- Пришлите по факсу номер счета, на который нужно перевести два миллиона. А когда получите, перешлите то, о чем мы договорились. Запишите мой адрес.
- Он у меня есть: сегодня же все отсылаю, - с улыбкой заверил Рассказов.
Ни тот, ни другой ни словом не обмолвились о том, каким образом будет переправлен второй убийца Бахметьева и какие улики недвусмысленно докажут его виновность. И для того, и для другого этот человек был просто козлом отпущения. Но обоих это вполне устраивало.
Закончив разговор, и тот и другой радостно потерли руки: каждый получил, что хотел. Рассказов тут же вызвал к себе Тайсона и приказал отправить Джерри Диксона через океан.
- Вы его отпускаете? - удивился Тайсон.
- Конечно! - пожал плечами Рассказов. - Зачем нам мертвец? А там его ждут!
- Как? Он же живой! - Удивлению Тайсона не было пределов.
- Отправишь его в цинковом гробу! - тихо прошептал Рассказов, сверкнув недобро глазами. - И сам не только сопроводишь его, но и сдашь с рук на руки цинковый гроб, а также кое-какие документы! Понял?
- Так бы и сказали сразу, что он уже покойник, - понятливо ухмыльнулся Тайсон. - Когда вылетать-то?
- Завтра! И смотри, Джерри должен выглядеть как живой!
- Так, значит, еще килограммов пятьдесят льда нужно… - как бы про себя сказал Тайсон.
- Я прошу избавить меня от лишних подробностей! - брезгливо оборвал Рассказов, вытаскивая из ящика стола пачку стодолларовых купюр. - Вот тебе десять тысяч наличными, чтобы все без задержки, остальное оплачивай кредитной картой. Перед вылетом зайди ко мне за документами. Все, вперед!
Как только Тайсон вышел. Рассказов открыл сейф и вытащил черный "дипломат". Вряд ли Бахметьев поделился с кем-либо содержанием каждого документа, а значит, он может позаимствовать из черного "дипломата" несколько листочков. Никто ни о чем не догадается… После двух часов упорного труда, Рассказов успел оценить каждый из документов и действительно отложил несколько листочков. Большая их часть касалась России…
В камере время тянулось медленно. Было уже далеко за полночь, когда Савелий, примирившись с беспрерывной болтовней, доносившейся из соседней камеры, в которой сидели четверо подвыпивших юнцов, решил поспать. Он улегся на бок вдоль деревянной скамейки и уснул довольно быстро. Ему снились тяжелые сны. Рано утром всех разбудил громкий стук железа о прутья решетки. Каждому дали бумажный стакан кофе и сандвич.
Быстро проглотив вполне приличный сандвич, Савелий запил его горячим кофе и снова повалился на скамейку, но на этот раз заснуть ему не дали: решетчатая дверь с жалобным писком сдвинулась в сторону.
- Кларк Рембрандт, выходи! - Савелий удивился, какой приятный голос, и открыл глаза: у входа стоял незнакомый сержант лет шестидесяти и добродушно улыбался.
Округлое лицо, небольшой животик, пробивающаяся седина на висках и очень добрые глаза.
- Куда, господин офицер? - спросил Савелий без всякой надежды на ответ.
- В Райкерс-Айленд, сынок, куда ж еще? - устало ответил тот. - Там ничего: жить можно.
- Жить везде можно, - усмехнулся Савелий. - Вопрос - как?
- Не скажи, - усмехнулся добродушный сержант, - попади ты в Синг-Синг или, скажем, в Стейтен-Айленд, там такое, что не дай Бог, а Райкерс-Айленд - это просто рай. - Он спокойно звякнул наручниками. - Давай-ка, сынок.
- Да не сбегу я, отец.
- Конечно, не сбежишь: я более двадцати лет в полиции, и от меня еще никто не сбежал, но положено везти в наручниках, значит - поедешь в наручниках. - Он говорил тихо, рассудительно, словно убеждал самого себя. Защелкнув наручники, сержант вздохнул: - В туалет-то тебя отвести?
- А долго ехать? - спросил Савелий, заметив, что сержанту почему-то не хочется вести его в туалет.
- Минут сорок-пятьдесят…
- Потерплю! - усмехнулся Савелий.
- Ну и хорошо, - облегченно вздохнул тот. - Пошли, что ли…
Усадив Савелия в салон "лендровера" с зарешеченными окнами, сержант сел за руль, положил рядом с собой конверт с документами и быстро завел мотор.
- Поехали, что ли?
Они действительно ехали не больше часа. Савелий с какой-то странной тоской смотрел по сторонам, словно пытаясь досыта напитаться так нежданно уходившей свободой. Его остро кольнуло чувство попусту потерянного времени…
- Извините, сэр, могу я поговорить с вами? - как можно любезнее проговорил он.
- О чем угодно, сынок, кроме того, чтобы разузнать, как сбежать из тюрьмы. И просить, чтоб я тебя отпустил, тоже нельзя! - Сержант весело рассмеялся.
- Вы сказали, что с Райкерс-Айленд мне повезло…
- Более чем, сынок.
- Не могли бы вы мне больше рассказать об этой тюрьме?
- Тебе очень повезло, сынок. - Сержант глубокомысленно кивнул. - Меня лет пять назад подранили, хотели совсем списать, и пару лет я проработал в Райкерс-Айленд, ожидая, когда комиссия пойдет навстречу и разрешит вернуться в свой участок. - Он вдруг подмигнул. - Остров Райкерс-Айленд просто напичкан тюрьмами. Их там с десяток. А сидит больше пятнадцати тысяч таких, как ты. Ты ведь, слава Богу, вообще еще, кажется, не сидел, не так ли?
- Не сидел, сэр!
- Что ж, тебе и в этом повезло: будешь ожидать суда в той самой тюрьме, где я трудился. Начальник вроде сменился, а вот его зама я очень хорошо знаю, даже перезваниваемся до сих пор: Томас Холей. Очень душевный и интеллигентный парень, с бородкой, даром что негр! Кстати, имей в виду - если что нужно уладить, когда на тебя напраслину возводят, он самый нужный и справедливый человек! Всегда выслушает внимательно, разберется… Так о чем я?
- Вы сказали, сэр, что мне повезло с этой тюрьмой, - напомнил Савелий.
- Судя по твоему судейскому протоколу, ты будешь сидеть в блоке с усиленным режимом: одноместная камера, прогулки на воздухе по часу в день, телевизор, магазин по семьдесят долларов в неделю, конечно, если деньги есть на твоем счету, два раза по пять минут в неделю можешь бесплатно звонить, а если за деньги, то и все двадцать минут! Кормят отлично, форму выдают, постель чистая, даже зубную щетку с пастой. И все это бесплатно! Чем не жизнь? - Он снова рассмеялся.
- Да, если бы не проверки! - хмыкнул вдруг Савелий и тут же пояснил: - Приятель один рассказывал: только заснешь, тебя будят на проверку!
- Не знаю, в какой тюрьме сидел твой приятель, но в этой никто тебя не будит во время проверки. Да, в сутки семь проверок, но из них ночью только две: в три и в пять. Пройдет дежурный офицер, увидит тебя, отметит и дальше идет. Зачем ему тебя будить? Разбудит зазря, а ты на него настрочишь жалобу, что, мол, жестоко с тобой обращаются в тюрьме… Нет, ни к чему все это. И мой тебе совет, сынок, постарайся побыстрее вспомнить свою фамилию. Как говорится, раньше осудят, раньше отпустят. Эх, грехи наши тяжкие!
- А что это за мост? - спросил вдруг Савелий, когда они, немного проехав по Пятьдесят девятой улице, оказались на огромном автомобильном мосту, то ли в стадии ремонта, то ли просто еще недостроенном. Над крышей "лендровера" мелькали странные железные конструкции, то сплошные, то с огромными просветами.
- Ты что, не знаешь этот мост? Странно! - Он удивленно пожал плечами.
- Просто никогда по нему не ездил… за решеткой, - вывернулся Савелий.
- Понятно! Это мост Квинсборо! Он Манхэттен с Квинс соединяет!
- Точно, вспомнил! - Савелий мысленно представил карту Нью-Йорка.
- Здесь недалеко есть аэропорт Ла Гуардия!
- И очень близко к тому месту, где ты сидеть будешь! - Сержант как-то странно посмотрел на Савелия.
- А "голубых" в той тюрьме много? - мгновенно среагировал Савелий: надо было перевести разговор на другую тему.
- А как и на воле: хватает! - Тот пожал плечами.
- Отдельно живут?
- Кто хочет отдельно жить, тот заявляет об этом администрации и живет отдельно.
- И как же относятся к этому остальные заключенные?
- Ну не захотели и живут вместе! Погоди! Ты хочешь спросить, трахаются ли они? - Сержант усмехнулся. - Конечно трахаются, если захотят! Разве уследишь, коль желание вскочит! - Он заразительно рассмеялся.
- И их не притесняют?
- А, вот ты о чем? Нет, попробуй их притесни, такой вой подымется, и не только в тюрьме, а и во всем городе, а то и стране! - Он вдруг сплюнул. - Совсем стыд потеряли люди! Да-а!
- Большая эта тюрьма?
- Средняя: чуть более двух тысяч человек!
- Бежал кто-нибудь?
- Пытались, дурачье! - Он усмехнулся. - И чего, спрашивается, черт путает? Здесь сидят только те, у кого срок до года, а дал деру или нарушил что - и твой срок увеличивается! А сидишь нормально, не нарушаешь ничего - так ведь по двум третям можешь досрочно выйти! Дурачье! - повторил он и усмехнулся: - В самом деле дурачье!
- Домой-то каждому охота…
- Напиши начальству, убеди его в важности встречи - и тебя легко отпустят ва пару-тройку дней. А то как же… Ну, вот мы и приехали!
Они подъехали к шлагбауму. Рядом стояла желтая будка с надписью: "Стой! Предъяви пропуск!" Это был контрольно-пропускной пункт, за которым виднелся мост через Ист-ривер.
- Длинный мост?
- Километра три будет! - буркнул сержант тихо и недовольно. Савелий понял, что разговор нужно прекратить.
Перед КПП сгрудились многочисленные автомобили сотрудников Райкерс-Айленд и полицейских сержантов, а может быть, и родственников заключенных, которые ожидали свидания.
Показав дежурному документы, сержант включил скорость, и вскоре они въехали на широкий автомост. Сдержав ехидную улыбку, Савелий подумал: стоило им проехать КПП, как с сержантом произошла перемена - серьезное, сосредоточенное лицо и рот на замке. Этот контрольно-пропускной пункт был своеобразным барьером, за которым привезенный сюда оказывался за решеткой; разговаривать с ним офицеру было уже "не положено". Вступали правила мест лишения свободы, одинаковые во всем мире!
Вскоре они въехали в охраняемые ворота. Сержант вновь предъявил документы. Машина остановилась у небольшого здания. Сержант вышел, открыл заднюю дверь и приказал:
- Выходи!
И снова у Савелия возникло впечатление, что все тюрьмы мира построены по единому образцу. Вход в американскую точно напоминал вход в русскую. Сержант ввел его в небольшой тамбур. Слева за маленьким окошечком сидел офицер. Сержант опустил документы в металлический поддон и толкнул его к дежурному офицеру. Через несколько секунд прозвучал звонок, и решетчатая дверь медленно провалилась в стену. Войдя, они оказались в еще меньшем тамбуре перед другой, на этот раз сплошной железной дверью, а за окном с решеткой сидел другой офицер, который, сверив документы, вернул их через такой же поддон, после чего открыл дверь, за которой их встретила мощная фигура другого офицера - на этот раз чернокожего.
- Привет, Морис! - улыбнулся он сержанту.
- Привет, Билл! Все еще здесь?
- Не всем же улицы утюжить! - подмигнул тот. - Кого привез?
- Вот его документы.
Офицер пробежал протокол суда и удивленно взглянул на Савелия.
- Надо же, впервые встречаюсь с таким: статья есть, в тюрьму направлен, а документов нет, срока нет! Уникальный ты парень, однако!
- Он усмехнулся и покачал головой.
- Ладно, Билл, ты тут с ним разбирайся, а я должен возвращаться: дела! - Сержант попрощался с Биллом за руку, нажал на кнопку дежурного, замок щелкнул, и дверь открылась.
- Удачи тебе, парень! - тихо бросил Савелию сержант и скрылся за дверью.
- Фамилия, имя? - спросил Билл.
- По написанному - Кларк Рембрандт! - ответил Савелий.
- Сэр или офицер! - недовольно бросил тот.
- Да, офицер!
- Как же настоящая фамилия?
- Не помню, офицер! - вздохнул Савелий.
- А зря! - машинально бросил тот, изучая документы, потом кивнул в сторону брезентовой занавеси. - Зайди туда!
- Да, офицер!
За брезентом сидел молоденький офицер-мексиканец и что-то писал. На стене была нарисована своеобразная мерная линейка для определения роста в футах и дюймах.
- Встань спиной к стене! - бросил офицер.
- Есть, сэр!
Савелий стал спиной к ростомеру, и офицер щелкнул "Полароидом".
- Вернись назад!
- Да, сэр!
Затем Билл приказал ему подойти к столику, за которым сидел еще один офицер азиатского происхождения. Он тщательно намазал валиком все пальцы Савелия и обе ладони, затем снял отпечатки на специальные бланки. Взяв у Билла протокол, составленный в полиции, он сверил на компьютере отпечатки двух пальцев Савелия, присланные из комиссариата с только что снятыми. Затем заполнил новый протокол, взял четыре фотокарточки Савелия, вклеил две в документы, а одну вставил в какой-то прибор, который тут же выдал пластиковую карточку. В ней, кроме фото, были указаны все данные: "Кларк Рембрандт, 1965 год рождения, 497-я статья, режим усиленный" - и только после слова "срок" стоял прочерк.
- Пройди в эту комнату, сними и сдай все, кроме обуви! - устало бросил Билл.
Там, за перегородкой, стоял еще офицер, судя по красноватой коже и разрезу глаз - индеец. За ним аккуратно были разложены комплекты рабочей одежды двух цветов: желтой и темно-зеленой. Офицер протянул Савелию мешок, на котором уже была бирка "КЛАРК РЕМБРАHДТ", и плотную карточку формуляра:
- Сложи свои тряпки в мешок, а в формуляр впиши все, что в мешке, и распишись, - сухо сказал он и после того, как Савелий все выполнил, взял мешок, сунул в него формуляр и бросил в тележку. Потом, окинув взглядом Савелия, протянул ему новую рабочую одежду зеленого цвета.
- Глаз - алмаз! - польстил ему Савелий, надев костюм, который был как по нему сшит.
У куртки был один карман - нагрудный.
Офицер самодовольно улыбнулся и тихо заметил:
- Карту на карман прикрепи!
- Есть, сэр!
Эту подсказку он оценил, когда увидел, как Билл ощутимо ткнул кулаком в бок новенького, прикрепившего карту не на карман.
- К медикам! - ткнул пальцем Билл в сторону двери с красным крестом.
Первым делом Савелия, к большому его удовольствию, заставили тщательно вымыться под душем. Потом втолкнули к моложавому доктору-китайцу и его помощнице, упитанной негритоске с вытравленными до рыжего цвета волосами. Негритоска невозмутимо принялась за обследование: заглядывала в рот, требовала наклониться и раздвигала руками в резиновых перчатках его ягодицы - проверить, не спрятал ли Савелий что-нибудь в задний проход. Только после этого за него принялся доктор, который, задав несколько общих вопросов, простукал его, прощупал, расписался в медкарте, после чего молча кивнул. Надо было возвращаться.
- Не нравится? - иронически спросил Билл, когда увидел его недовольную физиономию.
- Нормально, офицер! - бойко ответил Савелий.
- Тогда получи постельное белье, - лениво кивнул тот, мгновенно потеряв к нему всякий интерес.
Савелий вновь подошел к тому офицеру, который выдавал ему костюм, и улыбнулся как старому знакомому. Тот тоже его вспомнил:
- Впервые?
- Да, сэр?
- Ничего, свыкнешься, - успокоил тот и протянул ему кучку белья, в которой были две простыни, наволочка, одеяло, полотенце, мочалка, пластиковая кружка, зубная щетка с пастой. - Это все бесплатно.
- Спасибо, сэр! - усмехнулся Савелий и вышел.
Когда Билл вел его по тюремным коридорам, Савелий поразился, сколько тут лиц разных национальностей - и среди заключенных, и среди офицеров. Дежурный офицер корпуса, куда его поместили, похожий на мексиканца, сидел за небольшим пультом в комнатке, от которой в две стороны вились коридоры. Сунув его документы в специальное отделение, офицер нажал на кнопку. Решетчатая дверь в левый коридор отползла в сторону.
- Пошли! - бросил тот и встал во весь свой двухметровый рост.
Войдя в коридор, офицер кивнул на еще одну открытую дверь справа:
- Здесь можно смотреть телевизор. - Не успел Савелий открыть рот, как тот сухо добавил: - Телевизор можно смотреть в строго отведенное время… - Выдержал небольшую паузу: - … С пяти утра до одиннадцати после полудня! - Он не выдержал и рассмеялся, довольный своей шуткой.
Пройдя еще метров пятнадцать, они остановились перед железной решетчатой дверью под номером одиннадцать.
- Добро пожаловать в новое жилье! На стене инструкция, в которой расписано все, что разрешено квартиранту. Правила лучше соблюдать. Иначе срок заключения может увеличиться.
Он повернулся и вышел. К удивлению Савелия, он не запер дверь в камеру. Камера была небольшой: метра три в длину и два в ширину. Справа от входа - железная кровать с ватным матрацем, слева, прямо за дверью, - унитаз, за ним раковина с краном для умывания, в дальнем левом углу - тумбочка и небольшая полка над столом, приваренным к стене. Стул также был приварен к холодному полу.
Савелий застелил кровать и улегся поверх одеяла. Эта суета доконала его. Усталость была так сильна, что в голове не было ни одной мысли. Он постепенно задремал…
VII. Великий сход
Получив буквальный приказ Рассказова отправить Джерри "как живого", Тайсон приказал одному из своих парней - Дэнни Лэйну, известному своей изобретательностью, заняться пленником.
Дэнни Лэйн рос во вполне обеспеченной интеллигентной семье. Его отец преподавал химию в Государственном университете штата Техас, а мать была классным хирургом в Центральном госпитале.
Дэнни было шесть лет, когда родилась Элеонор. Это была от рождения очень болезненная девочка. До этого вся любовь и внимание доставались ему, как единственному ребенку в семье, но с появлением девочки-инвалида, за которой нужен был уход и уход, все внимание родители стали отдавать ей.
Шло время, Дэнни рос, росла и его ненависть к той, которая, по его мнению, отобрала у него любовь родителей. По ночам, лежа в постели, он не мог спать - слушал, как за стеной они сюсюкали с маленькой Элеонор. Как ему хотелось, чтобы она умерла! Какие только казни не приходили ему в голову! Дэнни был очень умным мальчиком и хорошо учился, но не способен был на созидательное отношение к жизни. Однако Дэнни понимал, что, если он будет открыто проявлять ненависть к сестре, родители его просто возненавидят и отправят в какую-нибудь школу-интернат. Поэтому он, стиснув зубы и собрав всю свою волю в кулак, избрал другую тактику
- излишне подчеркнуто говорил при родителях о своей якобы беззаветной любви к сестре, старательно ухаживал за ней, тайно вынашивая план убийства.
Прошло более двенадцати лет. Дэнни поступил в тот же университет, где преподавал его отец, на физический факультет, Элеонор попрежнему была прикована к постели, хотя в иные дни могла самостоятельно дойти до туалета или до ванной комнаты. Она обучалась при помощи учителей-репетиторов, приходящих на дом. К тому времени отец защитил докторскую, а мать возглавила хирургическое отделение и они смогли позволить себе нанять круглосуточную сиделку. Казалось, теперь мечтам Дэнни не суждено осуществиться…