* * *
Потом пришла Чечня. Сначала тревожными сообщениями из газет, невеселыми рассуждениями наших офицеров, с горечью открыто говоривших о том, что нашим продажным генералам надо где-нибудь спрятать "концы в воду" после беспредельного вывода группы советских войск из Германии. Я не мог понять, почему офицеры, открыто презирающие министра обороны и называющие того не иначе как Паша-мерседес, продолжают служить Родине. Потом для себя решил, что кому-то некуда деваться, кто-то дурак по жизни, а кто-то просто не хочет работать руками, предпочитая мизерный оклад военного.
Такого шизофреничного спектакля, который разыграло наша Россия в Чечне, нормальному человеку не могло присниться в самом страшном сне. Дудаев посылал Россию подальше, какой-то Временный совет Чечни призывал Россию на роль гаранта соблюдения конституционных прав жителей Чечни, глава вооруженной группировки "Партия справедливости" Лабазанов из Аргуна грозился отрезать Дудаеву голову….
Россия держалась "нейтрально", "изредка" помогая Временному совету деньгами, на которые те покупали у России оружие. Нет, я понимаю, что я - полнейший дурак, но это означало, что любой субъект России или любое лицо вот так в открытую могло покупать у государства танки и оружие? Наши командиры скрипели зубами. Кому-то надо было вооружить Чечню…
Дальше началось прямое и открытое предательство президентом и его личным преданным "Мерседесом" всех военных. 26 ноября 1994 года, в субботу, "оппозиция" Дудаева, почему-то сплошь состоящая из российских военных, на танках начала штурм Грозного. С Кавказа вернулся из командировки наш офицер и рассказывал горькие вести. Танковая колонна шла мимо завода "Красный Молот", прошла мимо "Дома Печати" и подошла к парку, который растянулся от "Дома Печати" до проспекта Ветеранов. "Духи", в основном подростки, выскакивали с РПГ из канализационных люков и с криками "Аллах Акбар", били по танкам сзади. Тех, кто выскакивал из танков, добивали головорезы Дудаева, находившиеся в тот момент в парке. Большая часть танков была захвачена "дудаевцами" вместе с экипажами.
Дудаев потребовал от российского руководства признать факт нападения, иначе он казнит всех российских военнопленных. Сто двадцать человек, из которых шестьдесят восемь офицеров. Ельцин и Грачев решительно заявляли, что они тут ни причем, наших военных там нет, никто и никого туда не посылал. Пусть отвечают те, кто причем. А вот кто это - хрен его знает!?… А что, Россия большая, подумаешь, на сто двадцать человек больше или меньше…
6 декабря группа депутатов Госдумы вывезла из Чечни двух рядовых Кантемировской дивизии, которые заявили, что в Чечню они были откомандированы официально… Грачев развел руками: "За всеми не уследишь, армия не взвод…". Да-а… Вся страна скрипела зубами от позора. Верхи продолжали пьянствовать, играть в волейбол и учиться играть в большой теннис…
В 1995 год Россия вступила по колено в крови. Самый главный алкоголик страны поднимал бокал с шампанским, когда девятнадцатилетние пацаны вместо новогодних подарков получали в грудь свинец. Самый главный алкоголик страны был пятые сутки в запое, а тела мальчишек все валялись вокруг сгоревших танков и БМП…
Правда, 18 января 1995 года Борис все-таки "соизволил" заверить находившуюся в шоке страну: "Я строго контролирую силовые структуры, каждый день знаю обстановку в Чечне, и без меня что-либо серьезного там не происходит…". Вот такие вот дела…
Родина не дала мне ничего. Ни добра, ни тепла, ни сочувствия. Но она была моей Родиной, которую не выбирают. Если бы я родился в Америке, я был бы готов умереть за нее. Но я родился в России, и готов умереть за нее. Не за бухарика - главу государства, не за предателя - министра обороны, не в благодарность за свое "счастливое" детство. А просто - за Родину. В январе мною был написан рапорт на откомандирование меня в Чечню.
Первый рапорт майор Прощенков порвал, грубо и откровенно отматерив меня. За второй рапорт, поданный на следующий день - посадил на губу. Пока я сидел на губе, пришел приказ на отправку команды снайперов в составе сборного батальона, для убытия в Чечню. Третий рапорт он принял молча, на щеках перекатывались тугие желваки мышц, а в глазах этого сурового и строгого офицера я неожиданно для себя увидел тоску, боль, и переживание за меня. Я не знал - что такое отеческий взгляд, но вдруг понял, что он означает.
20 января 1995 года я в составе сводного батальона убыл в Чечню.
Глава 4
Чечня - не Забайкалье. Но тоже не подарок. Зима сырая, промозглая, продирающая тело до костей. Небольшое селение встретило нас ранним утром звонкой тишиной, туманом, хмурыми взглядами редких чеченцев и ощущением висящей в воздухе тревоги.
Часовой открыл шлагбаум, запуская наш зилок на огороженную территорию вокруг какого-то хмурого двухэтажного здания, чьи стены носили следы регулярных обстрелов, и мы, продрогшие от холода, начали выпрыгивать из кузова.
Справлявший малую нужду недалеко от входа в выцветшей милицейской форме офицер мельком глянул на нас, презрительно сплюнул и злобно выматерился.
- Слышь, Шиза, похоже нам не рады… - вполголоса прошептал мне в ухо Вовчик, за свою квадратную голову и "тормознутость" получивший в учебке кличку Кирпич, и в настоящий момент единственный знакомый здесь человек.
Я хмуро промолчал, выражая свое согласие. Зато жарко натопленная комната в подвале, служащая казармой для солдат - срочников, произвела самое хорошее впечатление. Знакомый тяжелый запах кирзовых сапог и портянок ударил в голову, тепло начало окутывать сознание, затягивая в пропасть сонливости.
- Так! Мабута! - заглянул в дверь знакомый по улице мент, - Вперед жрать! Или до обеда будете терпеть?
Терпеть до обеда ни у кого желания не возникло, и мы побрели на первый этаж, откуда долетали ароматные запахи родной армейской каши. Мы радостно набивали желудки горячей гречкой, обильно приправленной тушенкой и луком. Лафа! Если здесь так кормят, то лично я готов переносить в полном объеме "все тяготы и лишения воинской службы"…
- Ну что, салабоны, нравится? - подсел к нам в застиранной выцветшей афганке худощавый сержант.
Мы смущенно пожали плечами.
- А сильно здесь стреляют? - не удержался со своим глупым вопросом Кирпич.
- Стреляют… - бросил на него презрительный взгляд сержант, - Сейчас реже… Вон ментов сюда в декабре прислали. Без оружия. Чуть ли не в парадках. Сказали, что они будут по улицам ходить с дубинками, за порядком следить…
- И что?
- Да ничего… - зыркнул сержант, - Узнаете еще…
- А что снайпера делают? - не отставал Кирпич.
- Снайпера? - ухмыльнулся тот, - Что и все! Свою задницу охраняют. И задницы товарищей.
- А воевать будем?
- Повоевать тебе пораньше надо было приехать, придурок, - скривился сержант, - а может и на твой век хватит. Вы что, в натуре сюда на войну приехали? Какая на хрен война? Генералы - дебилы. Про майкопскую бригаду слышали? А про 81-й полк? У них от каждого батальона уцелело человек по двадцать… У них офицеры на половину из двухгодичников - студентов были. А из солдат - больше половины салаги, как и вы. А-а, на хрен, еще наслушаетесь…
Сержант, на ходу вытаскивая из кармана штанов пачку "Примы", побрел к выходу…
Сладок солдатский сон, ой как сладок, но и сбрасываешь его мгновенно, по первой команде.
- Снайпер! Хватай ствол, пойдешь с нами на разминирование!
- Есть!
Азарт! Азарт! Я - буду прикрывать саперов! Винтовка приятно оттягивает руку, ласково подбадривая меня. Ага! Согласно оперативной информации ночью заминировали локомотивное депо. Менты недовольно переглядываются. Заминировано, значит, как два пальца обмочить - плюс пара ловушек… Жизнь дерьмо…
- Ну что! Где ваш следак? - мы подъехали на уазике коменданта к чеченскому отделу внутренних дел.
- Сейчас, сейчас подойдет! Да вы не ждите нас, или дорогу не знаете? Идите пока, мы сейчас будем!
На станции - тишина. Ни единой души. По коже холодок. Оказывается и у меня есть загривок! На дверях депо висит огромный замок, окна заложены кирпичами, следов взлома и проникновения в здание нет. Сапер качает головой. Что-то не так, слишком все просто - а значит - опасность… Старший группы машет рукой, и мы отходим под прикрытие бетонного забора.
- Ну что? Как дела? - запищала рация чеченским акцентом, - Работать начали?
- Начали, уж скоро закончим, где ваш следователь?
Ударная волна мощного взрыва, от которого повылетали окна и двери, сшибает меня с ног, и я втыкаюсь головой в забор. С крещением!..
- Суки! Я ж им матки повырываю!.. - откуда-то издалека доносится сиплый рев сапера-майора, - С-суки!..
Разумеется, никакого предательства не было. Как всегда - случайное стечение обстоятельств…
* * *
В селе жило немало русских. Кто смог - уехали. Кому некуда - остались. Что ждало их в будущем, они не знали, но знали, что в России их никто не ждет.
На одной из центральных улиц жила русская семья из двух человек. Дед Степан Захарыч и его пятнадцатилетняя внучка Маришка встречали нас всегда приветливо и радостно.
- Дед, как вы тут со зверями живете? - недоумевает Кирпич, подмигивая девчушке, - Не страшно?
- Это тебе страшно, - покачал головой Захарыч, - А я тут родился, вырос, и помру. А зверьми все стали. И русские. Хорошо, когда зверь обрусеет, плохо, когда русак звереет… Я, сынок, обрадовался, когда солдаты вошли в наше село. После дудаевского беспредела видеть родные, русские лица. Стою, улыбаюсь, хочу помахать им рукой, и вдруг меня как током прожгло, что рядом со мной стоят чеченцы, с которыми я прожил всю свою жизнь. С которыми делили вместе и радость и горе… Это очень тяжелая ноша - жить среди чужого народа, и видеть, как твой народ ведет с ним борьбу. А разве я могу ненавидеть чеченцев, если одни рвались ко мне в дом ограбить и убить, а другие спасли нас? Вот, поди, рассуди…
- Ничего, Степан Захарович! Наведем порядок - заживете по-прежнему! - улыбнулся лейтенант, старший нашей группы.
- Наведете… - крякнул дед, - Навели уже… Населенный пункт освобожден от бандформирования путем полного уничтожения пункта. Лихо. И после этого удивляетесь, почему с вами вся Чечня воюет… Ни черта не понимаете в чеченской психологии.
- Так просвяти, дед! - засмеялся лейтенант.
- Просвяти… Пришел с автоматом - и просвяти… А раньше что, времени не было?… Здесь же никогда государства не было. Только военно-племенная демократия. Девять племен делятся на тейпы, которых более полутораста. Основной закон - родственные отношения. Даже имаму Шамилю только временно удалось объединить эту раздробленность общей войной против "неверных", религией и жестокими казнями. А теперь московские политики своей тупостью объединили против себя всех чеченцев… Они же не инкубаторные, как русские. Они все - люди рода. Которым дорожат. Предков до десятого колена помнят. Непросто чечена приручить, еще труднее удержать в повиновении. А сейчас кто Россией правит? Либо соплежуй, либо продавшийся негодяй, набивающий свои карманы… А страдают простые люди. И русские, и чеченцы… Эх…
- Бандиты то есть здесь? А, дед?
- Бандиты… Смотря кого иметь в виду. Днем нет. А ночью, когда вы у себя прячетесь, здесь живут по своим законам. И не мне их нарушать. Мне вон, еще Маришку растить да растить… Вот недавно ваши солдаты от дури из миномета бахнули. Во дворе дома два мальчика играли. Одному осколком центральный нервный столб перебили. Виноватых нет. Десять лет Ахмету было… Его отец теперь кровник. А бандит ли он? Кто сможет ответить на этот вопрос?…
* * *
Ненавистью полон мир. Ночь ненавидит день. Слабый ненавидит сильного. Дурак умного. Я ненавидел этот жестокий мир. Война оказалась совсем не такой, какой она должна была быть. Война оказалась вшивой, дерьмовой, и подлой. Как в любом деле, здесь были проигравшие и выигравшие. Только те, кто ползал по горам, ходил в рейды, сопровождения колонн, кто сидели под обстрелами, в засадах - оказались проигравшими. Выигравшими оказались те, кто сидели в Москве, и дергали за ниточки этого кровавого спектакля.
Захарыч со своей внучкой оказались тоже проигравшими. Подчистую. В углу рыгал Кирпич, хмурые менты курили одну сигарету за другой, а под кровавыми простынями проступало то, что осталось от деда с девчонкой. Возле ворот толпились соседи, лица чеченок заплаканы, мужчины суровы и решительны.
- Что, никто ничего не видел? Да?! - вдруг заорал лейтенант, - Вам плевать на них? Да?! Сволочи вы все! Сволочи! Их убивали, а вы спали рядом, и вам было насрать на них?!..
- Успокойся, лейтенант! - поднялся ему навстречу капитан-чеченец из местных ментов, - Захарыча все знали и уважали, не наши это… Наши бы его в обиду не дали…
- Да вы все тут хорошие! Как нас в депо отправили - забыл?! А я никогда не забуду!
Я повернулся и пошел в огород, чтобы не слышать разрастающуюся ругань. И так на душе хреново. Я был Шизой, но не убийцей. Но теперь что-то внутри меня сломалось. Теперь я готов убивать. Мало того - теперь я хочу убивать. Бешеных собак пристреливают…
Чувство злобы, желание мести росло, наполняя желчью и толкая к необдуманным поступкам. Если за наших солдат, погибших в Чечне, за Захарыча с Маришкой, не могла отомстить Родина, потому что это не политиков лично коснулась война, не к ним в семьи пришли смерть и горе, то это должен был сделать я - Шиза, рядовой войны.
Я понимал, что ничего не смогу изменить, что не смогу победить систему, но, чтобы выровнять душевный покой, я объявлял боевикам именно этого села свою маленькую войну.
Глава 5
Я покинул расположение заставы глубоким вечером, когда застава еще не заснула, бдительность часовых была усыплена брожением по территории людей и вечерними шумами. Это потом, когда придет ночная темнота, любой шорох будет подозрителен, и провоцировать на выстрел.
За моими плечами вещмешок с пятнадцатью гранатами Ф-1. Десяток пачек патронов к СВД. Левую руку приятно оттягивает винтовка. Старенькая, морально устаревшая, выглядевшая по сравнению с современными снайперками доисторическим чудовищем, но верная и надежная. Это спецназы всякие крутые с навороченным вооружением. И боевики. Было, похоже, что они последние образцы современного вооружения с одного склада получают. А я - мабута, пехота, быдло войны. Но главное - не в вооружении, главное - что в сердце.
Я стал волком - одиночкой. С дикими волками можно воевать, только если сам станешь одним из них. Нельзя воевать с волками, будучи добрым и наивным ягненком. На то, что подумают мои командиры и товарищи, мне было плевать. У меня была цель и план. Через село проходила одна дорога, но вряд ли бандиты настолько наглы, чтобы приходить и уходить по ней. Горы уменьшали варианты передвижения боевиков до пары тропинок, ведущих в село. Причем одна из них выводила на плато, где отсутствие деревьев и кустов делали маловероятным возможность нахождения там банды. А вот вторая уходило в ущелье. Лесистое, темное, изобилующее огромным количеством мест, идеальных для укрытия. А значит, враг мог придти только отсюда. До утра я выбирал место, где укрыться. Замаскировавшись, весь день наблюдал за местностью, и выбирал наиболее оптимальное место для засады. От этого зависел весь успех моего мероприятия. С раннего утра со стороны села раздавался гул машин, было заметно явное оживление, и я понял, что ищут меня…
Трое суток безрезультатно я сидел в своем схроне. Трое суток планировал свои действия. Только добыча не шла в ловушку.
И, наконец, в четвертую ночь мои ожидания были вознаграждены. Как говорится, "ищите и найдете…". Черное небо весенней ночи было усыпано звездами, отчего мир гор наполнился неясным светом, загадочными полутенями кустарников и скал, напоминая своим видом сказочную фантасмагорию. Они спускались с гор. Их было двенадцать человек. Изредка доносилось бряцание оружия. Они шли не таясь. Им некого было бояться, они были дома. Они знали, что ночью трусливые русские прячутся на своих заставах и блоках, трясясь за свои жизни. Но они не знали, что в их доме завелась крыса. И имя этой крысе - Шиза.
Боевики весело смеялись и громко болтали. Они - мужчины. Они - шли убивать мирных граждан, людей другой национальности и веры, людей, которые не могли оказать им сопротивления. И никто не смог бы переубедить меня, что я не прав в своем маниакальном желании отомстить. Хотя бы за Захарыча и Маришку…
Как только утих шум голосов, я приступил к работе. Это только глазам страшно, что я - один, а их - двенадцать.
Грамотно выбранное место делает узкую горную тропу моим союзником. Умело расставленные растяжки с гранатами перекрывают пути отступления и наступления, охватывая зоной поражения все мыслимые места, где можно будет попытаться укрыться. Длина колонны "противника" - около двадцати метров. Время горения замедлителя запала 3,2–4,2 секунды. Из этого и исходим. За четыре секунды пока осознает и выберет куда бежать, каждый из них пробежит не более десяти метров в темноте. Значит, растяжки и ставим в районе вероятного нахождения противника в сорок - пятьдесят метров. А зона поражения у эфки добрая - убойность осколков сохраняется до двухсот метров. Все-таки оборонительная граната. Эфки устанавливаю на разную высоту, чтобы не было возможности укрыться от нее ни в ямке, ни за камнем. Теперь - соединить систему из тончайших проволочек, чтобы сработка произошла практически одновременно…
Верная винтовка в моих руках готова остановить любого счастливчика, которому чудом удастся вырваться из этого "мешка". Уверенность в своей правоте и победе - перевешивает чашу весов на мою сторону. Сомневаться в этом - значит проиграть. А я еще ни в одном сражении, которое планировал сам - не проиграл.
Боевики уходили из села под утро, когда ночь только начала наполняться белесым светом зарождающегося дня. Я лежал на своей огневой позиции, которая располагалась в уступе скалы над местом засады. Уходить в случае неудачи было некуда. И уходить я не собирался. Каждое мое сражение - это либо победа, либо смерть.
Как и рассчитывал, они шли плотной цепочкой, с интервалом в один шаг, передвигаясь легко и споро. И в темноте я чувствовал, что руки у них перепачканы кровью людей. Но они не знали, что по пятам за ними идет еще и смерть.
Идущий первым, зацепив растяжку, на мгновение опешил от неожиданности, все-таки успел среагировать, и что-то гортанно крикнул. Война оттренировала боевиков прекрасно. Они молниеносно стали рассыпаться вдоль тропы, цепляя и разрывая все новые и новые растяжки, установленные на разной высоте.