– Полина! – Я взглянула прямо в глаза сестре. – Я, между прочим, уже договор подписала. Не хотела пока тебе говорить, но раз такое дело…
– Что?! Что ты подписала?!
Я внутренне подобралась, приготовившись к самому худшему.
– Ну, трудовое соглашение. В случае предоставления гражданкой Снегиревой О.А. определенных "информационных услуг" ассоциации свободных журналистов "Вольное перо" означенная ассоциация обязуется выплатить упомянутой гражданке пять тысяч долларов США. Сумма прописью, подпись, печать – все как положено.
Полина вскочила с места и уставилась на меня так, что, если б глазами можно было убивать, я уже корчилась бы, пришпиленная к спинке стула двумя раскаленными стрелами. Но у меня богатый опыт выживания в экстремальных ситуациях! Бормоча себе под нос проклятия, сестрица дрожащей рукой вышибла из пачки еще одну сигарету, чиркнула зажигалкой. Однако закурить ей удалось лишь с третьей или четвертой попытки.
– Ольга, твоя… безответственность меня поражает! Нет, она меня просто потрясает! Да как ты могла…
От потрясения Полина то и дело давилась дымом, отплевывалась и кашляла.
– Я спрашиваю, как ты могла ввязаться в такую авантюру? Как могла подписывать какие-то сомнительные бумаги, не посоветовавшись предварительно со мной? Да как ты вообще могла на такое согласиться?! Это же… это же…
– Удачная сделка – вот что это такое! И ты, Поля, бесишься сейчас только потому, что оторвать жирного клиента удалось мне, а не тебе. Согласись: пять тысяч долларов на дороге не валяются!
Я примирительно улыбнулась, давая понять, что эта сумма очень легко делится на два. По-моему, зеленоватый призрак далекого, но вполне реального гонорара немного смягчил Полину: ее глаза стали просто сердитыми, но уже не свирепыми.
– Да я разве что говорю? Пять тыщ баксов – солидный куш, но ведь его надо еще…
– Кто тут говорит про пять тыщ баксов? – раздался у меня за спиной до боли знакомый голосок.
Прежде чем мы одновременно повернули головы на его звук, я успела перехватить страдальческий взгляд сестры – и сама воздела глаза к небу: се ля ви, как говорят французы! Зоя Николаева – это серьезно.
– А-а, Оленька, ты здесь? Привет, привет! А я иду и слышу – Поля с кем-то разговаривает… Так что у вас тут за счеты, девочки? Кто кому должен пять тысяч?
– Главное, Зоинька, – что никто из нас не должен их тебе! – отрезала Полина Андреевна.
Я всегда восхищалась ее умением разговаривать с невозможной начальницей, в словаре которой начисто отсутствует слово "такт".
– Привет, Зоя Вячеславовна. Это я тут Поле рассказываю, что Козаков, мой бывший муж, подумывает взять ссуду в банке, а она говорит, что…
– А я говорю, что не мое это дело – в такие дела путаться! – рявкнула сестрица, останавливая тяжелый взгляд на Зоинькиной переносице.
– Это пять тысяч-то? Оленька, не смеши меня! Это в наши дни и не сумма вовсе. Одни бумажки оформлять замучаешься, а отдачи никакой… А под какой процент, ты не знаешь?
Полина решительно протянула мне мою сумку, стоящую на краю стола.
– Оля, тебе пора. Ты ведь хотела еще навестить ребят у мамы, да?
– Сейчас?!. Ах, ну да. Да, конечно!
Ехать к Ираиде Сергеевне в столь ответственный момент, когда решается судьба гонорара, не входило в мои планы. Но раз так надо…
– Ну вот: к пяти как раз успеешь вернуться домой. Не вздумай ничего предпринимать и никуда исчезать. Закончим разговор!
В смутном настроении я вышла из спорткомплекса на залитую зноем полуденную улицу. С одной стороны, "консультации" прошли лучше, чем можно было ожидать: Полина Андреевна не швырялась стульями и даже не ломала сигареты в пепельнице. Может, просто потому, что не успела… Впервые за все время моего знакомства с Зоей Вячеславовной Николаевой я чувствовала к ней нечто вроде благодарности: спасла меня от неадекватной реакции дорогой сестренки! С другой стороны, обещанное окончание разговора вызывало неприятные ощущения под ложечкой. А что если Полина наотрез откажется работать? Как я тогда буду выглядеть перед Арбатовой?! Да и перед своими кредиторами, кстати, тоже – это ведь Поля еще про них не знает…
Боже мой, какая жара! Собравшись с духом, я добежала до угла, где торчали несколько зонтиков уличного кафе, и, купив запотевшую банку "фанты", спряталась под тентом. Передо мной во всей своей суровой реальности встал вечный и главный вопрос российской интеллигенции: что делать?
А что если и в самом деле навестить детишек? Отсюда до остановки троллейбуса, который привезет меня прямиком к мамочкиному дому, пять минут ходу – надо только повернуть направо. Я ведь и правда жутко соскучилась по Лизоньке и Артуру: не видела их с самой субботы! Дочка приболела, и мы не рискнули везти ее на дачу. А с понедельника закрутились такие дела, что мне сразу стало не до материнских обязанностей. К тому же, Полина недвусмысленно предупредила, чтоб я ничего не предпринимала. Так, может, употребить вынужденный тайм-аут на общение с семьей?
Но ведь, если я там появлюсь, Ираида Сергеевна наверняка попытается сбагрить внуков: роль любящей бабушки она воспринимает как неизбежное, но всегда временное зло. А малыши сейчас свяжут меня по рукам и ногам, какое уж тогда расследование…
Я вынырнула из-под зонтика и… бодро повернула влево
– в том самом направлении, откуда сорок минут назад пришла. Мне даже самой стало не по себе от собственной решительности и деловитости. "Не вздумай ничего предпринимать". Хорошенькое дело! А после меня же будут упрекать в безынициативности.
Татьяна уверяла, с этим типом надо непременно договариваться о встрече по телефону. Но чем черт не шутит: а вдруг повезет?!
Редакция газеты "Тарасов" размещалась в том же здании, что и "Тарасовские вести", только двумя этажами выше. Едва двери лифта распахнулись, чтобы выпустить меня на нужной высоте, в нос тотчас ударил такой густой табачный дух, что мне захотелось нырнуть обратно в кабинку и уехать отсюда куда-нибудь подальше. Однако я пересилила себя и шагнула в коридор восьмого этажа – навстречу сизому смогу и неизвестности.
Помимо того, что было очень накурено, здесь было еще и очень шумно. Откуда-то доносились взрывы смеха, негромкая, но назойливая музыка. Двери всех кабинетов были распахнуты настежь, оттуда непрерывно выскакивали какие-то мальчики и девочки, иногда люди постарше. У многих в руках были большие белые листы, отдаленно напоминающие газетные страницы – только с одной стороны чистые. Я уже знала, что они называются "полосы": когда я была сегодня у Арбатовой, ей тоже приносили такие – на подпись. Сотрудники выбегали, чтобы тут же заскочить в другой кабинет или, столкнувшись в коридоре, перекинуться несколькими громкими, но малопонятными фразами.
– Светик, ты первую уже видела?
– Нет, она у главного. Я сейчас третью правлю.
– А вторая? Ну, та, что с шапкой "Наш город" и большим "подвалом"? Ребята говорили, там растр не выходит.
– Ах, эта… Ее Слава сейчас выведет, поглядим. Если опять без толку, попробуем в "кореле" сварганить.
– Ну-ну. Когда первую принесут, тиснете ее потом и для меня, хорошо?
– Хорошо, хорошо, тиснем. А ты не забудь, что девчонки в наборной ждут не дождутся, когда ты им хвост принесешь.
– Какой хвост? От паспорта, что ли?
– Да нет: от "Первого лица"! Там во-от такая дыра.
– Знаю, знаю. Сейчас мы этому "первому лицу" хвост пришьем…
Слегка обалдев от всех этих откровений, я стояла посреди коридора и растерянно озиралась по сторонам. Никто не обращал на меня ни малейшего внимания, но я, честно говоря, даже не знала, огорчаться мне из-за этого или, наоборот, радоваться. Я только в лифте вспомнила, что у меня нет никаких соображений насчет предстоящего разговора. То есть абсолютно никаких – ни намека!
Если посмотреть правде в глаза, являться сюда без всякой подготовки было верхом глупости. Но еще глупее было бы повернуть обратно, коль я уже стояла в редакционном коридоре!
После двух неудачных попыток привлечь сотрудников "Тарасова" моим невинным вопросом я уж было совсем отчаялась. Но тут надо мной неожиданно сжалилися один очкастый тип из компании, курившей невдалеке у окна.
– Вам нужен Бабанский, девушка? Он сидит в пятой комнате. Или в шестой?… В общем, последняя дверь налево – видите? Если только никуда не убежал.
Сердечно поблагодарив своего спасителя, я протопала в противоположный конец коридора и осторожно заглянула в кабинет, на двери которого не было никакой таблички, кроме цифры "6".
Три стола из четырех стоящих в комнате были пусты. Но над четвертым, у окна, сгрудились сразу несколько человек. Мне было не видно, кто сидел за столом – если там вообще кто-то сидел. Зато того, кто стоял, окруженный слушателями, я видела превосходно. И, честное слово, было на что посмотреть! Высокий плечистый молодой мужчина в джинсах и белой футболке с надписью "Чемпион", великолепно подчеркивающей его загар, с кучерявой каштановой бородкой, держался так уверенно и непринужденно, что ни у кого из окружающих не возникало сомнения: он – настоящий чемпион! Во всем.
– …"Смерть барабанщика" – это по-настящему круто, старик! – услышала я конец его насмешливой фразы. – В этом заголовке мне чудится дух левого фронта, музыка красных бригад… Ты, случаем, не хотел бы сменить ориентацию, Артемий? Могу посодействовать…
Послышался смех, через который едва прорвалось глухое: "Да пошел ты…".
– Чего вы ржете? – как ни в чем не бывало продолжал шутник. – Я же имел в виду политическую ориентацию, а не…
– Кхе… Кух-кух-кух!!! – вмешалась я, и все головы словно по команде повернулись в сторону двери.
Честное слово: я сделала это не намеренно! Я просто закашлялась: концентрация табачного дыма в этой комнате превышала все допустимые пределы.
– Вам кого? – одновременно спросили несколько голосов.
– Мне… Могу я видеть Артема Бабанского?
Из кучи голов вынырнула еще одна – удлиненная кверху и густо поросшая растительностью неопределенного цвета.
– Считайте, что уже видите. Я Бабанский! Вы из пресс-службы УВД? Новенькая?
Я отметила, что его голос – точно так же, как глубокий баритон "чемпиона" – совершенно соответствует его внешности: этакий бесцветный, прокуренный тенорок. И еще… Еще я совершенно не знала, что делать дальше! Один вид человека в белой футболке лишил меня остатков сообразительности.
– Д-да… То есть нет… Я сама по себе. Мне надо с вами поговорить. Наедине! – с нажимом добавила я.
Мои слова вызвали оживление в публике: послышались восклицания, кто-то издал короткий смешок.
– Позвольте, но вы хотя бы представьтесь! – запротестовал Артем. – Кто вы, откуда, по какому делу? И вообще, я сейчас очень занят…
Я открыла было рот, но тут мне на выручку неожиданно пришел великолепный незнакомец.
– Артемий, фу! "Кто, откуда, по какому делу…" Разве так допрашивают женщину? Да еще, – мужчина одарил меня таким взглядом, от которого все тело покрылось мурашками, – такую женщину…
Я почувствовала, что уши против моей воли начали наливаться горячей кровью. Черт бы побрал эту способность краснеть в самый неподходящий момент!
– Ладно, Артем, я забираю ребят к себе. Дай знать, когда освободишься.
С этими словами один из парней увел с собой еще двух, на прощание пожав руку "чемпиону". У стола Бабанского остались только двое – включая хозяина и не считая меня.
– Конечно, я скажу, кто я и по какому делу. Только без свидетелей. Это в ваших же интересах, Господин Бабанский! Обещаю, что не отниму у вас много времени.
Я мужественно старалась удержаться в образе деловой женщины.
– А вы не спешите, девушка… Очень жаль, что мне не суждено услышать, как вас зовут! – "Чемпион" склонил свою красивую голову в галантном поклоне. – Быть может, главная проблема Господина Бабанского заключается именно в том, что женщины не отнимают у него много времени. Если бы наш Артем Юрьевич уделял им больше внимания – как они того, безусловно, заслуживают! – быть может, мой друг не был бы таким занудой.
– Послушай, ты…
Стиснув зубы и злобно прищурив глазки, Бабанский сделал шажок по направлению к "другу", который был выше его по крайней мере на полторы головы и насмешливо взирал на хозяина кабинета сверху вниз.
– Может, хватит меня напрягать, а, Кольцов?! Если ты явился сюда, чтобы оскорблять…
Тут Артем Юрьевич вспомнил о моем присутствии и свирепо зыркнул в мою сторону из-под насупленных бровей.
– Хорошо, я вас приму. Подождите пока в коридоре: мы сейчас тут закончим с приятелем.
"Я вас приму". Прямо какое-то "ваше превосходительство", честное слово… И даже "пожалуйста" не сказал, грубиян! Я повернулась, чтобы выйти, но "чемпион" остановил меня, снова вмешавшись в разговор.
– Не стоит, о прекрасная незнакомка! Мы уже закончили. Еще только пара слов моему другу – и я оставляю его в полное ваше распоряжение. Надеюсь, вам повезет больше, чем мне!
Подарив мне обворожительную улыбку, мужчина спокойно повернулся к Бабанскому.
– Оскорблять тебя, Артемий? Ну что ты! Невелика честь… Тебе прекрасно известно, зачем я приходил. Но это ничего не меняет: все равно я пришел зря! Не так ли, Бэби?
Несколько секунд эти двое молча стояли друг напротив друга, скрестив острые рапиры своих взглядов. Разумеется, я понятия не имела, из-за чего у них тут вышла дуэль, однако у меня не было никаких сомнений в том, кто вышел победителем. Надо ли говорить, на чьей стороне были мои зрительские симпатии?…
Кольцов, значит. Кстати, сегодня я уже слышала эту фамилию. Простое совпадение?…
Театральным жестом человек по фамилии Кольцов вдавил свой окурок в пепельницу, стоящую на столе Бабанского.
– Спасибо за табачок, Бэби.
И, не обращая больше никакого внимания на Артема, обернулся ко мне.
– Прощайте, прекрасная незнакомка! Наша мимолетная встреча – единственное светлое впечатление, которое я уношу с собой из этого недружественного кабинета. Впрочем, нет: до свиданья! Кто знает?… Быть может, вы все-таки осчастливите вечного странника и назовете ему свое имя?
– Зачем же вечному страннику знать мое имя? – пролепетала я, чувствуя себя совсем беззащитной перед его мужским шармом.
– О, это очень просто: чтобы не терять времени на знакомство, если судьба подарит нам еще одну встречу.
– Кольцов, выметайся! Ты меня задерживаешь! – просипел у него за спиной Бабанский.
– Вот видите: у нас с вами еще ничего нет, а он уже ревнует! – "Странник" указал большим пальцем себе через плечо. – Несносный тип! Еще в универе ему не давало покоя, что женщины выбирали меня, а не его. Так как вас зовут?
– Боюсь, вы в самом деле выбрали для знакомства не слишком удачные место и время. Все же будет лучше подождать следующей встречи – если вы действительно верите в судьбу!
Незнакомец поднял вверх ладони, демонстрируя полную капитуляцию.
– Следующей так следующей: ловлю вас на слове! Чего хочет женщина – того хочет Бог. Только у меня, прекрасная незнакомка, нет никаких причин так долго скрывать от вас свое имя. Меня зовут Евгений.
Он наклонился почти к самому моему уху.
– Между прочим, из классической литературы вам должно быть известно: это имя светских львов – бессовестных разбивателей женских сердец. И так называемых "лишних людей" – увы, тоже!
И прежде чем я успела опомниться, Евгений Кольцов поймал мою руку, чмокнул ее, пощекотав мягкой бородкой, и исчез в коридоре, словно его никогда здесь не было.
В наступившей тишине я отчетливо услышала, как Бабанский что-то пробормотал себе под нос. Могу поклясться: это было нецензурное ругательство!
– Ну?
Это было сказано уже в полный голос, относилось явно ко мне и, по-видимому, должно было означать: "Я вас слушаю!". Глядя на этого типа, я думала о том, как было бы славно, если б на его месте оказался Кольцов. Уж с ним-то говорить не в пример приятней! Правда, неизвестно, куда этот разговор может завести…
– Девушка, вы пришли сюда в молчанку со мной играть? У меня работы полно, черт возьми!
Грубость этого волосатика в конце концов вывела меня из себя.
– Послушайте, Артем Юрьевич! Если я не из пресс-службы УВД и вообще ниоткуда, это еще не значит, что на меня можно орать! Я все-таки женщина. Может, вы наконец пригласите меня сесть?
Мой гневный пассаж достиг цели – по крайней мере, частично. Бабанский часто-часто заморгал глазами.
– Извините. Да, конечно: садитесь! Я… Просто меня все достают сегодня, и я плохо соображаю.
– Достают из-за статьи об Уткине? – выпалила я, что называется, с места в карьер.
Могу поспорить: я попала в "десятку"! Бабанский ответил слишком нервно и слишком поспешно.
– Об Уткине? Нет! С чего вы взяли?!
– С того, что я сама хочу говорить с вами об этом. Я прочитала сегодня вашу статью и, поскольку меня тоже очень интересуют обстоятельства смерти Стаса, решила встретиться с вами лично. Вдруг вам известно что-то еще, и вы по каким-то причинам не смогли предать гласности это самое "что-то"? Вдруг мы сможем быть полезны друг другу?
Зачем ходить вокруг да около, если можно сразу сказать правду?
Вместо ответа Бабанский вскочил со стула, на который уже успел сесть, рванулся зачем-то к окну, потом резко изменил направление и бросился к двери. Выглянув в коридор, он закрыл дверь – в комнате сразу стало нечем дышать – и, подбежав ко мне, остановился напротив.
– Вы… кто?!
– Ах да: я же обещала представиться. Я Ольга Андреевна Снегирева. Живу и работаю здесь, в Тарасове. По образованию психолог, занимаюсь частной практикой.
Если б я сказала, что я наследная принцесса Берега Слоновой Кости или двоюродная сестра Моники Левински, – журналист вряд ли мог бы удивиться больше. Он не просто удивился
– он был потрясен!
– Я что-то не врубился, Ольга… Алексеевна, да?
– Андреевна.
– Ага… Ну, неважно. Значит, вы не из УВД?
– Нет, что вы! Я же вам сказала…
– И не из ФСБ?
– Господи, помилуй, – нет, конечно! Я только хотела…
– И вы не из "Комсомолки", не из "АиФа", не из какой другой центральной газеты?!
– Да нет же, нет! Сколько вам еще повторять?! Я не имею никакого отношения ни к журналистике, ни к органам. Для вас я самая обычная читательница, Артем. Просто мне очень нравились передачи Стаса Уткина, и я хотела бы теперь разобраться в том, что с ним случилось. Конечно, разобраться чисто по-дилетантски: я же не претендую на знание абсолютной истины! Может быть, простое женское любопытство… Вы понимаете меня?
– Ага: по-дилетантски, значит… Женское любопытство… Чего ж тут непонятного?!
Воодушевленная его благосклонной реакцией, я соорудила на своей помятой жарой и волнением физиономии самую очаровательную улыбочку и проворковала, понизив голос:
– Вы мне поможете, Артем Юрьевич?
– Каким же образом я могу вам помочь? Чего вы от меня ждете?
– Информацию, конечно. В частности, меня очень интересует эта самая кассета с компроматом на власть предержащих. Может быть, Уткин упоминал, кто на ней изображен?
– Постойте, постойте…
– Ну, может, хотя бы намекал? Ведь вы все-таки его друг. Может, вы знали, где могла храниться кассета?