Обыскивать убитых было неприятно. Он собрал оружие в кучу – получилось изрядно: четыре пистолета-пулемета МР 38/40 и две трехлинейки. Вспомнил про пистолет. Расстегнув ремень, снял его вместе с кобурой. На поясе еще ножны были. Он снял с убитых ножи – пригодятся самим. Без ножа, к которому привык в тайге, он был как без рук. Штыком от трехлинейки ничего разрезать нельзя – он четырехгранный, а ножи положены только в разведке. Был у сержанта еще складной нож – бикфордов шнур отрезать или провода, только Алексей хотел иметь свой.
Он обвешался оружием и, шатаясь под его тяжестью, направился к траншее.
Раненого уже унесли. Подошел сержант:
– Все собрал?
– Все, только магазины в подсумках у немцев остались. И так еле донес.
Из-за поворота траншеи появился лейтенант-пехотинец:
– Сержант, доложите, что случилось?
– Наткнулись на группу немецких разведчиков, вступили в рукопашную. Один из наших бойцов ранен, второй убит. Немецкая разведгруппа в составе четырех человек уничтожена.
– Они от нас шли?
– Так точно.
– Если возвращались, то с ними мог быть "язык" – захваченный у нас солдат.
– Не видели, товарищ лейтенант.
Сержант стушевался. И в самом деле, если немцы от наших траншей возвращались, у них мог быть пленный. А эти четверо могли быть всего лишь группой прикрытия.
Лейтенант подозвал пехотинца:
– Сползай к окопу, где дозор, узнай – все ли в порядке.
– Есть.
Пехотинец неловко выбрался из окопа и пополз к месту, где располагался дозор. Вернулся он через четверть часа.
– Окоп пустой, товарищ лейтенант, в нем только винтовка.
Пехотинец снял с плеча ремень второй трехлинейки.
– Так, упустили! Что же ты, сержант?
– Я-то здесь при чем? – удивился сержант. – У нас другие задачи, мы минеры. Это вашим дозорам спать не надо было.
– Поучи еще! – лейтенант прекрасно понимал, что сержант прав. – Идите в свое расположение!
– Есть!
Они выбрались из траншеи и пошли в свое расположение.
Минеры располагались за второй линией траншей – в лесу, в землянках, вместе с другими тыловыми службами.
Начало светать – в сентябре солнце показывалось из-за горизонта еще рано.
– Чего это на тебе два пояса? – разглядел в рассветном полумраке сержант.
– С убитого немца снял. Нож и ножны у него хорошие.
– И пистолет в кобуре. Ты вот что. Нож с ножнами на свой пояс перевесь, пригодятся еще. А пистолет в вещмешок спрячь. При выходах на "нейтралку" в карман класть можно, не табельное оружие. Кобуру же выкинь.
– Автоматы немецкие надо было забрать у пехоты, – вспомнил Алексей, – наш трофей.
– Да, с автоматами ползать сподручнее, только не положено.
– Почему?
– Политрук сразу припишет преклонение перед оружием противника.
– Тогда пусть нам наши автоматы дадут.
– Эка хватил! У пехотинцев видел? Один "ППД" у лейтенанта, командира роты, у солдат – те же трехлинейки. А ты сапер, тыловая, можно сказать, служба, до тебя автомат вообще не дойдет. Ладно, парень ты хороший, боевой, здорово помог, не растерялся в первом бою – так редко бывает. Будет из тебя толк. Иди в землянку, отдыхай. А я к командиру взвода, доложить о потерях.
Только Алексей расположился на нарах в землянке, как над головой завыли моторы. Едва рассвело, как немцы бросили на наши позиции "лаптежников" – так звали на фронте немецкие пикирующие бомбардировщики "Ю-87".
Бомбили первую линию траншей, а выходили самолеты из пике как раз почти над землянками. От взрывов содрогалась земля, между бревен стен и наката на потолке с шуршанием осыпалась земля. Находиться в землянке было страшновато, и Алексей выбрался из укрытия.
От передней траншеи поднимался дым, слышались взрывы. Он представил себе, какой ад сейчас там творится, если даже в полукилометре от места бомбежки страшно. В прошлом году он в одиночку на медведя ходил. Там тоже было страшно, однако он знал, что успех в единоборстве зависит от него. А сейчас можно было только наблюдать за всем со стороны.
– Где же наши самолеты или зенитки? – спрашивал он себя.
До войны показывали хронику в кино, где на параде по Красной площади едут танки и тягачи с пушками, красивым строем пролетают юркие истребители и большие тяжелые бомбардировщики. Сердце Алексея распирало тогда от гордости. Но где это все?!
Отбомбившись, самолеты улетели. И почти сразу послышался низкий рев моторов со стороны передовой – это пошли в атаку немецкие танки и пехота. Послышались приглушенные автоматные и винтовочные выстрелы, резкие танковые выстрелы.
С каждой минутой стрельба усиливалась. Потом одна за другой взорвались три противотанковые мины, которые ночью устанавливали минеры. Их "голос" был узнаваем сразу – все-таки подрыв четырех килограммов тротила не спутаешь с разрывом танкового снаряда.
Алексей припомнил, где устанавливал мины. Выходит, немцы добрались ровно до середины "нейтралки".
Со стороны места боя стали подниматься черные дымы. Так горит техника – машины, танки, так горит резина, дерматин, краска, топливо.
"Ага, не зря мины ставили!" – обрадовался Алексей.
Прибежал сержант.
– Немцы на левом фланге прорываются, командир полка приказал всем подразделениям выдвигаться на подмогу.
Сержант обежал землянки, где отдыхали саперы. Рядом старшина будил разведчиков. Оба подразделения вели "ночную" жизнь и днем отсыпались. В общей сложности набралось человек сорок, которые возглавил невесть откуда взявшийся старший лейтенант.
– За мной, бегом марш!
Видимо, ситуация была критической.
Они добежали до второй линии траншей, спрыгнули в нее, переводя дух. Бой кипел уже в первой линии нашей траншеи – там мелькали бойцы в зеленой форме рядовых Красной Армии и немецкие солдаты в серых шинелях. Доносились крики, выстрелы, хлопки гранат.
Около взвода немцев прорвали позицию и, поливая перед собой огнем из автоматов, кинулись вперед. Редкие пехотинцы и пришедшие к ним на помощь минеры и разведчики открыли нестройный огонь.
Алексей не спеша выставил прицел, передернул затвор, прицелился и мягко выбрал спусковой крючок. Выстрел! Бежавший справа дюжий немец свалился.
Алексей сделал пять выстрелов и ни разу не промахнулся. Лежавший рядом разведчик похвалил:
– Да ты мастак, парень!
Алексей зарядил из обоймы магазин, только стрелять было не по кому. Оставшиеся в живых несколько немцев отступили, укрывшись во взятой ими первой линии траншей.
– Сейчас попробуй их оттуда выковырни!
Алексей обвел глазами поле боя. На нейтральной полосе догорали три немецких танка – два T-III и один средний T-IV. "Четверка" стояла к нашим позициям боком. Видимо, когда взрывом мины ей перебило гусеницу, она крутанулась на месте, и наши артиллеристы успели всадить ей в боковую броню снаряд.
Бой неожиданно стих. Порывами ветра от горящих танков заносило на позиции дым, к которому примешивался тошнотворный запах горелого человеческого мяса.
– Эй, стрелок, тебя как зовут? – повернулся к Алексею разведчик.
– Алексеем.
– А меня Василием. Ты сапер, что ли?
– Ага! Вон, танки горят – это мы ночью мины ставили.
– Молодцы! А мы в разведку ходили, да вернулись ни с чем. Выходит, ни тебе, ни мне немцы выспаться не дали?
– Выходит, так.
– Закурить не найдется?
– Не курю, верующий.
– Мы сейчас все тут верующими стали. Как самолеты бомбить начинают, даже завзятые атеисты просят: "Господи, помоги!" Ты откуда?
– Сибирские мы.
– А я из Саратова. Так, похоже, немцы снова в атаку собираются. Давай-ка патроны поищем.
Они прошли по траншее, из подсумков убитых солдат собрали винтовочные патроны.
Вначале немцы обрушили на наши траншеи минометный огонь: вверху, в небе, тонко завыло, и потом упала мина.
Алексей сначала не сообразил, что это воет, и крутил головой по сторонам, пытаясь понять.
– Ложись, дура! – разведчик сильно дернул его за руку и упал на дно траншеи. Алексей упал рядом, голова к голове.
– Как только мину слышишь, сразу падай. В окоп, в траншею, в воронку, в яму – что рядом. Нечего башкой крутить. Это снаряд не слышно, а мина всегда воет, когда падает.
Их здорово тряхнуло – мина упала неподалеку; на спину посыпались комья земли.
Мины падали и падали – не меньше четверти часа. Потом обстрел стих. Разведчик сразу же поднялся.
– Сейчас немцы в атаку пойдут. Они всегда после артподготовки пехоту в бой бросают.
И точно, из траншей поднялась немецкая пехота. Алексей долго не стрелял, подпуская их поближе.
Немцы начали стрелять из автоматов уже издалека. Стрельба с таких дистанций неэффективна, но страху на неподготовленных нагоняет.
Вот немцы подошли метров на двести – теперь пора. Он сделал пять выстрелов и стал перезаряжать винтовку.
По брустверу ударила пулеметная очередь, взбив фонтанчики земли.
– Позицию поменяй! – закричал разведчик. – Видишь, тебя засекли!
Алексей перебежал по траншее в другой окоп. Здесь лежал убитый, молоденький красноармеец. Алексей оттащил его в траншею – не топтаться же по телу убитого? Сделав пять выстрелов, он снова сменил позицию.
А немцы уже были на расстоянии ста метров, он видел их лица.
Алексей зарядил винтовку. Надо стрелять выборочно, толку будет больше. У рядовых солдат – автоматы и винтовки, командиры – от фельдфебеля и выше – бегут с пистолетами, солдат командами подбадривают.
Алексей нашел одного – тот даже каску не надел, в фуражке в атаку шел – прицелился, выстрелил. Фуражка с немца слетела, и он упал. Алексей перевел ствол на другого. Тот и в каске был, и бежал за спинами солдат. Алексей улучил момент, когда немец приоткрылся, и всадил в него пулю.
А немцы уже совсем рядом, полсотни метров, не более!
Алексей сорвал с пояса единственную гранату, которую подобрал в траншее, когда собирал патроны. Выдернув чеку, он швырнул гранату в набегавшую цепь. Хлопнул взрыв, разметав нескольких врагов.
Алексей успел выстрелить еще дважды, когда услышал – слева от него и немного позади дал длинную очередь "максим", выкосив сразу десяток немецких пехотинцев.
И немцы не выдержали, бросились назад.
Никто больше не стрелял, берегли патроны – их теперь было в обрез. Очень вовремя открыл огонь наш пулеметчик, практически – в упор.
Бойцы перевели дух. Разведчик окликнул Алексея:
– Сибиряк, ты там живой?
– Живой.
– У тебя патроны есть?
– Одна обойма осталась.
– А у меня пусто.
Они пошли по траншеям и окопам, собирая по обойме и даже по одному оброненному патрону. В одном из окопов Алексей увидел своего сержанта – он был мертв. Голову Кузнецова посекло осколками, и Алексей узнал его по треугольникам в петличке и аккуратной латке на рукаве – он ее еще вчера вечером приметал.
Потери были большие. Еще одна атака, и от полка ничего не останется.
Посчитали трофеи. У Василия оказалось восемнадцать патронов, у Алексея – двадцать один. Совсем не густо.
– Пошли к пулеметчику, может, у него есть? – предложил Василий.
Пулеметчиком оказался, судя по петлицам и фуражке с зеленым околышем, пограничник. Как он сюда попал, известно было только ему самому. Порядок требовал иметь в пулеметном расчете два номера, пограничник же был один.
– Привет, земеля!
Разведчик спрыгнул в траншею первым, Алексей – за ним.
– Привет, пехота.
– Патронами богат?
– Половина ленты осталась – она у меня последней была.
– Плохо. Алексей, придется за траншеи лезть, искать немецкое оружие и боеприпасы.
– Опасно.
– Понятно, не за пряниками в магазин пойдем. А у тебя есть другие предложения?
Пулеметчик пообещал прикрыть в случае чего, только ведь от пули не прикроешь.
Они перебрались через бруствер. Свои винтовки оставили в траншее – лишняя тяжесть.
Первые убитые были не так далеко.
Каждый взял себе по автомату, с нескольких убитых поснимали подсумки с патронами. Удобные были подсумки, на три магазина.
Когда свалились в свою траншею, разведчик спросил Алексея:
– Ты хоть стрелять из их автомата умеешь?
– Не приходилось, – честно признался тот.
– Смотри. Вот так приклад откидывается, вот здесь кнопка защелки магазина. Затвор оттянул, завел ручкой в паз – автомат на предохранителе. Ручку вниз опустил – готов к стрельбе. Однако помни, эффективно стреляет недалеко, метров семьдесят пять, от силы сто. В траншее удобен, в ближнем бою. А на двести метров в ростовую фигуру уже не попадешь.
– Трещотка, – пренебрежительно отозвался о немецком автомате Алексей, – винтовка лучше.
– Как сказать, – не согласился Василий. – Ладно, сам увидишь.
К ним подтянулись еще несколько бойцов.
– Пожевать чего-нибудь есть?
Алексей вспомнил, что он утром позавтракать не успел, и в желудке засосало.
Решили держать оборону вместе, распределившись в разные стороны от пулеметчика, иначе редких бойцов обойдут со стороны и расстреляют в спину.
Послышался шум моторов. Со стороны немецких позиций двигались два танка, за ними бежало до роты пехоты.
У Алексея на душе стало тоскливо. Их здесь всего двенадцать человек, и боеприпасов кот наплакал – куда им против такой силы? Но вида он не показывал.
Разбежались по траншее.
Танки надвигались, не стреляя. Когда до них осталось метров триста, Алексей приложился к винтовке. Вот он, офицер, в прицеле, пистолетом в руке помахивает.
Алексей выстрелил, с удовлетворением увидев, что офицер упал. И своим выстрелом как будто сигнал танкистам дал. Сразу ухнули оба орудия, заработали танковые пулеметы.
Снаряды разорвались с перелетом.
Бойцы открыли редкий винтовочный огонь. Алексей видел – то один, то другой немец выпадали из цепи. И чем ближе подходили немцы, тем чаще стреляли наши бойцы.
Немецкая цепь не отставала от медленно ползущих танков. Сейчас они доползут и начнут утюжить траншеи, давя живых, а у бойцов не было ни одной гранаты.
Справа прозвучал выстрел пушки, родной "сорокапятки". Один из танков вспыхнул и остановился. Из него стали выбираться танкисты.
Тут уж Алексей не выдержал, решил поквитаться. Троих танкистов успел убить, пока они выбирались из люков. У четвертого хватило ума покинуть горящую машину через нижний люк.
Оставшийся танк развернулся в сторону пушки. Но артиллеристы, замаскировав пушку, ничем себя не обнаруживали. Поддерживать атаку, двигаясь на русские траншеи, танкисты боялись – ведь один танк подставил бок и сейчас горел.
Танк двинулся вперед, в сторону предполагаемой позиции пушки.
Алексей стал стрелять по пехотинцам из винтовки.
Лишившись мощной огневой поддержки, пехотинцы залегли.
Снова хлопнул выстрел "сорокапятки", и снарядом сорвало гусеницу. Танк крутанулся на одном месте и получил еще один снаряд – в корму. Из него повалил черный дым. Откинулись люки в башне, и из танка стали выбираться немецкие танкисты в черных комбинезонах.
До танка, правда, было уже далековато, метров триста с гаком, на такие дистанции Алексей раньше не стрелял.
Выставив прицел на деление 300 метров, он прицелился и выстрелил. Танкист застыл, свесившись наполовину из люка. А из машины уже рвалось пламя, ее окутал дым. Прячась за дымовой завесой, танкисты ушли.
Наши позиции снова накрыли минометы.
Алексей забился в нишу – здесь было безопаснее, чем в траншее.
Стреляли из ротного, 50-миллиметрового миномета. Хлопки разрывов не сильные, но мины немцы клали точно, рядом с траншеей, а два раза – так прямо в нее. А потом пехота поднялась в атаку.
Алексей стрелял из винтовки – надежнее как-то. Но когда до немцев осталась сотня метров, он взялся за автомат. Стрелять из него было непривычно, но он быстро приспособился. Прицелится в одного, даст очередь в два-три патрона и переносит прицел на другого. Когда же немцы ближе подобрались, вообще стрелял непрерывными очередями, едва успевая менять магазины.
И пулемет ожил. Пограничник ударил в самый критический момент, когда немцы находились от траншеи на бросок гранаты. Кинжальным огнем он ударил в лоб цепи. Спрятаться немцам было негде, ровная земля. Понеся серьезные потери, они снова отступили.
Пулемет смолк, только булькала вода в кожухе.
В траншее оставалось трое живых бойцов: Алексей, разведчик Василий и молодой парень с черными петлицами и эмблемой войск связи – его имени они не знали. За траншеей в пулеметном гнезде лежал пограничник. Патронов же не было вовсе.
– Даже застрелиться нечем, – грустно пошутил Василий.
– Не дождутся немцы, чтобы я стрелялся, – ответил пулеметчик. – Что делать будем, парни?
– К своим идти, к штабу.
– Бомбили в той стороне, – заметил связист.
Никто из них не заикнулся о том, что надо оставаться в траншее и удерживать позиции. Не было людей, не было патронов.
– Я пулемет не брошу, – твердо заявил пограничник, – он со мной с заставы еще.
– Ничего себе! Так ты эту дуру на себе все время пер?
– Когда как, иногда немного машиной ехал.
Уважение Алексея к этому парню росло. Вперед не лезет, не выпячивается, огонь открывает в самый нужный момент, когда кажется – уже все, сомнут сейчас. Выдержки и хладнокровия ему не занимать. Таких бы парней побольше, глядишь – не отступили бы до Днепра уже.
Видимо, и разведчик понял и осознал всю ту тяжесть, которую пришлось вынести пограничнику во время отступления.
– Как тебя звать-то?
– Рядовой Иван Куликов, особый пограничный округ.
– Эх, где теперь твой округ, Ваня? Окру€г только немцы теперь.
– Одолеем, – твердо сказал Иван, – патронов бы только.
– Тогда идем к штабу. Должен же кто-то из отцов-командиров сказать, что делать дальше?
Василий и связист шли впереди, с немецкими автоматами на изготовку. За ними – Алексей, помогавший Ивану катить тяжелый "максим". Патронов не было ни у кого. Случись немцам на них нарваться – группу можно было брать голыми руками.
Чем ближе подходили они к штабу, тем ниже падало настроение. Вокруг них – только перевернутые или сгоревшие автомашины, 76-миллиметровая полковая пушка с оторванным колесом, посеченная осколками полевая кухня. И везде – трупы. Впечатление было жутковатое. Но не может же быть так, чтобы все погибли?
Деревянная изба, служившая штабом, лежала в руинах, но недалеко стояла целехонькая полуторка. В ее кузов водитель-красноармеец грузил какие-то ящики.
Из-за кузова вышел лейтенант. Увидев бойцов, он откровенно обрадовался.
– Бойцы, ко мне!
Все подошли, представились.
– Помогите погрузить в кузов сейф.
Оружие сложили у грузовика. Тяжеленный железный ящик вчетвером едва дотащили из развалин к грузовику и погрузили в кузов.
– Товарищ лейтенант, где полк, где дивизия?
– К Десне отходит. Немецкие танки в тыл дивизии вышли. Кстати, наш фронт расформирован, сто тридцать вторая дивизия подчинена тринадцатой армии Брянского фронта. Я в штаб дивизии еду, подбросить?
– Конечно! – обрадовались бойцы.