Борису было искренне жаль соотечественников, которых даже не выпустили из зоны паспортного контроля. Ребятам пришлось разместиться прямо на полу, как пойманным иммиграционной службой нелегалам из страны "Третьего мира". Никто из сотрудников аэропорта не предложил "зависнувшим" уже после посадки между небом и землёй пассажирам кофе, бутерброды и одеяла. Борису очень хотелось подойти к землякам, выразить им свою солидарность. С другой стороны он чувствовал неловкость за собственное благополучие.
Ему то, как "западному немцу", без проволочек оформили французскую визу. Милая девушка из представительства "Air France" с лучезарной улыбкой известила "Герра Нойманна", что для него забронирован номер в отеле всего в получасе езды от аэропорта и столик в ресторане при гостинице. Таким образом через полчаса он будет поглощать изыски местной кухни, а у ребят с Родины от голода наверное желудки прилипают к позвоночнику. Потом он отправится дальше через океан, и как пассажир бизнес-класса будет обслуживаться по сервис-системе Silver Wing ("серебряное крыло"), то есть получит превосходный горячий обед и шампанское. А циркачам ещё несколько суток предстоит ждать, пока чиновники в Москве решат, что с ними делать.
И всё же подойти к землякам и как-то поддержать их, означало выдать себя. Поблизости вполне мог находиться наблюдательный зоркий человек, который не поленится сообщить о подозрительном немце местным контрразведчикам. Поэтому, скрепя сердце, Нефёдов направился на поиски такси.
Глава 27
И вот ветеран снова оказался в знакомых местах! В далёком уже 1938 году он полдня провёл в городе своих юношеских грёз по дороге на свою первую войну в Испанию. С тех пор прошло тридцать лет, архитектурный облик города изменился не сильно, а вот люди! Коммунальные службы ещё не успели смыть со стен домов лозунги, оставшиеся после недавних крупных студенческих беспорядков, на месяц превративших Париж в город баррикад и радикальных левацких настроений. Русский "Анархист" не без эстетического удовольствия читал разноцветные граффити, соседствующие с респектабельной буржуазной рекламой:
Soyez réalistes, demandez l’impossible, что означало "Будьте реалистами, требуйте невозможного!"
L’ennui est contre-révolutionnaire – "Скука контрреволюционна".
Vivre sans temps mort, jouir sans entraves – "Живи, не тратя время (на работу), радуйся без препятствий!"
SEXE: C‘est bien, a dit Mao, mais pas trop souvent. "СЕКС: Это хорошо, – изрек Мао, – но не слишком часто".
Из этой пестроты лозунгов невозможно было понять, ради каких идей местная молодёжь затеяла грандиозный фейерверк в центре Европы – марксистко-ленинских, троцкистских, маосистких или анархистских? Или вся буза была поднята молодыми балбесами исключительно за свободу любви и легализацию наркотиков? А может, вообще, отгремевший бунт был направлен против современной западной цивилизации, которая заставляет юное поколение подчиняться законам и проводить большую часть молодой жизни не в весёлых кутежах, а в учебных аудиториях и офисах?
Флюиды "Красного мая 1968 года" ещё витали в парижском воздухе. Почти на каждого парня в возрасте от тринадцати до тридцати лет почтенные обыватели, а особенно полиция, смотрели как на опасного смутьяна, недавно громившего собственность респектабельных буржуа и забрасывающего "фараонов" булыжниками мостовой и "коктейлями Молотова". Местная мода также поначалу шокировала человека, только что вырвавшегося за периметр "Железного занавеса". Можно было подумать, что парижская продвинутая молодёжь поголовно взяла на вооружение лозунг "Хороший вкус – это смерть. Вульгарность – жизнь", совершенно отрицая своей внешностью элегантность и традиции, как пережитки гнилой буржуазной культуры.
Борису была непонятна ненависть этих парней и девушек к обществу собственных родителей. Они будто не замечали окружающего их изобилия, гражданских свобод, которые имели с рождения. Они жаждали революции, только вот какой?
Хотя у многих на майках красовались портреты Ленина, Троцкого, Фиделя Кастро и Че Гевары, судя по подписям к им, хозяева маек вовсе не питали особо тёплых чувств к странам "победившего социализма". Советский и китайский социализм молодые радикалы тоже ненавидели, считая торжеством "омерзительной бюрократии", такой же омерзительной, как и та, что всем заправляла в их западном мире…
Немного погуляв по городу, Борис зашёл в попавшийся ему на пути банк и обменял взятую с собой пачку советских червонцев на новенькие доллары. Так ему посоветовал поступить его финансовый советник Лёня Красавчик. Принимая из рук кассира новенькие банкноты, Нефёдов невольно улыбнулся, ему вспомнился один из увиденных им сегодня лозунгов, призывающий использовать купюры вместо туалетной бумаги, дабы обрести настоящую свободу. Нет, лично он пока ещё не был готов ему последовать…
Глава 28
Теперь можно было отправляться дальше – в Нью-Йорк…
Если бы там узнали, кто к ним летит, это наверняка произвело бы в Америке сенсацию Шесть лет назад отставника неожиданно вызвали в штаб ВВС и огорошили новостью о предстоящей ему далёкой командировке. Нефёдова включили в делегацию советских ВВС, вылетевших на Кубу, куда уже были доставлены из СССР морем два МиГ-17. Впервые после победы кубинской революции дружескому режиму отправляли серьёзную боевую технику.
К тому времени, когда самолёт с советской делегацией приземлился в аэропорту Гаваны, прибывший из Одессы сухогруз успел разгрузиться. Контейнеры, в которых согласно маркировке находились трактора, перевезли на военный аэродром. Там команда техников собрала разобранные истребители. Два прибывших в составе делегации лётчика-полковника из элитного столичного авиаполка устроили для Фиделя Кастро, Че Гевары и других революционных вождей впечатляющий демонстрационный пилотаж.
На следующий день прибывшая из Москвы делегация обсуждала с кубинскими лидерами перспективы дальнейшего военно-технического обслуживания. А возле МиГа появился невысокий мужчина средних лет в потёртой кожаной куртке. В официальном списке делегации его фамилия не значилась, но на аэродроме его ждали. Неизвестного русского сопровождали два русских военных советника и заместитель командующего молодых кубинских ВВС.
На борту новенького истребителя чья-то рука уже вывела какой-то революционный лозунг. Здоровенный негр механик с гордостью перевёл пожилому русскому лётчику: "Наше будущее – революция!". Нефёдов понимающе кивнул и улыбнулся.
Его миссия заключалась в том, чтобы, используя новый, чрезвычайно стратегически выгодный плацдарм в регионе Карибского моря, "прощупать" противовоздушную оборону американцев.
Борис, как отставного лётчика, тогда позвали на работу в одну хитрую контору на очень приличное жалованье. Проработал он там, правда, недолго, но успел принять участие в нескольких делах, о которых не мог рассказать даже сыну, ибо при увольнении с него взяли подписку о неразглашении…
Взлетев тогда с кубинской авиабазы Плайя Баракоа, разведчик уже через несколько минут оказался над Флоридским проливом. Четверть часа МиГ на предельно малой высоте и максимальной скорости беспрепятственно мчался вглубь США…
Американцы отреагировали на появление в их воздушном пространстве русского истребителя с большим опозданием (можно было себе представить, какой шок испытали их военные и политики от такого сообщения). Только на обратном пути над Ки-Уэстом Нефёдова попытались перехватить два F-106. О том, какой грандиозный шухер Борис произвёл своим вояжем, можно судить по тому факту, что на его перехват подняли на зубров из эскадрильи первой линии, а резервистов из авиации Национальной гвардии. Видимо, истребители ВВС-ПВО просто не успевали дотянуться до быстро уходящего в сторону мятежной Кубы нарушителя. Сидящие в фантомах резервисты издалека пустили вдогонку нарушителю ракеты и с чувством выполненного долга повернули домой. Совмещающие военную службу с юридической и зубоврачебной практикой, банковской карьерой резервисты хотели попасть к ужину домой, а не кормить собой акул.
Бориса такой расклад тоже устраивал. Он вовсе не жаждал крови, к тому же имел приказ всё сделать чисто, чтобы не дать американцам формального повода для вторжения на" Остров свободы".
В награду за этот полёт Борис получил от кубинцев бутылку рома "Бакарди" 15 летней выдержки и коробку отличных сигар, а по прилёту в Москву ему выписали денежную премию в два полных оклада.
С тех пор никто не напоминал Нефёдову о том полёте, да он и сам стал о нём забывать. Но оказавшись теперь под американским небом, испытывал странное чувство…
На стоянке аэропорта Борис сел в жёлтый Checkit Cab и велел таксисту ехать в центр. Взглянув на карточку с фотографией и именем водителя, закреплённую на видном месте, Борис понял, что судьба временно свела его под одной крышей с недавним идеологическим противником. Правда, резко испортившиеся при Сталине советско-югославские отношения, при Хрущёве вновь стали почти родственными.
По одному ему известным приметам таксист мгновенно распознал в мнимом немце, который скоро собирался стать голландцем, природного русака. Таким образом простой югославский эмигрант сходу проделал то, что не удалось натасканным на поиск нелегалов въедливым сотрудникам американской эмиграционной службы. У них то Нефёдов со своими липовыми документами не вызвал ни малейшего подозрения. Скользнув усталым взглядом по заполненному бланку и раскрытому паспорту, наверное, тысячного за этот день пассажира из Европы, женщина в форменной синей рубашке осведомилась о цели его приезда. Услышав ответ, она удовлетворённо чуть кивнула головой, проштамповала его паспорт обычной трёхмесячной визой и приветливо взглянула на Нефёдова:
– Добро пожаловать в Соединённые штаты. Удачи вам!
И всё! "Шлагбаум поднялся".
"Хорошо, что не на этого "человека-ренгена" я нарвался полчаса назад, а то сидел бы сейчас в каталажке в ожидании суда, как советский шпион", – со смешанным чувством досады на себя и облегчения размышлял Нефёдов, не понимая, как всё-таки таксист его "разоблачил".
По придуманной в Главном разведуправлении легенде Борис прибыл в США, как немецкий бизнесмен – на деловой семинар. В вербовочную же контору он собирался заявиться под видом отставного голландского военного лётчика.
Однако если первый же таксист без труда разглядел под твоим заграничным костюмчиком родную славянскую душу, то где гарантия, что этого не смогут сделать искушённые в таких делах вербовщики?!
Конечно, наёмникам не принято задавать лишних вопросов. Но коль у тебя на лбу написано, что ты русский, хотя и именуешься Ван дер Хорстом, то готовься к неприятностям.
За свою полную рискованных приключений жизнь Нефёдов научился отличать обычный нормальный страх от голоса собственной интуиции. Каждый профессиональный солдат с годами наращивает шкуру толщиной сантиметров пятнадцать, переставая так же остро реагировать на опасность, как штатские люди. Но горе тебе, если сквозь корку самоуверенности ты перестал слышать сигналы опасности и замечать предупреждающие знаки заботливых ангелов-хранителей!
Всю дорогу смуглый мужчина за рулём болтал почти без умолку. Видимо, нечасто здесь в Нью-Йорке недавнему эмигранту предоставлялась возможность вот так излить кому-то душу. Оказалось, что у таксиста жена из молдавских Дубоссар. Поэтому то он так хорошо знает русский язык. Принадлежность пассажира к славянскому миру вызывала в таксисте такой прилив симпатии к собеседнику, как будто выяснилось, что у них имеются общие родственники:
– Нет, дома всё-таки жилось лучше! – жаловался таксист почти что "земляку". – Америка только со стороны рай, а на самом деле настоящая адова коптильня для грешных душ и дураков вроде меня.
Югослав с ностальгией вспоминал, что у себя на родине он имел обязательные два выходных в неделю, нормальный отпуск, работал особо не напрягаясь и жил вполне хорошо. А тут приходится работать, как негр на плантации – от зари до глубокой ночи, без выходных, чтобы иметь нормальное человеческое жильё и содержать семью. Стоит же на неделю куда-нибудь уехать, и по возвращении твой почтовый ящик окажется забит всякими счетами, банковскими уведомлениями, требованиями срочно погасить очередную часть взятого кредита. А таких кредитов на нём висит целое ожерелье! Так что до конца жизни он обречён без роздыху крутить баранку, словно бедняга, которого до конца его дней приковали тяжёлой цепью к скамье каторжной галеры.
– И все здесь так существуют в вечном страхе потерять работу и мгновенно переехать из нормальной квартиры вон к тем бродягам, которые, скрючившись от холода, спят под своими грязными одеялами на вентиляционных решётках метро. Во всяком случае те, кого я знаю, живут именно так. Не случайно американцы являются мировыми рекордсменами по употреблению снотворных и антидеприсантов на душу населения.
Таксистское ремесло, особенно если ты не настолько владеешь английским языком, чтобы поболтать с пассажиром на свободную тему, видимо, располагало к философствованию наедине с самим собой. И когда представилась возможность с кем-то поделиться накопленными соображениями, то современный Диоген, сменивший бочку на подержанную "тачку", спешил высказаться:
– А ещё янки – настоящие дьяволы по части рекламы и запудривания мозгов. Самая занюханная шарашка вроде моей таксомоторной компании первым делом обзаводится паблик рилейшнз, чтобы создать себе нужный имидж. Здесь любую дрянь тебе сумеют впарить, предварительно завернув её в красивую упаковку и правильно разрекламировав. С помощью своего Голливуда, фильмы которого непременно заканчиваются хеппи-эндом, они на весь мир раздули миф о себе, как о стране невероятных возможностей, где любой бродяга вроде меня может стать миллионером. Но всё это брехня, как и их ненастоящие пластиковые улыбки! Уж поверьте моему опыту, сэр. Здесь всё давно поделено между своими. Настоящие возможности мы имели там – у себя дома.
Таксист тут же привёл пример: у его жены в молдавских Дубоссарах была подруга – заведующая мебельным магазином. Так жена доставала через эту свою знакомую модную стенку его родного югославского производства и продавала её с накруткой, получая навар размером в три своих учительских зарплаты!
– Здешние бизнесмены мечтают о десяти-пятнадцати процентах прибыли. А у вас в Союзе деловые люди на дефиците легко делают сто и даже триста процентов. И при этом не платят никаких налогов! Вот это я понимаю бизнес!
Слушая откровения водилы, пассажир такси с интересом глазел по сторонам. Борис впервые оказался в Нью-Йорке. Город небоскрёбов потряс его чудовищным скопления спешащих куда-то людей, пульсирующей деловой жизнью. Выдуманная каким-то писателем метафора про каменные джунгли здесь – в тесном клокочущем пространстве между Ист-Ривер и Гудзоном переставала быть отвлечённым литературным символом. Борис действительно попал в настоящие рукотворные каменные джунгли с уходящими отвесно вверх – под самые облака зеркальными стенами, в непроницаемых стёклах которых отражались разноцветные потоки бегущих внизу автомобилей, снующих в вечном броуновском движении людей. Из таинственных дыр в асфальте поднимались столбы пара, словно дыхание живущего под землей огромного дракона.
Здесь всё выглядело необычно для впервые попавшего сюда странника из соцлагеря: проезжающие мимо длинные лимузины, многочисленные люди-толстяки неестественно огромных размеров, напоминающие раздутые мясные пузыри, уличные музыканты и жонглёры, дающие представления прямо на тротуаре, уже упомянутые таксистом бездомные, завтракающие объедками на своих постелях из картонных коробок.
А ещё, оказавшись в мировой финансовой столице, ты очень быстро начинал понимать, что вступил во владения бога, которому в этом городе поклонялся каждый. Частички этого божества в виде стопки зелёных купюр лежали у Бориса в бумажнике.
– Мы приехали, товарищ – ностальгирующий югослав с удовольствием сделал ударение на последнем слове. И спросил, с симпатией взглянув в салонное зеркальце: – Вас подождать?
Борис молчал, обдумывая ответ. Мимо стоящей у тротуара машины деловито процокала каблучками затянутая в чёрный деловой костюм, словно в униформу, поджарая спортивного вида девушка. С объёмистой сумкой на плече и бумажным пакетом в руках, в котором наверняка находился её завтрак из магазина здорового питания, она выглядела как-то очень воинственно – напоминала солдата, спешащего на позицию. Мужчина с интересом проводил взглядом представительницу малознакомой ему цивилизации: волосы её, ещё влажные после душа были собраны в пучок; крепкая, уверенная в себе, излучающая высокомерие и презрение к окружающим – настоящая амазонка XX века!
Философ-таксист перехватил его взгляд и с ходу выложил всю подноготную незнакомки. Югослав уверенно заявил, что каждое утро девчонка непременно начинает с пробежки в Центральном парке, чтобы поддерживать форму. Раза два в неделю посещает фитнес-клуб или занятия по кундалини-йоге с целью пробудить собственную сексуальную энергию, как это посоветовал ей сделать её личный психоаналитик. Но на самом деле приехавшая, – как он когда-то, – покорять Нью-Йорк провинциалка страшно одинока в так и оставшемся чужим для неё большом городе. Скорей всего ни один мужчина из тех, что её окружают, не соответствует жёстким критериям заносчивой леди, а секс давно превратился для неё в разновидность спорта: полезно для здоровья и хорошо сжигает калории.
– Послушайтесь моего совета, товарищ: бегите вы из этого проклятого города! Пока он не опутал вас своими щупальцами и не начал сосать из вас жизненные соки. Таким как я, и эта прилетевшая на яркие огни глупая бабочка, уже не вырваться! По мне так лучше жить в ледяной пещере, затерянной в Гималаях и питаться божественной праной, чем набивать брюхо фаст-фудом и чувствовать себя автоматом, из которого давно за ненадобностью вынули душу…
Борис внимательно посмотрел на лицо водителя в салонном зеркальце: этому парню определённо стоит переквалифицироваться из таксистов. Обладая таким даром понимать людей, он просто обречён на успех, живя среди помешанных на психоанализе американцев.
В этот момент девушка с чёткостью автомата широко улыбнулась разглядывающим её из автомобиля мужчинам, с гордостью продемонстрировав свои крепкие белоснежные зубы. При этом глаза её остались ледяными, а улыбка получилась какой-то хищной, похожей на оскал. По словам таксиста, такие улыбки называют здесь пластиковыми за их фальшивость.