- Ничего страшного, что они все не такие породистые, как Блу Кланси или Крез. Все четыре обошлись нам меньше чем в миллион долларов, и все они двухлетки, годные для скачек. Отличная родословная, можно сказать, самая лучшая. Один даже от самого Алидара.
Я слушал как зачарованный. Малкольм запомнил родословную всех этих лошадей до третьего колена, и фразы вроде "взял приз на скачках" или "все жеребята от него - будущие чемпионы" произносил так, будто всю жизнь только и занимался лошадьми.
- Можно спросить тебя кое о чем? - внезапно сказал я.
- Не знаю, пока ты не скажешь о чем.
- Ничего… м-м-м… Скажи, насколько ты богат?
Малкольм рассмеялся.
- Это Джойси подговорила тебя спросить?
- Нет, мне самому интересно.
Он задумался.
- Хм. Не могу сказать с точностью до миллиона. Каждый день все меняется. Наверное, что-то около ста миллионов фунтов. Даже если я пальцем не пошевелю, они будут приносить в год где-то по пять миллионов чистого дохода, но ты же меня знаешь - я так через месяц помру со скуки.
- За вычетом налогов? - спросил я.
- Конечно. Налоги обычно высчитываются автоматически. На лошадей я потратил всего только годовую прибыль за счет процентов. Не так уж и много. И не больше - на все те проекты, из-за которых семья подняла такой гвалт. Я же не сошел с ума. Когда я сыграю в ящик, каждому из вас достанется изрядный куш. Даже больше, чем сейчас. Только бы прожить подольше. Можешь так им и сказать.
- Я сказал им, что ты записал в завещании: в случае насильственной смерти все состояние пойдет на благотворительность.
- И как я об этом не подумал?
- Ты не думал над тем, чтобы дать им какую-то сумму сейчас, прежде чем ты… э-э-э… сыграешь в ящик?
- Ты знаешь мое мнение.
- Да.
- И ты меня не одобряешь.
- В целом я с тобой согласен. Страховые фонды были немаленькими, когда ты их учредил. Не многие отцы так щедры к своим детям. Но твои дети не безупречны, и некоторые из них угодили в неприятности. Если бы кто-то истекал кровью, ты ведь купил бы ему бинты?
Малкольм откинулся на спинку стула и уныло уставился на свой кофе.
- Это они послали тебя выпрашивать у меня деньги? - спросил он.
- Нет. Я просто расскажу тебе, что происходит с ними, а там уж сам решай, как поступить.
- Ладно. Только не сегодня.
- Хорошо. Знаешь, я выиграл скачку в Кемптоне.
- Правда?! - Он живо заинтересовался, стал расспрашивать о подробностях. Малкольм не желая слушать о своем скандальном семействе и о тайном убийце. Он устал от того, что его постоянно поносят и в то же время изводят просьбами. Отец чувствовал себя в безопасности в Калифорнии, хотя, я специально спросил для интереса, записал нас в гостинице под фамилией Уотсон.
Он сказал на это:
- Мало ли. Знаешь, в британских газетах ведь сообщили, что Блу Кланси участвует здесь в скачках, а Рэмзи говорит, что в этой гостинице соберутся почти все организаторы Кубка коннозаводчиков. У них здесь будут специальные комнаты для приемов и отдельный буфет. В среду, сказал он, здесь будет полно народу со всего света - приедут на скачки. И если кто-то захочет меня выследить - где, ты думаешь, он будет искать в первую очередь?
- Да, Норман Вест дал нам очень хороший совет.
- Я тоже так считаю.
На следующее утро Уотсоны, отец и сын, завтракали на свежем воздухе у бассейна, сидя на белых стульях за белым столиком, под ярко-желтым зонтиком от солнца. Мы разглядывали апельсины, сочные оранжевые мячики среди темно-зеленой листвы, и разговаривали об ужасных вещах.
Я спросил между делом, помнит ли Малкольм, как старый Фред взрывал пни.
- Конечно, помню. Чертов идиот чуть не погиб. Это как-то связано с бомбой в Квантуме?
- Старший инспектор Эйл считает, что это могло навести кого-нибудь на мысль.
Малкольм согласился:
- Наверное, так и получилось.
- Инспектор или кто-то из его людей расспросили Фреда, чем он взрывал кордит… - я рассказал Малкольму, что кордит все еще лежал в сарае для инструментов, - …и Фред сказал, что у него были детонаторы, но после первого взрыва ты выбежал и отобрал их у него.
- Боже мой, а я и забыл! Да, правильно. Вы все были там, правда? Почти все семейство?
- Да, это было как раз в выходные. Хелен сказала, в тот день она только с тобой познакомилась. Они с Дональдом тогда еще не поженились и тоже были там.
Малкольм задумался, вспоминая.
- Не помню. Помню только, что вас было очень много.
- Старший инспектор хотел знать, куда ты дел детонаторы, что забрал у Фреда.
Малкольм возразил:
- Это же было лет двадцать назад!
- Не думаю, что ты мог совсем про такое забыть.
Он с сомнением покачал головой.
- Ты не сдавал их в полицию?
Малкольм уверенно ответил:
- Нет. У старого Фреда не было разрешения на них, а я не хотел, чтобы у него или у того друга, который дал ему взрывчатку, были неприятности. Они наверняка ее где-то сперли.
- Ты помнишь, какие эти детонаторы на вид?
Отец задумчиво нахмурил брови, отпил кофе.
- Кажется, помню. Они лежали в коробочке, завернутые в вату. Маленькие серебристые цилиндрики, длиной где-то два с половиной дюйма.
- Фред сказал, там были еще инструкции.
Малкольм рассмеялся.
- В самом деле? Комплект "сделай бомбу сам"? - Он внезапно посерьезнел. - Нет, кажется, там были только эти цилиндрики. Я не помню никаких инструкций, хотя, может, я их просто не заметил.
- Ты понимал, насколько они опасны?
- Понимал, конечно, но двадцать лет назад нормальные люди не знали так много о бомбах, как сейчас. О таких бомбах, как у террористов. Нас бомбили с воздуха, но это совсем другое дело. Понимаешь, я забрал у Фреда эти детонаторы, чтобы он больше ничего не взрывал, а не потому, что они опасны сами по себе.
- М-м-м… но ты знал, что их нельзя ронять?
- Ты хочешь сказать, если бы я их уронил, мы бы сейчас с тобой не разговаривали?
- Судя по словам эксперта по взрывам, который работал в Квантуме, - похоже на то.
Малкольм намазал маслом кусок булки, положил сверху мармелад и съел.
- Когда я служил в армии адъютантом, мне не приходилось иметь дела со взрывчаткой.
Во время войны он был младшим офицером, разрабатывал обеспечение войсковых соединений и служил в полевых войсках, достаточно близко от линии фронта, но никогда не сталкивался с врагом лицом к лицу. Он никогда особенно об этом не рассказывал - это стало историей задолго до моего рождения.
Я сказал:
- Я вспомнил, куда спрятали кордит, даже спустя двадцать лет. Представь, что ты идешь в дом с этими детонаторами. Куда бы ты их положил? Ты бы положил их в такое место, о котором подумаешь прежде всего, когда о них вспомнишь, правда?
Он кивнул.
- Правда. Я так всегда делаю. - Его глаза затуманились, и внезапно он резко выпрямился в кресле: - Я знаю, где они! Я совсем недавно видел эту коробочку, когда что-то искал. Просто не обратил на нее внимания. Я тогда даже не вспомнил, что в ней, но я совершенно уверен, что это она. Коробка из-под конфет, не очень большая, с картинкой на крышке.
- Где она была и когда ты ее видел в последний раз?
Малкольм с тревогой спросил:
- Но они ведь испортились за столько лет?
- Скорее всего, нет.
Он пожал плечами, как будто извиняясь.
- Они в кабинете. Ты же знаешь, у меня там такой беспорядок. Кое-что я так и не смог найти. Я всегда запрещал там убирать.
- И Мойре?
- Она туда не добралась!
- А где в кабинете? - Я вспомнил, какой бардак был на отцовском столе, когда я искал его паспорт. Весь кабинет был точно такой же.
- Где-то между книгами в стеклянном шкафу. В нижнем ряду, у правого края. И когда дверь закрыта, ее не видно. Среди сочинений Диккенса. - Его лицо расплылось в довольной улыбке. - Господи, я вспомнил! Я поставил ее туда потому, что на крышке было написано "Лавка древностей"!
Я прикрыл лицо рукой, стараясь не засмеяться. Старшему инспектору это очень понравится. Малкольм рассудительно сказал:
- Там, за стеклом, она спрятана вполне надежно. Никто не мог случайно ее оттуда достать, правда? Вот где эти детонаторы!
Я подумал, что вряд ли они до сих пор там, но не стал этого говорить. Сказал:
- Стекло в шкафу разбилось.
Малкольм расстроился. Сказал, что это шкаф его матери и все книги тоже.
- Когда ты видел там коробку?
- Понятия не имею. Кажется, не очень давно, но время бежит так быстро…
- После смерти Мойры?
Отец наморщил лоб.
- Нет, по-моему. Вспомни, перед этим я неделю или чуть больше не жил в Квантуме - я не мог оставаться с ней в одном доме, а эта стерва уперлась и ни в какую не хотела сдвинуться с места. Перед этим я как раз искал что-то среди книг. Не там, где Диккенс, на две-три полки выше. Не помню уже, что я искал, но, если встану возле шкафа, - вспомню обязательно. Значит, где-то месяца три назад.
Я отпил кофе и задумался.
- Наверное, сейчас шкаф сдвинули с места из-за ремонта, книги вынули…
Малкольм насмешливо прервал меня:
- Не смеши меня! Этот шкаф весит больше тонны, и книги никогда оттуда не вынимали. Ремонт делают вокруг шкафа или вообще не делают, если только я не разрешу. Мойра хотела заставить меня убрать все оттуда, чтобы выкрасить кабинет в зеленый цвет. Я ей не разрешил. У нее был весь остальной дом. А эта комната - моя.
Я задумчиво кивнул. Приятно сидеть вот так на солнце. Кто-то загорал, какой-то ребенок купался в бассейне, официант в белом костюме нес чей-то еще завтрак. Ничто не напоминало о развалинах Квантума.
С этого тихого воскресного утра до среды мы с Малкольмом наслаждались одиночеством, ездили по окрестностям Лос-Анджелеса, в Голливуд и Беверли-Хиллз. Отец нанял шикарный длинный лимузин. Мы, как обычные туристы, вертели головами по сторонам, разглядывали заморские диковинки. Днем заезжали на ипподром в Санта-Аните, обедали в ресторанах вроде "Ле Шадони".
Я постепенно рассказывал ему, что творится в семье, понемногу, не сгущая красок и ничего не преувеличивая, всякий раз прерываясь, когда Малкольм начинал проявлять беспокойство.
- Дональд и Хелен могли отдать своих детей в обычную государственную школу, - сдержанно сказал Малкольм.
- Может, и так. Но сам Дональд учился в Мальборо, и ты тоже. Дональд хотел для своих мальчиков самого лучшего. Он изо всех сил старается дать им то же, что ты делал для него без особых затруднений.
- Он просто сноб, раз выбрал для них Итон.
- Возможно, но учеба в Мальборо стоит не меньше.
- А что, если это Дональд с Хелен пытались меня убить?
- Если бы им хватало денег, не было бы и соблазна.
- Ты и раньше это говорил, или что-то подобное.
- Ничего не изменилось.
Мы как раз ехали по Бел-Эйр к ипподрому. Малкольм разглядывал улицу из окна лимузина.
- Посмотри, дома прилепились на скалах над самым обрывом! Нужно быть сумасшедшим, чтобы жить в таком месте.
Я улыбнулся.
- Наверное.
Малкольму сразу понравился ипподром Санта-Аниты. Мне тоже. Он просто не мог не понравиться. Королевские пальмы у входа поднимались к небу на сотни футов, длинные оголенные стволы с пышными султанами листьев на верхушке, темно-зелеными на фоне голубого неба. Здания цвета морской волны с башнями и шпилями, на балконах - серебристые металлические ограждения в форме пальмовых листьев, на окнах - узорные золотистые решетки. На первый взгляд это больше походило на дворец, чем на ипподром.
Рэмзи Осборн дал Малкольму кучу наставлений и рекомендаций, и его хорошо приняли в высших кругах Клуба. Он с первой же минуты почувствовал себя там как дома, словно родился и вырос в мире скачек. Я завидовал той легкости, с которой он всегда вписывался в любое общество. Не знаю, как у него это получалось, что давало ему такую свободу, - может быть, он научился со временем, может быть, это из-за его миллионов, может - из-за его особенного чутья на успех.
Пока Малкольм разговаривал с едва знакомыми людьми о большом будущем скрещивания американских и европейских породистых лошадей, я размышлял о вчерашнем телефонном звонке старшему инспектору Эйлу. Из-за восьмичасовой разницы во времени для него это был уже почти вечер, и я даже не надеялся застать его в участке с первой попытки. Но он был на месте и ответил с нескрываемым раздражением:
- Вы звонили целую неделю назад!
- Да, извините.
- Где вы?
- Неподалеку. Я разыскал отца, - ответил я. Его голос звучал в трубке так ясно, будто он говорил из соседней комнаты. Наверное, меня он слышал так же хорошо, значит, он даже не догадается, что я не в Англии.
- О Господи!
Я рассказал инспектору, где Малкольм спрятал детонаторы.
- Среди сочинений Диккенса, на месте "Лавки древностей" - такая же надпись на коробке.
Потрясенный инспектор долго молчал, потом выдавил:
- Невероятно!
- Все книги старинные, полные собрания сочинений в кожаных переплетах. Поэты, философы, романисты - все это собирала когда-то моя бабушка. Мы иногда брали книги почитать, но каждый раз ставили на место. Отец хорошо нас вышколил.
- Вы хотите сказать, что любой, кто брал почитать книги, мог наткнуться на детонаторы?
- Видимо, да - они же стояли там целых двадцать лет.
- Вы знали, что они там?
- Нет. Я не особенно увлекался такими книгами. Больше ездил верхом.
Я подумал, что Люси в детстве, наверное, чувствовала себя как рыба в воде среди этих книжек со стихами.
Но двадцать лет назад ей было уже двадцать два и она писала свои собственные бессмертные творения. А больше никто из нас литературой не интересовался. Некоторые из бабушкиных книг, наверное, ни разу не открывались.
- Это не укладывается в голове. Ведь если кто-то захотел бы сделать бомбу, детонаторы всегда были под рукой! - пожаловался Эйл.
- Или наоборот, - сказал я. - Кому-то попались в руки детонаторы, и он решил сделать бомбу.
- Эта разносторонняя образованность вашей семьи просто выводит меня из себя! Каждый мог иметь доступ к взрывчатым веществам, ни у кого нет достоверного алиби… кроме госпожи Деборы… Каждый мог изготовить часовое устройство, и практически у каждого из вас есть мотивы для убийства!
- Возмутительно! - согласился я.
- Даже хуже. Где ваш отец?
- В безопасности.
- Вы же не можете скрываться всю жизнь!
- Не рассчитывайте увидеть нас еще неделю или две. Как продвигается ваше расследование?
Инспектор решительно ответил:
- Продолжаем опрос ваших родственников. Если у вас появятся какие-нибудь новые сведения, сразу же сообщите мне.
- Конечно.
Он неожиданно сказал:
- Когда я был моложе, мне казалось, что у меня чутье на преступников. Но с тех пор мне довелось повидать растратчиков чужих денег, которым я готов был доверить свои собственные сбережения, и убийц, которым я мог бы отдать в жены свою дочь. Убийцы с виду ничем не отличаются от обычных людей. - Он помолчал немного и спросил: - Кто-нибудь в вашей семье знает, кто убил Мойру Пемброк?
- Не думаю.
- То есть?
- Один или двое наверняка знают, но не говорят. Я переговорил с каждым. Никто даже не догадывается, никто никого конкретно не обвиняет. Они просто ничего не хотят знать, не хотят признаваться в чем-то даже себе, не хотят смотреть правде в глаза. Не хотят неприятностей.
- А вы?
- Я тоже не хочу неприятностей, но я не хочу, чтобы меня или моего отца убили.
- Вы считаете, что ваша жизнь в опасности?
- Да, точно так, как это было с Мойрой.
- Как главного наследника?
- Что-то вроде того. Только я унаследую столько же, сколько остальные. Отец написал новое завещание. Я рассказал остальным, но они не поверили.
- Так покажите им завещание.
- Хорошая мысль. Спасибо.
- А вы, вы сами знаете?
- Не знаю.
- Какие нибудь догадки?
- Догадки - это еще не доказательство.
- Хочу напомнить, что ваш долг…
Я прервал его:
- Я ничего вам не должен. Я не должен поднимать шум из-за пустяков. Мой долг перед семьей - делать все наверняка, либо не делать ничего.
Я распрощался и по его тону, как и по словам, понял, что полиция знает не больше, чем я, даже, наверное, еще меньше - они даже не выяснили, откуда взялись серые пластиковые часы или кто их купил. Расследования полицейских пока ограничились только этим направлением, больше никаких здравых мыслей у них не возникло. А это были обычные дешевенькие часы, такие продаются где угодно.
Во время одной из наших поездок, когда я рассказал Малкольму про Беренайс, он заметил:
- У Вивьен был такой пунктик, насчет сыновей.
- Но у нее первым родился сын. У нее их даже двое.
- Да, но перед рождением Дональда она говорила, что даже не посмотрит на ребенка, если это будет девочка. Не могу этого понять. Я обрадовался бы девочке. Вивьен была страшно довольна, когда родился мальчик. Это было для нее как навязчивая идея. Как будто она живет среди каких-то дикарей, для которых это действительно имеет какое-то значение.
- Это имеет значение для Беренайс. О значении таких навязчивых идей нужно судить по результатам.
Он сказал:
- Ты знаешь, Вивьен не любила Люси. Она ее и близко к себе не подпускала. Я всегда думал, что Люси поэтому и растолстела, и окунулась с головой в свои поэтические фантазии.
- Беренайс под любым предлогом старается почаще отсылать дочерей к своей матери.
Малкольм неуверенно сказал:
- Ты думаешь, это Беренайс убила Мойру?
- Она думает, что, если бы у них было больше денег, она стала бы счастливее. Может, и так. Если уж разбирать это… э-э-э… дело, так мужья могут оказаться так же виноваты, как и жены. Я хочу сказать, нужно рассматривать их по отдельности. Они не всегда зависят друг от друга.
- Почему?
- Урсула давно оставила бы Жервеза, если бы не зависела от него материально.
- Да Урсула тише мышки!
- Она доведена до отчаяния.
Малкольм раздраженно сказал:
- Они все доведены до отчаяния. И сами во всем виноваты! В том, что мы - ничтожества, виноваты, милый Брут, мы сами, а не наши звезды!
- Согласен.
- Швейцар в гостинице намекнул мне кое о чем насчет четвертой скачки.
Снова лошади.
В другой день, на другой прогулке Малкольм спросил:
- Что сказала Сирена, когда ты с ней виделся?
- Что ты можешь подавиться своими деньгами или что-то в этом духе.
Малкольм рассмеялся. Я продолжал:
- Еще она сказала, что ты тогда хотел взять ее к себе только для того, чтобы досадить Алисии.
- Алисия - чертова сука!
- Знаешь, у нее новый любовник.
Его как громом поразило.
- Кто?
- Наверняка чей-то муж. Ей как раз такие нравятся, правда?
- Не строй из себя праведника!
Мы поговорили о часовых переключателях - еще об одной неприятности. Малкольм сказал: