ещё не было, - уверенно сказала Мартуся. - Я оглядывалась по сторонам, искала, как бы ловчее развернуться.
- Когда это было?
- В одиннадцать двадцать, - ответила я. - Тебе было назначено на двенадцать, и я ещё говорила, что ты рано выезжаешь.
- Я и приехала раньше, оказалось, что правильно сделала.
- А вы эту женщину не видели? - обратился ко мне комиссар.
- Я не выходила за калитку, а из дома не видно - ива заслоняет. Я вообще все время сидела за компьютером и только время от времени возилась в кухне. Нет, подождите! Тут всякие разные личности вертелись! Я из кухни видела, как ходил какой-то тип, должно быть, разносил рекламу, и у меня теперь почтовый ящик забит ерундой всякой, потом приезжал пан Рышард, принёс мне хлебушка и корм кошачий, потом кто-то бегал возле соседнего дома, это справа отсюда. Больше я ничего не знаю, не обращала внимания.
- Тогда вспомните пока все, что происходило, а ещё лучше - запишите, в какое время и кого вы видели. Я потом составлю протокол. Через полчасика.
Только когда комиссар ушёл, мы опомнились, что даже не спросили, от чего эта гражданка умерла. От апоплексического удара? Отравилась? Пришла свести счёты с жизнью аккурат на мою помойку? Или её кто-то убил? Мы даже не узнали, кто она такая!
- Слушай, может, кто-то из знакомых? - тревожно предположила Мартуся, наблюдая суету за калиткой. - Лица не видно было…
- Но волосы-то! У меня нет знакомых с такими длинными рыжими волосами. С чёрными - пожалуйста, а вот с рыжими - никого.
- Красивый цвет… А что они делают? Кладут её в "воронок"?
- Это не "воронок", а труповозка.
Мартуся вскочила.
- Смотри, какой дивный пёс! - восхищённо закричала она. - Смотри же скорей! Супер!
Я и без понуканий смотрела во все глаза.
- Они ему велят взять след. Надеюсь, он ничего не вынюхает в моем саду и не начнёт войну с кошками… Ох, бедолага, не везёт ему! Эта баба приехала на машине.
- Откуда ты знаешь?
- Сама видишь, как собака себя ведёт. Пойду-ка я посмотрю поближе!
Я выскочила из дома и бросилась к забору.
В конце концов, я на собственной территории и имею полное право торчать у калитки. Мартуся понеслась за мной.
Пёс и в самом деле был замечательный. Во-первых, красивый как ангел, во-вторых, воспитанный, спокойный и такой сосредоточенный на своём деле. О своих открытиях он сообщал так, что даже самый тупой и убогий кретин смог бы понять.
- Я и без полиции могу угадать, как было дело, - поделилась я с Мартусей. - Видишь, куда собака привела. Баба вышла перед соседским домом, двинулась к моему, а у помойки пала замертво, не приближаясь к моей калитке.
- Откуда ты знаешь?
- Посмотри на собаку. Это же не пёс, а чистое золото, с таким никакая сигнализация не нужна. Похоже, он снимает с меня подозрение, что я эту тётку пригласила в гости, убила и вынесла на помойку.
- Тем более что у тебя ещё нет договора с мусорщиками, - резонно заметила Мартуся.
Сенсационные события отодвинули на задний план раздражение, но стоило нам вернуться домой, я сразу вспомнила, на что я так разозлилась.
- Вот, пожалуйста, ещё один столп пунктуальности, - язвительно заговорила я. - Пристала ко мне одна журналистка, дай ей интервью, просто вынь да положь. Должна была прийти около трех или в половине четвёртого, хотя я изворачивалась как могла, но ей все нипочём.
Приду, говорит, с фотокорреспондентом. Седьмой час уже, а её до сих пор нет. На кой черт я тут выпендриваюсь, в парике мучаюсь, с темы сбилась… А сама даже понятия не имею, что ей надо.
- Из какого журнала? - поинтересовалась Мартуся.
- А я знаю? Я даже спросить её забыла от злости. Она вроде как что-то там себе нафантазировала и хочет пообщаться со мной на эту тему, а я такого на дух не переношу. Наверное, уже не придёт, а придёт - я с ней разговаривать не собираюсь.
Ни на какие разговоры шансов и не было, поскольку комиссар своё обещание сдержал и вернулся составлять протокол. Я усадила его все там же, в гостиной.
- Надо бы в кабинете поговорить, но там у меня сушится гербарий, - объяснила я. - В кабинет мы выгоним тех личностей, которые могут вот-вот заявиться и помешать нам. А тут - пожалуйста, стол свободный, можете хоть романы писать.
- А кто собирается заявиться? - подозрительно спросил комиссар.
- Мой агент и племянник. Нам нужно решить всякие рабочие вопросы.
- Их можно вытурить не в кабинет, а в столовую, - предложила Мартуся. - Они, конечно, станут подслушивать, но у нас, по-моему, никаких тайн нет?
- Если и есть, то не в этом вопросе…
- Позвольте ваши паспорта, - вежливо попросил комиссар и посмотрел на Мартусю. - Вы здесь проживаете?
- К сожалению, нет. Я живу в Кракове. Приехала вчера, на два дня, потому что должна кое с кем встретиться на киностудии и на телевидении. Послезавтра утром я уеду.
Пока комиссар переписывал наши паспортные данные, мы таращились на него как баран на новые ворота, вернее, два барана. Покончив с этим, полицейский приступил к допросу.
- Вы знаете Барбару Борковскую? - обратился он ко мне.